Наследный принц Мухаммеда бин Салман  намерен провести   в Саудовской Аравии серьезные политические реформы, способные радикально повлиять на ситуацию в мире и судьбу ислама.

Я никогда не думал, что доживу до того времени, когда смогу написать эти строки: наиболее значимый процесс реформ, охвативший весь Ближний Восток, наблюдается сегодня в Саудовской Аравии. Да, вы не ослышались. Приехав сюда в самом начале саудовской зимы, я обнаружил, что страна переживает собственную «Арабскую весну».

В отличие от других вариаций «Арабской весны» — которые все, за исключением случая Туниса, осуществлялись снизу вверх и потерпели неудачу — эта проводится по инициативе 32-летнего наследного принца Мухаммеда бин Салмана сверху, и, если все пройдет успешно, она не только изменит характер Саудовской Аравии, но и задаст новый тон и направление исламу во всем мире. Только глупец возьмется прочить этим реформам успех — и вместе с тем только глупец не станет за них болеть.

Решив разобраться в происходящем, я прилетел в Эр-Рияд, чтобы взять интервью у наследного принца, известного как «M.B.S.». Он еще не комментировал события чрезвычайного характера, имевшие место здесь в начале ноября, когда его правительство арестовало десятки саудовских принцев и бизнесменов по обвинению в коррупции и заключило их в импровизированную позолоченную тюрьму — отель Riyadh Ritz-Carlton — где они остаются до тех пор, пока не согласятся отказаться от своих нажитых нечестным путем богатств. Такое увидишь не каждый день.

Мы встретились ночью в богато украшенном фамильном дворце с глинобитными стенами в Оудже, к северу от Эр-Рияда. Принц Мухаммед говорил по-английски, в то время как его брат, принц Халид, новый посол Саудовской Аравии в США, и несколько старших министров угощались разными блюдами из мяса ягненка и придавали беседе особый колорит. После почти четырехчасового интервью в 1:15 утра я наконец сдался, напомнив принцу, что ровно в два раза его старше. Уже очень, очень давно не обрушивался на меня столь неистовый поток новых идей по преобразованию страны, исходящий от кого-то из арабских лидеров.

Мы начали с очевидного вопроса: что происходит в Ritz? Пытается ли принц тем самым продемонстрировать свою силу, чтобы избавиться от соперников внутри семьи и частного сектора экономики до того, как больной отец, король Салман, передаст ему ключи от королевства?

«Нелепо», сказал он, предполагать, что эта антикоррупционная кампания была захватом власти. Принц отметил, что многие видные деятели среди задержанных в Ritz публично уже заявили о своей верности ему и его реформам и что «большинство членов королевской семьи» его поддерживает.

Вот что, по его словам, произошло: «С 1980-х годов по сегодняшний день наша страна серьезно страдает от коррупции. По подсчетам наших экспертов, каждый год примерно десять процентов государственных расходов разворовывается коррупционерами на всех уровнях власти. За это время правительство не раз объявляло «войну коррупции», и все эти попытки потерпели неудачу. Почему? Потому что все они начинались снизу».

Поэтому, когда его отец, который за почти 50-летний срок на посту губернатора Эр-Рияда ни разу не был уличен в коррупции, поднялся на трон в 2015 году (в период падения цен на нефть), он поклялся положить всему этому конец. Принц сказал:

«Мой отец понимал, что мы не можем оставаться в „Большой двадцатке» и расти при таком уровне коррупции. В начале 2015 года одним из его первых приказов своей команде было собрать всю информацию о коррупции — наверху. На протяжении двух лет эта команда собирала самую точную информацию, чтобы затем представить список из примерно 200 имен».

По словам принца, когда все материалы были готовы, прокурор Сауд аль-Моджиб принял соответствующие меры. Подозреваемые миллиардеры или принцы были арестованы и поставлены перед выбором: «Мы показываем им все имеющиеся у нас документы, и после этого примерно 95% из них соглашаются на сделку», которая заключается в списании наличных или акций в государственную казну Саудовской Аравии.

«Около одного процента, — добавил он, — в состоянии доказать, что они чисты перед законом, и их дело закрывается на месте. Около 4% утверждают, что не замешаны в коррупции и со своими адвокатами намерены обратиться в суд. Согласно законодательству Саудовской Аравии прокурор является независимой фигурой. Мы не можем вмешиваться в его работу, король имеет право уволить прокурора, но ведет этот процесс именно он… У нас есть эксперты, которые следят за тем, чтобы в ходе этого процесса не обанкротится ни один бизнес» — дабы избежать безработицы.

«Сколько денег они возвращают?» — спросил я.

Популярні новини зараз

Зеленський: Путін зробив другий крок щодо ескалації війни

Аудит виявив масові маніпуляції із зарплатами для бронювання працівників

У 2024 році в Україні розпочалася Третя світова війна, - Залужний

На Київщині добудують транспортну розв’язку на автотрасі Київ-Одеса

Показати ще

По словам прокурора, эта сумма по результатам сделок может составить «около ста миллиардов долларов», сообщил принц.

Он добавил, что искоренить всю коррупцию сверху донизу невозможно, «поэтому приходится отправлять сигналы, и нынешний сигнал звучит так: „Вам не скрыться». И результаты налицо», например, «когда люди пишут в соцсетях: я позвонил своему посреднику, а он не отвечает». Саудовские бизнесмены, которые платили взятки за услуги, оказываемые бюрократами, не привлекаются к ответственности, объяснил принц. «Это те, кто вытряхивал деньги из правительства» — путем завышения цен и получения откатов.

Ставки принца Мухаммеда в этой антикоррупционной кампании довольно высоки. Если общественность считает, что он действительно борется с подрывающей систему коррупцией, гарантирует прозрачность этого процесса и дает понять будущим саудовским и иностранным инвесторам, что верховенство закона будет преобладать, это значительно укрепит доверие к системе. Но если эта кампания в конечном итоге станет произвольной, непрозрачной и запугивающей, нацеленной скорее на консолидацию власти ради самой власти и не контролируемой никаким законом, она в конечном итоге отпугнет саудовских и иностранных инвесторов и лишит их решимости, а этого страна не может себе позволить.

Но одно я знаю точно: все без исключения саудовцы, с которыми мне довелось в эти дни беседовать, выражали горячую поддержки этой борьбе с коррупцией. Саудовское молчаливое большинство явно сыто по горло царящей несправедливостью, когда их страну как липку обдирает такое большое число принцев и миллиардеров. В то время как иностранцы, подобно мне, интересовались правовыми рамками этой операции, среди саудовцев, с которыми я разговаривал, царили такие настроения: «Просто переверните их всех вверх тормашками и трясите, пока из их карманов не высыпятся все деньги!»

Но знаете что? Эта антикоррупционная кампания является лишь второй по значимости инициативой принца. Первая заключается в том, чтобы вернуть саудовскому исламу более открытую и современную ориентацию — от которой он отошел в 1979 году. То есть возвращение к тому, что на проходившем здесь недавно мировом инвестиционном форуме принц Мухаммед определил как «умеренный, сбалансированный ислам, открытый миру, всем религиям и всем традициям и народам».

Я хорошо помню тот год. В 1979 году я начинал свою карьеру в качестве репортера на Ближнем Востоке в Бейруте, и регион, которым я с тех пор занимаюсь, в тот год был сформирован тремя крупными событиями: захватом Большой мечети в Мекке саудовскими пуританскими экстремистами — которые обвинили правящую семью Саудовской Аравии в коррупции и раболепстве перед западными ценностями; исламская революция в Иране; и советское вторжение в Афганистан.

Эти три события в то время не на шутку испугали правящую семью Саудовской Аравии и заставили ее попытаться укрепить собственную легитимность, разрешив своим ваххабитским священнослужителям навязывать обществу гораздо более строгий ислам, а также начав общемировое соперничество с аятоллами Ирана в том, кто из них способен экспортировать более фундаменталистский ислам. То, что США попытались взять эту тенденцию на вооружение, использовав против России в Афганистане исламистских бойцов, только усугубило ситуацию. В итоге, по всему миру ислам дал крен вправо и подготовил 9/11.

Адвокат по образованию, создавший фонд для поддержки образования и социального обеспечения, принц взял на себя задачу вернуть саудовский ислам в центр. Он не только запретил всемогущей религиозной полиции Саудовской Аравии отчитывать женщин за то, что они не покрывают каждый дюйм своей кожи, но и позволил женщинам сесть за руль. И в отличие от всех предыдущих лидеров Саудовской Аравии он критикует сторонников жесткой линии с идеологических позиций. Как сказала мне одна 28-летняя жительница Саудовской Аравии, получившая образование в США, принц Мухаммед «пользуется другим языком. Он говорит: „Мы намерены уничтожить экстремизм». Он не пытается ничего приукрасить. Это вселяет уверенность в реальность будущих перемен».

И действительно принц Мухаммед наставлял меня так: «Не пишите, что мы „переосмысливаем» ислам — мы „возвращаем» ислам к его истокам — и наши самые главные инструменты — это практики Пророка и [повседневная жизнь] в Саудовской Аравии до 1979 года». Во времена Пророка Мухаммада, утверждал он, существовали музыкальные театры, было смешанное общество из мужчин и женщин, в Аравии уважали христиан и евреев. «Первым судьей по торговым делам в Медине была женщина!» Поэтому, если Пророк все это принял, вопрошает принц: «Выходит, Пророк не был мусульманином?»

Потом один из его министров вынул свой мобильный телефон и показал мне фотографии и видеоролики на YouTube, снятые в Саудовской Аравии 1950-х годов: женщины с непокрытыми головами, в юбках, прогуливающиеся по улицам с мужчинами, а также концерты и кинотеатры. Это по-прежнему была традиционная и сдержанная страна, но не та, где развлечения объявляются вне закона, что и произошло после 1979 года.

Если Саудовской Аравии удастся победить этот вирус антиплюралистического, сексистского ислама, который вышел из Саудовской Аравии в 1979 году, в мусульманском мире распространятся умеренные воззрения, которые, безусловно, будут только приветствоваться в стране, где 65 процентов населения составляют люди моложе 30 лет.

Источник: The New York Times, перевод Хартия97