Лидер Аргентины Хавьер Милей - первый в мире президент анархо-капиталист

Многие средства массовой информации сегодня называют недавно избранного президента Аргентины Хавьера Милея ультраконсервативным, правым популистом или правым либертарианцем.

Милей в первую очередь идентифицирует себя как минархист, либертарианец, или классический либерал, а также теоретически придерживается анархо-капитализма и палеолибертарианства. Он выступает за минималистическое правительство.

Хавьер Милей считает, что государство — враг богатства, а кейнсианская экономика - зло. Он находится в решительной оппозиции к социализму и коммунизму, критикуя их как жестокие системы, порождающие страдания и голод.

Он заявляет, что существует только две системы: либерализм или коммунизм, поскольку он считает, что любое промежуточное решение нестабильно и ведет к коммунизму.

Хавьер Милей является ярым сторонником экономического либерализма и финансового консерватизма, он принадлежит к «австрийской» школе экономической мысли и занимает критическую позицию по отношению к кейнсианской экономике.

Он черпает свою экономическую философию у широкого круга мыслителей и экономистов, от классических деятелей, таких как Адам Смит, до современных теоретиков, таких как Мюррей Ротбард, Фридрих фон Хайек, Милтон Фридман, Гэри Беккер и Хесус Уэрта де Сото.

Милей также выражает особое восхищение экономической политикой бывшего президента Аргентины Карлоса Менема и его министра экономики Доминго Кавалло, называет их администрацию «самой экономически успешной в истории Аргентины».

(Менем после его избрания президентом Аргентины в 1989 году, принял Вашингтонский консенсус и отверг традиционную политику перонизма.

Но все десять последующих лет страну преследовала высокая безработица, вызванная радикальными реформами Менема-Кавалло, и в конце концов мировые экономические кризисы 1994 и 1997 годов ввергли страну в депрессию).

Милей предлагает сегодня радикальную реструктуризацию аргентинского правительства, выступая за сокращение количества министерств с 24 до 8.

Примечательно, что он призвал к ликвидации или слиянию крупных министерств, таких как Министерство образования, Министерство социального развития и Министерство здравоохранения. «Государство – это не решение. Государство — это проблема», - говорит Милей.

Он формулирует критический взгляд на роль государства в экономических вопросах, называя его «величайшим врагом богатства».

Милей обещает решить экономические проблемы Аргентины посредством значительного сокращения государственных расходов и применения радикального экономического шока, направленного на решение таких проблем, как инфляция.

Милей критикует Центральный банк Аргентины, назвав его «одним из величайших воров в истории человечества». Он говорит: «Центральные банки делятся на четыре категории: плохие, как Федеральная резервная система, очень плохие, как в Латинской Америке, ужасно плохие и Центральный банк Аргентины».

Он выступает за окончательный демонтаж Центрального банка, чтобы позволить гражданам свободно выбирать свою денежную систему. Он также является сторонником долларизированной экономики, как меры противодействия постоянным проблемам инфляции в стране.

Милей поддерживает приватизацию государственных предприятий и дерегулирование экономики со стороны государственных органов.

Он также заявил о своем намерении либо закрыть, приватизировать или пересмотреть Национальный совет по научным и техническим исследованиям.

Вот такой он, вновь избранный президент Аргентины-Хавьер Милей.

Впервые в мире президентом страны стал экономист, придерживающийся крайне правых экономических убеждений (правее некуда) и весьма интересно будет посмотреть, во-первых, будет ли он исполнять свои предвыборные обещания; и во-вторых, добьется ли он успеха на этом пути.

По первому пункту его ждет сильное сопротивление бюрократического класса. Потому что либертарианские реформы Милея — это просто жизненный приговор этому классу-он должен исчезнуть.

Его предшественники, которыми он восхищается - Карлос Менем и Доминго Кавалло в 80-е и 90-е годы прошлого века как раз столкнулись с таким сопротивлением. По второму пункту также есть сомнения в том, что его теория будет успешной.

Когда говорят о том, что капитализм по эффективности превосходит социализм и приводят практические примеры, то реальную историю всегда немного (а иногда и значительно) подчищают.

У теоретиков либертарианской экономической философии и «австрийской» школы экономики, согласно их теории, всегда действуют некие идеальные субъекты, как правило, не имеющие ни национальности, ни вероисповедания (или его отсутствия), ни других культурных отличий.

По мнению «австрийцев», если устранить государственные органы от принятия решений в экономических вопросах, то это скажется только позитивным образом для развития этой экономики. Но на практике никакое государство никогда не допускало реализации такого порядка вещей.

Столкнувшись, например с Великой депрессией в 30-е годы правительства в мире поняли, что в самом рынке не всегда хватает внутренне встроенных механизмов для преодоления депрессивных и дефляционных процессов, накопленных в ней, что приводило к огромной безработице, когда массы народа оставались без еды.

Депрессия в капитализме laissez-faire сама никуда не девалась все 30-е годы прошлого века. Потому и появилось кейнсианство- теоретический конструкт и внешняя правительственная практика, обращенная к экономике страны, как фактор стимуляции спроса, для вывода экономики из депрессии, с целью повышения, в том числе, и трудовой занятости.

Кейнсианство и Вторая мировая война покончили с Великой депрессией, которую рынок сам по себе в рамках laissez-faire никак не мог отрегулировать.

80 лет спустя во время кризиса 2008 года, тогдашний руководитель ФРС США Бен Бернанке, опять же применил кейнсианские методы управления. Он говорил, что готов разбрасывать деньги с вертолетов, чтобы не допустить депрессионных процессов в экономике.

Лауреат Нобелевской премии по экономике Пол Кругман писал тогда, что, чтобы ответственные экономисты не говорили в спокойные времена о своих экономических взглядах, во время масштабного экономического кризиса, они всегда начинают стимулировать спрос кейнсианскими методами, чтобы экономика не свалилась в депрессию, дефляцию и безработицу.

Они помнили, чем это закончилось в Германии в 30-е годы прошлого века: экономический кризис 1929 года, после кризиса сначала дичайшая безработица, как следствие безработицы - приход Гитлера к власти, логичный исход этого- Вторая мировая война.

В 90-е в России произошла тоже самое: развал СССР 1991 года, гайдаровская шоковая либерализация, приведшая к безработице и обнищанию широких народных масс, и как реакция на это - приход Путина к власти. Логичный исход прихода Путина к власти- война в Украине, с вероятностью ее перехода в мировую войну.

Высокая инфляция, низкие зарплаты, относительно цен на продукты, конечно же, плохо для страны, но полномасштабная война, Вторая мировая или такая, как в Украине, еще хуже. Потому что вдобавок к инфляции и низким зарплатам, которые почему-то не исчезают, на головы трудящихся еще падают и бомбы, и ракеты.

У либертарианцев в теории все прекрасно, вот только к реальной жизни это мало относится. В теориях от Адама Смита до Фридриха фон Хайека в экономике действуют безликие субъекты преследующие только экономические интересы. Однако люди не только экономические субъекты. Они также субъекты той или иной религиозной конфессии (или атеисты), и политические субъекты.

Те жизненные факты, которые не попадают в либертарианские теории, говорят о том, что в зависимости от религии страны, развитости ее культуры, то есть времени протекания цивилизационных процессов в ней (как стара эта культура), крайне зависит и успех, тех или иных, либертарианских экономических реформ.

По мнению немецкого экономиста конца 19-го века Густава фон Шмоллера по-разному население будет реагировать на экономические стимулы, если это будет происходить в странах с разными культурами производства, и разными этическими системами.

В этом отношении крайний интерес представляет его дискуссия с представителем «австрийской» школы экономики Карлом Менгером под названием «спор о методах».

У нас сейчас принято рассматривать только новомодные экономические теории (что большинство говорящих экономистов по телевизору говорит, то и правда). Но всякая новомодная теория в экономике укоренена в экономической традиции.

За либертарианцами в экономике стоит «австрийская» школа, зародившаяся в второй половине 19-го века, а за ней стоят мыслители 18 века-Адам Смит и Бернард де Мандевиль. Так что «спор о методах», развернувшийся в 19-ом веке, между Шмоллером и Менгером по-прежнему носит актуальный характер.

В чем мораль начавшейся, но еще не оконченной аргентинской истории президента Милея? Мораль в том, что у нас тоже уже 30 лет борются с социализмом в экономике. В результате в стране развалена отрасль машиностроения, мы не можем сами производить вооружения (а когда-то могли и в немалых объемах), и ходим по миру с протянутой рукой.

Зато имеем огромное количество полупустых торговых моллов, продающих западные и китайские товары, в бывших производственных помещениях; и олигархов-космополитов, которые по преимуществу живут за пределами нашей страны, и гонят туда же продукцию низких переделов с бывших государственных украинских предприятий, которые сегодня принадлежат им, но которые в свое время построили социалисты.

Разве о таком мечталось в начале 90-х, когда рушили старый экономический уклад? И как мы пытаемся это изменить? А просто тем, что хотим приватизовать те госпредприятия, которые еще не приватизированы. Мы рассчитываем, что новые олигархи будут лучше? Может экономическую теорию стоит поменять?

Распределенное знание, рассеянное в экономике, по мнению представителя «австрийской» школы экономики- Фридриха фон Хайека лучше всего собирается и перерабатывается на месте предпринимателями, которые более адекватно отражают экономические вызовы, чем руководители каких-то плановых органов на самом верху, которые не могут это знание получить в силу того, что они от него удалены.

Именно в этом по мнению Хайека сила свободных экономик типа laissez-faire. Но отсутствие необходимой культуры и трудовой этики, у предпринимателя такой экономики, приводит к тому, что они эту информацию используют исключительно только себе в корысть, а общество ничего не получает взамен.

Кроме того, они используют по преимуществу очень короткие схемы обогащения: торговлю и хищническое использования производственных активов, которыми они владеют в результате приватизации социалистической собственности.

Новые технологические тренды их не влекут, так как там высокие риски, и даже в случае удачи высокие сроки окупаемости. И главное, в своем большинстве они не связывают судьбу своих семей с Украиной.

И это факт, так происходит все 30 лет украинской независимости, когда технологии в Украине примитивизированы донельзя.

Может быть аргентинцы готова еще поиграть в либертарианство, хотя, если бы они полистали экономические новости 30-летней давности, времен Карлоса Менема, то они бы поняли, к чему все эти нынешние либертарианские экономические реформы приведут, при Хавьере Милее (его будущему, кстати, поэтому не позавидуешь).

Мы же, находясь в состоянии войны с Россией должны быть не романтиками-либертарианцами в экономике, а трезвыми реалистами.

Мы должны понимать, что наш путь — это путь Южной Кореи с ее промышленной политикой, и ручным управлением государственных чиновников крупными частными капиталистическими формированиями в интересах всего общества, а не только в интересах олигархата и его клиентелы, высокомерно и презрительно относящихся в народу Украины.

Вне существования в стране протестантской трудовой этики (этики, описанной немецким социологом Максом Вебером), все эксперименты с экономическим либерализмом/либертарианством обречены на крах.

Поэтому, если мы хотим хотя бы просто выжить, то нам нужно заняться проверенными в экономической истории делами. Тем, что в свое время делали все развитые страны от США до Южной Кореи, а именно промышленной политикой стиле Александра Гамильтона/Фридриха Листа.