Сеяр Куршутов: Украина должна выдавливать из себя тварей русского мира

Бизнесмен Сеяр Куршутов считает, что война Украины с Россией стала Рубиконом, который заставляет общество отказаться от компромиссов с Россией. Мы не можем больше идти на компромиссы с теми, кто симпатизирует России внутри Украины. Такие люди должны быть ограничены в доступе к управлению государством и подвержены остракизму.

Юрий Романенко: Сеяр Куршутов – бизнесмен, неоднократно у нас бывал, мы уже много бесед делали на различные темы. Сегодня мы тоже думали поговорить про экономику, но вдруг решили начать не с экономики. Почему вдруг? Потому что вчера стало известно о том, что погиб известный киевский активист Роман Ратушный. Многие начали некрологи писать. Сеяр также знает Ратушного. Знал уже, к сожалению. И вот мы начали к обсуждать это, и вышли, как мне показалось, на интересной нарратив по поводу того, вообще как происходит смена сегодня или как формируется новая система координат для будущего политической элиты. И, собственно, смерть Ратушного — это как раз вот по этому поводу. Давай, наверное, начнем с того, что его помянем, вспомним как человека. Я его лично не знал, я только видел сводки новостей вокруг этого конфликта в Протасовом Яру, но не более того. Ты его знал лично и общался лично, и, наверное, скажем несколько слов.

Сеяр Куршутов: Впервые я о Роме, в порядке воспоминаний расскажу, узнал, мы еще не были знакомы, это когда посадили негодяя Насирова и были, по-моему, акции под судами. И на одной из этих акций, я был очень воодушевлен посадкой этого животного… Ну, ну, это животное, я пишу о нем периодически у себя в Фейсбуке. Людей нужно называть своими именами - Роман , Сеяр, Юрий, Николай, а Роман Михайлович Насиров — это животное, у него нет имени.

Поэтому возвращаясь к светлому человеку Роме Ратушному, я впервые о нем узнал тогда в контексте этой акции. Я тоже на эту акцию приехал, приехал на своей машине, в багажнике у меня были какие-то печения, чай. Было прохладно и я поделился, пообщался с ребятами. Но с Ромой я тогда знаком не был. С Ромой мы позже познакомились, нас познакомили на почве того, что они там тусовались, ребята-активисты, в районе улицы Рейтарской, у меня там была семейная недвижимость. Перед тем как что-то реконструировать, я всегда спрашиваю разрешения у тех, кто там тусуется, живет - у соседей, у активистов, у разных людей. И в порядке знакомства и общения мы познакомились, потом мы какое-то время общались. Когда началась война, мы с Ромой мы были все время, ну, там не каждый день, но еженедельно на связи. Я со своей стороны, чем мог его всегда старался поддерживать.

У нас была последняя встреча где-то месяц-полтора назад. Он приехал на один-два дня с фронта забрать машину, которую мы ему подыскали для фронта. Очень был доволен тем, что нашли ему внедорожник, привез мне какое-то отжатое оружие у орков, говорит, что это подарок. Ну, я к оружию отношусь очень осторожно, потому что не умею с ним нормально обращаться. Подарок у меня хранится, конечно, будет храниться теперь всегда. И мы как-то не свойственно долго с ним общались, и я ему задал вопрос, я ему прямо сказал, что, по моему мнению, что значительную часть, условно половину людей, которые пойдут на реальную войну на восток, убьют. Я говорю, ты понимаешь идти или не идти. Он говорит: "Я понимаю". То есть, он хорошо понимал риски. Говорит, ну, я не могу здесь отсидеться, убьют так убьют. Ну, вот как в воду глядел, к сожалению. Так все получилось. На самом деле много моих знакомых погибло за эти три месяца, но Рому мне как-то особенно жалко.

Я узнал 9 числа, что он пошел в разведку и не вернулся, но, пока не было возможности вытащить тело с фронта, была хоть какая-то еще надежда на то, что там он попал в плен или что-то произошло, что дает шанс выжить. Но, к сожалению, надежды не оправдались. Мне очень жалко. На самом деле это один из самых пассионарных и достойных ребят, которых я знал. Меня еще всегда поражало, мы с тобой на эту тему как-то говорили, вот ему было 24 или 25 лет.

Юрий Романенко: 25 лет.

Сеяр Куршутов: Я вот помню, относительно недавно я был в его возрасте, и я могу сказать, что вот я в его возрасте думал только о том, как заработать деньги. Ну, откровенно говоря, сейчас у меня есть другие какие-то приоритеты и интересы, помимо денег, а тогда у меня был единственный приоритет – деньги, карьера, бизнес, были какие-то такие амбиции. А у этого человека были другие совершенно приоритеты, амбиции, то есть он думал о городе, о государстве, о какой-то нашей истории и нашем будущем. И меня всегда это поражало. Мне всегда интересно общаться с людьми, которые не такие как я. Потрясающий на самом деле был человек, мне очень жалко его. В конце недели будут похороны, я думаю, что будет дополнительно сообщено.

Юрий Романенко: Да, мы обязательно сообщим. Но вот та цена, которую сегодня платит общество, потому что погиб, вот ты знал его, я, допустим, знал Святослава Стеценко, который тоже погиб.

Сеяр Куршутов: Я понимаю, о ком ты говоришь.

Юрий Романенко: Да, это тоже была такая большая утрата. Действительно эта война забирает все больше и больше людей. И мне кажется, что один из ключевых вопросов, который стоит сегодня перед украинским обществом по окончанию этой войны, это как конвертировать эту огромнейшую цену, когда лучшие люди уходят, и их очень много ушло, и еще уйдет, в невозможность компромиссов со старой системой. Со старой системой, с Россией с вот этими различными договорняками, которые, по большому счету, нашу страну привели вот в это вот состояние. И сегодня, мне кажется, идет вот такая большая переоценка ценностей у многих людей. Я не знаю, не буду расписываться за всех, но мне кажется, что многие начинают смотреть вообще по-другому на жизнь. Допустим, я со своими знакомыми общаюсь, друзьями, они вдруг для себя поняли, что недвижимость, квартиры, которыми сидели там…

Сеяр Куршутов: Чепуха.

Юрий Романенко: Чепуха. Во-первых, в один момент превращается в развалины. Во-вторых, те люди, которые там вот цеплялись за эту недвижимость, боялись из Бучи, из Ирпеня уехать, потому что думали, что с этими материальными ценностями, они просто погибли или прошли через различного рода испытания, трагедии, о которых мы говорили. И вот эта война, конечно же, для общества повод теперь и перегрузится.

Сеяр Куршутов: Я периодически об этом пишу на своей странице в Фейсбуке. С моей точки зрения вот давай просто порассуждаем с тобой. Смотри вот погиб, допустим, Стаценко, ты его лично знал, на тебя же это произвело впечатление?

Юрий Романенко: Конечно, произвело.

Сеяр Куршутов: Ты не на фронте, как и я. Погиб Ратушный, на меня тоже это произвело впечатление. Погибли другие мои знакомые, на меня это как же произвело огромное впечатление. Мы уже прежними не будем. Это при том, что мы здесь в Киеве живем не по времени праздно сегодня, но при этом мы об этом думаем и на нас это влияет. Скажем, много людей, не дай бог половину убьют, тех, кто на фронте, вторая же половина вернется. Люди, которые там, по-другому совершенно должны это переживать. И люди, вернувшиеся, пережившие войну и побывавшие на фронте, видевшие смерть, в моем понимании это будет очень большой предохранитель наш от каких-то попыток компромиссов со злом.

То есть у нас на самом деле вся проблематика, как она мне сейчас видится уже задним умом, то есть в 2014 году мы потеряли, грубо говоря, Крым, часть Донецкой и Луганской областей, но не сделали никаких выводов. Потеряли какое-то количество, условно, несколько тысяч людей, но при этом выводов было 0. Мы продолжили дружить в парламенте от власти к власти с пророссийскими партиями. Мы продолжили давать возможность зарабатывать на активах украинских российским бизнесменам, работать в Украине российским банкам. Альфа-Банк до сих пор прекрасно работает и не нужно мне рассказывать, что Фридман не россиянин.

Я прекрасно понимаю менеджмент этого банка, что такое "Альфа Групп". Это в чистом виде россияне, просто чуть-чуть отмытые, потому что у них там не кооперативное мышление, как у некоторых наших или российских олигархов, а у них более корпоративное мышление, структура, и они замаскированы под западный бизнес. Но по факту это россияне и британские, и американские компетентные органы четко показали на них, как на россиян, как на пособников режима Путина, введя по ним санкции.

У нас "Альфа-Банк" не национализирован, положить его нельзя, он слишком большой, это будет коллапс финансовой системы или турбулентность для нашей финансовой системы. Там вклады населения, там кредиты наших предприятий, но национализировать его совершенно ничего не мешает. Этого на сей день не сделано. И начинаются какие-то компромиссы, когда вчерашние депутаты от "ОПЗЖ", многих из которых я знаю, они реально в моем понимании не российские агенты, они бизнесмены ,но условно там 10 было бизнесменов или 15, а 25-30 было реально всяких Ринатов Кузьминых, Медведчуков, Козаков и прочей российской сволоты. Если ты российский агент - это уголовно наказуемое преступление. 111, по моему, статья "Госизмена", а если ты, грубо говоря, делал бизнес на российской истории, мандате от российской партии, ну, это, как минимум, политическая ответственность. Ты должен быть в политическом кругу нерукопожат.

Что мы видим? А у нас они стали меценатами. Они все сейчас создали две каких-то группы-присоски, которые будут подголосовывать с любой властью. Теперь это типа не ОПЗЖ и они у нас все в каких-то списках меценатов, типа миллионами помогают Украине, поэтому их, я так понимаю, нужно отбелить и простить. Вот это и есть те компромиссы, на которые общество, которое потеряло столько светлых и великих людей таких, как Рома Ратушный, на это общество ни в коем случае после войны не должно закрывать глаза. То есть главная наша проблема то, что мы в 2014 году не сделали никаких выводов. Война была далеко, погибших было относительно мало и мы продолжили жить праздной жизни, договариваясь, у нас гуляли по Киеву всякие там Шуфричи и Медведчуки. И когда я их, не дай бог, кто-то бил или обливал зеленкой, на это смотрели как на какую-то дикость и говорили: "Ну, нельзя так. У нас должно быть верховенство права".

Верховенство права должно быть, но не с государственными изменниками. Тут должны действовать законы военного времени, у нас войне уже 8 лет. Кто там отмечал 100 дней? Это восемь лет, кстати.

Юрий Романенко: Да.

Сеяр Куршутов: Поэтому я очень надеюсь, что вернувшиеся с фронта ребята станут основой новой элиты. И именно эта основа поствоенная, прошедшая фронт, не даст нашим элитам пойти на порой такие удобные, сладкие компромиссы, на которые мы шли в последние восемь лет. Да мы, что греха таить, все тридцать лет независимости Украины, уже больше 30 лет, мы шли на эти дурацкие компромиссы, сами не осознавая их последствий. Вот теперь мы пожинаем плоды их последствий.

Николай Фельдман: Скажи, а как ты видишь, что они не дадут?

Сеяр Куршутов: Смотри, это прежде всего, во-первых, влияние их на общественное мнение. То есть люди, прошедшие фронт, будут достаточно авторитетными. А во-вторых, это пассионарная энергия. То есть, это люди, которые способны протестовать. Люди, которых не невозможно не услышать, и люди, возмущать которых просто опасно.

Юрий Романенко: Они не боятся применять насилие.

Николай Фельдман: Окей. Хорошо.

Сеяр Куршутов: Просто тут тоже, смотри, акции гражданского неповиновения это или революция, тем более вооружены, это тоже не есть хорошо, но должен быть некий баланс, когда мы эволюционируем, заставляем элиты и политику эволюционировать, не доводя до революции.

Николай Фельдман: Скажи, а что нам мешает прямо сейчас заниматься составлением списков, где есть действия, которые должны быть в отношении них применены.

Сеяр Куршутов: Коля, я занимаюсь.

Николай Фельдман: Нет. Публично. То есть вот вопрос в том, что вот мы…

Сеяр Куршутов: Смотри, во-первых у нас нет с тобой на это общественного мандата. Все, что мы делаем без общественного мандата, мы записываем себе в блокнотик для себя и для своего узкого круга. Конечно, я знаю. Я знаю гораздо больше, чем я говорю. Просто война, я не хочу подрывать обстановку. Ну, я знаю кто где был в первую неделю-две войны, кто куда выезжал. Гораздо больше, чем я написал на своей странице в Фейсбуке, кто когда вернулся, кто где был, с кем встречался и так далее. Слушай, придет время, и мы будем об этом тоже говорить. Сейчас война, но общество должно быть едино. Мы должны забыть прошлые какие-то обиды и конфликты, если только эти люди не являются государственными изменниками. Финансистами терроризма, ну, или просто животными.

Юрий Романенко: Смотри, вот в развитие того, что ты говоришь. У нас пару дней назад был эфир и Витя Андрусив в пятницу в течение прошлого эфира говорил об этом этот. Вопрос по поводу Фридмана тоже поднимался, и Виктор говорил о том, почему не дали гражданство. Если Фридман с собой принесет миллиард или два долларов и в условиях, когда Украина задыхается от ресурсов, возможно, этим миллиардом, 2-3 миллиарда долларов, которые там он или еще кто-то другой принесет, они могут стать решающими в логике того, что Украина там купит на них оружие какое-то

Сеяр Куршутов: Витя Андрусив очень умный, я реально без шуток с уважением к нему отношусь, но вопрос в чем? Что я немножечко иначе это вижу – да, миллиард, два, три, пять — это все замечательно ,но мы на это идти, к сожалению, в данной ситуации не можем.

Почему.

Сеяр Куршутов: Почему? Да потому, что мы должны определиться. Мы воюющая страна, мы не остров там Мальта или Кипр, который продает золотые паспорта. Мы не должны торговать паспортами. Мы должны сформулировать, кто у нас гражданин. Я в одном эфире у Сережи Иванова ISLND TV говорил уже на эту тему, что мы должны сформулировать для себя идею вообще, кого мы считаем гражданами. Первое - платит ли он здесь налоги, работает ли, какое у человека образования. Это по новым гражданам. Сколько лет он здесь живет, муж, жена, дети, граждане Украины, где они рождены. То есть мы должны сформировать пул критерии и гражданами должны, мне так кажется, быть члены нашего общества.

Юрий Романенко: Какое участие принимает в общественной жизни, и какова позиция.

Сеяр Куршутов: Конечно, в том числе и это. Когда у нас стоит куча живущих десятилетиями, как моя супруга, которую ты хорошо знаешь, белорусов, которые создали здесь, в случае моей супруги, уже наверное тысячу рабочих мест, которые по сей день работают, заплатила десятки миллионов со своих каких-то там бизнесов налогов за эти годы. Она стоит три года в очереди на гражданство, а Фридман его купит, ну, это некорректно, извините. И у нее крайне проукраинская позиция. Ну, то есть настолько, что мы ни с кем из родственников практически уже не общаемся, а с неадекватными так вообще не общаемся, говорили с тобой на эту тему.

Поэтому вопрос на самом деле в чем? Кто такие граждане Украины? Либо мы как в Америке, грубо говоря, родился там, приехал рожать в Украину - получи паспорт автоматически, живи, где хочешь, создавай рабочие места, где хочешь, усиливай любую страну, живи, где хочешь. Это имперский подход. Либо как в арабских странах, что только коренные арабы по происхождению могут быть гражданами. Либо мы как Кипр продаем золотые паспорта. Тогда давайте продавать. Я жене тоже куплю. В чем логика? То есть вопрос гражданства для Фридмана - это не вопрос миллиарда, это вопрос понимания, кого мы считаем гражданами. Это больше, чем разговор о деньгах. То есть, если мы гражданами считаем всех, кто покупает паспорта, выставьте сумму. По-моему на Мальте 2 миллиона или 2,5 надо инвестировать долларов. Кто-то их купит, но будьте тогда готовы, что их купят и другие россияне.

То есть, мне кажется, что это неправильный, некрасивый и достаточно опасный прецедент. И проблема очень многих людей, которые вот, как Витя Андрусив, при всем уважении к нему еще раз, не видели и не понимают, что это такое и что с ним можно сделать. Просто так. Некоторые считают, что это много и готовы кому-то дать, врагу паспорт. А если Путин 10 заплатит или какой-то его там ближайший пособник Ротенберг убежит из России и станет украинцам. А скажите, ему тоже паспорт продадим? Меня, как крымчанина эта чепуха просто возмущает. Для меня это немножечко даже личная тема, но это возмутительно.

Николай Фельдман: А если Невзоров? Это возмутительно. А это вообще скотство. Вот смотри, вчера был интервью, вышло у Арестовича с Ивановым на украинском языке полностью. Про все эти вопросы и в том числе Ингрид. Почему мы должны принимать решения? Потому что мы на своих полигонах должны брать этих людей, эксплуатировать их качестве оружия. Мы должны так выиграть войну.

Сеяр Куршутов: Так им пришлют 10 овсянниковых в 20 невзоровых и завтра… Смотрите, у нас кто союзники? У нас прибалты наши союзники?

Юрий Романенко: Да.

Сеяр Куршутов: Он там персонами нон-грата. У нас британцы наши союзники?

Николай Фельдман: ну, я понимаю.

Сеяр Куршутов: Фридман там под санкциями с Абрамовичем. Они жить нормально в Великобритании, в США не могут, они оттуда бегут . То есть их оттуда всячески выдавливают. Получается, мы их берем к себе? То есть это проблем эта проблема формулировки, но это тоже общественного диалога проблема. Кого мы считаем гражданами? Я считаю, россиянам вот таким, которые здесь не живут десять или двадцать лет, не работают, не создают семьи, рабочие места, не рожают детей, не платят налоги можно давать гражданство только в одном случае - если они как этот вице-президент Газпромбанка приедут в Украину, Сергей этот.

Юрий Романенко: Волобуев.

Сеяр Куршутов: Я, кстати, с ним познакомился. Интересный человек. Коротко познакомился, не могу характеризовать, но знакомство было интересным. Да. Пойдут на фронт, убьют, патентовано убьют, то есть доказано, десяток своих бывших соотечественников, вернуться целыми, получат медаль и гражданство.

Николай Фельдман: При всем уважении, это же ведь тоже с точки зрения интересов войны и ведение Россией войны против Украины на уничтожение Украины, то можно заслать десяток Волобуевых, которые распнут себе крест на пузе, скажут какие они в общем антипутинисты…

Сеяр Куршутов: Волобуев проходил детектор.

Николай Фельдман: Подожди. Может быть, они даже научат походить детектор, я не знаю.

Сеяр Куршутов: Может быть.

Николай Фельдман: Да. Раз. Второе - они пойдут на фронт, и они будут даже убивать своих соплеменников, потому что для них это не предмет такой уж большой ценности, ради того, чтобы стать частью украинского общества, получить доступ к информации и потом это сливать.

Сеяр Куршутов: Ты знаешь, в этой логике я сторонник тогда идеи в категоричной логике вообще не давать гражданство, чем давать Фридману. То есть я категорически против Фридмана, Невзорова. Они все здесь должны быть персона нон-грата, персонами, которые под санкциями, персонами, которые не могут здесь ввести бизнес, активы их должны быть национализированы. И это будет справедливо, в том числе и по отношению к ребятам, которые сегодня гибнут от пуль россиян, которые произведены, в том числе и на деньги заплаченных налогов вот этими русскими всякими бизнесменами, олигархами и прочими людьми.

Юрий Романенко: Смотрите, можно, джентльмены, я внесу свою лепту в ваш диалог? Я вот мыслю так. Просто наше государство просто должно быть готово к масштабным задачам. И страхи по поводу россиян - это страхи по поводу боязни несовладания с неуправляемостью ситуацией, которую они могут сюда принести.

Сеяр Куршутов: Здесь про справедливость. Это не про контроль над ситуацией. Про справедливость.

Юрий Романенко: Смотри, если мы понимаем, что у нас долгосрочная борьба с Россией, нам нужны инструменты долгосрочной борьбы с ней, то например, относительно Невзорова я думаю, что возможно то, что мы сразу дали бы гражданство, возможно это было чрезмерно. Достаточно было дать ВНЖ или как там.

Сеяр Куршутов: Я не против получения Вида на жительство.

Юрий Романенко: ВНЖ. И я думаю, что вполне хватило. Там можно было смотреть, но учитывая то, что у него аудитория 3% где-то населения России его смотрит, знают… Что такое 3%? Где-то 5 миллионов россиян. Это существенно. То есть влиять на 5 миллионов человек и с их помощью продвигать какую-то системную повестку, наверное, это был как долгосрочный инструмент, это мощно. Что касается Фридмана, то я, наверное, с тобой соглашусь в том, что Фридман же это не просто там банкир или бизнесмен, Фридман это человек, который стоял у истоков формирования путинского режима и всего того, что происходило и происходит в России. И он был вполне удобен Путину, и может быть и продолжает оставаться удобным. Поэтому, мне кажется, вот в данном случае дифференциация должна работать против Фридмана.

Но за вот тем, что ты говоришь, стоит же, на самом деле, большая ценностная проблема. То есть она заключается в следующем - где заканчивается эта черта, за которой деньги не могут решить любую задачу, которую они во Второй украинской республике решали? Наша же проблема заключается в том, что в принципе здесь за деньги можно решить фактически любой судебный процесс, то есть убийцу назвать чистым человеком, откупить. Как помнишь у нас этот… В Голованевске который убил...

Сеяр Куршутов: Лозинский.

Юрий Романенко: Лозинский убил, нормально отсидел, вышел и возглавил ОТГ.

Сеяр Куршутов: Городок.

Юрий Романенко: Городок. То есть люди за него проголосовали либо под страхом смерти, либо купили, либо что-то еще сделали, но это суть этого вырождения, в которое превратилась наша страна. И вот то, что сегодня происходит, это должно привести к формированию барьера, незримого барьера, который в голове будет у каждого человека, что не все проблемы можно решить с помощью денег.

Сеяр Куршутов: Но первое – Лозинский, насколько я слышал, отсидел не за то, что кого-то убил, а из-за того, что это убийство получило общественный резонанс огромный, и в тот момент, это был неудачный для него момента, была политическая борьба между, по-моему, командой Януковича и командой Юлии Владимировны. И он попал из-за резонанса в эти жернова, как человек близкий Юлии Владимировне. Отсидел, по-моему, вышел даже по УДО, как примерный убийца и возглавил ОТГ. Это действительно печальный симптом Второй, как ты сказал, украинской республики. Также печальный симптом издыхания этой республике, которая обречена не умереть, но переродиться, я надеюсь в Третью, когда у нас целая пророссийская фракция теперь не называется ОПЗЖ, а называется там что-то «Розбудуй Україну» или как-то, не помню названия. Это теперь у нас две депутатские группы, которые дают мимикрировать.

Это все звенья одной и той же цепи. Это называется компромиссы. Компромиссы для нас губительны, то есть, есть у русских, у пророссийских здесь, у всех есть какая-то человеческая понятийная ответственность, помимо формальной юридической - госизмена это или нет там какие-то действия. Есть политическая ответственность. И эти люди не могут здесь быть новыми гражданами, быть членами истэблишмента, быть парламентариями, за что-то голосовать, они должны быть нерукопожатным в любой власти. И это на самом деле проблема и один из основных вызовов, которые чреват для нас тем, что мы просрем очередной шанс после войны. То есть после войны вот эта мимикрия и борьба с этой мимикрией, и отсутствие компромиссов - это наша главная задача. И мы не должны этого допустить. Я очень надеюсь, что в основу новых политических и бизнес-правил, ну, правил жизни элиты и формирования новой элиты лягут именно люди, которые видели смерть на фронте, прошли этот фронт и они не должны терпеть этих компромиссов. Я очень надеюсь на массмедиа, на свободные СМИ и на ребят, которые вернутся, пройдут, дай бог им здоровья, фронт. Понятна логика?

Юрий Романенко: Да, логика понятна и она задевает, в принципе, глубинные наши черты национального характера, потому что украинцы же они долгие годы, десятилетия, столетия даже, они достаточно мягкая нация. То есть мы способны к прощению. Вот наша проблема в том, что мы были готовы прощать там, где прощать уже не нужно было, по крайней мере после 2014 года. У нас много семей, допустим, моя семья тоже имеет там родственников, какие-то в России.

Сеяр Куршутов: Такие же сволочи, как и мои родственники, мы говорили просто об этом.

Юрий Романенко: Да. И многие из нас проходили через вот эту черту, когда, общаясь с ними, думаешь, блин как бы их не обидеть, я честно говорю, я так не думал, я сразу отсек. Потому что мои ближайшие родственники, коммуницируя с родственниками в России, они думали вот об этом, чтобы, когда они восхваляют Путина, говорят, что у вас там такой бедлам, у нас порядок. Они вместо того, чтобы жестко поставить в рамки и сказать "Ребята, вы это не говорите нам, потому что это нас оскорбляет, у нас люди умирают и да, это вы виноваты, в том числе, потому что эту политику поддерживаете. Либо поддерживаете, либо способствуете ей тем или иным способом". Вот и только, когда события 24-го февраля начались, начали развиваться, то у многих все-таки начала перемыкать и они начали освобождаться от этого груза, как мне кажется, ненужных родственных связей. Потому что в нашей ситуации многие абсолютно нам не родственные люди, они становятся родственными.

Я помню, мы с женой заехали в "Лавину", которая только-только открылась, и мы шли, там еще ничего не работало практически, и мы шли и вдруг увидели женщину, которая работала, владелица "Монокля" в Буче, ресторана, кафешка такая небольшая, кофейня, и мы просто друг на друга кинулись в объятья. Я даже не знал, как ее зовут, но мы туда часто приезжали, когда мы жили в Буче, общались. И у меня первая мысль, когда мы вернулись назад, то мы сразу поехали туда, посмотреть, что с ними произошло цели ли, живы ли. И ее не было, и мы очень сожалели о том, что возможно мы ее никогда не увидим, но вот просто такое человеческое. И тут мы встречаемся и она точно так же, у нее точно такая же эмоция. Мы обнялись и начали общаться, как вы пережили это все, как вы избежали самого страшного. И я поймал себя на мысли, что это вот как раз о том, что вот в этой ситуации горя и вызова мы действительно проникаемся эмпатией друг к другу, сочувствуем и понимаем, что вот это есть наша семья в этот момент. Вот когда мы так себя будем чувствовать, то, по всей видимости, мы действительно, выйдя из этой вот ситуации закаленным в этом огне народом, нам уже ничего не будет страшно. Мы будем четко понимать, де свої і де чужі. И эту линию не перейти.

Сеяр Куршутов: Да, это формирование нового общества и новых ценностей, и общественных связей, но при этом очень важно, опять же, не дать пойти на компромиссы после войны и не просрать очередной шанс, извините за мой сленг.

Николай Фельдман: Да, в принципе в просрать ничего непонятного нет, тут такое дело. Смотрит, вот вопрос том, что для нас-то все стало черно-белым. Раз. Как бы вот понятно - у кого спала пелена с глаз, у тех спала, значит с ними все ясно. Спасибо за то, что спала пелена. Раз. Второе – те, кто наоборот скатился в фашизм полный, тоже с ними все понятно. Но есть внутри Украины люди серой зоны, скажем так, и я думаю, что мы должны относить гипотетически порядка 15–20% всего населения к этой серой зоне, потому что они продолжают высказывать какие-то, разговаривать нарративами кремлевской пропаганды. То есть не все так однозначно.

Сеяр Куршутов: Все однозначно.

Николай Фельдман: Для нас однозначно.

Сеяр Куршутов: Во время войны и после войны у нас будут национальные идеи, одна из идей - убивать русских. Мне нравится - мы должны их мягко выдавить из нашего общества.

Николай Фельдман: Хорошо ты сказал - мягко выдавить. Сейчас давай поговорим как, но я хочу закончить вопрос сначала. Смотри, какая история есть, извини, что я перебил. Кроме того, что вот эти люди есть и для них там не все так однозначно, есть еще люди, у которых бизнес-связи. То есть вот это россияне с бизнесом, как бы непонятным бизнесом. Есть политики, которые так или иначе состояли в самых разных партиях, фракциях. И мне кажется, это огромный список, который необходимо поименно составлять с учетом одного еще момента, в котором мы будем сейчас сходиться в дефинициях. Это формулировка "после войны". Я думаю, что мы должны жить в условиях, когда не существует никакого "после войны". Война как бы навсегда и нам лучше говорить о том, что война идет, и будет продолжаться, я думаю, неопределенное количество времени.

Сеяр Куршутов: Годы.

Николай Фельдман: Годы как минимум, может быть десятилетия. И внутри этого это будет война. И Россия всегда, даже распавшись, Россия будет являть из себя супер угрозу для Украины. И поэтому мы находимся в моменте, когда мы, в общем-то, в своей стране находимся в режиме токсичной деятельности России с огромным количеством игроков, в том числе даже неосознанных. И нам необходимо вот по полочкам разложить, что делать с этими, с этими, с этими, и на какие полочки кого складывать.

Сеяр Куршутов: Первое - начнем с 15-20% широкой массы, серой зоны. Я думаю, их меньше сейчас. Под действием происходящего. Я думаю, даже до 10%, 15% голосовало ориентировочно за ОПЗЖ, но я думаю, что Путин кого-то направил на путь истинный и у нас есть шансы, что этих людей до 10% , но их все равно много. Давай представим что ты, как я, работодатель. У тебя есть, к примеру, 10 сотрудников и, учитывая, что у нас 10 человек 10% людей потенциально - это люди, как ты выразился, представителя серой зоны. Из десяти твоих человек коллектива у тебя остается один ватных взглядов, который начинает эти взгляды распространять вне своей кухни, среди твоих сотрудников. Скажи, ты его уволишь?

Николай Фельдман: Я абсолютно 100% да, но я такой в меньшинстве.

Сеяр Куршутов: Я тоже уволю. Да большинство после войны уволят. Вопрос. Смотри мы "вату" и вот эту "не все так однозначно" должны из себя выдавливать.

Юрий Романенко: По капле.

Сеяр Куршутов: По капле. То есть внизу, в нижних социальных слоях, эти люди должны испытывать проблемы с трудоустройством, проблемы с какими-то горизонтальными общественными связями и дальше чем выше статус, вплоть до политиков, эти люди должны быть нерукопожатными. Они не должны быть субъектом какого-то политического или серьезного бизнес-процесса, общества, и мы из себя их таким образом должны выдавить. Они здесь должны быть не нужны. Т есть и это главный наш критерий. То есть другого просто не дано. Другой вопрос, что откровенных негодяев будут просто, известных таких, патентованных, будут ловить на улице и бить. И я уверен, это будет правильно.

Юрий Романенко: Кстати, заметим. Путин именно сейчас это делает в России. То есть они же реально выжимают всех, кто не согласен, всех, кто там…

Сеяр Куршутов: В Грузии была такая акция "Гоняй Мишу", про Саакашвили, но у нас так будут гонять русских.

Юрий Романенко: Да, то есть речь идет о том, что гомогенизация такая с точки зрения ощущения национального проекта в рамках сформированных общих ценностей.

Сеяр Куршутов: Да, но если ты не идешь на компромисс за миллиард с Фридманом, ты не можешь увольнять своего сотрудника в этой логике. Если государство идет на этот компромисс и ты, как Витя Андрусив, его поддерживаешь, то чем твой сотрудник отличается? Только количеством денег, а мы не можем людей судить исключительно по одежке и по кошельку.

Николай Фельдман: Смотри, вот у меня с тобой тут нет противоречий абсолютно, но я знаю многих людей абсолютно на обычном уровне в плане, типа это окружение на уровне одноклассников, знакомых, соседей и так далее, которые будут проукраинскую позицию занимать, но у них где-то будет в коллективе сидеть такое человек. Я даже знаю пример, когда какую-то женщину из какого-то Рубежного пожалели, забрали оттуда под влиянием того, что идут сейчас боевые действия, дали квартиру, трудоустроили и так далее, а она сидит реально сейчас в таком вот в мирном городе и рассказывает про "не все так однозначно". И все говорят "А что мы можем сделать с ней?". Вот сидят всерьез говорят, "А за что ж мы ее можем уволить?". Я тебе правду говорю. То есть я сидел на них смотрел, говорю, вы в своем уме, сейчас идет война, пинком под зад, выгнать и забыли, как звали. То есть и все.

Сеяр Куршутов: Пинком под зад.

Мы должны нести в массу на своем примере другой пример. То есть я уволил трех сотрудников при том, что я практически никого не увольнял и максимально сохранял коллективы в этот период сложный. Я уволил трех сотрудников за "не все так однозначно", причем двое из них работали в моих проектах, это мои земляки, крымчане, переехавшие после 2014 года, к которым я, понятно, по-землячески тепло относился. Слава богу, что среди них не было крымских татар. Я бы это еще тяжелее бы переживал. Вообще среди крымских татар уродов крайне мало оказалось, как и 2014 году, так и сейчас. У нас как бы народ достаточно един и последователен в своих проукраинских взглядах. И я этим очень горд, на самом деле. Там оказалось из трех двое моих земляков, к которым я реально тепло относился, но вылетели как пробка, и до свидания.

Николай Фельдман: Хороший пример.

Сеяр Куршутов: Да, и мы должны своим примером конкретно показывать. Ты, я, Юра, любые работодатели и так далее. И это будет для твоих других знакомых ответ на вопрос – как. Более того, у нас бизнес завязан на потребителя. Если потребитель видит ватного официанта, продавца, менеджера и так далее, он должен голосовать рублем и в том числе и желанием что-то там купить и, возможно, общественной оглаской и так далее. То есть общество должно расти и выдавливать из себя этих тварей, просто тут нет компромиссов, нету других слов. У меня очень много людей, с которыми у меня в разные этапы жизни были достаточно теплые отношения, но я с большей частью после 2014 года, а с оставшимися негодяями разорвал отношения, перестал искать в них хороших русских или там идти на какие-то компромиссы. Разорвал в конце двадцатых чисел февраля, после 24-го. Поэтому тут говорить не о чем. Конечном, мне с некоторыми людьми было интересно общаться, были какие-то там, дети дружили и так далее. Нам не о чем больше общаться. У нашего поколения с тобой - на войне, после войны, пока мы будем жить, у нас должна быть главная идея - это убивать русских. Еще раз.

Николай Фельдман: Россиян.

Сеяр Куршутов: Русских, россиян, всех. Да. Это одно и то же в данном случае, поэтому другой идеи нет, просто нам выбора не оставили. Мы не можем… Если мы этого не будем делать, то убьют нас. То есть мы должны платить налоги, мы должны там кто-то занимается медийкой, кто-то идет на фронт, но у всех одна идея. Если ты платишь налоги, то на эти налоги нужно купить патрон, который убьет русского.

Юрий Романенко: Который вторгся сюда.

Сеяр Куршутов: На этом этапе да, а дальше, ну, слушай, а как? Закончится война, закончится вторжение, мы вернем территории, будет поставлена какая-то политическая точка на этом этапе, а дальше что? Мы их должны любить? Нет. Мы должны делать все, чтоб они сдохли и разболелись. У нас нет просто другого выбора, потому что, если они усилятся, то плохо будет только нам. Хуже всех будет нам, а потом уже прибалтам, полякам, немцам или кому-то еще .Мы про себя должны думать, про свое усиление и их системное ослабление. И в рамках глобальной игры политической, экономической, и в рамках какой-то локальной нашей внутриполитической, внутриобщественной истории.

Николай Фельдман: Давай попробуем сформулировать критерии для теперь бизнесменов и политиков. То есть, как мы к ним относимся, кто в них входит, где та грань, "красная линия", за которой мы там, условно говоря, человека прощаем или мы вносим в список подлежащих…

Сеяр Куршутов: Что значит прощаем? Смотри, Коля, слово "прощаем" – компромисс, а мы не про прощение. Есть смягчающие и отягчающие обстоятельства.

Николай Фельдман: Предлагаешь использовать юридическую казуистику. Хорошо, давай.

Сеяр Куршутов: Это человеческая казуистика.

Николай Фельдман: Юридическая.

Сеяр Куршутов: То есть Овсянникова - работала 30 лет или 20 лет на роспропаганду.

Николай Фельдман: Да, нафиг ее пустили.

Сеяр Куршутов: Вышла с плакатом, совершила де марш или же это была какая-то информационная спецоперация против Украины. Мы не знаем этого, но формально она вышла там, осудив Россию и поддержав Украину. Мы по формальным признакам должны считать, мы ее не должны прощать ни в коем случае, не пускать в Украину. Это смягчающее обстоятельство для нее с нашей точки зрения. Но это не повод дать ей гражданство, пустить ее на территорию Украины, дать пройти пограничный контроль. Это вообще ни разу не правильно.

Николай Фельдман: Я как раз имел в виду людей, которые тут живу, украинских граждан.

Сеяр Куршутов: Рыба гниет с головы. Мы должны в политическом и бизнес истеблишменте разобраться для начала.

Николай Фельдман: Давай попытаемся в нем разбираться.

Сеяр Куршутов: Так я, по-моему, сказал, что должны быть нерукопожатными.

Николай Фельдман: Что такое "нерукопожатные"? Я не понимаю.

Сеяр Куршутов: Странно, когда фракция ОПЗЖ голосует уже со второй властью синхронно в парламенте по ключевым вопросам. Правда, странно?

Юрий Романенко: 100%.

Николай Фельдман: Странно. Что надо делать?

Сеяр Куршутов: Странно, когда при Петре Алексеевиче единственный гражданин в двух странах Медведчук летал по прямому маршруту из Москвы в Киев и наоборот. Странно, правда?

Николай Фельдман: Странно, так что делаем, кого включаем и запретим? Критерии.

Сеяр Куршутов: Слушая, это государство.

Николай Фельдман: У нас есть наши видения?

Сеяр Куршутов: Есть мой коллега, я стоматолог, он ветеринар. Мой любимый чиновник в стране – Данилов, который у нас составляет какие-то санкционные списки по каким-то своим критериям. Я думаю, что он должен их составлять. То есть я бы каким образом составлял? Что если кто-то платит, имеет активы в России или это русский гражданин, который там живет или не имеет здесь Вида на жительство, семьи и так далее, у него здесь есть какие-то активы. Это уже серьезная проблема. А дальше мы должны смотреть на какие-то отягчающие и смягчающие обстоятельства. То есть, их безусловно должен формулировать кто-то в государстве, вот допустим там мой коллега Данилов, но вопрос в чем? Что они должны быть приняты обществом.

Николай Фельдман: Для общества, я тоже так думаю, мы должны…

Сеяр Куршутов: Условно Дерипаска, российский олигарх, владеет николаевским глиноземным заводом. Мы его должны национализировать, а против Дерипаски ввести санкции.

Николай Фельдман: Да, должны.

Сеяр Куршутов: Хорошо, а скажи, пожалуйста, "АльфаБанк" Фридмана и Авена мы должны национализировать и ввести по гражданам, по которым введенные в цивилизованном мире санкции…

Юрий Романенко: С учетом того, что они введены там санкции.

Сеяр Куршутов: С них нужно начать или все спуститься потом до уровня моего и твоего сотрудника, которые мы уже сами санкционируем, просто уволив.

Николай Фельдман: Смотри, мы все время перескакиваем.

Юрий Романенко: Нет путаницы, на самом деле же, у нас логике потому что, если относительно этих граждан там России, которые владеют какими-то активами, распространяется такая логика, то распространяясь ниже, ну, как бы, не нужно другим объяснять, почему она распространяется , потому что все понятно - у этих санкции, у этих санкции, вот друг, а вот враг, эти – пособники, все.

Николай Фельдман: Мы перескакиваем. Смотрите как…

Сеяр Куршутов: Давай задай конкретный вопрос.

Николай Фельдман: Технично с российских граждан до сотрудников, которых надо уволить, мы перескакиваем целый стос людей, которые были депутатами ОПЗЖ местных советов.

Сеяр Куршутов: Люстрация. Тотальная люстрация, то есть запрет на любую управленческую деятельность.

Николай Фельдман: То есть, избираться они не имеют права?

Сеяр Куршутов: И занимать руководящие должности предприятий.

Николай Фельдман: И частных?

Сеяр Куршутов: Частных.

Николай Фельдман: То есть они не имеют права бизнес делать?

Сеяр Куршутов: Нет.

Николай Фельдман: А частным предпринимателем?

Сеяр Куршутов: Ну, частным предпринимателем, наверное, имеют право, но опять же вся их собственность должна провериться на предмет происхождения денег, инвестиции компетентными органами. Безусловно. То есть тут институт частной собственности нужно вынести за скобки. И в случае если у этих денег российское происхождение, как у Николаевского глиноземного завода, у денег, которые у человека, который там владеет МАФом, какой-то индивидуальный предприниматель, то, наверное, это тоже принадлежит там взысканию, национализации. Если, грубо говоря, заработанные, уплачены налоги и так далее, в Украине мы ни в коем случае, или не дай бог это инвестиции иностранные, из цивилизованных стран, не должны нарушать институт частной собственности. Единственное исключение для действия священного права владеть частной собственностью - это финансирование терроризма, госизмена, "русский след" и все что связанно.

Юрий Романенко: Смотри, на самом деле из этого вытекает достаточно простая формула - от государства отсечь, бизнес просеять, то есть посмотреть на предмет были или не были нарушения, и пусть там занимаются, если не лезут в государственные дела и не нарушают закон, то какие проблемы?

Сеяр Куршутов: Нужна справедливость. То есть общественный запрос, и он будет только усиливаться по мере прохождения людьми фронта и возвращения оттуда. Будет усиливаться запрос именно на эту классификацию, но она должна быть предельно справедливой. Если ты был в ОПЗЖ условно в "Партии регионов", Оппозиционном блоке, Коммунистах или каких-то давно забытых соцпартиях или каких-то пророссийских проектов, то, безусловно, ты должен быть неизбираемым, неназначаемым никуда. Быть предпринимателем ты можешь, но твоя предпринимательская деятельность должна быть проверена компетентными органами на предмет наличия русских денег.

Николай Фельдман: У меня такой вопрос уточняющий - мы знаем, что во время местных выборов, учитывая рейтинг ОПЗЖ, огромное количество местных партийных организаций было просто выкуплен. Захвачено, выкуплено самыми разными путями на местных уровнях, люди туда были интегрированы.

Сеяр Куршутов: Так и мандатов.

Николай Фельдман: Люди были интегрированы, они, в принципе, большинство из них, многие из них на местных уровнях не имели никакого отношения к идеологии.

Юрий Романенко: Им плевать было. Действительно, это как лоббизм.

Сеяр Куршутов: Я уже сказал, что есть даже в парламентской фракции 10-15 достойных людей, бизнесменов, но это же политическая ответственность. То есть они не совершили госизмены. Да, вступление в ОПЗЖ это еще не госизмена. Госизмена это по формату Медведчуков-Казаков, это работа на русских. Это уголовная статья. А бизнес на мандате любого уровня от условного ОПЗЖ это политическая ответственность. Ты становишься люстрированным, нерукопожатным. Люстрация у нас слово, дискредитировавшее себя еще во времена Петра Алексеевича, который очень избирательно эту люстрацию провел, как ему там, в принципе… Ну, министр экономики времен Януковича не мог люстрацию провести не избирательно. Но, грубо говоря, по сути это должна быть люстрация и полностью исключение людей из какого-то политического или процесса госуправления.

Юрий Романенко: Тут вот пишет тоже: "Так у нас никого у власти не останется с таким подходом". Никсон пишет.

Сеяр Куршутов: Дорогой Никсон, это и есть обновление элит, потому что, если никого никуда не выдавливать по каким-то справедливым критериям, то мы будем жить как в Беларуси при вечном Лукашенко, сумасшедшим таракане.

Николай Фельдман: Куда отнести партию Порошенко? Они должны быть люстрированы?

Сеяр Куршутов: А ее надо внимательно проверить на происхождение денег, как и телеканалы Петра Алексеевича на наличие там русских денег.

Николай Фельдман: У Петра Алексеевича хватает и своих, мне кажется.

Сеяр Куршутов: Петр Алексеевич не тот человек, который будет тратить свои. У того же Макеенко, который неплохой, кстати, человек в общении, он же имел раньше бизнес с российскими газовиками, "ТЕРРА", по-моему компания была в России.

Юрий Романенко: Там Макаров.

Сеяр Куршутов: Макаров, да, но это его там какой-то родственник или партнер. Это чистый Газпром.

Юрий Романенко: 90-е – начало 2000-х.

Сеяр Куршутов: Основатель телеканала "Прямой". Потом фронтил это, он не реальный был хозяин. Потом это стало Петра Алексеевича, бизнес Медведчуком. Медведчука имущество так же, как и у всех. У нас ко всем один подход – люстрация, если есть эпизоды. По Медведчуку есть уголовное преследование, а дальше по всем активам вопрос происхождения денег. Происхождение у Медведчука явно будет найдено российское, эти активы подлежат тогда национализации, экспроприации и прочим правильным, справедливым актам возмездия.

Николай Фельдман: Санкционного действия.

Сеяр Куршутов: Если у какого-то члена ОПЗЖ окажутся активы, я таких знаю, чистые, без российских денег, есть члены ОПЗЖ, которые в России никогда не были с 2013, с 2014 года, они просто делали бизнес. Политическая ответственность, невозможность занимать какие-либо должности, куда-либо баллотироваться. Проверили бизнес на происхождение денег – нет русских денег, занимайся своим бизнесом и не высовывайся. Все.

Юрий Романенко: Просто и понятно.

Николай Фельдман: По-моему, вот мы добрались и к хорошим решениям.

Сеяр Куршутов: Тут как бы уже ничего личного. То есть у Петра Алексеевича в структуре активов точно есть русские деньги. Ну, или как рассматривать признание Медведчука по поводу того, что он зарабатывал 42 миллиона долларов в год на трубе.

Юрий Романенко: Да, на топливопроводе.

Сеяр Куршутов: На топливопроводе. Это какие деньги? Надо разобраться. Просто нет системного экономического блока в правоохранительных органах, как мне кажется. Нужно разобраться почем Роснефть или кто им продавал ресурс, почем продавал, какая была рыночная цена, был ли дисконт, если был дисконт, то почему был такой дисконт. То ли это очень крупный опт или это был политический дисконт на какие-то услуги или на отношения. То есть, что заставило российского поставщика дисконтироваться? Потом, сколько зашло в Украину, сколько ушло транзитом, сколько было слито с растаможкой или без, уплачен ли налог? То есть, с этим просто нужно систематически разобраться.

Я в свое время представителям власти, еще когда Медведчук был на свободе, предлагал проконсультировать, как в этом быстренько разобраться, куда надо обратить внимание, но им это было неинтересно. Я думаю не интересно им было до того момента, пока не стало не до этого. Просто сейчас, наверное, им не до этого или тоже не интересно. Я не знаю. Смотря кому.

Николай Фельдман: Смотри, есть разные признаки, вот я все время держу открытую новость весь этот эфир "Экономическая правда" написала 14 июня эту новость, вчера

"Государство уже месяц не может национализировать 26 миллиардов у "дочек" российских госбанков. Процесс изъятия активов МР банка (ранее Сбербанк) и Проминвестбанка, принадлежавших российским государственным Сбербанку и ВЭБ, РФ приостановился 19 мая. Государство до сих пор не конфисковало 25,6 млрд гривен активов этих финучреждений в бюджет. Об этом свидетельствует информация, предоставленная Национальным банком Украины в ответ на запрос ЭП.

12 мая Верховная Рада приняла специальный закон, который приводил в действие решение СНБО, а 19 мая этот закон вступил в силу. С этого времени прогресса во взыскании активов "дочек" российских госбанков не было.

"Согласно принятому законодательству, по состоянию на 13 июня 2022 г. в доход государства должно быть перечислено 11,065 млрд грн (гривневый эквивалент валютных средств) и 5,8 млрд грн. средств МР Банка и 259,2 млн грн. - ФИО. Также конфискации подлежат 8540205 ОВГЗ на общую номинальную стоимость 8,54 млрд грн"

Сеяр Куршутов: Лучше вот этот вопрос к Андрусиву, а лучше к Данилову.

Николай Фельдман: Я не против. Это же не вопрос. Смотри, это признак, по которому отсутствие системы или интереса опираются на какие-то еще не названные факторы, очевидно находящиеся там.

Сеяр Куршутов: Я очень надеюсь, что вот эти неназванные факторы будут слабеть по мере возвращения ребят с фронта. И что они станут основой общества именно вот в этом правильном контексте, а не частью общества, которая несет какие-то деструктивные процессы.

Юрий Романенко: На этом точка?

Николай Фельдман: Yes. Для эфира этого достаточно, а вне эфира есть еще, о чем говорить.

Сеяр Куршутов: Спасибо большое, ребята.

Юрий Романенко: На этом мы заканчиваем. У нас из экономического разговора, который мы предполагали, получился, мне кажется, еще более важный разговор.

Сеяр Куршутов: Кто ждал про таможню, не переживайте, там по-прежнему воруют, бардак и некомпетентность.

Николай Фельдман: И все хорошо короче.

Сеяр Куршутов: Да, все хорошо у ребят. И начальник Закарпатской таможни Бессмертный продолжает, как и старший смены, который выпускал чемоданы с наличкой, работать, но на этом, как-нибудь меня пригласят мы еще остановимся и поговорим подробно.