Проблема по имени «China». Проблемы гегемонии: полураспад архитектуры действующего миропорядка

Мировой порядок, сложившийся после 1945 года, пережил множество изменений. При этом de facto их значительно больше, чем было зафиксировано de jure. Реальность такова, что международное право и международные институты значительно отстают от потребностей сегодняшнего дня и горизонта ближайшей перспективы.

Продолжение. см. первую часть — Проблема по имени «China» и вторую часть —  «Проблема по имени «China»: как Запад прозевал возрождение конкурента»

Наконец, мы добрались до верхнего уровня пирамиды интересов – тех, что максимально сконцентрированы в США.  Напомню, что от всех остальных стран США отличает та особенность, что это государство имеет интересы на всех трех уровнях: на нижнем – как отдельно взятая страна; на среднем – как часть Западного конгломерата; и на верхнем – как гегемон.

При этом, особенность текущего момента такова, что американскую гегемонию необходимо рассматривать в двух плоскостях. Во-первых, очевидно, что внутри Западного конгломерата США выступает явным лидером. Во-вторых, приходится признать, что в отсутствие новой стабильной конструкции мирового порядка, мы имеем дело с очень неустойчивым и неструктурированным, но, все-таки, с однополюсным миром, где США – единственная дожившая до наших дней сверхдержава. Таким образом, Америка в данный момент совмещает две роли: роль гегемона Запада и роль мирового гегемона, вынужденного «спасать мир».

Неадекватность международных институтов.

Мировой порядок, сложившийся после 1945 года, пережил множество изменений. При этом de facto их значительно больше, чем было зафиксировано de jure. Реальность такова, что международное право и международные институты значительно отстают от потребностей сегодняшнего дня и горизонта ближайшей перспективы.

Обратим внимание на одну особенность, которая отличает современную ситуацию от времен «холодной войны». Дело в том, что в эпоху соперничества между СССР и США существовало две совершенно разные экономические системы. Каждая из них была замкнута внутри себя, и они мало соприкасались друг с другом. Соотношение сил между СССР и США в военной и международно-политической сфере было примерно равным, но зато по степени влияния на мировую экономику Советский Союз значительно уступал США. Сейчас ситуация выглядит с точностью до наоборот. Сегодня Китай максимально интегрирован в мировую экономику, в которой господствует единая экономическая система (за незначительными отличиями в отдельных странах). При этом, степень влияния Китая на экономику планеты вот-вот сравняется с американской, хотя в военной и международно-политической сфере все еще имеется значительное отставание. В этом контексте интересны тенденции, просматривающиеся на примере двух, в общем-то, совершенно разных форматов международных отношений, которые в недавнее время получили новую актуальность.

Первый формат – это т.н. «Группа Двух» или «Большая двойка» (G-2 или G2). Этот формат предполагает систему специальных неофициальных отношений между Китаем и США. Впервые данная концепция была представлена известным экономистом Бергстеном (C.Fred Bergsten) в 2005 году. Позже он сформулировал ряд аргументов в пользу этой конфигурации, а именно:

— «на две страны совокупно приходилась почти половина всего глобального роста в течение четырехлетнего бума перед началом кризиса»;

— «это две крупнейшие экономики»;

— «это две крупнейшие торговые державы»;

— «это две крупнейшие страны по выбросам (загрязнению окружающей среды)»;

— «они находятся на противоположных концах крупнейшего в мире торгового и финансового дисбаланса: США является страной с самым большим дефицитом и крупнейшим дебитором, а Китай – страной с самым большим профицитом и крупнейшим держателем долларовых резервов»;

— «они являются лидерами двух групп: группы высокодоходных индустриальных стран и группы стран с растущими/развивающимися экономиками, на каждую из которых приходится примерно половина мирового производства».

Среди основных артикулируемых направлений работы в рамках G2 обычно называются такие: мировой финансовый кризис, изменение климата, ядерная программа КНДР, иранская ядерная программа, отношения между Индией и Пакистаном, израильско-палестинский конфликт, нераспространение ядерного оружия и т.д.

Идея получила особую актуальность в период деятельности администрации Барака Обамы. Однако, она пока не нашла поддержки со стороны китайской администрации, представители которой, якобы, во время официального визита Б. Обамы в Китай в 2009 году заявили о том, что отдают предпочтение «многополярному миру». Иными словами, американцы не смогли сделать Китаю предложение, от которого он не смог бы отказаться.

Второй формат – это Совет Безопасности ООН, а точнее, – план по его реформированию. Идея не нова, но во время первого президентского срока Б. Обамы, она получила новое дыхание. Суть реформирования сводится к следующему. Во-первых, предлагается увеличить количество постоянных членов СБ с пяти до десяти. В качестве новых постоянных членов рассматриваются такие страны как: Германия, Япония, Индия, Бразилия, Южная Африка. Во-вторых, предполагается, что резолюция СБ может быть блокирована (право «вето») не одним, а только двумя  голосами.

Совет Безопасности до сих пор остается окончательным общепризнанным мировым арбитром по вопросам войны и мира. Нынешняя конфигурация СБ позволяла избегать прямых военных столкновений между его постоянными членами. Но всегда оставался вопрос: как легитимизировать решение, которое направлено прямо против одного из постоянных членов? Ведь каждый из т.н. членов Р5 может заблокировать резолюцию, принимаемую против него самого. Схемы «четыре против одного» попросту не существует. Новая конфигурация (Р10) открывает дверь, через которую можно будет, договорившись с остальными членами, подойти к решению вопроса по схеме «девять против одного».

Очевидно, что именно Китаю наименее выгодна данная реформа. Россия, скорее всего, также остается не в выигрыше, хотя, с ней могут вестись определенные торги… Есть и другие вопросы, например, рада ли будет Франция видеть в составе СБ Германию? Есть вообще очень большие сомнения, что данная реформа, не катализируемая какими-то экстраординарными международными событиями, имеет реальные перспективы. Но, как говорится, все течет, все изменяется.

Эти примеры с двумя форматами не единственные в данном вопросе. Но именно они хорошо иллюстрируют, какая мотивация во внешней политике США приобретает все большую актуальность, а именно:

a) США больше не могут «спасать мир» в одиночку и хотят переложить часть ответственности на другие страны;

b) Китай признан второй по экономическому весу державой, к которой пытаются найти подходы, заманивая в «бизнес на двоих», но непременно на правах младшего партнера;

c) Китай не готов брать на себя глобальную ответственность и не ведется на игру типа G2, т.к. считает, что «издержки» от игры по американским правилам будут больше, чем обещанные выгоды;

d) независимо от того, будут ли такие подходы найдены или нет, выстраиваются международные рычаги влияния на Китай различной степени жесткости.

Угроза гегемонии доллара.

Китай уже обладает самыми большими золотовалютными резервами в мире. Казалось бы, что еще нужно для мирового финансового господства? Но это лишь взгляд с одной стороны. С другой же стороны, он фактически связан по рукам и ногам своими долларовыми активами, в которых выражается большая часть его ЗВР.

Рисунок № 1. Топ-10 стран по объему ЗВР, 2011г., Источник: The World Factbook, CIA

Китай не может без ущерба для себя одним махом избавиться от долларовых оков и перевести свои резервы в другие валюты. В какие другие? Теоретически, такой валютой могло бы стать евро. Но, учитывая нестабильность европейской экономики и туманные перспективы ЕС, евро сегодня невозможно рассматривать как полноценную альтернативу доллару. Другие валюты просто не имеют сопоставимого с этой задачей веса. Поэтому Китай вынужден постепенно создавать собственную валютную альтернативу.

Рисунок № 2. Топ-20 крупнейших иностранных держателей гособлигаций США,
Источник: US Department of the Treasury, публикация за июнь 2012 г.

В качестве торговой валюты юань уже значительно продвинулся вперед. Еще в 2010 году Китай договорился с рядом стран, среди которых Бразилия, Индия и Россия, об использовании в торговле друг с другом национальных валют. Подобные отношения есть и с Японией. Юань уже принят в качестве валюты платежа в отношениях с Пакистаном, Таиландом, Монголией, Вьетнамом и некоторыми другими странами.

Китай предпринимает и другие шаги для того, чтобы повысить привлекательность юаня. В Гонконге и Лондоне уже действуют финансовые площадки, на которых компании могут брать кредиты в юанях чтобы использовать их как средство платежа в своих сделках с китайскими предприятиями. С помощью этих площадок можно также проводить торговлю облигациями и осуществлять инвестиции в юанях. Однако, юань пока еще не является свободно конвертируемой валютой. Народный банк Китая (китайский центральный банк) обладает, фактически, монопольным правом обмена и установления курса. Это сдерживает многих инвесторов и является серьезным препятствие к превращению юаня в мировую резервную валюту. Но Китай активно работает и в этом направлении.

По оценке HSBC, в пределах 2015-2017 годов Китай будет осуществлять около половины своей торговли в юанях. Многие ожидают, что в скором времени китайская валюта станет второй валютой в мире. Очевидно, что мировую валютную систему ждут большие изменения. Быстро развивающиеся рынки стали играть более значительную роль, а действующая система не успевает за этим развитием. Сейчас в экспертной среде обсуждаются разные сценарии. Среди них можно выделить три заслуживающих внимания варианта.

Первый сценарий: США и Европа концентрируются на внутренней экономике, мировой экономический рост замедляется, Китай активно трансформирует экспортную модель экономики в сторону развития внутреннего рынка. В этом случае роль других валют остается минимальной и доллар (при возможном уменьшении его веса в международных ЗВР) все еще сохраняет свое доминирующее положение.

Второй сценарий: доллар и юань становятся «первой» и «второй» валютой, соответственно, а обе страны занимают доминирующее положение в мировой валютной системе. Европа переживает структурный, политический и экономический кризис, вследствие чего евро либо вообще исчезает, либо перестает обладать существенным значением в международной валютной системе. При этом доллар доминирует в торговле сырьевыми ресурсами, а юань – в азиатских торговых оборотах.

Третий сценарий: юань становится основной валютой для стран БРИК и Азии, евро усиливает свое положение, а доллар значительно ослабевает.

В первом сценарии гегемония доллара остается неизменной; во втором – она распадается на две валюты: доллар и юань (за счет сжатия доллара и, частично евро, — в пользу юаня); в третьем – распадается на три валюты: доллар, юань и евро (за счет сжатия доллара в пользу юаня и евро).

Совершенно очевидно, что мир подошел к той черте, когда сохранить гегемонию доллара будет невозможно, если просто наблюдать за происходящим и ничего не делать. Изменения в мировой валютной системе давно назрели. Более того, они уже происходят сами собой. И если США не будут ничего предпринимать, то в один прекрасный день они сползут в мир, ситуация в котором будет очень похожа на второй или, того хуже, — на третий сценарий. Поэтому Америка вынуждена действовать.

Необходимость в союзниках, которые являются экономическими конкурентами.

Усиление Китая, со всеми вытекающими отсюда последствиями, создает необходимость в создании или укреплении блока стран-союзников, которые могли бы действовать в унисон с США в военной, торговой, валютной и других сферах. При этом, чем в больших масштабах будет происходить усиление Китая, тем в большей степени Америка будет вынуждена полагаться на союзников. Главным интересом США на данном этапе является стратегия сдерживания, позволяющая запереть Китай в рамках региона и не дать ему распространить свое влияние дальше на евразийский континент.

В данном вопросе США, безусловно, будут укреплять свое присутствие в АТР, активно сотрудничая со многими странами региона. Однако, основными союзниками Америки здесь наверняка будут Япония и Республика Корея (Южная Корея). А это отдельная проблема. Ведь для укрепления сотрудничества с союзниками США придется идти на некоторые уступки в экономической сфере. Все это может быть весьма болезненным, т.к. данные страны являются прямыми конкурентами США на мировом рынке по ряду технологичных продуктов. Такое усиление конкуренции крайне нежелательно для США, чья экономика сейчас находится в очень чувствительном состоянии к стрессам такого рода.

Поэтому вопрос во многом состоит в том, как будут союзники понимать «китайскую угрозу». Сдержанный и спокойный рост Китая явно не на руку США. В этом случае союзники будут выторговывать максимум преференций, подавая дело так, как будто они оказывают Америке услугу. Если же Китай будет действовать дерзко и агрессивно (возможно, подталкиваемый извне) и речь уже будет идти о «китайской военной угрозе», то в таком случае у союзников США будет меньше аргументов для торговли. В любом случае, фактор союзников есть необходимый элемент в игре против усиления Китая. Проблема в том, что сдерживая усиление одних, США будет вынуждено усиливать других, что можно рассматривать в данном случае как меньшее зло, но, все-таки, зло.

Угроза поддержки враждебных режимов.

Рост китайского спроса на энергоносители и другие ресурсы может привести к еще одной проблеме, которую особенно остро будут ощущать в США. Речь идет о сотрудничестве Китая с некоторыми режимами Ближнего Востока, Африки и Латинской Америки, которые являются недружественными или враждебными по отношению к Западу. Политика изоляции и торговых ограничений, проводимая Западом в отношении этих стран, может быть нарушена действиями все более самостоятельного Китая. В результате в руках этих режимов могут быть сконцентрированы значительные средства, используемые на вооружение, финансирование терроризма и проведение иной деятельности, нарушающей сложившиеся балансы.

Таким образом «одна большая угроза» неизбежно дополняется «множеством маленьких угроз». Данная проблема, так или иначе, будет касаться всего Западного конгломерата. Но, учитывая тот факт, что «спасение мира» есть бремя гегемона, — это, в первую очередь, проблема США.

Проблема военного соперничества.

Смысл этой проблемы, на первый взгляд, вполне очевиден. Но я не буду здесь говорить об опасностях прямого военного конфликта, гонке вооружений, росте военного бюджета и прочих политических издержках. Это предмет отдельного анализа.  Пока еще США сохраняют свое военное превосходство и, возможно, смогут поддерживать его еще достаточно долго. Вопрос в том, что теперь Америке приходится выходить из роли, к которой она так привыкла за последние 20 лет. В этой роли Америку можно сравнить с чемпионом мира по боксу, привыкшим отстаивать  свой титул в боях с посредственными претендентами. И вот впервые с момента окончания холодной войны появился соперник, который может выиграть бой если не «нокаутом», то хотя бы «по очкам». А значит, надо собраться и сконцентрировать силы.

Сегодня США вынуждено переключать все больше своего военно-политического внимания на Азиатско-Тихоокеанский регион. В противном случае можно потерять титул гегемона. Поэтому на данном этапе основная проблема заключается в том, что гегемон утрачивает пространство для геополитического маневрирования в других точках планеты. Он вынужден уменьшать свое присутствие и активность в других регионах, концентрируя больше силы в данном направлении. В результате теряется часть инструментов и средств неэкономического влияния на другие страны. Нарушаются глобальные балансы и, как следствие, — в мире возникают все новые зоны нестабильности.

Итак, гегемон находится в достаточно деликатной ситуации. Проблема очевидна. Понятно и то, откуда она исходит. Основная сложность состоит в том, что любые меры, предпринимаемые для решения проблемы, если не ухудшают ситуацию, то, практически наверняка, создают новые проблемы. Ведь Китай не просто интегрирован в мировую экономику. Он, по-сути, стал ее системообразующим элементом. Это вынуждает действовать осмысленно и неторопливо. И если бы данную шахматную партию можно было вести вечно, то жители всего мира стали бы зрителями очень скучного телесериала под названием «Неспящие в G2» или «Гегемоны тоже плачут», — это кому как больше нравится. Но так не выйдет. Время играет против США. Если ничего не произойдет, то, как считают многие эксперты, есть все основания полагать, что к 2020-2030 гг. Китай догонит США уже и в военной сфере. И тогда все услышат заветные слова «шах и мат», только не все их поймут, потому что звучать они будут на китайском…

Думаю, в США понимают, что «промедление смерти подобно». Им предстоит решить две очень непростые задачи. Во-первых, остановить китайскую экономическую экспансию. А во-вторых, сделать это так, чтобы падающий Китай не вызвал своим падением мировую экономическую катастрофу. Но как это сделать?

Раздел 5.

Итоги.

Теперь, обозначив проблемы, которые существуют на каждом уровне представляемой здесь пирамиды интересов, подведем общие итоги. Прежде всего, скажу, что не ставил перед собой задачи привести исчерпывающий перечень проблем, которые связаны с усилением Китая. Возможно, есть нечто, незамеченное мною. Также кто-то может посчитать малозначительными некоторые обстоятельства, которым я уделил внимание. Не это главное. Для меня было важным выделить существенные причины и обозначить основные векторы происходящих и обозримых будущих мировых событий. Далее скажу, что я не пытался обвинить в чем-то Китай или китайцев. Мир такой, какой он есть, и все, что в нем происходит, имеет на то достаточные основания. Здесь нет места  для эмоций или личных симпатий. И, наконец, последнее. Я не занимаюсь гаданием, предсказанием или толкованием снов. Все, о чем здесь шла речь, каждый вывод или предположение, — все это подразумевает наличие вероятности. Поэтому, как будет на самом деле, не знает никто.

Итак, перейдем к итоговым тезисам.

(1) Современное усиление Китая не является чем-то экстраординарным, что нельзя было бы объяснить внутренними причинами. Во-первых, Китай – это империя, уходящая своими корнями в 5000-летнюю историю. Во-вторых, экспансия, как часть китайской традиции, всегда была достаточно эффективна, пока не сталкивалась с препятствиями (как правило, — географическими). В-третьих, как только возникали условия, способствовавшие преодолению барьеров, доминирование Китая проявлялось с новой силой (например, в середине XIX в., когда Китай стал доминировать в торговле с европейцами). Наконец, в-четвертых, основными внутренними причинами, которые дают Китаю преимущество в экономических отношениях с другими нациями, являются: (a) огромное количество работоспособного населения; и (b) низкий порог индивидуальных потребительских мотиваций китайцев.

(2) Несмотря на объективные внутренние причины, Китай мог бы еще очень долго «спать», если бы не предпосылки, которые его пробудили. Толчком к пробуждению можно считать события 1978 г., когда КПК провозгласила «Политику реформ и открытости», архитектором которой стал Дэн Сяопин. Сыграли свою роль и особенности международной обстановки, которыми Китай умело и своевременно воспользовался. Программа «открытия» Китая, разработанная Генри Киссинджером и проводимая США в 1970-1979 гг., стала чем-то, вроде строительной площадки, на которой был возведен фундамент в виде реформ Дэна Сяопина. Возникло взаимное партнерство. Оно позволяло Западу использовать Китай в своей антисоветской стратегии, а вместе с тем, устранить на время некоторые проблемные явления системы мирового капитализма. Китай получил доступ к мировым рынкам, без которого его последующее развитие вряд ли достигло бы современных масштабов.

(3) Упадок Китая также возможен. У наиболее вероятных причин упадка, равно как и у причин подъема этой страны, — один общий корень: изменения, связанные с количеством или демографической структурой населения. Так, например, политика «одна семья – один ребенок» может в скором будущем привести к увеличению численности пенсионеров по отношению к числу работающих и, как следствие, — к экономическому спаду. Кроме того, существует вероятность изменения личных потребительских мотиваций китайцев. Например, внедряя у себя элементы общества потребления, Китай может в будущем попасть в ту же ловушку, в которой сейчас оказался Запад. Другой пример можно найти в XIX в., когда внешние силы изменили потребительские мотивации китайцев с помощью опиума. Вследствие этого волна тотальной наркомании, накрывшая Китай, а затем «опиумные войны» привели к значительному ослаблению государства, а позднее, — к падению империи и интервенции. «Сто лет унижения» действительно задержали развитие Китая, возможно, не дав ему стать тем, кем он есть сейчас, еще тогда — в начале XX в.

(4) Проблему, о которой здесь идет речь, неправильно рассматривать «вообще». В современном мире все слишком взаимосвязано. Связи эти имеют определенную иерархию, а, следовательно, есть разные ракурсы рассмотрения. Мы увидели проблемы, которые возникают для отдельно взятой страны; для Западного конгломерата; и для США. Собственно, эти три точки зрения, расположенные на разных уровнях интересов, позволяют увидеть три группы проблем (общестрановые проблемы, проблемы глобального лидерства и проблемы гегемонии) в комплексе.

(5) Общестрановые проблемы, относящиеся практически к каждой отдельной стране, обусловлены не просто качественными или количественными отличиями Китая от этих стран. Они обнаруживают системные противоречия мирового капитализма. Противоречия, которые существовали изначально, но которые удавалось избегать, лишь на время обманывая «природу». Китай как явление, вмонтированное в систему мирового капитализма, стал катализатором этих противоречий, но не причиной.

(6) Проблемы глобального лидерства, прежде всего, показывают шаткость конструкции «первый мир – второй мир – третий мир». Если раньше, например, переход из второго мира в первый представлялся чуть ли не как счастливый билет в один конец, то сегодня для многих западных стран возникла вполне реальная перспектива опуститься с первого мира во второй. Но проблема даже не в этом. Проблема в том, что конструкция оказалась мало похожа на дом, где каждый мир занимает этаж, а страна – отдельную квартиру. Она скорее похожа на группу альпинистов, связанных одной веревкой. Тот, кто упал, тянет остальных за собой. Первый мир пока не создал механизмов самосохранения, и китайский фактор здесь также играет лишь роль катализатора деструктивных процессов, но никак не причины.

(7) В проблемах гегемонии проявляются признаки кризиса практически всех международных конструкций, в частности, в политической, финансовой, военной сфере. Нет реального коллективного органа, способного решать задачи действительно мирового масштаба, давать ответы на глобальные вызовы. Очевидно, что гегемония в однополюсном мире менее эффективна, чем в двухполюсном или многополюсном. Осознает ли сам Китай, что сместив действующего гегемона (если предположить, что так произойдет), он унаследует не только выгоды, но и заботы? Или же Китай хочет создать свой второй полюс? Пока эти вопросы остаются без ответа, а проблемы только нарастают.

(8) Учитывая комплекс проблем, связанных с усилением Китая, Западу во главе с США необходимо начать действовать (есть подозрения, что уже начал). Стратегия Запада должна быть направлена на сдерживание экономической экспансии Китая. При этом Запад должен действовать очень осторожно, чтобы Китай замедлил свое движение, но не упал. Падение Китая может нанести мировой экономике непоправимые потери, губительные для самого Запада. Фактически, Запад будет стремиться запереть Китай в регионе, оставив его в статусе регионального лидера, но, не отдавая лидерство на Евразийском континенте.

(9) Говорят, что у китайских экономистов есть такая поговорка: «Китай — это слон на велосипеде. Замедлив движение, он упадет, и земля тогда содрогнется». Видимо они понимают, что риск падения существует сам по себе, независимо от внешних усилий. Запад, в случае успешности его стратегии, может лишь ускорить этот процесс. Готовы ли на Западе и в Китае к сценарию падения?

(10) Реализация стратегии сдерживания может быть эффективна только в случае, если Западу удастся провести «контролируемое обрушение», замедляющее движение Китая. При этом желательно, чтобы Китай оставался, в какой-то значительной мере, потребителем западных товаров. Задача не из легких. Но какими средствами Запад может добиться своей цели? Ведь одни только экономические методы, учитывая вес и динамику развития Китая, вряд ли будут достаточно эффективны. Остается только одно – использовать неэкономические средства, «последний довод королей», который будет выведен на первый план международной повестки дня. Но ведь Китай – ядерная держава, а это накладывает колоссальные осложнения на реализацию всей стратегии. Применение ядерного оружия – это безумие. Поэтому стороны будут вынуждены максимально избегать прямого военного контакта. Зоной конфликта, скорее всего, станет периферия, чтобы решить задачу запирания Китая в регионе.  Это, пожалуй, ключевой вопрос всей данной темы, поскольку от того, как будут складываться альянсы и союзы, какие страны попадут в область непосредственной периферии, а какие – в зону периферии главных союзников Китая, — от всего этого будет зависеть очень многое в дальнейшем ходе мировых событий.