Генсек НАТО Йенс Столтенберг впервые дал Украине четко понять, что пора заканчивать мантры о получении ПДЧ и вступлении в НАТО. Сегодня очевидно, что в отношениях Украины с Западом наступил этап разочарования и усталости. При этом Россия усиливает давление на нового президента Украины Владимира Зеленского, пытаясь завершить войну на Донбассе на выгодных для себя условиях.
В новой беседе Юрия Романенко вместе с аналитиком Украинского института будущего Илией Кусой разбирались провалы внешней политики Украины, а также угрожающие тенденции последней недели.
Добрый день, дорогие телерадиослушатели, подписчики, бездельники, сёрферы, политически экзальтированные граждане, которые тусят на нашем канале. Мы продолжаем наши обзоры, и сегодня мы коснёмся внешней политики. В студии аналитик Украинского института будущего Илья Куса. И начнём мы вот с чего.
Генсек НАТО Столтенберг в минувший четверг сделал ряд интересных заявлений относительно судьбы Украины в НАТО. У нас же часто любят говорить, что вот-вот, нужно срочно заключить новый ПДЧ. Каждая власть произносит мантру о том, что вот, мы там куда-то будем идти. А Столтенберг сказал очень чёткие вещи – ребята, зачем вам ПДЧ сейчас, если вам нужно просто заниматься реформами. Вы делайте реформы – тогда будет проще реализовать
ПДЧ. На твой взгляд, это вообще что? Это обозначение усталости со стороны НАТО, как и стороны ЕС? Или это попытка просто приземлить наши амбиции, «амбиции» наших политиков, которые больше говорят, но меньше делают. Как бы ты это охарактеризовал?
Йенс Столтенберг очень интересный человек, потому что он, как и любой традиционный европейский политик, особенно он, представитель североевропейских, всегда характеризовался тем, что он всегда избегал говорить откровенно, по крайней мере на пресс-конференциях о том, то происходит, и он всегда старался избегать каких-то, совсем уже открытых заявлений, что вы там что-то не сделали.
От него никогда не было слышно, в отличии от представителей Евросоюза, которые последние два года, ты сам помнишь, когда был последний саммит Восточного партнёрства, они уже не стеснялись особо в выражениях, говорили прямо, что вот тут провал, тут провал, тут провал. То Столтенберг всегда нет, от него плохого слова ты не услышишь.
Добрый парень такой.
Да. Это в их политической традиции. Он сам по себе такой, и он всегда, если говорил критику, то она была завуалирована максимально. Но я так понимаю, то ли он до последнего момента старался как-то держаться, то ли наши довольно долгое время не видели этого, наши воспринимали это как «он нас похвалил». Потому что, например, в последний его приезд, он в основном многими был воспринят позитивно по какой-то причине, что мол вот, ура,
Столтенберг приехал, сказал примерно то же самое, что он говорит все 5 лет последние, и ничего такого вот не было. С одной стороны да, его визит был достаточно стерильным. С другой стороны, на самом деле, его заявления – это такой пик раздражения Столтенберга. Вот если есть шкала Столтенберга, то это вот уже где-то пик. Видно было, что даже ему не очень приятно это всё говорить, но он уже прямым текстом по сути нам сказал – ребята, вы знаете, ваши чаяния по поводу НАТО, это, конечно, всё красиво, хорошо, ярко иногда бывает, особенно с приездом наших представителей туда, но надо что-то делать.
Есть домашнее задание, которое нужно выполнять. Это, в частности, стандарты и рекомендации НАТО, которые нужно сделать. И из полутора тысяч стандартов и рекомендаций, которые существуют в электронной библиотеке НАТО, я уже не считаю те, что засекречены, из них мы должны как минимум 70% стандартов и 30% рекомендаций имплементировать. Мы за 5 лет сделали ну от силы 20-30, не процентов, а именно стандартов и рекомендаций. Всё. Потом, правда, Министерство обороны закрыло доступ к этой страничке, где написаны стандарты и рекомендации, которые мы имплементировали.
Мы в институте посчитали, что если такой темп будет сохраняться, то мы войдём в НАТО лет через 600, если за 5 лет там 20 стандартов и рекомендаций. И он это сказал. И его суть сводилась к тому, что ребята, вы сегодня выполняете домашнее задание, ну какое НАТО, какое ПДЧ. ПДЧ даётся странам, которые не просто хотят, но которые что-то делают для этого. Есть государства, которые много делают, но их всё равно не принимают по политическим причинам.
Зеленський: Путін зробив другий крок щодо ескалації війни
Білий дім: Росія попередила США про запуск ракети по Україні через ядерні канали зв'язку
Росія продемонструвала можливість ядерного удару по Україні, - Defense Express
На Київщині добудують транспортну розв’язку на автотрасі Київ-Одеса
Кстати, он вообще избегает тему, по поводу политических проблем вступления Украины в НАТО. Я имею в виду, что у нас есть территориальный конфликт с Россией, у нас война, и получается, что об этом вообще никто не говорит. Сейчас все говорят о том, что давайте вы реформируйтесь, а там посмотрим. И у меня такое подозрение, что нам всё равно будет сложно получить ПДЧ, даже если мы имплементируем все эти стандарты и рекомендации. Но это не значит, что их не нужно имплементировать. Потому что это хорошие реформы. Реально хорошие, крутые реформы.
Вытекает ли из этого, что, в принципе, «караул устал». Есть вот этот длящийся хаос в отношениях со Штатами, который, сложно сказать, нарастает/не нарастает, но который в контексте президентских выборов в Штатах очень неприятен, потому что украинская тема у всех на устах, проводятся слушания в Конгрессе, какие-то расспросы, допросы, дипломатов кадровых вытаскивают как крыс на Божий свет, и которые показывают, как вообще идёт процесс политический между Украиной и США.
И опять-таки, Макрон в интервью консервативному изданию тоже сделал интересное заявление, что нужно усилить борьбу с украинскими нелегалами, нам, дескать, приятнее какие-то мигранты из Африки, чем украинцы и беженцы с Ближнего Востока, которые нам неприятны. И это всё на фоне катализации процессов относительно Донбасса.
У многих возникает такое ощущение, что Украина исчерпала свою внешнеполитическую повестку, и новая команда, она в принципе не может эти гордиевы узлы, завязанные при Петре Порошенко, развязывать, и просто в авральном режиме борется с последствиями этого всего. Вот какое у тебя ощущение?
Оно так и есть. У меня точно такое же ощущение. Оно было ещё 3 года назад, на самом деле. Мы исчерпали свои возможности во внешней политике ещё раньше, до прихода Зеленского и его команды. Просто проблема новой власти состоит в том, что они пытаются «косплеить» старых, и копировать те внешнеполитические конструкты, которые уже мертвы. Этого нельзя делать. Нельзя доставать из шкафа ещё не скелет, труп ещё свежий, и начать с ним ходить и показывать всем, что это мой друг, познакомьтесь. Во-первых, от него уже запах, а во-вторых все видят, что это труп.
Мы носимся с конструктами, такими как евроатлантическая интеграция, ПДЧ… Ну какое ПДЧ, о чём мы вообще говорим, если, как я сказал, мы приняли несчастные 20 стандартов, и решили, что сейчас ПДЧ мы получим. Некоторые страны к этому идут десятки лет. Мы носимся с какими-то вещами, которые были актуальны ещё до войны, типа ГТС вот наша. Она до сих пор священная, сакральная корова, от которой так дискуссии и не вышли на уровень не «будет ГТС/не будет ГТС» в нашей энергетической политике, а что вообще делать, как преобразовать энергетическую политику Украины, чтобы выйти на конечную цель, это энергетическая независимость, в хорошем смысле. То есть, например 100% независимость, самоообеспечение своими энергоресурсами, или в хорошем варианте можно на 70-80% диверсифицировать.
У нас вообще этих дискуссий просто не ведётся. Они пытаются копировать то, что было. Но это всё мертво. Надо придумывать новые конструкты. Придумывать они, по той или иной причине, не могут, потому что либо не хватает знаний, capacity, либо не хватает каких-то способностей, либо не хотят (есть и такие в принципе примеры). И наша внешняя политика из-за этого не сформулирована. По сути, сейчас её нет. Есть какие-то старые образы, старые элементы этих дискурсов, соответственно, которые с ними идут в пакете, как наборчик.
И есть какие-то точечные представления отдельных лиц, которые причастны к принятию решений. Это Владимир Зеленский, отдельно он, потом там есть наверное Пристайко, есть там Ермак, есть Богдан Яременко, но с ним приключилась беда, поэтому сейчас он, видимо, не будет сильно причастным. Он деактулизировался. Причём в такой способ, который как раз показывает уровень обсуждений и дискуссий, и уровень вообще созерцания парламентариев по поводу всего. После этой истории, в принципе, у меня больше вопросов к комитету нет.
И к нашей внешней политике. Я не представляю, как из такой среды общей, и атмосферы, как из этого может получиться какие-то дискуссии и размышления стратегического характера, которые касаются концептуальных вещей. Ладно, мы там сейчас обсуждаем в основном практические вещи – как нам вести себя с США, что им интересно, давайте мы заведём их деньги, чтобы построить пару нефтеперерабатывающих заводов. Это практическая вещь.
Я даже не говорю, я даже не поднимаю темы концептуальных вещей, например, принципов внешней политики, глубинных, а где у нас фундаментальные положения нашей внешнеполитической доктрины. Я уже не поднимаю эти дискуссии. Потому что, мне кажется, это уже слишком сложно для политического класса. Вот у меня такое ощущение. Ощущение, что мы в каком-то лимбо. Новая власть, она, за неимением нового, копирует старое, новое не придумывает, и мы вот в каком-то, между мирами…
Вот как человек умер, и у него там мышцы сокращаются. И сокращение мышц кто-то может воспринять за жизнь.
Это как кома. Наша внешняя политика в коме. Она ещё не умерла, и никто не знает, сколько она пробудет в коме – день, два, год, десять лет – и вообще, очнётся ли когда-нибудь. И возникают всякие мысли, типа чем дольше она в коме – а может там вообще отключить этот аппарат?
А потом ещё оказывается, что к этому аппарату имеет доступ не только Украина, а всякие внешние силы, которые тоже могут отключить его. И вот это самое страшное.
Вот как раз на прошлой неделе тоже было важное решение со стороны Дании пустить Северный поток-2 через свой шельф, которое отражает эту действительность. Когда независимо от того, нравятся вам там русские, немцы, нравится вам кто-то или нет, но это есть объективная реальность, что после 2020 года Северный поток-2 выйдет на полный оборот – и всё, наша ГТС становится невостребованной. И где же план Б?
В этой истории меня больше всего поразило, что некоторые начали благодарить Данию за то, что мол, спасибо, вы хотя бы нам выиграли год. Мы все понимаем, сочувствуем датчанам почему-то, что они нам выиграли год, они потянули время. У меня вопрос – а что же мы сделали за этот год? Ладно, если они бы нам выиграли год, конечно, это не было оговорено с ними, они потянули, потому что у них были свои проблемы.
Мы, кстати, полтора года назад написали доклад «Северный поток-2 и Украина» в институте с Андрианом Прокипом. И мы там писали по позиции Дании, и там чётко видно, что их неопределённость в вопросе газопровода, она больше даже продиктована не только внешним лобби, Штатов и Россия, а её и внутренними проблемами. Там была история с двумя министерствами, которые перебрасывали друг на друга ответственность. И это было написано полтора года назад.
Ну можно же было там понять, что через полтора года в Дании пройдут парламентские выборы. Поменяется ли конфигурация? Конечно поменяется. А значит, может как-то повлиять на это решение. И наши, вот собственно, что вы за год сделали? Ничего. Хорошо, спасибо Дании. Мы просто год, получается, получили так, можно не беспокоиться.
На самом деле, 28 лет мы вот так плыли, как щепка, в ожидании, что волна нас прибьёт к какому-то хорошему берегу. А потом хоп – а оказывается, что не всегда светлые силы добра побеждают…
Да. А некоторые светлые силы могут быть и тёмными. Агентами Мордора.
И мы теперь понимаем, что сейчас Украина попадает на растяжку в контексте переговоров в Минске и урегулирования ситуации войны на Донбассе, поскольку очевидно, что теперь часть вот этой газовой проблемы, газовых потоков, она будет не напрямую вводиться. Понятно, что они не будут привязывать её в переговорный процесс по Донбассу, и они так не делают. Они разведут как всегда, хозяйствующие субъекты должны будут вести переговоры.
Но очевидно, что русские будут говорить, что смотрите, хотите вот такой результат, то мы дадим вам там скидку, нов ы за это делайте то-то. Или там наоборот, если хотите сохранить транзит – давайте Донбасс возвращайте на наших условиях.
Суть в том, мне кажется – почему мы попадаем всё время на растяжки? Это же наш любимый вид спорта во внешней политике – попасть на растяжку. Это вот святое. Надо каждый год стабильно на 2-3 растяжки попасть. В этом году, одном, мы попали на растяжку по Китаю с Мотор-Січ, потом по Минску сейчас, и со Штатами с импичментом. То есть, три огромные, большие на самом деле, очень серьёзные международные растяжки, которые, в зависимости от исхода, могут нанести нам ущерб в той или иной форме.
Почему так происходит? Я анализировал все три ситуации – одно и то же. В основе всегда лежат три наши ошибки во внешней политике. Первая – это ошибка восприятия. Мы неправильно воспринимаем ситуацию вокруг, внутри и вокруг. Как и люди часто неправильно воспринимают друг друга, тау и здесь. За ошибкой восприятия идёт ошибка коммуникации. Мы неадекватно воспринимаем оперативную реальность. Соответственно, наша коммуникация с партнёрами выстраивается абсолютно неправильным образом.
Условно говоря, было восприятие какое – что надо срочно подружиться с Дональдом Трампом. Перезагрузить отношения с Соединёнными Штатами, я вот слышал этот тезис. Все как бы воспринимали Дональда Трампа как – что это вот человек, которому надо понравиться. Но это правда, на него работают эти все вещи. Значит да, любой ценой. Соответственно, мы получили в результате этого определённый вид коммуникаций, который мы видели в стенограмме, т.е. Владимир Зеленский делал искренне то, что ему подсказывали. Он хотел ему понравиться. И он ему понравился. И вот сейчас Трамп приглашает опять Зеленского к себе и говорит, что у меня хорошие отношения, перечислил там Россия, Корея и Украина, т.е. он меряет отношениями с лидерами этих государств, как он считает. Да, хорошо, цель выполнена. Но какой ценой нам это всё далось, и в итоге к чему это привело.
Мы сделали однозначную ставку на одного человека, именно на одного человека, нужно разделять Трампа и тот же республиканский истеблишмент, и поставили под угрозу двухпартийный консенсус, который существует в Штатах. И это вообще самое страшное, самое ужасное из всей этой ситуации.
И мы, конечно же, получили растяжку, потому что все наши действия и заявления сегодня трактуются через призму «мы поддерживаем демократов или республиканцев». И получается, что если будет опять вот визит в Штаты, то я так немножко нервно буду его ожидать, потому что любое действие, вообще любое действие, даже порядок встреч с разными политическими представителями, даже количество встреч, например, Зеленского с разными людьми будет определяющим. Потому что это уже знаки, сигналы, к этому уже привлечено кучу внимания, и значимость вообще самих американо-украинских отношений поднята до небес, потому что Украина каждый день вспоминается в Штатах. У нас уже все забыли об этом.
То есть, мы сделали однозначную ставку на эмоции одного человека, на его личные интересы, и сейчас вот, собственно, за это можем расплатиться.
Ровно то же самое, что мы делали в 2016 году, когда была такая же ставка на Хиллари, и на Трампа смотрели как на какой-то…
Да, это началось с 2016-го, когда одни начали заигрывать с одними, эти с другими. И для меня вообще было очень показательно это интервью Андрея Ермака, которое он недавно дал, и в котором он сказал, для меня это просто финиш. Прошёл месяц с момента скандала с Трампом, и он сказал, что ой, вы знаете, наверное, было ошибкой встревать в это всё. Я рад, что в принципе пришло понимание. И как-то так спокойно, ну, наверное было ошибкой, ну ничего, идём дальше. Вот у нас до сих пор нету вообще осознания последствий.
Хотя на самом деле потом они прислали опровержение в New York Times, что мы такое не говорили, американские журналисты написали, отталкиваясь от показаний какого-то инсайдера. Там история тёмная и просто так из неё не выйти. Но смотри ещё на другую вещь. Всё это происходит на фоне катализации процессов вокруг Золотого, разведения войск, и мы видим, что россияне твёрдо нацелены на то, чтобы затолкнуть это всё к нам. И уже появилась в СМИ информация, что 15-го числа скорее всего произойдёт встреча в Нормандском формате, утром сегодня Песков заявил, что ну раз украинская сторона вот так вот торопит, то Владимир Владимирович пойдёт на встречу.
Тебе не кажется, что это тоже такое проявление ловушки, в которую Украина сама себя загоняет? Потому что мы понимаем, что если Зеленский приедет 15 числа на встречу в Нормандском формате, то ему не так много чего сказать есть, и реального плана у него нет. То что в Мариуполе на инвестиционном форуме показывали, ну это достаточно смешно.
И здесь может повториться вот та же ситуация, как с Трампом, когда Зеленский надеется, что он там может обаять. Но кроме обаяния, в политике всегда нужно что-то положить на стол в виде серьёзных козырей относительно того, как разыгрываются твои интересы.
Я согласен абсолютно. Просто опять же, тут проблема даже не в том, что мы едем на этот Нормандский формат, ладно, давайте поедем. А в том, что мы будем общаться с позиции слабого, потому что наши политические, экономические позиции, региональные, они не изменились, либо стали хуже за последние несколько лет.
Западные страны, особенно Франция и Германия, они даже не скрывают, что они не просто устали от этой всей ситуации, они очень хотят смягчить эти санкции и открыть себе хотя бы форточку для более открытых и полноценных отношений с Россией.
В том числе для того, чтобы усилить свои отношения со Штатами, потому что у них со Штатами очень много гемора…
Да, им нужен противовес. Им нужна карта, которой они смогут перебить вот эти вот торговые ограничения, которые Трамп ввел против ЕС. И во-вторых, вот эта карта, которой они смогут, в том числе пугать – смотрите, у нас ещё один мы можем с ними пойти. А они могут в принципе некоторые функции в сфере безопасности выполнять. Давайте мы с ними будем действовать, раз вы не хотите.
Плюс Россия за последние несколько лет усилила свои позиции, это тоже очевидный фат, особенно после истории с Сирией. Уже все это признали, и уже всё понятно, прямым текстом об это сказали, Макрон тоже говорил о том, что Россия теперь самый главный игрок в Сирии.
А мы не изменились, или получается стали слабее. И сейчас мы едем на Нормандский формат и будем говорить там с позиции слабого, безынициативной стороны, инициатива не в наших руках, потому что обсуждаем мы чужие нарративы, чужие дискурсы и, конечно же, без видения, что наиболее опасно. Причём я бы даже сказал, без видения «что дальше».
Ладно, например, мы возвращаем Донбасс, но у нас самая большая проблема, что у нас нету понимания что делать потом. На «Хвиле» вышла статья по поводу гуманитарного аспекта реинтеграции Донбасса. Это же вообще катастрофа. Это в принципе главный аспект в любой постконфликтной среде, который надо решать.
Если гуманитарный проваливается, то будет вот то, что, кстати, сейчас происходит в Ираке. Вот у них прошла война, они не смогли реинтегрировать пострадавшие территории, вообще ничего не делалось, деньги которые выделялись на регионы, пострадавшие от войны с Исламским государством, разворовали, и никто никого не посадил, экономические условия ухудшились, И получается, южные иракские провинции, за счёт которых шла война, потому что у них было стабильно, и получается, что…
Там, где шииты живут.
Да. На юге Ирака живут шииты, север и северо-запад – это сунниты, где и произошло восстание суннитов…
Ну и самый север – это курды.
Да. Но у курдов тоже всё было более или менее нормально, но они отдельно. То есть, получается, шииты, именно оттуда деньги, добровольцы, оружие. Шииты подняли десятки тысяч вооружённых добровольцев, которые остановили Исламское государство возле Багдада в 2014 году. Там просто была ситуация, они бы захватили Ирак полностью.
И сейчас получается, что именно они протестуют, потому что они выходят и справедливо говорят, что ребята, ну как это? Получается, мы проливали свою кровь, мы тут все полегли на севере за собственно местное население, которое во многом поддерживало Исламское государство, и получается, правительство ничего не сделало.
И вот нас может ждать то же самое. Потому что провал реинтеграции влечёт за собой новые потрясения, а может быть даже новую войну. И это то, что может ждать ту же Сирию, например. У них сейчас тоже начинается вот эта постконфликтная мягкая фаза, ещё не полностью, но она уже начинается. Вот они сейчас зашли на курдские территории, которые долгое время были неподконтрольны правительству.
И сейчас очень важно будет следить за тем, смогут ли они обратно их реинтегрировать. Башар Асад в своём интервью говорил о том, что да, мы будем это делать, но тоже большой вопрос как они будут это делать, и как грамотно это пройдёт.
И у нас вообще нету видения этого. У нас никто не знает, что мы будем делать на следующий день после того, как Донбасс, например, вернётся к нам. И это самое опасное в этой всей затее.
И поэтому возникает вопрос – зачем вообще тогда спешить, и зачем его возвращать на условиях, которые заведомо тебя заводят в худшее положение. Я говорил откровенно в 2014 году, что ОРДЛО будет, языком Сунь-Цзы, территория смерти классическая. Вот тот, кто на такую территорию залазит, тому и хана, потому что она истощает ресурсы, не даёт выгодоприобретений, которые дают тебе возможность если не говорить о победе, что по крайней мере, что ты вышел в ноль. Здесь мы точно в ноль не выходим.
Без плана понятно. Если у вас нет плана, зачем вообще туда лезть. Никогда никакая реинтеграция или мирное урегулирование любого вооруженного конфликта не происходит без плана.
То есть, либо у вас есть план и вы выходите на широкий компромисс с противоборствующей стороной, либо вы побеждаете. Либо вы проигрываете, и тогда тоже происходит какое-то урегулирование, но просто не на ваших условиях. И всё, по-другому нет.
А получается, что мы сейчас идём по третьему пути, но добровольно.
Да.
И вот это самое, наверное, для меня парадоксальное.
Ну или скажем так, не совсем добровольно, а во-вторых, не всеми это воспринимается. И как следствие, это влечёт за собой вот эти все риски, о которых ты говоришь.
Почитайте на «Хвиле» статью Натальи Ищенко, она как раз показала на примере, скажем так, героев войны, я имею в виду героев и с той стороны, и с нашей, что какой-то заложен конфликт, потому что если герои либо побеждают в пантеоне героев, если одна сторона побеждает, это одна ситуация. А если, как это было после гражданской войны в России и появился СССР, и было всё четко понятно: вот так, есть красные хорошие, есть белые, там было много гадов, и гады были разгромлены.
А есть же Босния, где по сути из-за того, что ни одна из сторон не получила преимущества, то три разных истории, своя история у хорватов, своя у босняков, своя у сербов.
Трагедия боснийцев да, в том, что их просто разорвали со всех сторон. В том числе по причине, похожих на наши. Во-первых, у них не было сильных лидеров, а те лидеры, которые были изначально, они либо погибли, либо ещё что-то. И у них не было понимания, чего они хотят. Ну и они оказались в позиции слабых, и их просто разорвали.
То же самое может быть и с нами, если в худшем сценарии, если мы и дальше будем вот таким образом поступать. Понятно, что нас сейчас подталкивают к этому компромиссу с Россией. Европейцев, которых это уже задолбало, то есть, для них украинский проект провалился. По крайней мере, для части их элит.
Они считают, что украинский проект 2014 года, вот эта яркая медийная картинка, когда страна, по сути, вышла ради европейских ценностей, это было очень красиво на самом деле, она встала на путь вот таких вот реформ, пожертвовали многим ради смены власти и того, чтобы встать на путь евроинтеграции, для европейцев, это была очень перспективная картинка, особенно в условиях начинающегося тогда кризиса ЕС, и вообще идеи европейской интеграции.
И получается, они очень раздражены тем, что эта история не взлетела. Для них это такой провал, что, мол, мы столько усилий положили. Это провал не просто их внешней политики на этом направлении, а и провал по сути их концепции, что вот страна ради европейской интеграции чего-то…
Знаешь, тут на самом деле тут же вопрос не только в Украине. Сама по себе концепция была достаточно рыхлая, слабая, из-за того, что сам ЕС рыхлый и слабый. И плюс ресурсы, которые выделялись на Украину, сравнительно с той же Грецией, просто микроскопичные были. Но тем не менее, это были миллиарды евро…
Во-первых, Грецию спасали, потому что она член ЕС, и это было всем выгодно. Если бы Грецию не спасли, то было бы плохо всем.
Потому что она была по другом интегрирована в ЕС, и это ударило по Германии той же самой…
Так же, как Италию сейчас спасают. А нам дали достаточно, я скажу. Да, мы не член ЕС, но те же 15 миллиардов евро, которые озвучивали, это правда, они нам выделяли их. Это реально большая сумма. Если её использовать по назначению, это уже много всего. И тут только вопрос – а куда же эта вся сумма делась.
Плюс опять же, те же проблемы с коммуникацией, третья ошибка действий. За неправильным восприятием, неправильной коммуникацией приходят неправильные практические действия, которые вы совершаете. Такие вот, когда Зеленский покритиковал вместе с Трампом европейцев в своей телефонной беседе. Его цели понятны были, но в итоге получилось как всегда. Сейчас ситуация международная, региональная, она не в нашу пользу складывается.
И кстати, даже с соседями у нас тоже ситуация. Вот с Польшей была хорошая попытка наладить отношения, но мы сделали первый шаг – и всё. И остановились. И сейчас эту историю пытаются подхватить уже на таком местном уровне, какие-то энтузиасты, активисты, отдельные историки, сообщества и т.д. Но на государственном уровне сейчас всё стало.
С Венгрией мы так и не начали ничего делать.
Я вот буквально со встречи вернулся, где мой друг рассказал такую историю с Польшей, что при прошлой власти несколько лет подписывали договорённости о том, чтобы модернизировать пограничные посты, в Краковце, в Шегинях, во всех основных пунктах пропуска. Договорились. С европейского бюджета уже выделили средства, описали на уровне проектов и всё остальное.
Тут хоп – приходит новая власть, исчезает старая ДФС, таможня как-то отдельно там работает, короче говоря, меняются буквочки, и всё. Поляки приходят – так что, мы делаем? Наши говорят – та не, это какие-то старые коррупционные истории, мы ничего не делаем. А вы же это хотите? Да, мы это хотим. Так это ж нужно всю документацию менять, опять заново передоговариваться. Вы этого хотите? Ну, мы этого не хотим, конечно, но давайте подождём.
И вот так вот мы ждём, люди стоят в очередях, мы теряем деньги и т.д.
Да. Такая же история была в Закарпатской области, когда нам тоже выделял ЕС денег на модернизацию КПП, куча была проектов трансграничных. И эти деньги лежали долгое время, их никто не использовал, потом часть из них исчезла. И в итоге проект через 5 лет, они ждали, ждали, и он закрылся.
Так что, на этой оптимистической ноте мы завершаем. Спасибо Илье.
Спасибо.
До новых встреч. Подписывайтесь на Илью, на его Телеграмм-канал «Усы Асада», и на Фейсбук.
Пока.
Рекомендуем прочитать показания Конгрессу экс-посла США в Украине Милы Йованович в статье «Ценные свидетели: показания бывшей посла США в Украине Мари Йованович», где хорошо показано отношение американцев к украинской элите.
Подписывайтесь на канал «Хвилі» в Telegram, на канал «Хвилі» в Youtube, страницу «Хвилі» в Facebook, канал Юрия Романенко на Youtube, канал Юрия Романенко в Telegram, страницу в Facebook, страницу Юрия Романенко в Instagram