Два события определяют современную французскую стратегию. Во-первых, конечно, поражение Наполеона в 1815 году и становление Британии в качестве доминирующей мировой военно-морской силы и европейского лидера. Это не разрушило французской морской или имперской силы, но значительно ограничило её. Франция больше не могла себе позволить противостояние с Британией и ей пришлось находить основу для общежития, заканчивая несколько столетий недоверия и враждебности.

Второе событие произошло в 1871 году, когда Пруссия победила Францию и осуществила объединение германских государств. После этого поражения Франции пришлось признать не только потерю части земель в пользу Германии, но и присутствие значительной, объединённой силы на своей восточной границе. С этого момента французской стратегической проблемой было существование объединённой Германии.

Франция имела значительные военные возможности, возможно сопоставимые или даже превосходящие германские. Но французской стратегией по взаимодействию с Германией было построение структуры альянсов против Германии. Сначала она вступила в союз с Британией, большей степенью из-за того, что британский флот мог блокировать Германию и тем самым предотвратить начало войны. Вторым союзником стала Россия, угрожающая Германии войной на два фронта, если таковая начнётся. Среди своих отношений с Британией и Россией, Франция чувствовала, что она разрешила свою стратегическую проблему.

Это было не правильно. Комбинация сил, противостоящих Германии, убедила Берлин, что он должен ударить первым, быстро уничтожив одного врага, чтобы не вести войну на два фронта. И в первой, и во второй Мировых войнах Германия попыталась первой уничтожить Францию. В Первой мировой она почти добилась этого, Франция спаслась только при второй битве при Марне. Немцы удивили французов и возможно даже самих себя, поскольку отразили наступление русских, французов и британцев в войне на два фронта. Ослабив Россию Германия освободила часть войск, чтобы бросить их на французов. Вмешательство США изменило баланс войны и возможно спасло Францию.

Во Второй мировой войне наблюдалась та же конфигурация войск, и были приняты аналогичные решения. В этот раз не было чуда на Марне, и Франция потерпела поражение и была оккупирована. Она снова была спасена англо-американскими войсками, вторгнувшимися и освободившими Францию, эффективно приведя к власти человека, который (по одному из редких событий в истории) действительно определил стратегию Франции.

Шарль де Голль признал, что Франция не может конкурировать с США и СССР на глобальном уровне. В то же время он хотел, чтобы Франция сохранила свою возможность действовать независимо от двух главных сил, если будет необходимо. Частью такой мотивации был национализм. Частично она определялась недоверием к американцам. Основанием для послевоенной американской и европейской политики было сдерживание СССР. Стратегия основывалась на предположении, что в случае советского вторжения европейские силы, поддерживаемые американцами, будут сдерживать СССР, пока США будут перебрасывать подкрепления в Европу. В качестве последнего средства США гарантировали, что будут использовать ядерное оружие против СССР.

Де Голль не был убеждён американскими гарантиями, частично потому, что не находил их рациональными. У США, безусловно, были интересы в Европе, но эти интересы не были экзистенциальными. Де Голль не верил, что американский президент рискнёт возможной ядерной контратакой на США, чтобы спасти Германию или Францию. Он мог рискнуть конвенционными войсками, но этого могло быть недостаточно. Де Голль верил, что если Западная Европа будет просто зависеть от американской гегемонии без независимых европейских сил, Европа в конце концов падёт перед СССР. Он считал американские гарантии блефом.

Это не потому, что он был про-советским. Наоборот, одним из его приоритетов после взятия власти в 1945 году было блокирование коммунистов. Во Франции была мощная Коммунистическая партия, чьи члены играли важную роль в сопротивлении против нацистов. Де Голль считал, что коммунистическое правительство во Франции будет означать конец независимой Европы. Западная Германия, зажатая между коммунистической Францией (поддерживаемой советским оружием) и Красной Армией, будет изолированной и беспомощной. СССР расширят свою гегемонию.

Для де Голля советская или американская гегемония была анафемой французским национальным интересам. Европа под американской гегемонией была бы более мягкой, но слишком рискованной, поскольку де Голль боялся, что американцам нельзя верить, что в возможном конфликте они придут на помощь Европе с достаточными силами. Американским интересом было сохранение баланса сил в Европе, как это делала Британия. Как британцы в Наполеоновских войнах, американцы не собирались полностью вовлекаться в войну, пока европейцы максимально не ослабят СССР. С точки зрения де Голля, именно это сделали американцы в Первой мировой и снова во Второй мировой войнах, вторгнувшись во Францию лишь в середине 1944 года, чтобы прикончить нацистскую Германию. Де Голль не винил США за это. Де Голль прежде всего понимал национальные интересы. Но он не верил, что американские национальные интересы идентичны французским.

Несмотря на это, он понимал, что Франция в одиночку не сможет противостоять Советскому Союзу. Также он понимал, что ни Западную Германую, ни британцев не будет легко убедить создать альянс с Францией, призванный объединить Европу в единую союзную структуру, способную защитить себя. Де Голль установил новую стратегию, которая создавала независимые военные возможности, достаточные, чтобы отразить возможную советскую атаку на французскую территорию без помощи американцев. Ключевым моментом этой стратегии были независимые ядерные силы, способные, по словам де Голля «оторвать руку», если русские атакуют. Не веря американцам, он надеялся, что французский ядерный арсенал убедит СССР не пересекать Рейн, если они вторгнутся в Западную Германию.

Но в основе мыслей де Голля была более глубокая идея. Зажатый между американцами и Советами, с фрагментированной Европой между ними, наполовину доминируемой СССР и второй половиной, доминируемой американским НАТО, он видел судьбу Франции в руках двух супердержав, и не верил ни одной из них. Он не верил и другим европейцам, но был убеждён, что обеспечения безопасности Франции нужна третья сила в Европе, ограничивающая возможности и русских, и американцев.

Концепция европейской альтернативы возникла не только на основе стратегического анализа де Голля. Установление глубоких связей с помощью альянса безопасности (как вариант – НАТО) и некоторой разновидности экономического объединения виделось в Европе в целом и во Франции в частности приемлемым путём закончить циклы насильственной конкуренции, которые начались в 1871 году.

Де Голль поддерживал экономическую интеграцию также, как и независимые европейские оборонительные возможности. Но он возражал против любых идей, которые могли бы стоить Франции любых элементов её суверенитета. Соглашения, подписанные суверенными народами, могут быть определены, переопределены и в случае необходимости отменены. Конфедерация или федерация означает перенос суверенитета и потерю возможности принятия решений на национальном уровне, неспособность выйти из группы и неспособность целого избавиться от части.

Популярні новини зараз

Мобілізація в Україні лише за згодою: кого не чіпатиме ТЦК

Як отримати тисячу Зеленського на картку "Національного кешбеку": детальна відеоінструкція

Українським водіям порадили оновити права: у чому причина

КМДА повідомила неочікувані дані щодо підключення опалення у столиці

Показати ще

Де Голль возражал против структуры НАТО, поскольку она эффективно ограничивала суверенитет Франции. Военный Комитет НАТО эффективно перехватывал управление военными силами конституционных народов, и во время войны верховный командующий НАТО в Европе (всегда американец) автоматически становился в их главе. Де Голль не возражал против принципов НАТО в целом, и Франция оставалась членом, но он не принимал, что французская пехота автоматически привязывались к военным планам или автоматически находились под командой кого-то, кто не был французом. Решение должно было приниматься Францией, когда придёт время. И это не ставилось под сомнение.

В этом смысле де Голль отличался от экстремальных видений европейских интеграционистов, которые видели постепенное формирование Соединённых Штатов Европы. Как и британцы, которые всегда преследуют собственные интересы, независимо от заключённых соглашений, он был открыт для альянса с суверенными европейскими странами, но не был согласен на создание федерации, в которой Франция становилась одной из провинций.

Де Голль понимал слабость будущего Европейского Союза в том, что в нём всегда будут доминировать национальные интересы. Не важно, как связаны станут нации в более широкой системе, пока национальные лидеры будут отвечать за свои народы, интеграция никогда не будет работать во времена кризиса, и будет питать кризис, превращая его изначальные заботы и причины в кризис смешанного суверенитета.

Но де Голль также хотел, чтобы Франция играла доминантную роль в европейских отношениях, и он знал, что это будет возможно только в альянсе с Германией. Он был уверен (возможно, ошибочно), что из-за психологических последствий Второй мировой войны Франция будет старшим партнёром в этих отношениях.

Наследники де Голля приняли его аргумент, что Франция должна преследовать собственные интересы, но не его одержимость суверенитетом. Или, более точно, они создали стратегию, которая исходила из логики де Голля. Как говорил де Голль, франция в одиночку не могла надеяться сравняться с глобальными супердержавами. Франция нуждалась в союзах с другими европейскими странами, и, прежде всего, с Германией. Основание для этого альянса должно было быть экономическим и военным. Но с коллапсом СССР необходимость военного соглашения исчезла. Французские президенты после окончания Холодной войны, Жак Ширак и Николя Саркози, верили, что голлистское видение может быть достигнуто на одних экономических связях.

Именно в этом контексте Олланд и едет в Германию. Хотя Саркози ушёл признанным союзником Германии, Олланд не обязательно будет предрасположен к немецкому решению европейских проблем. Это что-то новое в германо-французских отношениях, но это именно то, что де Голль признал бы правильным. Французские экономические нужды сильно отличаются от немецких.

Гармонизирующие соглашения там, где нет гармонии, опасны и непредсказуемы. Сильное «нет» иногда необходимо. Ирония в том, что Олланд – социалист и идеологический враг голлизма. Но, как мы уже сказали, большинство президентов не создают новых стратегий, а только перестраивают уже существующие национальные стратегии к текущему моменту. И похоже на то, что Олланд теперь начнёт, очень медленно, играть голлистскую стратегию

Источник: Stratfor