Le Monde: Колониальная война России в Украине «под ядерным зонтиком»

Как полагает директор Французского института международных отношений Тома Гомар, европейцы обязаны переосмыслить реальные цели войны, чтобы покончить с агрессивной политикой Москвы раз и навсегда и отыскать приемлемые условия сосуществования.

Директор института международных отношений, историк Тома Гомар анализирует в интервью «Le Monde» новый глобальный расклад сил и подводит итоги стратегических изменений, вызванных российской агрессией в Украине. Его последняя книга «Невидимые войны» (Tallandier, «Texto Essais», 352 стр., 10,50 евро) вышла в свет буквально на днях.

Как изменился мировой порядок на данный момент из-за конфликта?

Эта война — отголосок «европейской гражданской войны», если вспомнить название книги Эрнста Нольте (1923–2016). Немецкий историк установил «причинный узел» между большевистской революцией и появлением фашизма на Западе. Мы как-то подзабыли о том, что украинский вопрос был одним из важнейших вопросов Первой мировой войны, на Восточных рубежах. И не учли, каким образом победа СССР над нацизмом трансформировалась в государственную религию Владимира Путина. Отсюда более 20 лет Россия и Запад вовлечены в когнитивное противодействие по навязыванию своей модели мира. За три месяца произошло явное столкновение по двум фронтам: между Россией и Украиной, с одной стороны, и между Россией и Западом – с другой. С учетом возобновления высокоинтенсивных боевых действий европейский континент лишается своего сравнительного преимущества в условиях глобализации – стратегической стабильности.

Что касается глобальных раскладов, эта война кажется анахронизмом для тех, кто с 1991 года пытается упорядочить глобализацию и демилитаризацию. Это в основном европейцы. Однако для тех, кто видит мир «сквозь призму» военного баланса сил, например, русских, китайцев и американцев, все по-другому смотрится.

Произошел ли переломный момент в стратегическом плане?

Вне всякого сомнения. Россия ведет колониальную войну «под ядерным зонтиком». Начало «специальной военной операции» сопровождалось откровенной ядерной риторикой. Действия Владимира Путина были направлены на подчинение Украины и подавление европейцев.

И тут переломным моментом является не столько усиление российской агрессии, которая итак продолжается с 2014 года, сколько способность Украины сорвать эти планы. При этом осуществляется попытка санкционировать агрессию благодаря ядерной угрозе, которая идет вразрез с осторожным поведением Москвы и Вашингтона со времен Карибского кризиса 1962 г. И, в конце концов, существуют стратегии (механизмы) альянсов, дающие масштабные военные и экономические эффекты.

C экономической точки зрения, может ли эта война нанести новый удар по глобализации, уже подорванной пандемией?

Любая война имеет человеческие и экономические издержки. Это способствует возврату инфляции и влияет на продовольственную безопасность. Она влечет за собой новые мутации глобализации, понимаемой как клубок экономических взаимозависимостей, модельной конкуренции на фоне разъединения.

Политический капитализм, то есть переплетение целей экономического роста и императивов национальной безопасности, привел с 2016 года к технологическому разрыву между Китаем и США. Сюда добавим энергетические перипетии между Россией и Европой. Предпосылки этого факта исходят из условий гегемонистского сотрудничества по нефти, установленного США после 1945 года. Для них главным было обеспечение поставок нефти в Европу и Японию с Ближнего Востока, чтобы сохранить свои собственные запасы и поставить энергетическую безопасность в основу военных союзов.

Любые попытки Европы диверсифицировать свои поставки сухопутными маршрутами, с поворотом в сторону СССР, всегда вызывали напряженность в отношениях с Вашингтоном, которая проявляется снова и снова во время острых стратегических кризисов.

Во время кубинского кризиса администрация Кеннеди убеждала европейцев не экспортировать технологии, позволяющие строить трубопровод «Дружба». Двадцать лет спустя, во время «евроракетного кризиса» администрация Рейгана выступила против первого газопровода, соединяющий Сибирь с европейскими рынками.

Несмотря на сильное давление, европейские столицы продолжали энергетическое сотрудничество, усиливая зависимость от российских энергоресурсов, что косвенно ослабляло «морские пути».

Еще через 40 лет война в Украине изменила ситуацию, спровоцировав увеличение импорта американского сжиженного природного газа, и классические проблемы энергообеспечения европейцев вновь актуализировались. Именно тогда, когда им казалось, что энергетический переход минимизирует геополитические риски.

Да не тут то было. Если можно провести параллель между этими изменениями и стратегией декарбонизации к 2050 году, то европейцам ничего не остается, кроме как срочно реконструировать свои энергетические системы.

Россия не стала государством-изгоем. Не оказываемся ли мы в ситуации «the West against the Rest», так сказать, «западный мир против остального»?

Ну начнем с того, что Россия – это не Сербия Слободана Милошевича, с учетом ее роли в мировой геоэнергетике, ядерного арсенала и дипломатического статуса. К тому же, хотя большинство стран осудили российскую агрессию, не факт, что они ввели санкции. Это касается стран ШОС, Китая и Индии. В Африке это Алжир, Мали и Сенегал. На Ближнем Востоке это страны Персидского залива. Эти государства открещиваются от этой войны, мол, пусть европейцы и русские сами разбираются. Россия не участвует в западной глобализации, но пытается наверстать упущенное в других направлениях.

В наше время гибридных войн этот конфликт по своей жестокости аналогичен войнам ХХ века. Почему так?

Необходимо определить фазу, когда Россия осуществляла гибридные операции с целью прямого давления на Украину, и косвенного – на Запад. Она действовала, не приступая к прямому военному столкновению. Перешагнув порог, она, так сказать, стала заложницей собственной военной машины, разношерстной армии, при плохом управлении, неспособной на скорую победу, поскольку изначальный расчет был свергнуть Зеленского. Россия втянулась в изнурительную и разрушительную войну, которая привела к репрессиям.

Какие уроки стоит извлечь из сопротивления Киева?

Украина теперь нация, хорошо вооруженная против своего захватчика. Наращивание вооруженных сил с 2014 по 2022 гг. было значимым, но не объясняет главного: украинцы откликнулись на всеобщую мобилизацию, четко по концепции «триединства» Клаузевица между народом, военным руководством и правительством.

Поразительные сюжеты: граждане Украины провожают свои семьи до границы перед тем, как присоединиться к своим (военным – прим.перевод.) подразделениям, регулярные выступления президента Зеленского в рубашке цвета хаки и, напоследок, братские могилы.

Киев осваивает стратегическую коммуникацию: количество жертв среди мирного населения и военных точно неизвестно; освещается героизм определенных личностей, в частности, военные отряды завода «Азовсталь». После удачного противостояния, украинцы убеждены в своей победе. Как подчеркнул Эммануэль Макрон, «условия переговоров с Россией» только им предстоит определить в Страсбурге».

Это еще раз доказывает значимость эмоций на войне?

Этот параметр важен. Многие были удивлены решением Владимира Путина, которое не соответствовало его интересам. Это несоответствие объясняется концепцией международной политики, которая сводится в основном к расчетам и пересечению интересов. Однако, в длительной фазе напряжения такие страсти, как ненависть, презрение, надежда или вера превышают значение интересов. Предвидеть оперативную основу страстей весьма непросто, но было бы ошибкой не учитывать их проявление у всех действующих лиц, особенно у В. Путина. Эта война — вполне предсказуемый результат его идеологического вырождения.

За три месяца конфликта стало очевидно, что ничего в военном отношении невозможно реализовать без американцев. Не так ли?

Некоторые российские эксперты признают, что ошиблись в главном: предположив, что Штаты потеряли интерес к Европе, концентрируясь исключительно на Китае. Они убедились, что с уходом американцев из Афганистана Запад неизбежно отчалит.

Хотя США открыто публиковали свои разведданные, они не предотвратили агрессию, но показали своим союзникам степень их внедрения в российскую систему. Теперь им предстоит максимально использовать стратегическую ошибку Владимира Путина с помощью непрямой стратегии, которая заключается в недопущении распространения конфликта за пределы украинской территории и Черного моря. Они оказывают политическую поддержку и масштабную военную помощь Украине. Таким образом, они укрепляют трансатлантические связи, показывая при этом военную ограниченность своих союзников. Кроме того, краеугольным камнем принятых санкций является доллар; гораздо больше экономических последствий испытывают европейские экономики. Шесть месяцев спустя (после ухода из Афганистана), американцы подчеркивают свое стратегическое центральное положение и тем самым посылают сигнал Китаю.

Что же делать 27 странам Европейского союза?

Они должны перевооружаться в военном отношении, действовать дипломатически и восстанавливаться экономически, иначе они рискуют занять маргинальное положение на глобальной карте мира и потерять способность стабилизировать континент. Борьба украинцев и поддержка США обеспечивают им ценную передышку. При условии, что вы можете ней воспользоваться, чтобы подготовиться к будущим потрясениям. Со вступлением Финляндии и Швеции в НАТО происходит сближение этих стран с Евросоюзом. Однако европейцы обязаны честно ответить себе: какой был бы их общий подход, если бы Белый дом решил не вмешиваться, как это могло быть, допустим, при Дональде Трампе? Они бы наблюдали, как гибнут украинцы?

А разве укрепление трансатлантических связей на фоне войны в Украине не меняет ситуацию на европейском континенте?

Разумеется. Еще в 2001 г. Владимир Путин провозгласил: «Россия — это своеобразный интеграционный узел, связывающий Азию, Европу и Америку.» А 20 лет спустя разрушила архитектуру европейской безопасности своим вторжением в Украину.

Проявление проблем с Россией вынуждает европейцев пересмотреть реальные цели войны, чтобы в долгосрочной перспективе воспрепятствовать агрессии России и найти приемлемые условия сосуществования. И это очень чувствительный вопрос, особенно для стран, испытавших на себе иго Москвы и разглядевших уникальную возможность предать Россию суду собственной истории.

Должны ли мы, как отметил Эммануэль Макрон, избегать «унижения» России?

Унижение – это «ключевая» эмоция, но это только Россия унижается на Украине. Это унижение насильника перед жертвой после акта насилия. Однако необходимо вернуть интерес и расчет в текущую фазу именно для того, чтобы эмоции не затмили рассуждения различных акторов. От Владимира Путина не приходится ожидать стратегического раскаяния. Эта война – это его ответственность. Вопрос в том, в состоянии ли он мобилизовать свой народ так же, как это удалось Владимиру Зеленскому в Украине.

Источник: Le Monde, перевод Натальи Карпенко