Мне тоже выпало представлять эту тенденцию. И должен сказать: быть немолодым отцом маленького ребенка – очень беспокойное состояние души. Помимо всего прочего, запоздалое отцовство наводит на массу самых неожиданных размышлений.

Поскольку ясно, что в силу естественной продолжительности человеческой жизни ты не сможешь довести свою дочь до достаточно продвинутого возраста и лично удостовериться в ее благоустройстве и благополучии, становится вовсе не безразлично, каким будет тот мир, в котором ей предстоит жить. Через тридцать, сорок, пятьдесят, шестьдесят, семьдесят лет…

Сразу хочу оговориться. Я вовсе не собираюсь заниматься социальным прогнозированием. Социальное прогнозирование – занятие крайне неблагодарное. Вспомним.

 

За спиной мягкой силы

Ни одно столетие человеческой истории не начиналось столь блестяще, как XX век. Во всех основных державах наблюдался мощный экономический рост. Росла мировая торговля. В общее культурно-экономическое пространство активно втягивались зависимые и колониальные страны и территории. По существу, это была самая настоящая глобализация, конечно, не такая, как сегодня, но тем не менее вполне работающая. Где быстрее, где медленнее пробивали себе дорогу демократия, верховенство права и гражданское общество. В Большой Европе, включая Россию и Америку, бурлила культурная и интеллектуальная жизнь. Такого творческого подъема и по интенсивности, и по охвату – литература, музыка, изобразительное искусство, архитектура – Европа не знала со времени Ренессанса.

И после всех этих фантастических обещаний XX век подарил нам самую брутальную революцию всех времен и народов и ознаменовался двумя самыми кровопролитными войнами в истории. Рост гражданского общества вылился в становление тоталитарных режимов – советского, фашистского, нацистского, маоистского и др., охвативших в своей совокупности добрую половину земного шара. Перечень катастроф и трагедий, приключившихся с человечеством в только что завершившемся столетии, можно продолжать долго. А казалось бы, кто мог подумать… Но, с другой стороны, верно и обратное. Нынешнее хаотичное, разбалансированное, заряженное экстремизмом всех мастей состояние мира вовсе не обязательно должно предвещать всеобщую катастрофу.

Поэтому от попыток прогноза лучше воздержаться. Но это воздержание не надо доводить до абсурда. Есть долгосрочное прогнозирование, а есть элементарный анализ. Если страна по всем признакам идет к экономической деградации и общему социально-политическому кризису, вряд ли можно ожидать, что, не изменив политику, она за несколько лет воспрянет и начнет бурно развиваться.

О том, что мир XXI столетия стремительно меняется, непредсказуем, заряжен принципиально новыми вызовами, рисками и опасностями, сказано очень много. Повторяться не будем. Зафиксируем лучше одну фундаментальную, всем нам хорошо известную, но тем не менее часто забываемую закономерность – как бы стремительно ни менялся этот мир, он все равно строится на основе соотношения силы.

Да, действительно, параметры ее меняются. В конце XI века, во времена первого крестового похода, ключевое значение имела способность территории выставить и содержать максимальное количество тяжелых всадников. Сегодня, понятно, критерии совокупной силы другие. Но при всем том ее первоосновы остаются прежними. Это население и территория, достаточные для поддержки мощной современной экономики и крупных вооруженных сил. Это собственно экономика, способная обеспечивать и качество жизни населения, и экономическую экспансию, и военное строительство. И это, наконец, сами вооруженные силы, обладающие таким потенциалом, чтобы в мирное время сдержать агрессию и подкрепить позиционирование своего государства в мире, а в военное – защитить независимость и территориальную целостность.

Экономика остается центральным элементом силы. И здесь важно не поддаться соблазну модных трактовок.

Конечно, цифровая экономика – это здорово. И цифры, характеризующие капитализацию таких компаний, как Microsoft, Apple, Google, Facebook, в сравнении с традиционными гигантами энергетики и электротехники завораживают.

 

Популярні новини зараз

Українцям не приходить тисяча від Зеленського: які причини та що робити

Українцям загрожують штрафи за валюту: хто може втратити 20% заощаджень

Українцям доведеться реєструвати домашніх тварин: що зміниться з нового року

"Київстар" змінює тарифи для пенсіонерів: що потрібно знати в грудні

Показати ще

Financial Times Global 500.

Безусловно, Apple, Google, Facebook – важнейшие слагаемые американской мощи и проводники влияния. Но давайте все-таки не забывать простые истины. Люди пока живут и передвигаются не в виртуальном пространстве. Они живут в реальных домах, построенных из железобетона. Ездят на машинах, сделанных с использованием стали, пластмассы и стекловолокна. Летают на самолетах и плавают на кораблях, которые тоже созданы при помощи материалов, имеющих такие параметры, как вес, плотность и т.п. И для своего производства, обогрева или охлаждения, приведения в движение все это требует многих миллионов тонн нефти и миллиардов кубических метров природного газа.

Можно переходить к более современным и экономным материалам, но полностью отказаться от материальных условий существования человеческого общества и запрыгнуть в «царство чистого духа» в обозримой перспективе не предвидится. Можно и нужно внедрять энергосберегающие технологии и переходить к альтернативным источникам энергии, форсировать развитие водородной и термоядерной энергетики. Но надеяться, что энергия, необходимая для обеспечения жизни и прогресса семи и так далее миллиардов людей, населяющих земной шар, будет производиться легко и свободно, без широкомасштабного применения различных материалов и массированного вложения человеческого труда и опять-таки энергии – несерьезно.

Для чего я останавливаюсь на этих вроде бы аксиомах? Чтобы подчеркнуть одну простую и, как кажется, далеко не всегда очевидную вещь. Чтобы быть великой державой в современном мире, государству требуется «железо». Не обязательно в том смысле, как у Юза Алешковского: «Будет много чугуна и стали на душу населения в стране». А в смысле hardware. То есть государство должно производить те материальные ценности (требующие приложения рабочих рук и материальных ресурсов), которые определяют современный экономический, научный и военно-технический прогресс.

Не обладая таким производством – пусть современным, высокоэффективным, минимизирующим использование человеческого труда и материальных ресурсов, но производством, – государство, даже самое высокоразвитое, не может рассчитывать на то, чтобы в течение длительного периода сохранить за собой командные высоты в мировой политике и экономике, то есть будет оставаться великой державой. Другие – мягкие – элементы силы, как то: финансовые учреждения, высшее образование, массовые коммуникации и массовая культура, научные исследования и разработки – могут подкрепить и частично компенсировать недостаток тяжелой или твердой, если использовать определение Джозефа Ная, силы. Но мягкая сила сама по себе не может заменить отсутствующую силу твердую. Подкрепить или даже подменить на какое-то время – да. Заменить надолго – нет.

Исторические примеры того, что мягкая сила способна побить твердую, если убрать поправку на человеческую глупость (роль этого фактора в истории невероятно велика), как правило, оказываются фикцией. За спиной успешной «мягкости» всегда или почти всегда скрывается «твердость».

Приведем одну хрестоматийную историческую иллюстрацию. Флорентийские Медичи субсидируют французского короля Генриха IV. Тот только-только установил контроль над всей Францией после длительной и тяжелейшей гражданской войны. Ему жизненно нужны кредиты. Великий герцог Тосканы Фердинанд I дает ему деньги и попутно обретает мощные рычаги влияния на политику Генриха IV. Чтобы консолидировать это влияние, он выдает свою племянницу Марию замуж за Генриха. Франция начала XVII века наряду с Испанией – крупнейшая держава Европы. Великое герцогство Тосканское – маленькое пятно на карте с территорией около 20 тыс. кв. км и населением не больше 700 тыс. человек. Казалось бы, блестящий пример триумфа мягкой силы. Соглашусь – пример назидательный, показывающий, что мягкой силой можно добиться очень многого. Если ее грамотно применять. И особенно если за ней стоит твердая сила.

За Фердинандом I такая сила стояла. В Риме на престоле Святого Петра регулярно восседали представители клана флорентийских Медичи. А Ватикан обладал в то время не только мощным идеологическим потенциалом (хотя эпизод с коленопреклоненным императором Священной Римской империи Генрихом IV, лобызающим туфлю Папы Григория VII в Каноссе, и остался в далеком 1077 году.). Он опирался на вполне реальное пространственное протяжение в пол-Италии и вполне конкретное количеством «дивизий» (если снова вспомнить знаменитый диктум Иосифа Виссарионовича).

Россия как часть Запада

Вернемся еще раз к нашему базовому тезису, а именно – мягкая сила может на время подстраховать провисание отдельных компонентов твердой, но не может полностью компенсировать ее дефицит. Вот почему Соединенные Штаты, несмотря на постепенную деградацию тяжелой промышленности и рабочей силы, пока остаются и еще надолго останутся единственной сверхдержавой. И почему США столь же неизбежно будут заменены в этой роли Китаем, если нынешние тенденции получат развитие.

Здесь надо оговориться. Я вовсе не собираюсь вступать в полемику с Джозефом Наем. Более того, я с ним полностью согласен. По существу не открыв ничего нового, Най очень четко, как никто до него, артикулировал принципиально важный тезис – о кардинально возрастающем значении мягких элементов силы в сравнении с силой твердой. Этот процесс идет с пещерных времен. Даже тогда упругость бицепсов и крепость зубов решали далеко не все. Требовались и хитрость, и интеллект, чтобы грамотно спрятаться в засаде и вовремя выскочить из нее. В последнее время в условиях глобализации и тотальной информатизации этот процесс приобрел новое качество.

Но самый большой враг любой новаторской теории – это она сама. Най пишет об относительном возрастании значения мягкой силы. Его же неумелые последователи, по сути, принимают как данность, что мягкая сила может заменить твердую. А вот это категорически неправильно. Этого нет, и в обозримой перспективе не будет. Даже когда людей в качестве солдат заменят боевые роботы, пока это будут реальные, а не виртуальные машины, имеющие реальные весовые и пространственные параметры и потребляющие реальную энергию.

Давеча я прочитал прелюбопытнейшую книгу. «История моего народа». Автор – Эдоардо Нези. С этой книгой он получил премию Стрега за 2011 год. Стрега – главная литературная премия Италии. Конечно, не Гонкур и не Букер, сугубо итальянский феномен. Тем не менее, она не девальвировалась вместе с множеством других когда-то солидных и престижных наград. Присуждение Стреги для Италии – не только литературное, но и политическое событие.

{advert=4}

По своему жанру книга Нези тоже чисто итальянское явление. Отчасти историко-биографическое повествование, отчасти жесткое публицистическое эссе. На примере трех поколений своей семьи и своего семейного бизнеса Нези рассказывает историю создания, успеха и уничтожения текстильной промышленности центральной Италии – округ Прато под Флоренцией, – которая в условиях открытых границ не выдержала конкуренции с дешевой китайской продукцией. Можно не соглашаться с тем, как Нези объясняет причины катастрофы, и с теми рецептами, которые он предлагает. Но диагноз он ставит правильный.

Нези как будто говорит о деиндустриализации Италии. По сути – обо всем западном мире. Включая нас.

Россия, как бы мы ни пыжились, все равно остается, хотя бы и с оговорками, неотъемлемой частью западного мира – исторически, политически, в социально-культурном отношении, цивилизационно. Мы не входим в альянс с США и не вступаем в ЕС – и нечего нам там делать. Я сам немало писал о предпочтительности автономного пути для России. Но это не меняет сути нашего положения.

Несмотря на византийские корни, мы принадлежим к западной цивилизации. Нас не коснулись Ренессанс и Реформация, но в Просвещении мы уже поучаствовали, хотя бы и ограниченно. С Запада пришли петровская модернизация и екатерининский империализм, реформы Сперанского и социал-демократическая бацилла. Большевистская революция при всем национальном колорите была сугубо западным феноменом. Как была западным феноменом по своей направленности, пафосу, атрибутике антисоветская революция 1991 года.

И сегодня, даже когда мы спорим с Западом, обижаемся, комплексуем, все равно остаемся в орбите западных ценностей и понятий. Позиционировать себя в качестве естественного лидера третьего мира – это нормально и правильно для страны, претендующей на положение самостоятельного центра силы. Но с третьим миром – что называется, по жизни – слава Богу, нас объединяет не очень многое.

Поэтому деиндустриализация западного мира, повторимся, Россию затрагивает самым непосредственным образом. Более того, многие аспекты этой тенденции у нас проявляются жестче, грубее, вульгарнее, чем в Европе и США. Потому что после обвала Советского Союза еще не отстроены достаточно эффективные амортизационные механизмы.

Контуры другого мира

Посмотрим на факты. Возьмем динамику изменения удельного веса основных держав мира в международном промышленном производстве на фоне такого классического показателя твердой силы, как производство стали в абсолютных величинах.

 

Источники: United States Geological Survey (USGS); Мировая экономика: выход из кризиса, М.: ИМЭМО РАН, 2010;Pacific Partnership: United States-Japan Trade, Lexington Books; Россия в окружающем мире: 2002 (Аналитический ежегодник). – М.: МНЭПУ, 2002; Robert C.Hsu, The MIT encyclopedia of the Japanese economy, MIT Press, 1999; Ezra F.Vogel, Deng Xiaoping and the Transformation of China, Harvard University Press, 2011.

Как видим, Россия идет в лидерах процесса деиндустриализации западного мира. Это вполне подтверждается и нашими визуальными впечатлениями, и личным повседневным опытом.

Доводилось ли кому-либо из нас когда-либо использовать персональный компьютер отечественного производства? Мне, например, пришлось единственный раз в жизни, когда в конце 1980-х гг. в Министерстве иностранных дел стали устанавливать компьютеры. Можно было получить либо стандартный маленький IBM на комнату, либо отечественную «Электронику», но твою, действительно персональную. Я из врожденного индивидуализма выбрал «Электронику» и потом горько и долго жалел, потому что этот опыт привил мне отвращение к компьютерной технике на многие годы вперед.

Как часто мы встречаем на улицах автомобили отечественного производства?

 

OICA 2010 statistic.

Когда мы в последний раз на международном рейсе видели российский самолет, Ильюшин, Туполев или Яковлев?

 

Источники: сайт президента России; U.S. Census Bureau, Statistical abstract of the United States; Агентство Синьхуа.

Причем деиндустриализация не сводится к падению производства определенных товаров внутри национальных границ. Это главный критерий. Но не единственный. Деиндустриализация проявляется и в другом. В том, в какой степени твое население, скажем, историческое, чтобы не использовать определение «коренное», постоянно проживающее на твоей территории, имеющее гражданство, готово и способно участвовать в материальном производстве.

Тот же Нези очень эмоционально рассказывает, как параллельно с закрытием местных, большей частью семейных текстильных фабрик, гордящихся качеством своей продукции, уважающих работника и соблюдающих трудовое законодательство, в Прато сплошь и рядом возникают подпольные текстильные цеха. В этих цехах-однодневках китайцы-нелегалы, проживающие там же в ужасающих, животных условиях, в массовых количествах производят из привозного китайского материала фальсифицированные товары известных торговых марок, которые получают этикетку «произведено в Италии».

Наибольшее распространение эта тенденция получила в Соединенных Штатах. По различным оценкам, в США сейчас проживает 11 млн нелегальных иммигрантов. Понятно, что точных данных быть не может. Эти люди заняты или в сфере обслуживания, большей частью на работах, считающихся непрестижными, тяжелыми, грязными, или в столь же непрестижных категориях материального производства. Получается, что качественный труд со своей профессиональной гордостью, этикой, культурой вымывается из производства. Тем самым разрушается материальная матрица национального образа жизни. Уродливые, деформирующие последствия этого явления наглядно показаны в американском фильме «Нация фастфуда».

Здесь мы сталкиваемся с масштабной, долгосрочной и очень серьезной тенденцией.

В историческом контексте она означает, что центр промышленного производства смещается с Запада, из евро-атлантической зоны, включающей и европейскую часть России (в которой проживает, считая Урал, 117 млн человек, или 82% населения страны) на Восток и Юг. То есть прежде всего в Китай и отчасти в Индию. Соответственно, с некоторой задержкой по времени туда же переносится и центр всемирной экономической силы. А за ним – и центр силы военной, хотя бы и со значительным замедлением во времени. Даже если это произойдет в XXII столетии, существо дела не меняется.

Длительность задержки определяется многими обстоятельствами. Главное из них – компенсирующий эффект американской мягкой силы. Спору нет, Соединенные Штаты располагают огромным накопленным преимуществом по целой линейке компонентов мягкой силы – в банках, университетах, патентах, массмедиа, интернете…

Плюс не забудем про сохраняющееся колоссальное превосходство США в самой что ни на есть твердой силе – армии, авиации и флоте. А, как известно, «наши жены – пушки заряжены».

Но опять-таки тенденция остается. К тому же все это мы уже проходили.

В начале XX века жила-была увядающая сверхдержава – Англия. Она располагала впечатляющим преимуществом по ряду ключевых компонентов твердой силы.

 

Источники: Niall Ferguson, The Pity of War, Basic Books, 1999; Лапинский П.Л., Лондонская морская конференция, М., 1930; Коленковский А.К. Маневренный период Первой мировой империалистической войны 1914 г., М., Воениздат НКО СССР, 1940.

И что произошло? Ценой неимоверных усилий Британия отбила вызов одной нарождавшейся сверхдержавы – Германии, уже обошедшей ее по главным показателям материального производства, но даже не стала ввязываться в состязание с Соединенными Штатами, по сути добровольно уступив им свое привилегированное положение в мире. Этот закат Англии как первой державы мира совершился за какие-то пятьдесят лет.

Конечно, абсолютных исторических аналогий не бывает. И сегодняшние США – это не Британия начала XX века. И накопленное американское преимущество на порядок превышает тогдашнее английское. Все это так. Но если мир будет развиваться по нынешней модели, Соединенные Штаты обречены повторить судьбу своей англо-саксонской предшественницы. Поэтому снова возвращаемся к вопросу – что это будет означать для глобального соотношения силы, для системы международных отношений и конкретно для нас, для России, для нашей жизни.

Если примитивно – прежде всего превращение Китая в доминирующую державу мира и, соответственно, по аналогии с США – в международного арбитра, во всемирного финансиста и в законодателя мод в мировой культуре и стиле жизни и быта. Конечно, вовсе не обязательно, что все станут есть палочками, хотя и это не очень далеко от истины. Но последствия по совокупности будут грандиозными.

{advert=6}

Это совершенно другой мир, с другими правилами игры, с другим менталитетом и философией жизни, с другим образом жизни, наконец. Здесь, наверное, надо слегка объясниться.

Не нам, европейцам, подарившим миру Великую французскую и Великую Октябрьскую социалистическую революции, ГУЛАГ, Освенцим, геноцид и три из четырех классических тоталитарных идеологий (фашизм, нацизм и коммунизм – маоизм оставим на совести китайцев), вставать в позу моралистов. У нас нет морального права поучать кого бы то ни было – даже тутси с хуту и камбоджийцев. Но вставать в фальшивую морализирующую позу – одно. А анализировать факты и называть вещи своими именами – другое.

Я не знаю, честно, станет ли жизнь лучше или хуже для всех нас в случае превращения Китая в доминирующую державу мира – с точки зрения соблюдения прав человека, торжества демократии, качества жизни, свободы интернета, наличия мобильных телефонов, обеспеченности питьевой водой и теплыми туалетами на душу населения. Но я точно знаю одно – это будет другой мир и другая жизнь для всех нас.

До сих пор при сменах мирового гегемона мы оставались в рамках одного исторического алгоритма – западного, европейского. Классическая Греция, Древний Рим, Византия, империя Карла Великого и его наследников, Карл V, Франция Людовика XIV, Англия на протяжении двух столетий, США. Даже сталинско-брежневский Советский Союз не выходил за рамки этой исторической формации. Китай – другое. Это не Европа (пусть пролонгированная через Атлантику в Америку и за Урал в Сибирь). Это не Запад. Это – Восток. Это – другой мир. Может быть, лучше – добрее, нравственнее, духовнее, совершеннее, чем наш. Кто знает. Но другой…

Достаточно уже этого, чтобы, руководствуясь элементарным здравым смыслом и следуя естественному свойству человеческой натуры – осторожности перед лицом неизвестного и незнакомого, нам в России попытаться подкорректировать наметившуюся тенденцию. Было бы нелишне подготовиться к новому миру, построенному вокруг китайского центра, и минимизировать его последствия для нас. А для этого существует один-единственный рецепт – остановить деиндустриализацию России.

Я особо выделяю здесь Россию не только потому, что это моя страна. Россия может сыграть очень важную роль в геополитических перестановках предстоящих десятилетий. У России есть преимущества, которых сегодня нет ни у США, ни тем более у Евросоюза, в том числе не связанные с запасами нефти и газа.

Но прежде надо на минутку отвлечься.

 

Три источника, три составные части

Если отказаться от привычных нам марксистских категорий и попытаться рассуждать на уровне здравого смысла, любое общество представляет собой динамический баланс трех компонентов – правительства, бизнеса и народа.

Если правительство и бизнес слишком прессингуют народ и народ живет плохо, причем не только абсолютно, но и относительно – в сравнении с соседями, то он, понятное дело, начинает протестовать и бунтовать. Наоборот, если народ живет хорошо и слишком защищен всевозможными социальными гарантиями, имеет слишком много прав, особенно социально-экономических, и слишком мало обязанностей, тогда он – что также естественно – теряет стимул к труду и попросту перестает работать.

То же можно сказать о бизнесе.

Если правительство дает бизнесу слишком много свободы и слишком много прав получать бесконтрольную прибыль, бизнес теряет чувство меры и в погоне за этой самой прибылью слишком энергично выжимает соки из трудящихся. И тогда происходит то, о чем мы только что сказали, то есть – народу это не нравится, и он бунтует.

Если же правительство, наоборот, обкладывает бизнес множеством ограничений в пользу трудящихся, налагает на него много всевозможных налогов и поборов, дает непомерные права профсоюзам, то предпринимателям становится невыгодно заниматься делом и инвестировать.

Конечно, тогда бизнес будет пытаться саботировать эти ограничения и правила. Но бодаться с правительством – дело в принципе бесперспективное. Поэтому из такой ситуации у бизнеса два выхода. Удовлетвориться минимальной прибыльностью, успокоиться, не заниматься инновациями, не придумывать новые товары и услуги и по большому счету ничего не делать, то есть вести себя так, как обычно ведет себя бизнес при госкапитализме. Или – переводить производство за границу и там инвестировать и получать прибыль.

Наконец, правительство.

Когда оно слишком мягкое и не может навязать бизнесу и народу соблюдение единых, четких и понятных правил игры, пусть даже жестких и несправедливых, потому что справедливость – понятие относительное, перестают удовлетворяться базовые общественные потребности, обеспечиваться безопасность. Наступает хаос, как у нас в феврале 1917 или в августе 1991-го, и складывается революционная ситуация (увы, без Ильича не обойтись). Правительство не может управлять, бизнес не хочет инвестировать и производить, народ не хочет работать.

Когда же правительство слишком жесткое, когда оно сковывает бизнес придирчивой регламентацией и не дает народу даже элементарных прав и свобод, тогда и те и другие будут протестовать. И так далее…

Для того чтобы общество нормально функционировало, требуется баланс прав и обязанностей трех основных его элементов друг перед другом. Бизнес должен быть заинтересован инвестировать и производить. Народ должен хотеть работать, причем работать хорошо. Правительство в свою очередь должно заботиться о создании максимально благоприятных условий и для бизнеса, и для народа, не отдавая при этом предпочтения ни тому, ни другому.

И самое главное – правительству не следует заниматься социальной демагогией в пользу трудящихся, потому что неизбежной оборотной стороной ее являются сопоставимые по масштабам уступки бизнесу, потому что иначе система не будет функционировать. Только делаются эти уступки уже не в правовом, не в нормативном поле, а в коррупционном.

Самым ярким примером подобной организации в развитых странах является Италия. Там разбухшая до абсурда система социальных гарантий, позволяющая трудящимся, по сути, симулировать работу, а не работать (как было в Советском Союзе) компенсируется не менее разросшейся системой откупных в пользу бизнеса. Она проявляется, в частности, в существовании при полной терпимости со стороны государства огромного сектора теневой экономики, массовом неплатеже налогов, злоупотреблении госфинансированием и т.д.

Такое государство может с грехом пополам существовать – до первой серьезной встряски. Потом наступает крах в форме либо развала государства, как у нас в 1917 или 1991-м, либо утверждения диктатуры. Правда, возможен и вариант прихода к власти жесткого праволиберального правительства, как Тэтчер в Великобритании или Рейган в США, с мандатом откорректировать вектор общественного развития. Но это – если очень повезет.

 

Программа для возрождения

Еще раз повторим пару банальностей. Любое общество, чтобы существовать, должно производить. Материальное производство – основа национальной силы. Когда общество перестает производить, оно подрывает свою основу и в долгосрочной перспективе обрекает себя на саморазрушение.

Любое правительство любой страны должно иметь свое видение будущего, которое оно предлагает народу и бизнесу. Если эта программа достаточно убедительна, если народ и бизнес видят, что правительство имеет силу и волю для того, чтобы претворить ее в жизнь, они принимают лидерство правительства и добровольно соглашаются на те ограничения и правила игры, которые требуются для реализации задуманного.

И тогда бизнес инвестирует внутри страны, причем куда надо, то есть в том числе в инновации и тяжелую и оборонную промышленность. А народ работает, причем добросовестно, и уважает существующую социальную иерархию. Это подразумевает признание того, что все не могут быть равны и получать одинаковый доход. Что все не могут стать гениальными финансистами, футбольными звездами и топ-моделями, кому-то надо стоять у станка и пахать землю, хотя бы и с использованием суперсовременных машин и супермощных компьютеров. И это вполне достойное и почетное занятие.

Если в обществе складывается такая система ценностей и понятий, то оно не только обеспечивает своим гражданам достойную жизнь, но и, как правило, побеждает в конкурентной борьбе с другими центрами силы.

Так вот, вернемся к нашему сюжету. Говоря, что Россия имеет серьезное преимущество в сравнении с западными конкурентами, я имел в виду прежде всего то, что нам, если называть вещи своими именами, не нужно завоевывать электоральную базу, то есть попросту – симпатии избирателей, для запуска политики реиндустриализации и национальной собранности.

Прелесть нашего положения состоит в том, что нашей власти пока еще достаточно четко сформулировать свою программу и честно изложить ее народу и бизнесу. Наше население, даже молодое поколение, пусть понаслышке, слишком хорошо помнит 1990-е гг. и готово пойти за сильным правительством. При условии, что это правительство в состоянии объяснить, что оно предлагает.

У нас есть необходимые условия, чтобы при наличии честного и четкого социального контракта, предложенного правительством, в сжатые по историческим меркам сроки возродить современные промышленность и сельское хозяйство. Сделав это, мы кардинально укрепим первооснову твердой силы. И тогда наша заявка на положение самостоятельного центра силы приобретет убедительность. Одних вертолетоносцев и атомных подводных лодок с баллистическими ракетами на борту для этого мало.

Параллельно мы капитально консолидируем наши позиции по отношению к западному сообществу – в качестве не аутсайдера, хотя бы и влиятельного, а полноценного участника, но с особым статусом, автономного, самостоятельного, более того, одного из лидеров этого сообщества.

И не только. Россия – исторически, со времен Киевской Руси, – ключевое звено мирового порядка. По совокупности обстоятельств. Поэтому, укрепив Россию, мы укрепим и весь сегодняшний мировой порядок, придадим ему дополнительный ресурс прочности. По большому счету это будет отвечать реальным стратегическим интересам всех ответственных членов международного сообщества, включая тот же Евросоюз, США, Китай, Индию.

Собственно, в закладывании основ этой политики и должен состоять настоящий смысл предстоящего удлиненного шестилетнего президентства. Шесть лет – это достаточно большой срок, чтобы сделать очень многое. Но для этого нам надо понять несколько простых вещей.

Речь идет о серьезной корректировке генеральной тенденции развития страны. Не больше и не меньше. Нынешняя тенденция позволила остановить ползучую дезинтеграцию российского государства и худо-бедно отстроить его практически заново, поднять уровень жизни и восстановить позитивное самоощущение значительных слоев населения. Это немало. Но она не может гарантировать место в ряду лидирующих держав XXI века. От нее бессмысленно этого ожидать. Ее надо менять.

Чтобы это изменение состоялось, требуется не Бог весть что. Просто всем стать скромнее и начать больше и лучше работать. И стремиться что-то сделать. Внятное и конкретное. На пользу стране и людям. Причем не столь важно – что именно: хорошую машину, компьютерную программу или котлету.

Потому что только если мы все, или по крайней мере консолидированное большинство, изменим наше отношение к работе и жизни, Россия сможет изменить траекторию развития. И тогда пойдет реиндустриализация страны. И будет наращиваться твердая сила. И мягкая тоже. И призрак нового распада, которым нас пугают в эфире «Эха Москвы» (России кирдык?), так и останется призраком…

А главное: наши дети будут точно знать – что в своей жизни сделали их отцы.

Источник: Россия в глобальной политике