Перестройка: 25 лет спустя…

Обыденное сознание нередко следует формуле  post hoc ergo propter hoc (после того, значит вследствие того). Но это далеко не так. Во всем надо конкретно разбираться. В процессе пере-стройки шел трудный, порой мучительный поиск путей выхода страны на траекторию современного развития, сопровождавшийся столкновением позиций и мнений. Были достижения и ошибки, победы и поражения. Но это был беспрецедентный прорыв к будущему, прерванный реакционны-ми и авантюристическими силами.

Распад страны, беспредел 90-х годов – прямой результат этого срыва. Почти десятилетие – по-следнее в ХХ веке – Россия пребывала в глубоком упадке. Лишь в начале нового века она вновь начала обретать позитивную динамику. Но не прошло и десяти лет, как разразился мировой финансово-экономический кризис, оказавшийся для России более тяжелым, чем в других странах.

Глобальный кризис – наиболее глубокий за все послевоенные годы — поставил вопрос о переоцен-ке многого из того, что сложилось в стране и в мире, об обновлении и модернизации всей совокуп-ности политических, социально-экономических, международных отношений и институтов. В этом контексте не утратили своей актуальности идеи и ценности перестройки. Не случайно в наши дни в стране и в мире заговорили о необходимости новой перестройки.

Ответ на вызовы современного общественного развития

Советская перестройка имела глубокие корни в ситуации, сложившейся как в нашей стране, так и во всем мире. Созданная в стране под лозунгами социализма, мобилизационная, по сути своей административно-командная общественно-политическая система ценой чрезвычайных усилий, потерь и жертв позволила заложить основы индустриальной мощи страны. Благодаря этому была одержана победа в Отечественной войне, сравнительно быстро восстановлено разрушенное хо-зяйство. Для защиты своей безопасности страна была вынуждена  в сжатые сроки создать ракет-но-ядерный щит, обеспечив Советскому Союзу статус сверхдержавы – одной из двух в мире. Но в неэкстремальных, сравнительно нормальных условиях сложившаяся система стала давать сбои, блокируя развертывание творческого потенциала общества, обрекая страну на отставание.

Идея реформирования жесткой общественной системы зародилась сразу же после разгрома фа-шизма во Второй мировой войне. Великая победа стимулировала свободомыслие и стремление к переменам. При жизни Сталина эта тяга к свободе была парализована идеологическим прессин-гом, сочетавшимся с репрессиями, но после смерти диктатора идея реформ стала буквально ви-тать в политической атмосфере.

Первый удар по сталинскому тоталитаризму нанес ХХ съезд КПСС. Но, едва подступив к рефор-мам, Хрущев испугался их последствий. Реформы натолкнулись на мощное сопротивление — по-следовал консервативный откат. Та же участь постигла косыгинскую экономическую реформу 1960-х годов. Недееспособность системы в сочетании с заторможенностью брежневского верхов-ного руководства привели к концу 70-х – началу 80-х годов к затуханию экономического и духовно-го прогресса в стране, обострению социальных проблем и нарастанию политической напряженно-сти в обществе.

Между тем на исходе XX века в мире отчетливо обозначились признаки исчерпанности тех форм общественно-экономического развития и международных отношений, которые сложились на преж-них этапах, но пришли в противоречие с современными реалиями, стали порождать острейшие политические и международные конфликты. В туманной дымке грядущего начали вырисовываться контуры новой, более гуманистической цивилизации. В основе этого тектонического сдвига – два органически взаимосвязанных процесса: начавшийся научно-технологический переворот и резкое ускорение глобализации мира.

Становление постиндустриального общества, базирующегося на приоритете знаний, информации, творчества, вызвало необходимость в глубоких качественных переменах во всех сферах общест-венной жизни: в экономике, социальной и духовно-идеологической сферах, образе жизни, миро-воззрении, в самом восприятии окружающей действительности. Оно придало мощный импульс глобализации — преобразованию мира в целостный всемирный организм, связанный воедино фи-нансово-экономическими, информационными, культурными, миграционными потоками, не подвла-стными национально-государственному контролю. Началось трудное продвижение многообразной и расколотой человеческой цивилизации к «миру миров» — неоднородному и в то же время форми-рующемуся и функционирующему как целостность. Эти глобальные реальности бросили вызов и нашей стране.

Перестройка стала прорывом в будущее, открыв путь демократической реформации советского общества и капитальной реконструкции мирового порядка. Она стимулировала долговременные исторические процессы, которые, как подтверждает первая декада XXI века, пройдут красной ни-тью через последующие десятилетия. Для понимания места перестройки в истории нужна мас-штабность в оценке вызванных ею преобразований, объем и смысл которых в полной мере может проявиться лишь с течением времени.

Так было со всеми исторически значимыми событиями, например с Великой французской револю-цией. Спустя 25 лет после штурма Бастилии, после кровавых перипетий термидора и наполеонов-ских войн во Франции наступил тягостный период реставрации. Что сталось с революционным эн-тузиазмом, сокрушившим королевский деспотизм? Куда подевались идеалы свободы, равенства и братства, которые вдохновляли демократов-якобинцев и либералов-жирондистов? Все как будто бы вернулось «на круги своя». Понадобилось еще свыше полувека, чтобы общественная мысль пришла к взвешенной оценке этого великого события мировой истории.

Четверти века, наверное, мало, чтобы достаточно полно интерпретировать российскую реформа-цию, дать адекватную оценку перестройке как первому прорыву, в котором были заложены многие возможности и тенденции, часто противоречивые и разнонаправленные. Это лишь введение к це-лой эпохе обновления в стране и мире, на протяжении которой неизбежны драматические кон-фликты, кипение страстей, нелегкий поиск новых форм жизнедеятельности и управления, чередо-вание фаз застоя и инновационных перемен. Но истекшие 25 лет — срок вполне достаточный для того, чтобы оценить в ретроспективе российскую реформацию и прийти к выводу, что во второй половине 80-х годов прошлого столетия в российском и мировом развитии произошел глубочай-ший исторический поворот, в корне изменивший судьбы страны и мира.

Встает вопрос: понимало ли горбачевское руководство, приступая к перестройке, смысл того по-ворота, который предстояло осуществить? И да, и не вполне, и не сразу. Было достаточно ясно, от чего нам следует решительно отказаться и уйти – от жесткой идеологической, политической и эко-номической системы, сковывавшей инициативу и творчество, от лобовой конфронтации и безу-держной гонки вооружений на международной арене. Это нашло полную поддержку в обществе при вынужденном молчаливом нейтралитете и даже поддакивании со стороны самых заядлых, как потом оказалось, приверженцев сталинизма.

Но одновременно перед новым руководством страны, в партийно-государственной элите, в интел-лектуальных кругах и в широких слоях населения встал ребром и другой, гораздо более сложный, но и более важный вопрос: к чему идти, к чему стремиться? Постепенно в ходе перестройки стал формироваться сложный спектр воззрений на этот счет.

В документах начального этапа перестройки, выступлениях Горбачева подчеркивалась необходи-мость серьезно реформировать существующую систему, не отказываясь от руководящей роли партии и ее идеологии, общественной собственности, не меняя курса внутренней и внешней поли-тики на 180 градусов. Такой акцент в публичной политике со ссылками на Ленина учитывал сте-реотипы сознания, глубоко укоренившиеся в партии и обществе.

По мере накопления перестроечного опыта, в обстановке обостряющихся дискуссий концептуаль-ные и стратегические представления руководства страны о содержании и методах реформации развивались и конкретизировались. Центр тяжести в выступлениях и практических действиях Гор-бачева все более перемещался на необходимость глубоких системных преобразований, устране-ние отживших бюрократических институтов и создание новых, способных органично вписаться в демократический процесс с учетом постиндустриальных перемен в современном мире.

В партийно-государственных кругах первые лозунги перестройки были восприняты как очередная пропагандистская кампания, которая долго не продлится. Но когда стало ясно, что перестройка – это «всерьез и надолго» и даже навсегда, началось формирование активной консервативной оп-позиции перестройке.

В противовес этому в обстановке расширения гласности возникла и стала быстро нарастать попу-листская радикал-либеральная критика советского строя и самой перестройки с призывом к заим-ствованию и механическому перенесению на российскую почву модных на Западе неолибераль-ных моделей демократии и рыночной экономики. Зазвучали и мотивы в пользу возвращения к национально-патриархальным истокам, вплоть до полной реабилитации царизма и чуть ли не вос-становления монархии.

Осмысление опыта и проблем перестройки в широком общественном сознании происходило не-равномерно и противоречиво. Тяжкий груз официальной марксистско-ленинской ортодоксии, ради-кально-либерального нетерпения и традиционалистского консерватизма породил эффект отстава-ния общественного сознания от политики преобразований, не терпящих отлагательства. Этот эффект, усугубленный экономическими трудностями, испытываемыми населением, был макси-мально использован консервативными и радикальными критиками для дискредитации перестройки и подрыва ее социальной базы.

Глубокие и всесторонние преобразования в обществе вызывали необходимость новой, более глу-бокой «перемены всей точки зрения на социализм». Традиционное для марксизма-ленинизма представление о социализме как цельной системе, охватывающей все стороны общественной жизни и экономики, как строго определенной исторической ступени развития общества, несовмес-тимой с рыночно-капиталистическими отношениями, не нашло подтверждения в жизни. Но это не значит, что социализм как идея и система ценностей остался лишь мечтой о будущем. Напротив, как показывает современный мировой опыт, эти ценности способны и должны играть все бóльшую роль в функционировании современного общества, воплощаясь в экономических и социальных институтах, ограничивая негативные стороны рыночно-капиталистической системы. Об этом гово-рят и уроки нынешнего мирового финансово-экономического кризиса.

Инициаторов и руководителей перестройки часто упрекают в том, что они не имели четкого пред-ставления о том, куда вести страну, продвигались на ощупь, под воздействием текущих событий. С этим согласиться нельзя. Конечно, формального плана мероприятий с указанием сроков их вы-полнения, органов, ответственных за это, то есть чего-то, подобного расписанию поездов, не было, да и быть не могло. Но было ясное понимание сути, взаимосвязи и последовательности демокра-тических преобразований во всех сферах: в идеологии и политике, экономике и культуре, а также в международных отношениях.

От идеологического и политического монолита — к гласности и плюрализму

Коренной вопрос, с самого начала вставший перед инициаторами перестройки, — что сделать для того, чтобы преодолеть возникшее в предшествующий период отчуждение людей от общества и его проблем, вернуть человека «как главное действующее лицо в политический процесс, в эконо-мику, в духовную сферу», дать простор и стимул для «живого творчества народа».

Вывод был такой: это демократизация всех сторон жизни общества, а ее главный рычаг – глас-ность.

С первых же дней начался живой, публичный диалог нового руководства с обществом – и не толь-ко на собраниях, совещаниях, съездах, но и на предприятиях, улицах и площадях городов и сел. Резко раздвинуты рамки информации о работе Политбюро, высших инстанций государственной власти и общественных организаций. Устранены ограничения на критику некоторых структур и их руководителей.

Начался процесс фактического демонтажа системы идеологической цензуры. На полки библиотек возвратились запрещенные ранее книги, изданы не получавшие одобрение рукописи, в прокат по-ступили пылившиеся на полках киноленты. На страницах газет и журналов все чаще стали появ-ляться взгляды и оценки прошлого и настоящего, не совпадающие с «официальной» точкой зре-ния (журнал «Огонек», газета «Московские новости», позднее «Аргументы и факты»). На Центральном телевидении появилось несколько острокритических программ («Пятое колесо», «Взгляд», «600 секунд» и др.).

Идеологическая цензура, функции которой выполняло Главное управление по охране государст-венных тайн в печати при Совете Министров СССР («Главлит») и его органы в центре и на местах, фактически подчиненные партийным органам, уже к концу 1988 – началу 1989 годов перестала функционировать. В дальнейшем это было закреплено в Законе о печати, принятом Верховным Советом СССР 12 июня 1990 года.

Принципиальное значение для демократизации страны имело реальное обеспечение прав граж-дан на проведение собраний, митингов и демонстраций, свободы вероисповеданий, выезда за границу, создания общественных организаций, а затем и политических партий.

Знаковым событием в идеологической и политической жизни явилось возвращение из ссылки ака-демика Сахарова.

Кардинальное решение проблем гласности и прав человека не могло не затронуть и тяжелых страниц нашей истории, связанных со сталинскими репрессиями. Реабилитация их жертв, начатая при Хрущеве, не была доведена до конца. В годы перестройки эта работа возобновилась, что по-зволило восстановить доброе имя сотен тысяч жертв политических репрессий и узников ГУЛАГа.

Инициаторам перестройки стала очевидной необходимость глубоких демократических перемен в политической системе страны: освобождения КПСС от функций высшей инстанции, стоявшей над всеми государственными структурами и общественными организациями, демократизации порядка их формирования и методов деятельности, выстраивания правового государства. Первый крупный шаг в этом направлении был сделан в начале 1987 года, а развернутая программа перестройки политической системы — обсуждена и принята на ХIХ партконференции в июне 1988 года.

В результате первых свободных выборов в 1989 году был избран Съезд народных депутатов СССР. Он взял на себя всю полноту политической власти в стране, определил основные направ-ления внутренней и внешней политики. Тайным голосованием на альтернативной основе съезд избрал Горбачева Председателем Верховного Совета СССР, а избранный съездом Верховный Совет образовал Правительство СССР и другие центральные государственные органы.

Новый крупный шаг на пути освобождения КПСС от государственных функций был сделан на ХХVIII съезде КПСС летом 1990 года, закреплен в принятом на съезде Программном заявлении. Изменение роли партии нашло свое подтверждение в том, что в состав Политбюро ЦК КПСС, из-бранного после съезда на пленуме ЦК, не вошел ни один из государственных руководителей, кро-ме Горбачева как Генсека, ставшего вскоре Президентом СССР. А еще через полгода, исходя из логики развития событий и настроений широкой общественности, Горбачев внес предложение об исключении из статьи 6 Конституции положения о КПСС как «руководящей и направляющей силы советского общества, ядра его политической системы». В новой редакции этой статьи говорилось о возможности существования и «других политических партий».

Осторожность, взвешенность подхода Горбачева и его сторонников к устранению всевластия пар-тии, по сути дела, ее диктатуры и переходу к современной демократии и политическому плюра-лизму были вполне обоснованными. Старая система представлений о роли партии десятилетиями укоренялась в жизни страны, в сознании многомиллионной партии, широких слоев населения. Пе-реломить это, несмотря на огромные усилия, так и не удалось. В критический для судеб пере-стройки момент, в августе 1991 года, верхушка партийного истеблишмента, оказалась на стороне путчистов. Значительная часть рядовых членов партии была дезориентирована, в то время как большинство народа не захотело возвращаться в доперестроечные времена. В дни путча партия потерпела крах.

В постперестроечные годы политические противники перестройки приложили немало усилий к то-му, чтобы приписать заслуги в деле демократизации страны, обеспечении прав и свобод человека ельцинскому режиму. Такого рода утверждения соответствуют действительности «с точностью до наоборот».

Например, свобода СМИ упорно связывается с Законом о СМИ, принятом при Ельцине в 1992 го-ду. Умалчивается, что основные принципы и правовые нормы на этот счет были сформулированы в уже упоминавшемся перестроечном законе, а в реальной жизни они стали действовать значи-тельно раньше. Ельцинской властью был санкционирован захват основных телерадиоканалов, га-зет и журналов олигархическими группами, близкими к президентским структурам. Эти действия диктовались не только коммерческими соображениями, но и политическими целями манипулиро-вания общественным мнением.

И уж никак не вяжется с демократией расправа ельцинской администрации с представительной властью Российской Федерации в 1993 году — расстрелом Белого дома и разгоном демократически избранного Верховного Совета РСФСР – того самого, который в 1990 году избрал Ельцина своим председателем и привел его к высшей власти в Российской Федерации.

Печать авторитаризма лежит и на Конституции Российской Федерации, принятой на волне этого «успеха» Ельцина и действующей до сих пор. Весьма сомнительна и его победа на президентских выборах в Российской Федерации 1996 года.

Поиск адекватного сочетания рыночных институтов и роли государства

Необходимость глубоких преобразований советской экономики, вползавшей в состояние стагна-ции, для инициаторов перестройки была наиболее очевидной, особенно на фоне явного прогресса экономики западных стран, обретавшей второе дыхание на основе научно-технической револю-ции. Эта проблема имела и наибольшую остроту, ибо затрагивала абсолютное большинство насе-ления: общий уровень доходов, удовлетворение потребностей в продовольственных и промыш-ленных товарах, в жилье, образовательных, медицинских, культурных, социальных и коммунально-бытовых услугах.

Задача перестройки экономики оказалась, пожалуй, наиболее трудной. Слишком глубокой и живу-чей была сила инерции, накопившаяся в недрах огромного аппарата партийно-государственного управления — от предприятий до правительства. В самой психологии хозяйствования реальность застилалась слепой верой в силу директивного планирования сверху донизу при недооценке и да-же игнорировании экономических интересов и рынка.

В течение первых двух лет упор в экономической политике был сделан на ускорение научно-технического прогресса, наведение порядка и дисциплины, повышение ответственности кадров. Предприняты определенные шаги и в сфере экономических отношений и управления. Некоторые из них носили традиционный характер (создание межотраслевых комплексов, госприемка продук-ции), а другие шли в реформаторском русле (поощрение индивидуальной трудовой деятельности, личного подсобного хозяйства, кооперативов, расширение прав предприятий, в том числе во внешнеэкономических связях).

После двух лет поисков, дискуссий и пробных шагов в начале 1987 года Горбачев, учитывая ус-ложнение социально-экономической ситуации, поставил вопрос о кардинальной реформе эконо-мической системы. Ее подготовка протекала в острой борьбе с консервативными настроениями. Горбачев и его сторонники видели смысл реформы в превращении государственных предприятий в самостоятельных товаропроизводителей, которые с учетом контрольных цифр, спущенных свер-ху в качестве общих ориентиров, а главное – на основе запросов потребителей самостоятельно формируют производственные программы, реализуют продукцию на рынке, а за счет выручки оп-лачивают персонал, возмещают материальные затраты, платят налоги, проценты по займам и де-лают накопления для развития производства. При этом централизованное материально-техническое снабжение производства постепенно заменяется свободной куплей-продажей продук-ции на рынке, а плановое ценообразование — рыночным.

Руководители правительства, на словах вроде бы соглашаясь с повышением самостоятельности предприятий, в то же время упорно настаивали на сохранении за контрольными цифрами и неко-торыми другими показателями обязательного директивного характера, выступали за повышение роли Госплана, Госснаба, Госкомитета по ценам, Госкомтруда и других государственных структур в директивном управлении экономикой.

В итоге напряженных дискуссий реформа 1987 года приобрела компромиссный характер. Но и в таком виде она оказалась нереализованной из-за сопротивления консервативных сил и популист-ских настроений, заблокировавших ценовую реформу, без проведения которой все другие ее ком-поненты утрачивали смысл. В дальнейшем экономика стала все больше превращаться в заложни-цу политики, а судьба выдвигавшихся проектов экономических реформ стала все больше зависеть от расклада политических сил. Именно в этом причина неудачи предложений правительства Рыж-кова-Абалкина, а затем и программы «500 дней» Шаталина-Явлинского.

Между тем с 1990 года экономика страны стала медленно, но неуклонно вползать в кризисное со-стояние. Об этом свидетельствовали сокращение производства, особенно в тяжелой промышлен-ности, расстройство потребительского рынка, нарастание бюджетного дефицита и финансовых трудностей, рост внешней задолженности. Сказалось стечение неблагоприятных факторов – объ-ективных и субъективных, внутренних и внешних, экономических и политических. В их числе – па-дение мировых цен на нефть и другие топливно-сырьевые ресурсы, вследствие чего резко сокра-тились валютные поступления, произошло значительное опережение темпов роста денежных доходов населения в сравнении с повышением производительности труда, в результате чего был утрачен контроль за наличным денежным обращением. Разрушительное влияние на экономику оказали потери от поощряемых и организуемых радикал-демократами под политическими лозун-гами забастовок перекрытия транспортных магистралей, сокращения и даже срыва межреспубли-канских и межобластных поставок сельскохозяйственной продукции, дефицитных промышленных товаров.

Реорганизация президентской власти в начале 1991 года и создание в ее рамках кабинета мини-стров позволили принять ряд важных мер. Была проведена, правда, с большим опозданием, давно назревшая реформа ценообразования, что позволило на какое-то время нормализовать потреби-тельский рынок. Была разработана и согласована с республиками антикризисная программа.

В июле 1991 года Горбачев принял участие в лондонской встрече «семерки» ведущих экономиче-ских держав мира, представив на ней развернутую программу вхождения нашей страны в мировой рынок.

Августовский путч перечеркнул еще сохранявшиеся возможности выхода из кризиса. Кредитные линии с зарубежными странами оказались блокированными, что немедленно сказалось на внут-реннем производстве и потребительском рынке. Украина, объявив о своей независимости, но ос-таваясь в рублевой зоне, перекрыла или ограничила поставку товаров, прежде всего продовольст-вия, в Россию. За ней последовали и другие союзные республики. Запреты или ограничения движения товаров появились и на межобластном уровне.

Российское руководство, упорно проводившее курс на разрушение Союза, всячески препятствова-ло восстановлению союзных экономических структур и связей, а возможности Президента СССР и Межреспубликанского экономического комитета были в этом смысле крайне ограничены.

Слов нет, социально-экономическая обстановка в стране к концу 1991 года стала тяжелой. Но ис-торическую ответственность за это нельзя возлагать на перестройку, как это делают ее критики и противники. Да, основательные реформы советской экономики так и не были проведены, но ис-ключительно из-за поначалу скрытого, а затем и явного сопротивления антиперестроечных сил, действовавших по принципу «чем хуже, тем лучше».

Столь же несостоятельна попытка оправдать последствиями перестройки применение шоковой терапии для лечения экономики России после развала Союза ССР. Такая «терапия» оказалась намного тяжелее самой болезни. Реальные доходы населения упали вдвое и оставались ниже со-ветского уровня в течение более десяти лет. Значительные слои населения оказались за гранью бедности и нищеты, а разрыв в доходах крайних групп населения – одним из самых больших в ми-ре. Тяжелый удар пришелся по социальной сфере – здравоохранению, образованию, науке и куль-туре. Серьезный, труднопоправимый ущерб нанесен высокотехнологичным отраслям машино-строения, военно-промышленного комплекса, а также сельскому хозяйству. Фактически произошла деиндустриализация страны. Вместе с тем резко возросла ее зависимость от экспорта топливно-сырьевых ресурсов и импорта многих видов промышленной продукции и продовольствия.

Последствия «шоковой терапии» 90-х годов не преодолены и сегодня. Именно они предопредели-ли бóльшую глубину и бóльшую тяжесть российского экономического кризиса 2008-2009 годов в сравнении с большинством стран мира.

Был ли неизбежен распад Союза ССР?

Уже в первые годы перестройки в обстановке расширяющейся гласности и демократизации обще-ственно-политической жизни страны все чаще стали выплескиваться наружу проблемы межнацио-нальных отношений. Вначале они касались последствий сталинских репрессий в отношении де-портированных народов и национальных меньшинств (крымские татары, немцы, турки-месхетинцы и др.), затем — спорных вопросов территориального размежевания в начальный период советского времени (Нагорный Карабах, Абхазия), и, наконец, на передний план вышли проблемы, связанные с вхождением в СССР прибалтийских республик в 1940 году. На первых порах эти проблемы вос-принимались руководством страны как хотя и важные, но локальные, не отражающие общую си-туацию в межнациональных отношениях, в экономическом и культурном развитии республик и страны в целом. Лишь постепенно и, следует признать, с опозданием пришло понимание того, что отношения между союзными республиками нуждаются в фундаментальном обновлении. Их надо было освободить от жестких идеологических и административно-командных структур и методов управления, превратить унитарную систему в реальную федерацию. Все это привело Горбачева к выводу о необходимости разработать новый Союзный договор.

Между тем в элитарных кругах союзных республик, прежде всего прибалтийских, настроения до-вольно быстро радикализировались, а требования нарастали: от республиканского хозрасчета – к приоритету республиканского законодательства перед союзным, от федерации – к конфедерации, а затем — и выходу из Союза. Усилия радикальных сепаратистов в союзных республиках, по суще-ству, сомкнулись с лозунгами и действиями радикал-либеральной оппозиции в России.

Придя в июне 1990 года к власти в Российской Федерации, Ельцин и его окружение провели в ию-не 1990 года на российском Съезде народных депутатов Декларацию о суверенитете РСФСР, в которой провозглашался приоритет законов Российской Федерации над союзными. Этот шаг от-крыл губительный для страны «парад суверенитетов» и войну законов между республиками и Союзом.

Они явно расходились с преобладающими среди абсолютного большинства граждан страны на-строениями в пользу сохранения обновленного Союза. Это убедительно показали итоги проведен-ного 17 марта 1991 года по инициативе Горбачева референдума о сохранении Союза ССР. Абсо-лютное большинство населения каждой из участвующих в референдуме республик, в том числе 71,3% в России, высказались за сохранение и обновление Союзного государства.

Перед лицом такого волеизъявления руководители большинства союзных республик, в том числе и России, договорились о подписании 20 августа 1991 года Договора о Союзе Суверенных Госу-дарств, проект которого после длительных дискуссий был согласован и опубликован 15 августа. Открывалась реальная перспектива обновления Союза, глубокой перестройки союзного государ-ства на действительно федеративных началах. Огромную роль в этом смысле имело бы намечен-ное на осень проведение ХХIХ съезда КПСС, на котором произошло бы ее коренное обновление или раскол с образованием сильной партии социал-демократического типа.

Путч опустил шлагбаум на этом пути. Путч провалился, и тем самым был предотвращен наихуд-ший вариант – возвращения страны в тоталитарное прошлое с непредсказуемыми последствиями. Вместе с тем путч помог Ельцину и всей его радикал-либеральной группировке устранить главное препятствие на пути к роспуску Союза – сильный союзный центр – и по существу обрек страну на распад.

Воспользовавшись провалом путча, российский президент принял указ о передаче в подчинение РСФСР всех предприятий и учреждений, находившихся на ее территории. Основные союзные структуры оказались под его контролем. Напуганные путчем союзные республики поспешили при-нять собственные указы о независимости. 15 октября 1991 года Ельцин заявил, что собирается «доразрушить» Центр: «Через месяц мы закрываем счета всех союзных министерств, услугами которых не пользуемся».

Но и в этих тяжелейших условиях Горбачев предпринял отчаянную попытку сохранить Союз. 8 ок-тября 1991 года в Кремле Президент СССР и руководители восьми республик подписали Договор об Экономическом сообществе суверенных государств. Был заново подготовлен и в принципе со-гласован с главами республик проект Союзного договора и достигнута договоренность с Назар-баевым, Ельциным, Кравчуком и Шушкевичем о встрече в Кремле 9 декабря по вопросам заклю-чения Союзного договора и положения в стране. Но вместо этого состоялся «сговор трех» в Беловежье о роспуске Союза ССР.

И еще. Апологеты распада СССР ссылаются на судьбу колониальных империй – Британской, Французской, Испанской, Португальской, на некую, с их точки зрения, общую тенденцию нацио-нального самоопределения народов. Но для современного мира характерна и другая — интеграци-онная. Наиболее показательным в этом смысле является пример Европейского Союза — постепен-ный, но неуклонный демонтаж не только экономических, но и правовых границ между европейскими государствами.

Имперские черты в какой-то мере были свойственны и СССР. Но в основе его было нечто иное. Три славянских народа, составлявших костяк СССР, связаны тысячелетней общей историей и культурой. Разносторонние отношения веками складывались у России и с другими народами в рамках одного государства. Обновление и сохранение Союза в равноправно-демократическом формате отвечало этим исторически сложившимся реалиям. Развал же Советского Союза, как за-метил В.В.Путин, «был наибольшей геополитической катастрофой века. А для российского народа это стало настоящей драмой». И в этом с ним нельзя не согласиться.

Провокационная политика Ельцина в межнациональных отношениях привела к тому, что угроза развала перекинулась и на Российскую Федерацию. Чего стоит его призыв к автономиям: «Берите суверенитета – сколько проглотите», вызванные этим «парад» президентов автономий, выход из России Чечни и начало чеченской войны, дестабилизировавшей обстановку на Северном Кавказе и нанесшей глубокую рану постперестроечной России, не зажившую и сегодня.

Советская перестройка и поворот в международных отношениях

Новое политическое мышление, нашедшее концентрированное выражение в речи Горбачева в ООН в 1988 году, исходило из признания целостности современного мира при всем его многооб-разии и противоречивости. Его суть – в отказе от применения силы в международных отношениях, от вмешательства в дела других государств, освобождении внешней политики от идеологических мотивов. Оно направлено на объединение усилий стран и народов вокруг решения глобальных и региональных проблем – политических, экономических, экологических и гуманитарных прежде все-го – на борьбу с бедностью и международным терроризмом.

В качестве своей главной цели новое политическое мышление рассматривало прекращение хо-лодной войны между двумя сверхдержавами и двумя блоками на мировой арене, предотвращение опасности ее перерастания в термоядерную катастрофу. Почти полвека холодная война отравля-ла международную атмосферу, держала под страхом население всей планеты, то здесь, то там порождала острые конфликты, препятствовала реализации позитивных трендов глобализации и усиливала ее негативные последствия.

Противостояние двух сверхдержав и двух лагерей на международной арене обрекало их на колос-сальную растрату людских, материальных и интеллектуальных ресурсов. Бремя военных расходов в нашей стране поглощало не менее пятой части бюджета и десятой части национального дохода, отвлекало лучшую часть кадрового потенциала и научных сил.

Принципиальное значение для выработки внешнеполитического курса и нового политического мышления имело Заявление Горбачева от 15 января 1986 года о постепенном и полном освобож-дении мира от ядерного оружия. Оно и сегодня не утратило актуальности, о чем свидетельствует недавнее заявление президента США Обамы, в котором вновь ставится этот вопрос. Преодолевая десятилетиями скапливавшееся взаимное недоверие между государствами, советский руководи-тель повел активный диалог с западными лидерами, позволивший добиться крупных реальных результатов (ликвидация ракет средней и меньшей дальности в Европе, сокращение СНВ, такти-ческого ядерного оружия, а также обычных вооружений и численности вооруженных сил).

Важнейшую роль в этом процессе сыграло изменение отношений с Соединенными Штатами, пере-говоры Горбачева с Рейганом и Бушем-старшим. В декабре 1989 года, встретившись на Мальте, руководители двух супердержав заявили о том, что более не рассматривают друг друга как про-тивников. Не случайно в исторической литературе это заявление рассматривается как заключи-тельный аккорд окончания холодной войны. Вопреки некоторым мифам, сложившимся «постфак-тум», завершение холодной войны не означало поражения и тем более капитуляции одной из сторон. Оно было в конечном счете одинаково выгодно ее участникам и всему мировому сообще-ству.

В Европе стержнем нашей внешней политики, основанной на новом политическом мышлении, ста-ли усилия по преодолению болезненного раскола стран континента с перспективой создания «об-щеевропейского дома». Первоначально эта установка была воспринята на Западе как риториче-ский пассаж. Однако постепенно отношение к ней стало меняться в лучшую сторону, что нашло свое отражение в «Парижской Хартии для новой Европы», принятой на общеевропейском Сове-щании по безопасности и сотрудничеству в ноябре 1990 года. Хартия провозгласила готовность Европы к вступлению в эру демократии, мира и единства, наметила ориентиры на будущее.

Качественные изменения произошли и в двусторонних отношениях с крупнейшими европейскими державами. Начало повороту в отношениях с Великобританией положил личный контакт Горбаче-ва с Маргарет Тэтчер, установившийся во время его визита в Лондон еще до того, как он стал со-ветским лидером. Беседы Горбачева и британского премьер-министра во время их последующих многочисленных встреч были насыщены спорами, нередко острыми. Тем не менее атмосфера, в которой велись переговоры, и позитивная реакция Тэтчер на перемены, происходившие в СССР, позволяли постоянно находить точки соприкосновения.

Важное место в европейской политике перестройки отводилось отношениям с Францией. Свой первый зарубежный визит на Запад в роли советского лидера Горбачев совершил во Францию. Встреча Горбачева с президентом Франции Миттераном положила начало регулярному, довери-тельному диалогу руководителей двух стран на протяжении всех последующих лет.

На отношения Советского Союза с ФРГ накладывало отпечаток наличие двух настороженно отно-сившихся друг к другу германских государств, одно из которых – Германская Демократическая Республика – была союзником СССР. Немалую роль играло и то, что многим советским людям, и прежде всего участникам войны, было нелегко переступить через «антигерманский синдром». В этих условиях Горбачевым была выработана реалистическая политика – поддерживать тесные связи с ГДР, несмотря на негативное отношение ее руководства к перестройке, но одновременно развивать отношения с ФРГ.

Мощное народное, демократическое движение, возникшее осенью 1989 года против режима ГДР, за объединение Германии и приведшее к падению Берлинской стены, поставило Горбачева и все советское руководство перед лицом ответственнейшего решения. И оно было принято в контексте «нового мышления», обеспечив мирное решение «германского вопроса» в интересах самой Гер-мании, всей Европы, в конечном счете и нашей страны. Выбор этот дался непросто, учитывая на-строения части населения СССР и опасения некоторых влиятельных европейских кругов, пытав-шихся руками Советского Союза помешать объединению Германии. Горбачев предпочел единственно правильную исторически линию – не препятствовать объединению Германии.

Позиция, занятая СССР в то время, была должным образом оценена немецким народом. Благода-ря ей Германию с полным основанием можно считать сейчас наиболее значительным партнером России на Западе, готовым к сотрудничеству в самых разных сферах политики, экономики, культу-ры.

Новые положительные импульсы получили в рассматриваемые годы отношения СССР с Италией, Испанией и практически со всеми другими странами Западной Европы.

Об отношениях Советского Союза со своими соседями, друзьями и союзниками – странами Цен-тральной и Юго-Восточной Европы, членами Варшавского Договора — следует сказать особо. Со-ветский Союз отказался от «доктрины Брежнева», предусматривавшей его «право» на вмешатель-ство в их внутренние дела. Всем им была предоставлена возможность самим решать свою судьбу. В некоторых из них (Венгрия, Польша) обновление пошло путем демократических реформ, созвуч-ных перестройке. В других — там, где власти упорно препятствовали назревшим преобразованиям, — вспыхнули массовые народные выступления против существующих порядков, и произошла смена режимов. Советское руководство и после этого считало необходимым сохранить добрососедские отношения и все положительное в опыте нашего сотрудничества. Об этом Горбачев говорил, встретившись с новыми лидерами этих стран: Вацлавом Гавелом и Александром Дубчеком (Чехо-словакия), Тадеушем Мазовецким (Польша), Дьюлой Хорном (Венгрия), Ионом Илиеску (Румыния) и другими.

Важнейшим знаковым шагом во внешней политике, основанной на новом мышлении, явились пре-кращение афганской авантюры и вывод советских войск из этой страны.

Без каких бы то ни было «разборок» существа и причин разногласий и конфликтов, возникавших на протяжении более тридцати лет, были нормализованы отношения с Китаем. Тем самым с чис-того листа открылись перспективы сотрудничества с этой великой мировой державой. Дальнейшее позитивное развитие получили отношения с Индией и другими странами «третьего мира». СССР содействовал урегулированию конфликтов и демократическим процессам в Латинской Америке.

Все это кардинально изменило картину мира, самочувствие народов и рядовых граждан разных стран, возвысило авторитет нашей страны в мировом сообществе.

Распад Союза, ослабление России в результате глубочайшего экономического кризиса 90-х годов повернули этот процесс вспять. Резко снизилась роль страны в международных отношениях, утра-чены многие важные завоевания времен перестройки. Внешняя политика России стала терять са-мостоятельность в мировых и европейских делах, плестись в хвосте американского курса. Многие страны стали рассматривать Россию лишь как объект внешней политики, а не ее субъект.

Стал затухать Хельсинкский процесс. Оказались заброшенными отношения с нашими ближайши-ми соседями в Центральной и Юго-Восточной Европе – бывшими членами Варшавского Договора и СЭВ, свернуты экономические и гуманитарные связи с ними. При молчаливом согласии, а порой и публичном одобрении ельцинского руководства начался процесс втягивания наших бывших со-юзников, а также некоторых бывших союзных республик в НАТО1.

Ничего конструктивного для становления международных отношений с новыми государствами, возникшими на пространстве СССР, не дала формула Содружества Независимых Государств. Подтвердилось, что она была просто использована для прикрытия разрушения СССР. Россия 90-х годов оказалась на обочине мировой политики и экономики.

Уроки перестройки и современная Россия

Экономический кризис, разразившийся в 2008 году, показал, что Россия при всех позитивных пе-ременах первых лет нового века не избавилась от последствий тяжелых политических и социаль-но-экономических потрясений 90-х годов.

Вместе с тем выход из кризиса дает возможность для страны, как и мира в целом, войти в новую полосу общественного развития — открыть простор для новейших тенденций общественного про-гресса, поставить ограничения для его негативных последствий и выстроить страховые механизмы на случай возможных критических ситуаций и катаклизмов – экономических, экологических, воен-но-политических, этнических, гуманитарных.

В этой связи идеи перестройки, ее опыт — как позитивный, так и негативный — сохраняют свое зна-чение.

Перестройка родилась под лозунгом повышения роли человека во всех сферах общественной жизни, «живого творчества масс». Она явила пример беспрецедентно открытого общения власти с народом. В дальнейшем «живое творчество» народа выразилось в массовых митингах и демонст-рациях как в поддержку курса перестройки, так и за его радикализацию. Значительно возросла ак-тивность уже существовавших и вновь созданных общественных организаций. Митинговая атмо-сфера царила и на заседаниях Съездов народных депутатов. Неизбежные в таких условиях проявления демагогии и саморекламы со стороны отдельных лиц не умаляют ее глубокого поло-жительного влияния на общественную жизни. Перестройка открыла шлагбаум для вступления в активную общественную жизнь нового поколения талантливых и энергичных людей, приверженных демократическим принципам и идеалам. Без этого перестройка была бы невозможной, без них вряд ли удалось бы сорвать августовский путч 1991 года.

Простое воспроизведение митингового опыта сегодня вряд ли возможно и целесообразно. Митин-гового настроя, подобного перестроечному, в обществе нет. В этих условиях еще большее значе-ние приобретает максимальное развитие самодеятельности людей через институты гражданского общества на всех его уровнях. Нельзя сказать, что в этом направлении ничего не делается. Соз-дано немало различных общественных структур, но бóльшая их часть возникла и действует под эгидой одной партии и под давлением административного ресурса. Это искажает самую суть ин-ститутов гражданского общества.

Судьбу перестройки во многом предрешили затяжка реформирования КПСС, не доведенное до конца преодоление ее срастания с административным аппаратом и, конечно же, отсутствие много-партийной системы. Сейчас, на первый взгляд, эта проблема решена. Но на практике воспроизво-дятся многие пороки однопартийности. Под монопольным контролем одной партии находятся все органы законодательной, исполнительной и судебной власти, силовые структуры, основные обще-ственные организации, средства массовой информации. Примерно такая же картина наблюдается и на местах – в субъектах федерации. Наличие еще трех парламентских партий существенно не меняет ситуации, так же, как и некоторые другие паллиативные меры (предоставление депутат-ских мандатов партиям, не набравшим минимума голосов, эпизодические консультации Президен-та с партиями парламентского меньшинства и т.д.).

Сама «Единая Россия» в строгом смысле политической партией не является. Она объединяет своих членов не вокруг идей, а вокруг лидера, который действительно сделал немало для вывода страны из хаоса 90-х годов. Но представим себе на миг, что будет с этой партией, если ее лидер окажется не у власти? Ответ очевиден: не будет и самой партии – ведь это партия власти, которая не может существовать без административного ресурса Идейно-теоретические основы партии, которую образуют выходцы из разных политических сил – от коммунистических до радикал-либеральных, достаточно рыхлы, эклектичны. Об этом говорят создание внутри партии трех клу-бов – левого, правого и центристского, а также нелепая попытка соединить в политике разнона-правленные лозунги консерватизма и модернизации.

Три другие «парламентские» партии вряд ли имеют серьезную перспективу. «Справедливая Рос-сия» — по причине своей искусственной созданности «сверху». КПРФ – из-за догматической идео-логии и ограниченности электората старшими возрастами населения. ЛДПР – из-за того, что дер-жится на безудержной демагогии и эпатаже ее лидера.

Вместе с тем в политическом пространстве явно ощущается отсутствие современной независимой партии социал-демократического типа и полноценной праволиберальной партии.

Далека от своего воплощения и такая важнейшая черта демократии, как разделение властей – за-конодательной, исполнительной и судебной. Сложилось явное доминирование исполнительной власти над другими ее ветвями. Особенно нетерпимо нарушение независимости судебной власти. Подлинной бедой и бичом современного российского общества стала коррупция госаппарата, ко-торая приобретает характер черты, органично присущей системе.

Не все ясно с компетенцией исполнительной власти. В современных демократических системах лидер партии, победившей на выборах, становится главой исполнительной власти (Президентом или Премьер-министром). У нас же оказалось так, что лидер правящей партии стал не Президен-том, а подотчетным ему Премьер-министром. Судя по официальной аудиовизуальной и печатной информации, не сложилось и четкого распределения функций между Президентом и главой пра-вительства. Президент непосредственно руководит не только политическими и силовыми структу-рами, но дает указания и поручения по конкретным вопросам и социально-экономическим ведом-ствам, минуя Правительство, а глава Правительства, как лидер правящей партии, активно занимается и общеполитическими вопросами, относящимися к компетенции Президента. Это об-стоятельство используется критиками нынешнего режима для подтверждения предположений о расхождениях и противоречиях на самом верху,

Перестройку задним числом упрекают за излишнюю приверженность к выборным процедурам вплоть до руководителей предприятий и цехов. Сегодня же в России, напротив, действуют ограни-чения для выборов даже в государственных структурах. Можно понять мотивацию отмены выбор-ности глав субъектов федерации в пользу назначения их Президентом, когда надо было противо-действовать сепаратистским тенденциям. Но с тех пор ситуация в стране изменилась, что создает возможность, не ограничиваясь паллиативными мерами, вернуться к выборности руководителей республик, краев и областей.

Перестройка показала, что демократизация общества невозможна без гласности, свободы слова и информации. Приходится констатировать, что и сегодня они разными окольными путями урезают-ся и ограничиваются. Основные телевизионные каналы, а также многие газеты и журналы оказа-лись под полным контролем властей, хотя в погоне за аудиторией они не пренебрегают и низко-пробной информационно-развлекательной продукцией. То и дело нарушаются права граждан на проведение собраний и митингов, на свободное изложение своих взглядов и убеждений, применя-ется насилие по отношению к рядовым участникам несанкционированных уличных мероприятий, которые не допускают никакого нарушения общественного порядка.

Уроки глобального финансово-экономического кризиса требуют серьезного пересмотра и всей со-циально-экономической политики. Теперь ясно, что накопление ренты от добычи и продажи за границу природных ресурсов, вложение ее в ценные бумаги зарубежных банков не только не га-рантируют от финансовых потрясений, но и оборачиваются еще более глубоким кризисом.

Другой вывод, к которому приходят даже в более развитых странах, состоит в том, что современ-ная экономика не может полагаться только на рыночную стихию, а должна определенным образом сочетать рыночное саморегулирование с активной социально-экономической ролью государства. Важно в полной мере использовать рыночные отношения в тех рамках, в которых они наиболее эффективны — прежде всего в сфере материального производства, а также корпоративных и инди-видуальных услуг. Но рыночные отношения не могут заменить государство в том, что касается поддержки производственной, транспортной инфраструктуры и социальной сферы, развития фун-даментальной науки, технического прогресса и, конечно же, культуру.

Перестройка показала, как важно найти оптимальные соотношения форм собственности (государ-ственной, корпоративной, частной, кооперативной, муниципальной и др.). Они должны не навязы-ваться обществу, а развиваться или отмирать в процессе конкуренции, способности стимулиро-вать производство и обеспечивать лучшее удовлетворение потребностей.

В последние годы произошли существенные подвижки во внешней политике РФ, восстанавливает-ся ее авторитет в мировом сообществе. Активизирован диалог с США, КНР, европейскими держа-вами. В этом смысле можно сказать, что исподволь возрождается то, что во внешнюю политику было заложено новым мышлением. В то же время остаются нерешенными и болезненно-острыми проблемы отношений с рядом государств на постсоветском пространстве, а также со странами, входившими в Варшавский Договор и СЭВ. Полагаться на то, что время все вылечит и расставит по своим местам, нет оснований, нужны более активные и конструктивные действия.

__________

Известно, что политика – искусство возможного. Но опыт истории показывает: чтобы достичь воз-можного, надо ставить цели, выходящие за пределы возможного. Перестройка была историческим временем, когда требовалось именно это. Она не смогла в полной мере достичь своих целей. Эти цели были слишком масштабными, чтобы осуществить их одним махом. Но перестройка положила начало великому делу, вызвала к жизни процессы, которые несут в себе ответы на вызовы ХХI века. Ее уроки спустя четверть века и на долгую перспективу остаются злободневными.

Нынешние российские реалии убеждают в том, что прорыв к свободе и демократии, начатый пере-стройкой, по-прежнему актуален. Более того, необходимы новые импульсы и активные действия власти и всего общества, направленные на демократизацию. Без этого неосуществимы амбициоз-ные планы модернизации страны.

Доклад, приуроченный к 25-летию начала Перестройки, подготовлен по инициативе М.С.Горбачева авторским коллективом в составе: чл.-корр. РАН В.А.Медведев; д.и.н., профессор А.А.Галкин; д.ф.н, профессор Ю.А.Красин; к.ю.н. Г.С.Остроумов; д.ф.н., профессор Б.Ф.Славин.