Мир без гегемона: Китай не станет заменой США

Упадок США начался давно

Разумеется, мощь Соединенных Штатов в период однополярности существенно преувеличивалась, и не в последнюю очередь самими американцами. Я отлично помню, как во время моего пребывания в Вашингтоне не только неоконсерваторы, но и интеллектуалы-демократы выступали с горячими заявлениями о том, что «Америка может делать в мире все что угодно, если действительно этого захочет». Статья журнала Foreign Policy о команде по внешней политике и безопасности в администрации Буша была озаглавлена «Комитет, который управляет миром».

Все это чепуха. Американское экономическое доминирование в мире постепенно слабело после окончания Второй мировой войны. Тот период, когда Европа и Япония лежали в руинах, был в экономическом плане поистине «однополярным моментом». После их восстановления, а также появления на мировой арене других крупных игроков доминирование экономики США, а вместе с ним в некоторой степени и американское влияние в мире, стали снижаться. Относительный упадок не только Соединенных Штатов, но и Европы (а если не учитывать энергетику и сырьевые материалы, то и России) был абсолютно неизбежен, особенно после того как крупные азиатские страны начали успешно развивать капиталистический способ производства, платя при этом квалифицированным рабочим лишь малую долю от западных зарплат.

Кроме того, экономическое лидерство США не обязательно вело к военному превосходству, отчасти из-за нежелания обычных американцев идти на необходимые для этого жертвы. Теоретики международной силы иногда забывают, что в конечном итоге любая власть локальна и относительна. Ее можно использовать в определенном месте или по определенному вопросу в соответствии с той властью, которую готовы и способны осуществить другие государства или субъекты. Когда дело дошло до крупных военных операций во время холодной войны, Соединенные Штаты оказались истощены кровопролитными боями в Корее, в итоге потерпели поражение во Вьетнаме и (в меньшем масштабе) получили нокаутирующий удар от «Хезболлы» в Бейруте.

Вьетнамский пример особенно примечателен с точки зрения нынешней ситуации в Афганистане. В обоих случаях американский народ не одобрял непонятные, затяжные и изнурительные конфликты за рубежом. Кроме того, американского богатства и силы идеологического примера оказалось недостаточно, чтобы создать в Сайгоне или Кабуле государства-сателлиты, способные заручиться поддержкой своего народа и победить американских и своих собственных врагов без помощи сухопутных войск США. Поэтому то, что происходит в Афганистане, – не свидетельство упадка американской мощи в последние годы, а скорее продолжение давно существующей схемы, в рамках которой и Советский Союз многократно и неудачно пытался создать эффективные государства-сателлиты в Афганистане и других частях мира.

На самом деле провалы в политике СССР еще задолго до его распада помогли отвлечь внимание от начинавшегося упадка Соединенных Штатов. Крупнейшими из этих советских неудач были несостоятельность коммунизма как системы правления, а в международном плане – неспособность сохранить коммунистические режимы и советскую гегемонию в Восточной Европе без военного вмешательства. Внутри Советского Союза режим базировался на репрессиях и лживой пропаганде по поводу настоящего и (что, возможно, еще более важно) прошлого. Когда при Михаиле Горбачёве эти факторы исчезли, открывшаяся правда привела к краху всей системы.

В международных отношениях конкретные поражения Советов помогли замаскировать долгосрочные американские проблемы. Так, в середине 1970-х гг. президент Анвар Садат разрушил надежды СССР сохранить доминирование на Ближнем Востоке, решив перевести Египет из советского лагеря в американский. После этого американское влияние в регионе стало доминирующим, а с 1991 г. – господствующим. Однако власть США всегда оспаривалась некоторыми странами и региональными группировками. Америке так и не удалось сформировать здесь стабильную систему безопасности в соответствии со своими желаниями – а также, разумеется, с желаниями своего злополучного союзника Израиля, действия которого (и отсутствие у Вашингтона воли их контролировать) постоянно создавали враждебность по отношению к Америке.

В других регионах мира промахи Кремля также камуфлировали долгосрочные проблемы Соединенных Штатов. Так, экономический провал поддерживаемых Москвой повстанцев-коммунистов в большей части Центральной Америки камуфлировал неспособность США обеспечить успешное экономическое развитие, государственное строительство и реальную демократию на своем «заднем дворе». Поражение коммунизма убедило американцев в том, что они могут и дальше игнорировать этот регион, ограничившись давлением по линии программ, касающихся «войны с наркотиками». Результатом стала постепенная дезинтеграция государств региона – в особенности Мексики, которая только недавно была замечена политиками в Вашингтоне, но уже представляет угрозу для жизненно важных интересов Соединенных Штатов.

В Африке и на других континентах американские модели развития и государственного управления стали давать сбой задолго до начала «великого кризиса» мирового экономического порядка, возглавляемого Америкой, который разразился в 2008 году. И произошло это отчасти из-за неспособности США поддержать свои рекомендации серьезной помощью. Кроме того, за несколько лет до окончания холодной войны китайское «коммунистическое» государство принялось создавать предпосылки экономической революции, в результате которой в ближайшие 10 лет порядка Китай может стать крупнейшей экономикой мира, опередив Соединенные Штаты.

Однако основным фактором, маскирующим глобальное ослабление США после окончания холодной войны, были американские успехи в регионе, на который традиционно направлено особое внимание Вашингтона, а именно в Европе. Преклонение перед Соединенными Штатами жителей стран Центральной Европы, освобожденных от коммунизма, а также поддержка расширения НАТО со стороны правительств региона в значительной степени способствовали американскому триумфализму, который разделяли и элиты обеих политических партий Америки. Опыт демократизации и экономических реформ в сочетании с распространением власти и влияния США воспринимался в ту пору как парадигма, которую можно экспортировать в другие регионы. И эту точку зрения разделяли как либералы вроде Джорджа Сороса, так и неоконсерваторы, включая Пола Вулфовица.

Представители американской элиты забыли две важнейшие особенности, присущие посткоммунистической Центральной Европе. Во-первых, распространение демократии и расширение НАТО тесным образом были связаны с обещанным присоединением к Евросоюзу и огромными экономическими преимуществами, которые оно дает (или давало в прошлом). В действительности, только в Центральной Европе можно было совершенно серьезно использовать западное идеологическое клише «путь к демократии и свободному рынку» как понятное движение к конкретной цели, поскольку направление определялось процессом вступления в ЕС, а целью служила европейская правовая система. В других регионах мира всегда применялись совершенно разные способы для достижения различных целей. Во-вторых, народы Центральной Европы (и консервативные популистские партии) можно было часто убедить пойти на очень болезненные экономические перемены благодаря не только вере в западные модели, но и националистической убежденности в необходимости присоединиться к Западу любой ценой, чтобы избавиться от влияния России и защититься от нее.

{advert=4}

Вряд ли стоит напоминать (хотя это приходилось делать в беседах со многими представителями обеих американских партий в те годы), что такие факторы, как угроза Москвы или обещание членства в ЕС, нельзя использовать, пытаясь продвигать проамериканскую демократию в Египте или Пакистане. Всеобщая враждебность, которая в Центральной Европе была направлена против бывшего советского гегемона, в мусульманском мире проявлялась по отношению к США. Но эту точку зрения не следовало отстаивать в Вашингтоне, если вам дороги собственные интересы.

Даже если признать тот факт, что основные американские слабости нарастали в течение длительного времени, масштабы провала Соединенных Штатов в период холодной войны и темпы заката в последние годы все равно кажутся поразительными. Упадок США только усугублялся из-за деградации их европейских союзников. В 1990-х гг. в Югославии европейцы доказали свою несостоятельность в военных действиях (хотя британцы и французы отчасти реабилитировались благодаря успешным авиаударам по силам Каддафи в Ливии). А совсем недавно Евросоюз продемонстрировал неспособность противостоять экономическому кризису, и главный проект блока – евро – сейчас находится в серьезной опасности. Таким образом, следует говорить об упадке не только Соединенных Штатов, но и Запада в целом.

Это можно было бы объяснить внешними факторами. Но вспомним слова Авраама Линкольна: «Америка никогда не будет разрушена извне. Если мы дрогнем и потеряем наши свободы, то только потому, что уничтожили себя сами». Ему вторит президент Дуайт Эйзенхауэр, утверждавший, что в конечном итоге «только американцы могут навредить Америке». В гораздо меньшей, чем в случае с СССР, но достаточно существенной степени зачатки упадка американской власти можно обнаружить во внутренней системе и культуре США.

Параноидальный стиль

Советский коммунизм питал внутренние пороки Соединенных Штатов, хотя и совсем не так, как представляли советские руководители: не из-за коммунистической угрозы самой по себе, а из-за американской реакции на эту угрозу. Это справедливо в отношении военного вторжения во Вьетнам, которое раскололо американское общество, и рана не зажила до сих пор (и объясняет ненависть к Бараку Обаме со стороны правых).

Однако еще более важным является воздействие двух других факторов на американскую систему и менталитет. Во-первых, коммунистическая угроза и чудовищная природа коммунистических преступлений стали мощным стимулом для появления того, что великий американский историк и мыслитель Ричард Хофстедтер назвал «параноидальным стилем» американской жизни. Корни этого феномена лежат в американской религиозной мысли и философии нативизма (концепция, утверждающая, что человеку присущи независимые от опыта врожденные идеи, с помощью которых он познает мир. – Ред.), но невероятных масштабов он достиг в период холодной войны. Правые СМИ, принадлежащие магнатам, использовали эти идеи в своих целях, сделав их основой правой культуры и направив ненависть правых на всех американцев, придерживающихся иных воззрений.

Подобные идеи усилены расизмом и апокалиптическими, фундаменталистскими религиозными течениями, что в результате привело к ситуации, когда очень большая доля республиканских избирателей верит, что президент Обама – мусульманин-социалист, расист или и то и другое. А небольшое, но все же значительное меньшинство считает – и я не выдумываю, – что он на самом деле может быть антихристом. Не в метафорическом или символическом смысле – нет, а антихристом во плоти. Крайние христианские взгляды способствовали укреплению произраильского лобби, что оказало поистине катастрофическое воздействие на стратегию и интересы США в мусульманском мире.

Культурное наследие холодной войны в сочетании с экономическим и социальным упадком белого среднего класса, который проявился в 1970-е гг. и значительно ускорился с 2008 г., привело к образованию «чайной партии» и связанной с этим радикализации Республиканской партии. В результате многие важные вопросы не могут серьезно обсуждаться лидерами одной из двух основных политических партий, а межпартийные дебаты перестали быть рациональным обменом мнениями, превратившись в обмен лозунгами, наполненными ненавистью. В этой ситуации Конституция США, которая разрабатывалась при просвещенной олигархии конца XVIII века с целью ограничения государственной власти, играет поистине пагубную роль. Если система сдержек и противовесов сочетается со слепой партийной ненавистью и желанием республиканцев любой ценой блокировать даже умеренные предложения демократов, результатом становится не только паралич власти дома, но и серьезный подрыв имиджа американской демократии за границей.

Страсти отчасти обусловлены устойчивой позицией консервативных религиозных сил, которые испытывают глубокую культурную и идеологическую ненависть ко многим аспектам современности и считают, что их либеральные политические оппоненты – без преувеличений – будут гореть в аду. Возможно, еще более серьезным является то, что ныне американская консервативная религия культивирует неприязнь к образованной элите вообще и к ученым в особенности. Корни уходят во враждебность к секуляризации и, в частности, в противопоставление теории божественного сотворения мира и теории эволюции. В последние годы появилась тенденция высказывать скептицизм в адрес ученых и научных доказательств, что особенно заметно в вопросах изменения климата. Это может лишить Соединенные Штаты права претендовать на первенство в современном научном познании, что всегда было основой их глобального лидерства.

Хорошо известно, что безумные глобальные амбиции Советского Союза и паранойя в отношении США потребовали столь высокого уровня военных расходов, который советская экономика просто не могла выдержать. Но это привело и к колоссальному росту американских военных расходов. Военный бюджет Соединенных Штатов был гораздо меньше советского, если рассматривать в сравнении с общим объемом национальной экономики, тем не менее он стал оказывать все более разрушительное воздействие. Это происходило отчасти из-за производства «технологических чудес» (истребителей «стелс», беспилотников), которое должно было скрыть общий технологический упадок США в других сферах и возрастающую потребность масштабного государственного участия в исследованиях и разработках. Милитаризированный характер американского государства и особенно его элиты в сфере безопасности помог сформулировать военный ответ администрации Буша на теракты 11 сентября и толкнул на вторжения в Афганистан и Ирак.

Китай не придет на смену

Последним катастрофическим следствием коммунизма времен холодной войны стало его воздействие на демократические левые силы в других регионах мира, проявившееся после окончания идеологического противостояния. В первые его десятилетия это воздействие было ограниченным, так как капиталистические элиты, находясь под сильным впечатлением Великой депрессии и катастроф, к которым она привела, признавали необходимость политики социального обеспечения и социальной солидарности. Президенты-республиканцы Эйзенхауэр и Никсон были в этом отношении более левыми, чем президент Обама. Но воспоминания стираются, и, по крайней мере в США, коммунистический подтекст все чаще использовался, чтобы дискредитировать или вообще не допустить серьезного обсуждения даже умеренных социальных реформ. Результатом стал порочный круг, когда белый средний класс все больше страдает от нерегулируемой экономики свободного рынка – и отвечает не смещением к умеренному левому спектру, а истерически требует дальнейшего дерегулирования и налоговых льгот для богатых. Это усугубляет социальное неравенство и лишает американское государство возможности осуществлять жизненно важные инвестиции, чтобы стимулировать экономику и укреплять глобальную мощь страны.

{advert=6}

Такое положение привело не только к трансформации Республиканской партии, но и к боязни большинства демократов проводить серьезные социальные или экономические реформы. В то же время остаточное восхищение советским коммунизмом, которое испытывало большинство европейских левых интеллектуалов, обусловило (особенно во Франции) крах левых в 1990-е гг., хотя основной причиной, разумеется, были глубокие изменения в западной и мировой экономике. Сегодня западный капитализм стоит перед крупнейшим с 1930-х гг. кризисом, который он спровоцировал своими руками. И какой-либо серьезной социал-демократической альтернативы не видно, если не брать дискуссии интеллектуалов.

Возможно, будущие историки станут рассматривать холодную войну не как довольно простой случай длительной борьбы, завершившейся крахом СССР и победой Америки, а как схватку, в которой одна сторона действительно была уничтожена, но другая получила тяжелое ранение, которое необратимо подорвало ее здоровье. Больше всех от последних двух десятилетий холодной войны и американских ошибок в последующий период выиграл Китай. На протяжении длительного времени он получал огромные преимущества от наследия некоего подобия альянса с США, созданного в 1970-е гг. в противовес Советскому Союзу. По меньшей мере 10 лет после окончания холодной войны американцы не обращали внимания на рост Китая, поскольку политическая и военная элита Соединенных Штатов по-прежнему была сконцентрирована на предполагаемой угрозе со стороны Москвы. Что касается американской стратегии в исламском мире, то она настолько противоречила интересам Вашингтона, как будто ее разрабатывала Народно-освободительная армия Китая.

Но крах СССР и упадок США отнюдь не означают, что следующий исторический период ознаменуется глобальным триумфом Китая. Во-первых, даже если Китай опередит Соединенные Штаты экономически, его экономика по-прежнему будет существенно меньше по масштабу и глобальному охвату, чем американская экономика в период, когда после 1945 г. закладывались основы ее глобальной гегемонии.

Во-вторых, отнюдь не очевидно, что китайское руководство стремится подражать США, оспаривать их глобальную роль или желает занять их место. В последнее время много говорилось о возрастающей агрессивности Пекина, когда дело касается территориальных претензий на острова в соседних морях. Эти вопросы возбуждают национальные чувства китайцев. И это не только напрямую влияет на китайскую военную элиту (которая часто выглядят немного смешно в этом контексте), но и, поскольку коммунистическая идеология мертва, предлагает замену ей в виде комбинации экономических успехов и националистических настроений. Как свидетельствует беглый взгляд на китайскую блогосферу, образованные люди все больше поддерживают националистические идеи.

Однако когда речь заходит об экспансии Китая на другие регионы мира, китайская элита становится очень осторожной. Казалось бы, ошибки и неудачи США на Ближнем Востоке давали антиамериканским силам в китайском руководстве отличный шанс расширить свое влияние. Но они им не воспользовались. Даже когда дело касалось помощи старому союзнику – Пакистану, Пекин оказался гораздо осторожнее, чем можно было предположить, исходя из китайской риторики и американских опасений. Еще более удивительно, что когда в октябре 2011 г. европейские лидеры попросили Китай помочь пошатнувшемуся евро, что дало бы Пекину огромное влияние в Европе и символически и фактически означало бы переворот мировой системы, существовавшей последние 200 лет, китайцы тщательно изучили финансовые риски и твердо сказали «нет». Соединенные Штаты, в свою очередь, уже не имеют финансовых возможностей, чтобы помочь евро, даже если Конгресс и население согласятся пойти на необходимые жертвы.

Поэтому вместо будущего, в котором Китай сменит США в качестве мирового гегемона, мы быстрыми темпами входим в мир, где ни одна страна не будет по-настоящему обладать глобальным лидерством. Эта ситуация напоминает 1920-е гг., когда Соединенные Штаты сменили Великобританию в качестве ведущей экономической державы мира, но абсолютно не хотели брать на себя бремя, связанное с глобальным лидерством. Тогда американский капитализм был вовлечен в ажиотажные спекуляции, которые сначала подорвали экономику страны, а затем и всего мира. Даже в самом худшем случае результат для человечества вряд ли будет на этот раз таким плачевным, потому что великие державы не прикрывают силы безумного тоталитарного фашизма или коммунизма с претензиями на завоевание и трансформацию мира. Во всяком случае, на это нужно надеяться.

Автор — профессор кафедры военной истории в Лондонском Королевском колледже и сотрудник Фонда «Новая Америка» в Вашингтоне.

Источник: Россия в глобальной политике