Миражи «Восточного партнерства»

Исходные проблемы

С самого начала «Восточное партнерство» находилось в сети ряда обстоятельств, которые делали этот проект неоднозначным и одновременно сложно реализуемым. Эти обстоятельства можно разделить на четыре категории. Во-первых, эффективность восточной политики подрывает слабость самих стран, охваченных программой. В большей части из них мы имеем дело с сочетанием балансирующих на грани демократии (или прямо ее отвергающих, как в Белоруссии) сильных лидеров, стремящихся к личной власти, с одновременной слабостью самого госаппарата, зачастую разъедаемого раком коррупции.

Эти государства еще не достаточно окрепли, в них не работают институты, гарантирующие торжество закона, экономические свободы или территориальное самоуправление. Конечно, здесь нет ничего такого, что можно было бы назвать «недееспособным государством», речь, скорее, идет о растущих расхождениях между европейскими стандартами качества государства и практикой функционирования государственного строя на Востоке.   

Во-вторых, существенным слабым исходным пунктом «Партнерства» было подключение к этой инициативе стран с очень разным потенциалом, амбициями, внутренней ситуацией и геополитическими ориентирами. Можно даже поставить вопрос: Родилось ли общее политическое пространство «Восточного партнерства»? Ответ представляется отрицательным. Впрочем, что важно, не всем этим государствам действительно хочется участвовать в подобной многосторонней инициативе, и они выбирают индивидуальные пути отношений с Евросоюзом. Лучшим примером здесь служит Украина, которая подходит к завершению переговоров по ассоциации с ЕС, и идея «Восточного партнерства» была воспринята там очень холодно, как шаг назад, возвращающий Украину к такому же статусу, как у кавказских государств или Белоруссии. Что характерно, в высказываниях в преддверии варшавского саммита в ряду его возможных успехов называются не многосторонние проекты, а завершение или начало переговоров по двусторонним соглашениям о сотрудничестве ЕС с Украиной, Молдавией и Грузией. 

В-третьих, с самого начала проблемой «Партнерства» было отсутствие солидарной поддержки этой инициативы внутри самого Евросоюза. Не секрет, что «Партнерство» не вызвало восторга у стран-членов, ориентированных на сотрудничество с югом, а также тех, кто принципиально против расширения ЕС на восток и открытия его границ. Так что эта идея никогда не была ни однозначной, ни популярной, и, как утверждают дипломатические источники, у польского руководства возникли серьезные проблемы с тем, чтобы на варшавский саммит из стран ЕС приехали делегации достаточно высокого ранга. Но несмотря на слабый интерес со стороны отдельных государств «Восточное партнерство», было «принято» евробюрократией, со всеми отличительными чертами ее работы, важнейшая их которых – умение создавать видимость деятельности. Поэтому можно не сомневаться, что если бы пришлось дать ответ на вопрос, что делается в рамках «Партнерства», соответствующие службы Еврокомиссии подготовили бы десятки отчетов о разных круглых столах, обменах, сетях сотрудничества, передаче опыта, тренингах и т.п., которые стоили массу денег. Проблема лишь в том, что их влияние на расклад реальных сил на Востоке нулевое. Впрочем, самих средств на «Партнерство» выделяется очень немного.

Есть и четвертая исходная проблема программы: говоря дипломатически, прохладное отношение России к этой идее, не столько как таковой, сколько в принципе к тяготению ее «ближнего зарубежья» в западном направлении и к возникновению очередных барьеров между Россией и ее соседями в результате введения на этом пространстве европейских стандартов. Это взаимосвязано и с политикой некоторых государств ЕС, действующих по принципу «Россия прежде всего». Это означает, что любая инициатива на востоке не должна внедряться ценой отношений с Россией, так что даже легкой неприязни россиян к «Партнерству» достаточно, чтобы некоторые страны отвернулись от этого проекта. 

Ошибочная польская политика

Как видно, «Восточное партнерство» не было инициативой, заведомо обреченной на успех. Наоборот, относительный успех могла принести только полная решимость его сторонников в ЕС. К сожалению, пока такого подхода не видно даже со стороны польского руководства, который удовлетворяется поверхностными достижениями пропагандистского толка.  

Сутью проблемы в данном случае является сделанный правительством Дональда Туска стратегический выбор в восточной политике, о котором было заявлено в манифесте главы МИД Радослава Сикорского по случаю приезда в Польшу Владимира Путина. Основной идеей бы отказ от «ягеллонской политики» в пользу сотрудничества с Россией, которую признали достойным и в полной мере надежным партнером, с демократическим устройством, с которым нас связывают общие ценности и видение европейского порядка. Если добавить к этому тезис из предвыборных материалов партии «Гражданская платформа» (PO), которую также писал Сикорский, о том, что необходимо отказаться от самостоятельной польской внешней политики и отдать нашу судьбу в руки ЕС, с интересами которого должны совпадать наши государственные интересы, мы получим набор, который объясняет, почему Польша при нынешнем руководстве не была способна превратить «Партнерство» в истинный стратегический инструмент своей восточной политики. 

Ведь основной задачей польской восточной политики должно быть использование механизмов Евросоюза и их потенциала для реализации наших государственных интересов, т.е. поступательного расширения сферы безопасности, стабильности, демократии и политического сотрудничества на Восток, и включение в нее всех наших соседей вплоть до Молдавии и стратегически важных государств Южного Кавказа. Это прекрасно понимал президент Качиньский, который направлял значительную часть своей энергии во внешней политике именно на формирование «союза свободы и безопасности» на Востоке. Ключом к этому было привлечение государств, охваченных сейчас программой «Восточное партнерство», к участию не в мнимых проектах «мягкого» многостороннего сотрудничества, а в нескольких фундаментальных проектах стратегического свойства (например, в области энергетики), которые тесно связали бы эти страны с Польшей и Западом общими интересами и целями. 

Каким путем идти?

И такие действия должны стать нашей задачей на ближайшее будущее. Нам следует вернуться к совершенно противоположной концепции, чем та, которой придерживается нынешнее правительство, использовать европейские инструменты для реализации наших целей, а не вливаться в общее, не нами избранное, направление европейской политики. Насколько на Западе игра разворачивается за наши интересы, настолько на Востоке мы ведем игру за нашу безопасность и поэтому мы должны проявить решимость.

«Восточное партнерство» может вписаться в нашу восточную стратегию при условии, если мы вернемся к реальным действиям, а не будем довольствоваться бюрократическими достижениями. Наши отношения с государствами за нашей восточной границей должны переродиться во влияние на ситуацию в этом регионе. Сейчас это влияние на ход событий в таких странах, как Белоруссия или Украина стало меньше, чем несколько лет назад. Нужно сойти с неверного пути и вернуться на путь, который был обозначен политикой покойного президента. Тем проще, что нам нужно начинать не с нуля, а лишь продолжить прерванное наследие, а в один прекрасный день, и самому «Партнерству», если оно принесет стратегические плоды, можно будет присвоить имя Леха Качиньского.