Военная мысль активно занялась поиском вариантов ответов на поставленные вызовами времени непростые вопросы. «Новые времена» ознаменовались в военном отношении прежде всего военными кампаниями против Ирака и Югославии – причем проводимые Западом кампании все меньше и меньше напоминали «канонические» операции классических фронтовых масштабов («Буря в пустыне», 1992), а все больше и больше – «гремучую смесь» мероприятий военного, полицейского и гуманитарного характера («Союзная сила», 1999), проводимых не массовыми армиями (комплектуемыми из призывников), а относительно небольшими мобильными группировками, оснащенными современным высокоточным оружием.
Опыт, полученный в Афганистане и Ираке, подтолкнул также к отказу от классической концепции миротворчества. Так, министр национальной обороны Канады У. Грэм, выступая в феврале 2005 г. в Университете МакГилла, констатировал: «Традиционное миротворчество, предусматривающее размещение легковооруженных наблюдателей на линии прекращения огня, осталось в прошлом. Нынешние военные операции являются более сложными, опасными и ответственными. Часто они проходят в регионах, где сохраняется высокая напряженность и нет мира, который можно поддерживать».
Военные аналитики постепенно пришли к пониманию, что с учетом сложности новых миссий современные вооруженные силы должны руководствоваться комплексным подходом – сочетанием миротворческих, гуманитарных и военных действий во время одной операции.
Такая концепция получила наименование «войны трех кварталов» (Three Block War) [2]. Подразумевается, что современные вооруженные силы вести боевые действия с мятежниками в одной части города, осуществлять стабилизационные операции в другой части и оказывать гуманитарную помощь и восстанавливать разрушенное – в третьем квартале того же города.
Истоки концепции войны трех кварталов прослеживаются еще в геостратегиях невыигранных войн второй половины ХХ в. – американской во Вьетнаме и советской в Афганистане.
Достаточно существенное различие современных кампаний Запада в Ираке и Афганистане от предыдущих кампаний периода «холодной войны» – в том, какие составляющие в них преобладали.
Во время кампаний периода «холодной войны» преобладали «армейская» и «полицейская» составляющие. Необходимость постоянного проведения серьезных силовых операций объяснялась прежде всего наличием достаточно большого количества боевиков, не только не сложивших оружие, но и периодически подпитываемых внешним силами (СССР и Китаем – во Вьетнаме, США – в Афганистане). Последние обеспечивали серьезную военную (инструкторами и пр.) и военно-техническую поддержку (вооружением. В т.ч. современным – «Стингерами» и пр.), что не позволяло переориентироваться с военной составляющей на последующие.
В отличие от индокитайского «вьетконга» и афганских «моджахедов», совроеменные иракские и афганские «талибы» лишены серьезной ресурсной (прежде всего военной и военно-технической) поддержки. В силу этого «армейские» составляющие силовых кампаний Запада во главе с США на Среднем Востоке постепенно перешли на следующий уровень – доминирование «полицейских» и «гуманитарных» составляющих.
Однако, в отличие от более-менее успешно реализованных (прежде всего благодаря огромному технико-технологическому преимуществу) военных составляющих классического характера, составляющие «неклассические» – в которых доминирует невоенный компонент – не могут претендовать не только на эффектное завершение в обозримом будущем, но даже на сколько-либо эффективную реализацию в настоящем.
И вопрос не только в общей неготовности армии к выполнению совершенно нехарактерных для нее функций полицейского и гуманитарного характера.
Проводимые нынешними армиями военные, полувоенные и невоенные операции операции, которые приносят все меньше славы и уносят все больше крови. Так, потеряв только за один 2006 г. убитыми в Афганистане 36 военнослужащих, Канада предупредила, что она будет более избирательно подходить к отправке своих войск за рубеж.
Расширение спектра функциональных составляющих, усиление и «усложнение» технико-технологических составляющих современного военно-политического противоборства на фоне окончательног перехода от «массовых» к «профессиональным» армиям наложило отпечаток и на требования, предъявляемые к современному солдату, а тем более – к командиру (особенно младшего звена, на котором по-прежнему лежит основная практическая нагрузка ведения войны).
Солдат перестает быть простым исполнителем приказов, натренированным на выполнение ограниченных операций, и становится незаменимым. От него требуется умение управлять сложной техникой и готовность самостоятельно принимать решения и действовать в неординарных ситуациях – выступая в роли как военного, так порой иногда и полицейского, а порой и своеобразного дипломата [3]. Универсальный солдат превращается в самого востребованного профессионала, не только военного, но и гражданского.
Київстар оновив тарифи на зв'язок та інтернет: абоненти зможуть заощадити
Медичні послуги в Україні стануть платними з 1 січня: у яких випадках доведеться розщедритися
Українцям доведеться реєструвати домашніх тварин: що зміниться з нового року
На водіїв у Польщі чекають суттєві зміни у 2025 році: торкнеться і українців
Последнее усиливается также тем обстоятельством, что, как констатируют эксперты, «условно говоря, Пентагон становится все более влиятельным институтом по сравнению с Государственным Департаментом, а военное руководство региональных командований влиятельнее американских послов за рубежом» [4].
В качестве практической иллюстрации можно привести деятельность командования 101-й дивизии США в оккупированном Ираке в рамках «пост-конфликтного миростроительства» (2003-2004 гг.). Ее тогдашнее командование в лице генерала Д.Петреуса (D. Petraeus) [5] в частности «организовало» в зоне своей ответственности (провинция Мосул) многосторонний (иракско-сирийско-турецкий) трансрегиональный энергетический (нефть в обмен на электроэнергию) контракт. Подобные шаги откровенно противоречили общей стратегии Госдепартамента США в отношениях с Дамаском и Анкарой. Внешнеэкономическая активность командования дивизии послужила причиной появления показательной шутки, что «101-я дивизия – единственная в Армии США, которая имеет собственную внешнюю политику» [6].
В подобных практических контекстах Концепция «войны трех кварталов» дополняется тесно переплетенной с ней концепцией «стратегического капрала» – основного актора этого действа.
Образ «стратегического капрала», на котором лежит ответственность принятия ответственных решений «здесь и сейчас» — становится основой современной концепции в западной (прежде всего американской) армии. Его обязанности — руководить на поле боя огневым расчётом или базовым подразделением (10-20 бойцов), руководствуясь при этом не командами следующего звена управления (взводного), а напрямую командами из главного штаба соответствующей группировки.
К сожалению, в то время как в современных армиях вовсю идет подготовка к «войне трех кварталов» и подготовка «стратегических капралов», Украина только лишь начинает процессы практического перехода к контрактной армии и становления профессионального сержантского корпуса.
Примечания
1. Van Creveld M/ The Transformation of War: The Most Radical Reinterpretation of Armed Conflict Since Clausewitz. – Free Press, 1991.
2. Krulak Ch. The Three Block War: Fighting in Urban Areas // Vital Speeches of the Day. – 15 December 1997. – Vol. 64, №. 5.
Boot M. Beyond the 3-Block War // Armed Forces Journal. – March 2006.
3. См. Goodwin D. The Military and Negotitation: The Role of the Soldier-Diplomat – Routledge, 2005.
4. Кулагин В.М. Международная безопасность – М., 2006. – С.69.
5. Впоследствии он станет командующим Вооруженными силами США в Ираке, далее – командующим США и НАТО в Афганистане; сейчас – кандидат на пост главы ЦРУ, а в перспективе – кандидат в Президенты США. (См. также Ricks T.E. The Gamble: General David Petraeus and the American Military Adventure in Iraq – The Penguin Press HC, 2009.)
6. См. Atkinson R. In the Company of Soldiers: A Chronicle of Combat – Holt Paperbacks, 2005.