Китай и Индия: взаимные подозрения

Корр.: Профессор Гошаль, считается, что баланс сил значительно сместился в Азию и ХХІ столетие можно назвать «Азиатским столетием». Как это соотносится с изменением отношений между Индией и Китаем?

Гошаль: Индия и Китай уже стали странами, фиксирующими высочайшие показатели роста, что делает их главными акторами не только в Азии, но и на глобальном уровне. Они постепенно получают всё больше возможностей для влияния на международную систему – политических, экономических и стратегических. Сегодня в мире Китай является второй по величине экономикой, превосходя Японию и, как многие считают, даже превосходя США. Индия также развилась до третей по величине экономике  в мире.

Есть также другие страны в Азии, как Индонезия и Вьетнам, которые имеют огромный потенциал роста и становления в качестве важных акторов. Естественно, всё это делает Азию более важной, особенно перед лицом падающей Европы и частичного падения американской экономики.

Но в Азии также есть и проблемы, частично на политическом и стратегическом уровне, межгосударственное соперничество, старые исторические конфликты, формирование народов и присутствие дефицита доверия среди азиатских стран, что позволяет внешним силам играть важные и зачастую нежелательные роли в азиатских делах.

Для рассвета Азиатского столетия Азия должна начать действовать вместе, справляться с различиями и разработать механизм, который поможет ей восстановить автономию от внешних акторов.

Корр.: На стратегическом уровне Китай хочет сохранять стабильность с Индией. Но на тактическом уровне территориальные и пограничные разногласия возникают в качестве наиболее значительного и сложного вызова, стоящего перед обеими странами…

Гошаль: Индия и Китай – большие страны, соседи со старыми цивилизациями и образами себя, что отягощает возникновение новых ролевых моделей. Естественно, что между ними будет и конкуренция, и стратегическое соперничество. Дружелюбие/враждебность и сила/слабость состоят из выстраивания частей их образов друг друга. Как следствие, действия страны воспринимаются наблюдателями в зависимости от того, как наблюдатель видит образ страны, и это важный момент для понимания международных отношений страны и её внешней политики.

Восприятие может создаваться из силовых ситуаций, но это восприятие может изменяться от того, как сила видится и дальше используется. Дэвид Скотт предполагает, что отношения между восприятием и силой выражены в негативном ключе в Международных Отношениях (МО) как синдром «дилеммы безопасности». МО конструктивизм, который ставит акцент на более нематериальную невидимую роль образов, восприятий и ошибочных восприятий, является важным инструментом в понимании динамик и сложностей китайско-индийских отношений. В терминах восприятий и образов, где каждый влияет на остальных, наблюдатели за индийско-китайскими отношениями указывают, что они всё ещё «относительно опасны… психологической разобщённостью» и антагонизмы действуют на общественном уровне между китайским и индийским народами.

Страхи и опасения доминируют в индийском восприятии, касающемся подъёма Китая в Азии. Схожим образом, китайское восприятие Индии характеризуется глубокими сомнениями в индийских намерениях. Это побудило Джинг-донг Юана, китайского учёного, живущего в Австралии, отметить, что «обоюдные подозрения в намерениях друг друга» ещё очень очевидны между Китаем и Индией.

Их двухсторонние отношения также складываются с их другими, более широкими отношениями: в случае с Индией, растущие стратегические связи с США, Японией и АСЕАН (в частности с Вьетнамом), а в случае Китая – в продолжающихся надёжных оборонных и ядерных отношениях с Пакистаном и его растущем стратегическом и экономическом влиянии в других южно-азиатских странах, как Бангладеш, Непал и Шри Ланка, что усиливает взаимные подозрения и служит вводной для их планов и действий.

Китай глубоко подозрителен и обеспокоен продолжающимся ростом стратегических связей Индии с США и Японией, которые ищут, по мнению Китая, мягкого баланса и страховки против растущего Китая. В свою очередь, Индия обеспокоена китайско-пакистанскими соглашениями, которые усиливают сложности с безопасность Индии и создают возможность худшего сценария войны на два фронта с Пакистаном и Китаем, даже если она активно ищет диалога с обоими, чтобы свести вероятность такого страшного сценария к нулю.

По некоторым китайским оценкам индийские военные видят Пакистан в качестве своего главного оперативного противника, а Китай в качестве возможного оперативного противника. Они также описывают, что индусы видят тесную связь Китая и Пакистана угрозой Индии.

Поэтому обе страны видят друг друга как угрозу, частично потому, что их силы уравновешивают друг друга, но также из-за различных отношений и договорённостей, которые каждая из стран сделала с другими соседними странами, окружающими другого. Это усугубляет дилемму безопасности, восприятие угроз и так далее, что приводит к взаимному восприятию окружённости соседом.

Китайское восприятие себя, как центра мира, а всех других – как варваров, вместе с виктимной ментальностью обижаемых европейцами и американцами во время слабости, создаёт экстремальную форму национализма, которая автоматически заставляет Китай стремиться к гегемонии в Азии. Место, откуда может прийти любая угроза их стремлению установить свою сферу влияния в Азии (кроме США) – это Индия, вторая по величине и силе страна в Азии. Пограничные проблемы, несомненно, влияют на их отношения, но есть также и стратегическое и цивилизационное соперничество, влияющее на их отношения.

Корр.: Вы считаете, что возможности, стоящие перед Китаем и Индией, больше, чем их разногласия?

Гошаль: Возможности для сотрудничества, несомненно, огромные. К примеру, создание полицентрического мира и вступление в Азиатское столетие. Но дефицит доверия между ними, вместе с консервативными образами себя, стоит на пути более результативного сотрудничества. Но это не уничтожает всех возможностей, особенно в отдельных вопросах.

Корр.: Профессор Гошаль, как вы оцениваете значение экономической синергии между Нью-Дели и Пекином?

Гошаль: Экономическая синергия существует, и поэтому торговля между двумя странами растёт очень быстро, но чтобы сохранить эту синергию Китай должен быть восприимчивым к индийской обеспокоенности неравенством торговых отношений. Китай не хочет, чтобы Индия была активным игроком в азиатско-тихоокеанском регионе и всегда противостояла индийскому присутствию в возникающей архитектуре безопасности и экономики Азии, например, в Восточно-Азиатском Саммите (ВАС), АСЕАН+3 и так далее.

После того, как был создан ВАС, возник вопрос, будет будущее Восточно-Азиатское сообщество развиваться из ВАС или АСЕАН+3. Китай совместно с Малайзией предпочитали АСЕАН+3 в качестве ядра строительства сообщества, а Япония и Индия считали, что ВАС должен быть таким ядром. Китай, в частности, сильно возражал против включения Индии и Австралии в предлагаемый состав ВАС, и в начале 2005 года, когда шла подготовка к его формированию, Пекин даже прибег к отправке дипломатов в Лаос, затем в «страны, болеющие за Индию» в пределах АСЕАН, и другие страны Юго-восточной Азии, чтобы отговорить их от лоббирования индийского членства.

Пекин не преуспел в этом плане – кроме Малайзии (у которой были свои причины возражать против Индии и Австралии в качестве членов ВАС), почти все страны Юго-восточной Азии поддержали участие Индии в ВАС, возможно видя в ней полезный контрбаланс растущей китайской силе, а также поддержали участие Австралии. Сингапур и Индонезия были самыми ярыми сторонниками включения Индии в процесс создания ВАС, подписание его устава и принятие в качестве силы, ответственной за поддержание мира, стабильности и развития Азиатско-тихоокеанского региона.

Когда Китай не смог удержать Индию, Австралию и Новую Зеландию от участия в ВАС, он выступил с новым предложением, чтобы опустить их, разделив организацию на две группы стран: «группу ядра», состоящую из АСЕАН+3 (АСЕАН плюс Китай, Южная Корея и Япония), с Китаем в качестве доминирующего игрока, и периферийных и вторичных стран (Индии, Австралии и Новой Зеландии), как «чужаков», по описанию Китая. В канун саммита Пекин предложил, что существующая АСЕАН+3, а не новая ВАС, состоящая из 16 членов, должна быть ведущей в формировании будущего сообщества.

Предложенное им разделение ВАС на два блока привело к значительному расколу и вызвало критику, как «заговор по манипулированию, разделению и доминированию в возникающем Восточно-Азиатском Сообществе».

Индия и Китай имеют различные видения механизма обеспечения безопасности в Азии. Нью-Дели хочет, чтобы архитектура безопасности была открытой, доступной и «полицентрической» по своей природе, и чтобы ни одна страна не доминировала в регионе. Пекин, со своей стороны, говорит о «региональной среде безопасности взаимного доверия, гарантирующего стабильность через преодоление разногласий путём диалога на основе равенства». Хотя во мнениях китайских учёных насчёт желаемого контура безопасности есть разногласия, в частности, как обеспечить продвижение пекинских интересов и лидерства, но все они сходятся на том, что Китай должен возглавлять любую архитектуру, которая возникнет в будущем.

Одну из самых интересных попыток осознать сложность китайской будущей роли в возникающей азиатской архитектуре предпринял Су Хао, директор «Центра изучения стратегического и конфликтного менеджмента» (CentreforStrategicandConflictManagementStudies) в Китайском университете внешней политики (ChinaForeignAffairsUniversity). Су Хао предположил, что различные институции – АСЕАН+1 и +3, собственно АСЕАН, и значительно расширенное сотрудничество между тремя северо-восточноазиатскими странами – должны рассматриваться, как компоненты большего процесса региональной кооперации.

Су и многие другие китайские законодатели рекомендовали, что АСЕАН+3 (исключающая США и Индию, но включающая Южную Корею и Японию) должна быть главной опорой любого регионального соглашения. Он назвал АСЕАН+3 «ядром» грецкого ореха. «Оболочкой» ореха должна стать ВАС, которая включает Индию и две «западные страны», то есть Австралию и Новую Зеландию.

В схеме Су предназначение оболочки – защищать ядро от повреждения, в данном случае – от вторжения из США. Он не называет конкретно Индию, но из его записей (как и из других китайских статей) можно сделать вывод что за многими индийскими действиями в азиатско-тихоокеанском регионе проглядывают планы США по сдерживанию китайского влияния в регионе. Взгляды Су отображают растущий в Китае консенсус, что региональные обязательства  и сохранение лидерства в них «предлагают новый путь в достижении китайских стратегических и экономических интересов, и консолидации его исторической позиции в центре региональных отношений».

Корр.: Заметно, что Китай развивает порты и военно-морские базы в Пакистане, Мьянме, Бангладеш и Шри Ланке…

Гошаль: Китай увеличивает своё стратегическое и экономическое присутствие в Южной Азии с помощью своей агрессивной экономической политики, дипломатии «чековых книжек», развития инфраструктуры и того, что известно как «стратегия нитки жемчуга». В Южной Азии, заднем дворе Индии, Китай позиционирует себя как важного актора и неуклонно расширяет свои возможности по росту экономики и стратегическому влиянию в регионе. Имея величайшую в мире производственную базу и в результате «глубокие карманы», Китай является важным торговым партнёром для практически всех стран Южной Азии.

Наиболее впечатляюще китайское растущее экономическое и стратегическое влияние в последние годы в Шри Ланке, где он вовлечён в массивный проект превращения стратегически расположенного порта Хамбантота из рыбацкой деревни в развивающийся новый порт. Китайцы вкладывают также в другую страну из традиционно индийской сферы влияния – в Мальдивы. Китай также развивает порты в Пакистане, Бангладеше и Мьянме, и планирует строить железную дорогу в Непале, чтобы связать непальские дороги с тибетскими, что ослабит традиционное индийское влияние в этой стране, а также сделает индийскую безопасность более уязвимой для Китая.

Бангладеш предложил Китаю военно-морской доступ к своему порту Читтагонг, чего Нью-Дели долго хотел, но так и не получил. Индия хотела получить доступ к Читтагонг, чтобы таким образом улучшить свой импорт природного газа из Мьянмы в свой северо-восточный регион. Китай получил Бангладеш за ее огромные запасы природного газа, которые конкурентны аналогичным запасам Индонезии. Географическая близость Бангладеша к Мьянме делает эти резервы доступными для Китая. И Китай, и Бангладеш смотрят на свои взаимовыгодные отношения, как на возможность противостоять растущей индийской экономической и политической мощи в южно-азиатском регионе.

Наиболее критическим для индийского восприятия Китая, окружающего Индию, является связь Пекина с Исламабадом, который давно ограничивает индийский доступ к западным и центрально-азиатским народам, в то же время буквально прокладывая дорогу (Каракорум) из Пекина прямо в Евразию. И, прежде всего, он связывает от 500 до 700 тысяч индийских военных в долине Кашмир в течение 20 лет, косвенно помогая облегчить индийское давление на китайскую оборону спорных участков границы. Китай, согласно индийского видения, агрессивно преследует окружение Индии с помощью создания «нитки жемчуга» вокруг Индии, являющейся экзистенциальной угрозой для индийской безопасности.

Учитывая историю субконтитента, его перекрывающие этнические, языковые и религиозные идентичности и особенности Южной Азии, где только Индия имеет наземные или морские границы со всеми странами региона, а никто другой не граничит между собой, ведёт к сфокусированной на Индии внутренней и внешней политике всех остальных, и, наконец, в сочетании с воссоединительными претензиями Пакистана, любая стратегическая поддержка, идущая извне региона их соседям, представляется, как тяжёлый груз для Индии, усложняющий решение и без того критических отношений, являющихся продуктом истории и геополитики. История субконтитента за последние 60 лет выявила, что мир и стабильность сохраняются, если внешние силы прекращают поддержку любого из соседей в регионе.

Стратегически Китай построил военно-морской порт на побережье Аравийского моря в Гвадаре, Пакистан. Это приведёт не только к становлению Гвадара в качестве транзитного терминала нефтяного импорта, но также усилит присутствие китайского ВМФ в Индийском океане, позволяя Китаю «мониторить американскую военно-морскую активность в Персидском заливе, индийскую активность в Аравийском море и будущее американо-индийское сотрудничество в Индийском океане». Китай стал главным поставщиком вооружений для Пакистана после внедрения США санкций против него в 1990 году.

Китай всегда играл значительную роль в развитии пакистанской ядерной инфраструктуры. Китай передавал оборудование и технологии, обеспечивал поддержку учёными и экспертами пакистанскому ядерному оружию и программе баллистических ракет на протяжении 80-х и 90- годов прошлого века, увеличивая силу Пакистана в южно-азиатском стратегическом балансе. Наиболее значительное развитие китайско-пакистанского военного сотрудничества произошло в 1992 году, когда Китай поставил Пакистану 34 баллистические ракеты малой дальности М-11. Пекин также построил под ключ завод по производству баллистических ракет возле Равалпинди и помог Пакистану разработать твердотопливные баллистические ракеты «Шахин-1» с радиусом действия в 750 км. Китай также помог Пакистану построить два гражданских ядерных реактора в Чазме, провинции Пенджаб.

Китайская военная и невоенная поддержка Пакистана движима двумя мотивами: во-первых, противостоять растущей в регионе силе Индии и отвлечь индийское военное и стратегическое внимание от Китая; во-вторых, чтобы получить стратегический доступ к богатому нефтью Среднему Востоку. Что существенно, Д. С. Раджан, учёный в Ченнайском Центре изучения Китая, указывает, что мирный договор, подписанный с Пакистаном в 2005 году, уникален для Южной Азии, обеспечивает взаимную поддержку в защите национальной целостности и суверенитета. Этот договор, согласно Раджану, упоминается в китайско-пакистанском совместном заявлении, подписанном в конце визита премьер-министра Вена в Пакистан в декабре 2010 года. В Китае он воспринимается как легальный документ, обеспечивающий «альянс» между двумя странами против любой внешней угрозы.

Корр.: Усилит ли Китай связи с Индией?

Гошаль: Если задачей китайской внешней политики является становление в качестве главной азиатской силы, он не может себе позволить любых враждебных отношений со страной размера и потенциала Индии. Он сделал дипломатический просчёт в 2010 году, объявив Южно-китайское море «ключевым интересом» и усугубив это благодаря напористой дипломатии. Результатом был сигнал тревоги в странах Юго-восточной Азии, вылившийся в активное лоббирование того, чтобы США имели большее присутствие в Азии и играли активную роль в деле Южно-китайского моря. Пока Китай не пошёл на компромисс по своей позиции относительно суверенитета над Южно-китайским морем, он однозначно потерял часть своих старых сторонников в деле построения взаимопонимания со своими соседями. Внезапная китайская напористость также привела к увеличению индийско-вьетнамского сотрудничества и увеличении его роли в Южно-китайском море, частично на поле нефтяной и газовой разведки с Вьетнамом в его бывших территориальных водах, но которые Китай объявил своими. Отношения между Китаем и Индией периодически становятся то горячими, то холодными. На словах Китай хочет улучшить свои отношения с Индией, но их действия говорят об обратном. Он хочет улучшить свои связи с Индией, но на своих собственных условиях.

Источник