Северный Кипр и Западная Сахара: уроки для Украины

Территориальный спор между Украиной и Россией вокруг так называемых ДНР, ЛНР и Крыма является центральной точной украино-российского противостояния, и началом новой Холодной войны между режимом Владимира Путина и условно странами Запада (упрощенно странами-членами НАТО). На данный момент конфликт пребывает в полу-замороженном состоянии (перестрелки проходят каждый день, но полномасштабные боевые действия скорее редкость). В данной ситуации определяющим становится разработка собственно Украиной и украинскими аналитическими центрами полноценной стратегии по оптимальному для страны урегулированию конфликта. При разработке такой концепции может быть полезен анализ уже существующего международного опыта, так как в истории международных отношений существует несколько случаев, похожих на проблемы, с которыми столкнулась Украина. Данный доклад рассмотрит два примера подобных конфликтов, которые будучи во-многом отличными от того, в который вовлечена Украина, тем не менее дают возможность получить дополнительную информацию о некоторых потенциальных проблемах с которыми страна может столкнуться во время урегулирования территориального спора.

Предварительный тезис, который важен для структуры доклада. Предполагается, что силовым путем Украина не в состоянии заставить Российскую Федерацию прекратить поддержку территорий «ДНР» и «ЛНР». Тем не менее, в ситуации нарастания международного давления на Российскую Федерации восстановление украинского суверенитета не является чем-то невозможным. Таким образом, имеется два сценария. Первый – условный вечный «Минск»: Украина сосуществует с неконтролируемыми территориями неопределенно долгий период времени. Второй: Российская Федерация прекращает военный контроль территорий ЛНР, ДНР и Крыма, соответственно Украина восстанавливает свой суверенитет.

Оба случая потенциально допустимы и несут разные риски и проблемы для Украины. С точки зрения международного опыта есть два прецедента, каждый из которых условно соответствует одному из сценариев: конфликт вокруг Северного Кипра для первого и конфликт вокруг Западной Сахары для второго. Параллель первого кейса следующая. Также как и Кипр Украина столкнулась с необходимостью сосуществования с предполагаемо независимой территорией (Турецкая республика Северного Кипра). При этом, невозможность возвращения контроля над которой обуславливается соседним государством, располагающим большими военными возможностями (в случае Кипра – Турция, в случае Украины – Россия).

Во втором случае, имеет место конфликт вокруг предполагаемого права нации на самоопределение, и соответственно контроля над территорией, население которой поддерживает сепаратизм (Марокко и коренное население Западной Сахары). Более того, эти устремления поддерживаются соседним государством, которое оказывает материальную поддержку сепаратистам (Алжир). В этом сценарии – история конфликта вокруг Западной Сахары может помочь оценить потенциальные риски для того случая, если Украине удастся вернуть контроль над всей своей международно-признанной территорией, но при этом население этих территорий (как минимум некая его часть) останется настроена анти-украински, а Российская Федерация продолжит оказывать поддержку этих настроений, не нарушая при этом напрямую украинского суверенитета. Таким образом, первый сценарий это настоящее Украины, и один из вариантов будущего, в то время как второй сценарий это возможное будущее, которое, как мы предполагаем, рано или поздно настанет.

Сценарий Северного Кипра, наверное, наиболее близок нынешней ситуации, в которой оказалась Украина. Сначала краткая история конфликта и его параллели с украинской реальностью.

Итак, в 1974 году Турция ввела войска на часть территории Кипра и провозгласила, в результате чего там было создано государство Турецкая республика Северного Кипра (с 1975 по 1983 год Турецкое Федеративное Государство Кипр), которое не признало ни одно государство в мире за исключением Турции. Просматривается прямая параллель между турецкой – кипрской историей, и украино – российской, за исключением того, что донбасские республики не признала даже Россия.

Сходства между двумя историями продолжаются и на более детальном уровне. Во-первых, гарантами существования независимого кипрского государства согласно соглашениям 1960 года, которые провозгласили предоставление Кипру независимость от Великобритании, были Великобритания (великая держава), Греция (государство-союзник) и Турция (будущий агрессор). Гарантами украинской территориальной целостности выступили по Будапештскому меморандуму: Россия (будущий агрессор), Великобритания, и США (две великие державы). В обоих случаях великие державы не выполнили напрямую свои обязательства, и агрессия не встретила пропорционального отпора.

Формальным поводом для агрессии Турции стал вооруженный переворот, в результате которого контроль над Кипром перешел от президента Макария Мускоса к Никосу Самсону, бывшему члену подпольной организации, поддержанного военными. Самсон выступал за присоединение Кипра к Греции, что было использовано Турцей как предлог для защиты турецкого населения острова. То, что хунта не удержалась у власти, и то, что вскоре в страну вернулся легитимный президент Константинос Караманлис, который представлял либеральное, прозападное крыло, положение не изменило.

Ситуация напоминает украинский сценарий, когда предлогом для российского вмешательства стала защита русскогоговорящего населения восточных областей Украины.

В случае Кипра противостояние между его про-турецкой и про-греческой частью имело место практически сразу после провозглашения независимости. В итоге уже с 1964 года на территории острова находились Вооружённые силы ООН по поддержанию мира на Кипре. После турецкой операции именно эти подразделения стали охраной буферной зоны (Зеленой линии), разделившей признанное и непризнанное государства. Также это напоминает случай Украины.

Очевидно, что кейс Северного Кипра – настоящее Украины. Поэтому я рассмотрю несколько элементов эволюции сосуществования Кипра и Турции в условиях «замороженного конфликта, которые могут быть полезны для Украины»: проблему беженцев и интеграции оккупированной территории в новое государство, взаимодействие с ЕС (оккупация Северного Кипра не помешала Кипрской республики стать часть Европейского Союза) и попытки де-факто воссоздать единое государство дипломатическим путем.

Методы изменения оккупированных территорий.

В результате конфликта порядка 160 000 греков покинуло оккупированные территории, на фоне волны изнасилований, насильственного лишения собственности и грабежей¹. Как отмечают исследователи конфликта «турецкие военные оказались вовлечены в осквернение икон и других сакральных объектов, разграблении церквей, отелей и музеев»².

Более того, уже на следующий год после оккупации Турция начала осуществлять колонизацию кипрских территорий. В 1975 году стартовала программа по переселению на север Кипра крестьян с черноморского побережья, Анатолии и юго-восточной Турции. Программа, впрочем, оказалась неудачной. Дело в том, что переселенцам разрешалось занимать оставленные помещения и возделывать земли, конфискованные у греков-киприотов, но, в тоже время право собственности на эти объекты за переселенцами не закреплялось. В результате неустойчивость правового положения, в сочетании с климатом, неблагоприятным для земледелия (недостаток пресной воды), привели к тому, что на Кипр переселилось всего 15 000 крестьян³. Другим источником колонизации стали рабочие: к середине 2000х более 130 000 турок переселилось на Кипр (60 000 стали гражданами непризнанного государства). Что интересно местное турецкое население восприняло столь масштабную миграционную волну как угрозу местным культурным и социальным идентичностям⁴.

Совет Европы осудил колонизацию Кипра турецким населением в рекомендации Парламентской Ассамблеи №1197/1992. Однако ни к каким практическим последствиям это не привело. В дальнейшем Европейский суд по правам человека в 2014 году обязал Турцию выплатить 30 миллионов евро за моральный ущерб Республике Кипр а еще 60 миллионов евро блокированному на полуострове Карпасия греческому населению. Это решение подтвердило то, что ЕС признает только одно легитимное государственное образование – республику Кипр, но на политику Турции это не повлияло.

Тем не менее, опыт Северного Кипра показывает, что у законного и легитимного правительства имеется крайне мало ресурсов помешать интеграции оккупированных территорий в прото-государственное образование. В таких условиях, больший смысл имеет концентрация усилий над созданием условий для качественного роста на той территории, которая контролируется. В случае Кипра – такими условиями стало вступление в Европейский Союз.

Интеграция Кипра в Европейский Союз

Еще до оккупации Северного Кипра, Кипрская республика начала процесс интеграции в общеевропейские структуры. В 1961 году Кипр стал членом Совета Европы, а с 1972 года – ассоциативным членом Европейского экономического сообщества. После оккупации, форсированное вступление в европейские структуры стало одним из трех ключевых направлений кипрской дипломатии, наряду с повышением обороноспособности и попыток решить конфликт вокруг Северного Кипра дипломатическим путем.

Формально путь к членству в ЕС занял у Кипра 14 лет с момента проведения в 1990-м году референдума в Республике референдума о постановке задачи вхождения в ЕС. К этому году обстановка для начала процесса вхождения в ЕС стала благоприятной. В условиях распада СССР вопросы военной безопасности и роль Турции как члена НАТО на какое-то время снизились. В это же время ЕС стал превращаться из просто экономического союза в региональный центр силы. В итоге в относительном плане возможности Анкары как потенциального тормоза европейской интеграции Кипра резко сократились. В том же году правительство Кипра подало официальную заявку на вступление в организацию.

Однако, уже в период с 1974 по 1990 год экономика Кипра модернизировалась и интегрировалась с европейской. Без этого, у европейских партнеров не было бы заинтересованности в интеграции территории с проблемным территориальным статусом. Ключевым стало подписание в 1987 году соглашения о таможенном Союзе с ЕЕС.

За 13 лет предшествовавших соглашению Кипру удалось снизить долю занятых с сельском хозяйстве на 10% (с 29% до 19%⁵). Удалось добиться успехов и в сфере социального обеспечения: например в увеличении числа больниц и врачей на душу населения. В целом экономика Кипра росла в этот период в среднем на 8,1%⁶ в год. Успех реформам на этапе старта обеспечило несколько факторов. Во-первых, Кипр воспользовался рынком арабских государств, который только-только приобрел покупательскую способность в результате роста нефтяных цен. Арабы стали новыми туристами кипрских курортов, инвесторами в строительство и рынками сбыта. Во-вторых, на фоне разрушения Ливана в ходе гражданской войны Кипр перехватил его функцию как хаба для международным компаний – моста на пути из Европы в Азию. Это способствовали удобное географическое положение, бегство на Кипр ливанских бизнесменов, развитая система авиамаршрутов и телекоммуникаций. Наконец, важным моментом стало принятие в 1975 и 1977 году двух поправок в налоговый кодекс, которые снизили корпоративный налог для иностранных компаний до 4,35%⁷ (сегодня он выше, но все равно самый низкий в ЕС – 10%, плюс соглашения позволяющие компании избежать двойного налогообложения). Во-третьих, выросло количество киприотов-мигрантов, работающих за рубежом, но присылающих деньги на родину (в 1974 мигранты пересылали 3,3 миллиона кипрских фунтов, в 1984 – 31⁸). Трудовая эмиграция и привлечение иностранного капитала позволили избежать негативных последствий оккупации в плане безработицы: в 1974 году она взлетела до 17%, а в 1977 – 1991 гг. колебалась между 2-4%⁹.

В итоге, подписанное соглашение выглядело логичным шагом по интеграции успешно развивающейся экономики в ЕС. Оно предполагало 2 уровня – 1-ый сроком на 10 лет, и второй на следующие 5. На первом этапе, соглашение отменило тарифы между Кипром и ЕЕС, и ввело единый тариф ЕЕС для трансакций между Кипром и странами не-членами ЕЕС. На втором этапе, Кипр принял общую политику в отношении сельского хозяйства, конкуренции и транспорта. Это принесло как дополнительные вызовы – конкуренцию кипрской промышленности с более качественными и дешевыми европейскими товарами, так и возможности. Благодаря соглашению Кипр начал превращаться в один из крупнейших портов в Европе К 2012 году морские перевозки составили 6%¹⁰ ВВП страны, а судоходный флот Кипра стал третьим по размеру в ЕС и 10-м в мире.

Таким образом к 1990-му году, Кипр определился с вектором интеграции. Но потребовалось еще 8 лет, прежде чем начались переговоры о практических шагах по полноправному вступлению в ЕС. До этого в 1996 году Совет Безопасности ООН принял резолюцию, приветствовавшую вступление Кипра в ЕС. С 1998 по 2003 год продолжалась работа над согласованием кипрского законодательства с нормами ЕС.

Принципиальное решение было принято в 1999 году на заседании Европейского совета в Хельсинки, которое постановило, что решение политических проблем острова не является необходимым условием для вступления в ЕС. Тем самым политика Турции по противодействию евроинтеграции Кипра. Турция пыталась доказать, что подобное вступление еще больше углубит раскол между южной и северной частями острова, сделав объединение в будущем невозможным. Более того, турецкое руководство подчеркивало, что не существует легитимного института, который представлял бы на переговорах все население Кипра. На что, Европейская комиссия в Хельсинки приняла решение о сосуществовании такого института – руководства республики Кипр, которое и подало заявку на вступление от лица всей республики, а не только южной ее части. В результате с мая 2004 года Кипр – член Европейского Союза.

Примечательно, что параллельно кипрскому процессу, ши переговоры о вступлении в ЕС Турции. Расчет европейских дипломатов был на то, что общая повестка и постепенная демократизация Турции под влиянием «европенизации» привет к мирному урегулированию конфликта. Однако эта политика провалилась. Об этом провале и о других попытка урегулировать конфликт – следующая часть.

Пределы дипломатии

Главным защитником интересов Кипра в ЕС предсказуемо стала Греция. Последняя всячески мешала интеграции Турции в ЕС до тех пор, пока не будет решен вопрос о Северном Кипре. В 1994 году Греция наложила вето на вступление Турции в Таможенный союз ЕС. Что важно, Греция была готова рисковать миром ради давления на Турцию: в 1996 году стороны оказались на грани войны в ходе разбирательств о территориальном статусе бухты Имия в Эгейском море.

В то же самое время представители ЕС надеялись, что именно перспектива членства в нем, поможет решить кипрский конфликт: в случае совместного вступления Турции и Кипра, вопрос административного урегулирования территории решался бы сам собой по их мнению. ЕС был готов оказать материальное стимулирование Северному Кипру в размере €259 миллиона в случае достижения договоренностей к моменту вступления Кипра в ЕС. К этой работе подключилось и ООН.

Дальше всего продвинулся так называемый план Аннана. Его проект предусматривал создание нового государства, с новым названием: Объединенная Кипрская Республика. В ней существовало бы две части: кипрская и турецкая, каждая со своей автономией. Турецкой автономии отошло бы 28,5% острова (против 37%, занимаемых непризнанным государством сейчас). Кроме того 85 000 греческих беженцев смогли бы вернуться в родные места. Референдум состоялся за неделю до вступления Кипра в ЕС, и в случае успеха в Европейский союз вошли бы де-факто и территории, сейчас контролируемые ТРСК. На территории непризнанного государства проект подержали 65%, в то время как население собственно республики Кипр высказалось против 87%. Соответственно план не был принят. На это был ряд причин. Во-первых, проект предусматривал юридическое узаконивание договоров заключенных между ТРСК и Турцией – а по ним турецкие войска оставались на острове, турецкие военные корабли могли использовать кипрские гавани, а турецкие ВВС без разрешения летать над всей территорией Кипра. Во-вторых, никак не урегулировался вопрос собственности, принадлежавшей ранее грекам, но теперь занятым турецкими переселенцами. В-третьих, до 1974 года турки-киприоты, составляли 18% населения острова – тем самым даже 28,5% территории за турецкой автономией означало бы международную легитимацию прошлой агрессии, которая расширила граница территорий, контролируемых турецким населением Кипра. Более того, по соглашению 33% членов правительства должны были быть турками и обладать коллективным правом вето, что также превышает этническую пропорцию.

План Коффи Аннана был самым компромиссным вариантом объединения признанного и непризнанного государств. Однако, даже он продемонстрировал принципиальное ограничение любых дипломатических усилий в условиях сохранения военной оккупации. Мирное урегулирование будет проигрывать до-военному статус-кво, а сторона агрессор получит преференции, на которые по букве международного права она претендовать не имеет права.

Кипрские уроки для Украины

В случае реализации кипрского сценария украино-российского противостояния, пример Республики Кипр позволяет сделать ряд выводов.

Во-первых, очевидно, что без внутренних изменений в стране-причине конфликта, завершить его не удастся ни военным ни дипломатическим путем. Любое дипломатическое решение будет ухудшать до-военное положение страны-жертвы агрессии. Это могут быть дополнительные барьеры в механизме принятие решений (право вето – представителям отдельных районом), либо прямая легализация пребывания войск агрессора на территории государства. Пример Кипра показывает способ противостояния такой стратегии дипломатическим путем, который удовлетворил бы как европейский, так и ООН-их представителей – всенародный референдум. В случае Украины, было бы логично вынести на него политические положения минских договоренностей.

Во-вторых, конфликт может длиться неопределенно долгое время и он не может служить оправданием откладывания модернизации экономики и политической жизни. Надо понимать, что просто по факту пребывания жертвой агрессии никто Украине членство в ЕС не предоставит. Даже в случае успешных реформ и темпов роста экономики под 8-6% в год, процесс вступления в ЕС может реалистично занять от 10 лет. Вопрос нужно ли Украине в такой перспективе членство в этом объединении, может заслуживать отдельного обсуждения. Важно при этом понимать, что вопрос отсутствия де-факто контроля над международно- признанной территорией Украины имеет все шансы быть «не замеченным» Европейским Союзом, и контроль России над Донбассом и Крымом не является сам по себе препятствием для вступление в ЕС Украины.

Таким образом, стратегия установления четкой демаркационной линии, контролируемой международными наблюдателями, и концентрации всех усилий на модернизации Украины – вполне обоснованная кипрским примером стратегия. Она имеет свои минусы, так как чем дольше продолжается оккупация, тем больше изменяется этнический и социальный состав территорий, делая гипотетическое воссоединение менее и менее возможным. Более того, надо понимать, что в международном праве нет механизмов, позволяющих с гарантией воспрепятствовать любой политике агрессора на оккупированных территориях.

Краткая справка:

Территория Западной Сахары представляет собой 260 000 квадратных километров на северо-востоке африканского атлантического побережья. Ее коренное население – племена кочевников. С 1884 по 1975 гг. Западная Сахара управлялась испанской колониальной администрацией. В 1974 году, на фоне процесса деколонизации Испании и предстоящего референдума, который должен был определить будущее территории, Марокканское правительство обратилось в ICJ, с целью добиться признания территории Западной Сахары до европейской колонизации a terra nullis (ничейной территорией). Это позволило бы Марокко присоединить земли Западной Сахары, на основе исторических связей с местным населением. Суд признал наличие этих связей, но счел их недостаточными для подтверждения марокканского суверенитета. Это не помешало Марокканскому правительству проинтерпретировать решение суда в свою пользу и в 1975 территория Западной Сахары стала управляться марроканской администрацией, которая опиралась на 80 000 армию (население Западной Сахары составляло примерно 300 000 человек). В ответ с 1976 по 1988 гг повстанческое движение Полисарио, при финансовой поддержке Алжира и Кубы, развернула на территориях Западной Сахары партизанскую войну, при этом сам Алжир в конфликт напрямую не вмешивался. Уже к 1981 году вооруженным силам Марокко удалось установить контроль над 85% территории Западной Сахары. Оставалась проблема контроля над абсолютно пустынными территориями. В качестве решения марокканское правительство начало возведение оборонительной системы¹¹ (сплошной цепи барьеров из песка и камня), завершенной к 1987 году. В результате фронту Полисарио пришлось уйти на территорию Алжира вместе с десятками тысячами беженцев (в настоящий момент их число примерно 130 000). В Алжире фронт провозгласил создание независимой Сахарской Арабской Демократической Республики, которая в разное время была признана до 84 государствами. Периодические столкновения с марокканской администрацией (похищения людей, пытки) продолжаются и до сих пор. Даже спустя 35 лет конфликт не урегулирован.

Попытки урегулирования конфликта и причины их провала:

За все время конфликта в Западной Сахаре, при посредничестве как ООН, так и американских дипломатов, предпринималось множество попыток его мирного разрешения, все они однако остались неудачными. Понять причины этих провалов важно для Украины, так как опыт Западной Сахары, показывает, что даже военное разрешение конфликта не гарантирует стабильности на территории, которая может остаться «черной дырой», поглощающей экономические и репутационные ресурсы страны. Сценарий, при котором на территории РФ из украинских беженцев и бежавших членов администраций ЛНР и ДНР будут основаны «правительства в изгнании», а в возвращенных областях будут продолжаться перестрелки и столкновения выглядит вполне реалистичным. Вопрос же полноценного мирного урегулирования остается таким образом более сложным, чем просто военный контроль над территорией, и с этой точки зрения опыт Западной Сахары, ее ошибки, могут быть полезны Украине.

Первый план мирного урегулирования сроком на 12 лет был разработан ООН и принят как Марокко, так и Полисарио. Целью плана было создать базу для проведения референдума на территории Западной Сахары, который был бы принят всеми сторонами. План провалился из-за многочисленных разногласий: кого считать Западными Сахарцами и кто из них должен обладать правом голоса – консенсуса по этим вопросам достичь не удалось. Что интересно, с точки зрения религии, языка, внешнего вида население Западной Сахары практически неотличимо от жителей Марокко¹².

Поняв бесперспективность этого пути, Совет безопасности ООН при поддержке бывшего госсекретаря США Джеймса Бейкера в 2001 году разработал новый план урегулирования конфликта. Он предполагал создание автономной Западной Сахары, как части Марокко. Местное население получало собственный парламент и правительство, ответственное за управление автономии, включая следующие сферы общественной жизни: охрану правопорядка, образование, торговлю, сельское хозяйство. В ведении марокканского правительства оставались только национальная обора, внешняя политика и финансы. В случае успеха план предусматривал проведение через 5 лет референдума об окончательном статусе территории, без непосредственного упоминания перспективы независимости Марокко согласилось с этим предложением, в то время как Алжир и Полисарио отвергли этот план.

Переговоры продолжились, и в 2003 году появился план «Бейкер 2». Помимо прочего он предусматривал передачу под контроль автономной администрации Западной Сахары (АЗС) добычу полезных ископаемых и иных природных ресурсов. На это уже не согласилось Марокко: учитывая связи марокканских политических и военных элит с ресурсными отраслями, передача последних под контроль АЗС стала бы угрозой для важных групп интересов внутри марокканского режима¹³. Снова конфликт остался неразрешенным.

Сахарские уроки для Украины

Несколько выводов, которые имеют отношение к Украине.

Во-первых, неурегулированный территориальный спор может продолжаться неопределенно долгий период времени даже в случае восстановления военного контроля над большинством спорной территории. Во-вторых, с точки зрения политической экономии и конкуренции элит определяющим является вопрос контроля над природными ресурсами (в случае Западной Сахары – фосфаты, в случае Донбасса – уголь). Как отмечает Билон¹⁴: «как только жители Западной Сахары осознали перспективу создания на основе этих ресурсов жизнеспособного и процветающего государства, предположение, что Марокко собирается лишить их обнаруженного богатства, привело к мобилизации сопротивления». Можно предположить, что до тех пор пока не урегулирован вопрос перераспределения природной ренты – конфликт в Западной Сахаре скорее всего будет продолжатся. Это похоже на логику части населения Донбасса, поддержка которыми сепаратистов основывалась на представлении, что именно они «кормят» Украину, которая отбирает у них природные богатства. Что важно, вопрос справедливости распределения ресурсов может стать в перспективе поводом для симпатий сепаратистам на международной арене. В случае Западной Сахары «политическая интерпретация нефтяной эксплуатации социальными активистами позволило фронту Полисарио найти множество сторонников и спонсоров за рубежом»¹⁵.

Во-вторых, проведение референдума, который устроил бы все стороны конфликта, был бы ими признан и стал бы неким «новым началом» (founding moment) – нереалистичный вариант, даже при наличии формального желания сторон. Этот путь по-видимому не работает. Таким образом, ключевым становится не политическое, но социальное решение проблемы сепаратизма – уменьшения социальной базы протестного движения, посредством политики экономического развития и демократизации. В случае Украины и оккупированных территорий – необходима спокойная и взвешенная оценка собственно «местного» протестного потенциала в Донбассе и в Крыму, который может сохраниться и с случае прекращения иностранного вмешательства и восстановления контроля над границей, если не будут ликвидированы структурные экономические факторы, подпитывающие сепаратистское движение.

В случае с Марокко и Западной Сахарой имеет место скорее отсутствие такой политики, что создает проблемы для страны на международной арене на двух уровнях. Как отмечает Абдельслам Магра¹⁶ негативному имиджу Марокко способствует во-первых – коррупция и дискриминация населения Западной Сахары (как потенциально опасного населения), во-вторых неспособность полноценно донести до западных партнеров и международного сообщества в целом свое видение ситуации. Конфликт продолжает восприниматься как классическое столкновение между правом нации на самоопределение и стремлением Марокко защитить свой суверенитет. Соответственно, усилия по продвижению своего дискурса среди дипломатических партнеров не должны прекращаться, но напротив быть центром дипломатической повестки.

Наконец, финальный, но важный момент в контексте украинского внутриполитического развития. В случае Марокко «вопрос о Западной Сахаре на протяжении 25 лет являлся тормозом для демократизации, так как для того, что бы его уравновесить в стране возник национальный консенсус, основанный на шовинизме»¹⁷. Вопрос увязки демократических преобразованием с контролем над территорией возможно является не лучшим методом осуществления реформ. Напротив, успешные перемены в правовом и политическом развитии страны могут способствовать разрешению конфликта.