Вперед, к Кейнсу?

Центробанки крупных государств до сих пор вступали в сговор для поддержки гегемонии доллара. Первоочередной задачей Пекина должен стать отход от такого курса. КНР предстоит добиться того, чтобы Центральный банк восстановил свой реальный суверенитет, а также сделать упор на развитие внутреннего рынка.

Финансовый кризис застал руководство Китая врасплох – и политически, и психологически. Объясняется это тремя факторами.

Во-первых, на протяжении ряда лет экономика находилась в сильной зависимости от экспорта, и Пекин полагал, что экономическая рецессия, вызванная проблемами в финансовом секторе, невозможна, пока нет признаков снижения потребительских расходов на Западе, в особенности в США. «Вашингтонский консенсус» создал «мыльный пузырь», за которым стояли ипотека в сфере недвижимости и вторичные деривативы. У Пекина отсутствуют достаточные знания об этом виде инноваций на американском финансовом рынке, которые кажутся самыми передовыми, не говоря уже об опыте работы с ними. Фонды национального благосостояния КНР начали вкладывать деньги за границей только после 2005-го, но потеряли при этом больше, чем выиграли. «Пузырь» лопнул, когда фонды только приступили к серьезному изучению этого весьма заманчивого направления. Отставание банковской системы и непонимание финансовых инноваций спасли Китай от глубокого погружения в нынешний кризис.

Во-вторых, Пекину в целом не хватает ни знаний, ни практического опыта в отношении англо-американской валютной модели, которая доминирует в мировых финансах с 1945 года. Китай не входил в бреттон-вудскую систему (до 1971-го место КНР во всех международных организациях занимал Тайвань) и практически не участвовал в международном финансовом сотрудничестве и выработке решений. После «шока Никсона» (отказ США в 1972 году от бреттон-вудских обязательств выкупать золото по фиксированным ценам. – Ред.), когда плавающий валютный курс стал реальностью, валютная система Китая совсем не пострадала, поскольку юань не являлся конвертируемой валютой и объем торговли был чрезвычайно низок.

В-третьих, ныне действующий обменный курс юаня был установлен во время финансового кризиса-1997, когда китайскую валюту привязали к американскому доллару. Но теперь юань уже не застрахован от потрясений не только потому, что Пекин – держатель самого большого долларового долга, но и из-за того, что после провозглашения в начале наступившего столетия «Стратегии выхода в мир» Китай стал осуществлять крупные инвестиции, особенно в Латинской Америке и Африке.

ГАРАНТИРОВАННОЕ ВЗАИМНОЕ УВАЖЕНИЕ

Когда западная банковская система идет ко дну, привязка валютного курса больше не помогает. Китайцы сыграли важную и ответственную роль во время финансового кризиса-1997 в Восточной Азии. Пекин удерживал свой валютный курс, дабы не допустить конкурирующих девальваций в регионе, сильно пострадавшем от кризиса. С того времени в КНР считали, что следующий финансовый кризис, возможно, и затронет их страну, но не окажет непосредственного влияния, как это было в 1997-м.

Однако такая точка зрения оказалась ошибочной, и привязка валютного курса, которая считалась волшебной палочкой, теперь играет скорее отрицательную, нежели положительную роль. Торговля на основе взаимной выгоды как раз и происходит в условиях манипуляций с валютой, хотя во время кризиса-1997 такие манипуляции первоначально не планировались.

Структура G2, или американо-китайский кондоминиум, который Найелл Фергюсон назвал «Кимерикой», не обязательно отвечает национальным интересам КНР. В последние три года американо-китайский стратегический диалог в области экономики стал для двух самых влиятельных государств мира – Соединенных Штатов и Китайской Народной Республики – важным механизмом обсуждения вопросов, представляющих взаимный интерес, и способом избежать непонимания. Диалог был учрежден в 2006 году по инициативе президента Джорджа Буша и председателя Ху Цзиньтао. Формат таков: высокопоставленные представители обеих стран, отвечающие за экономику, встречаются на территории Китая и США дважды в год. Один бывший чиновник американского Министерства финансов назвал эту структуру «чем-то вроде “Группы двух”».

Китайское руководство сначала не понимало всей масштабности «стратегической» цели Америки, но сейчас стало ясно, что перед этим механизмом ставилась конкретная задача: максимально повысить долларовую зависимость Пекина за счет увеличения доли долларов в его государственных активах, чтобы Китай помог Соединенным Штатам преодолеть финансовый кризис, когда это будет необходимо.

Администрация Барака Обамы решила прекратить этот диалог, зато повышает статус «Группы двух» до уровня саммитов. Какова истинная цель Вашингтона, покажет будущее, но ясно одно: США нужна помощь КНР для преодоления экономического спада у себя в стране. Если говорить более конкретно, американцы определенно хотят уменьшить дефицит торгового баланса и в то же время обеспечить наличие финансовых ресурсов для расширения внутреннего потребления, которое предусмотрено широкомасштабными планами стимулирования экономики.

С 1970-х двойной дефицит (торговый и бюджетный) стал для Америки обычным делом, и единственный способ продолжить такую практику – манипулировать международной валютной системой посредством печатания денег и привлечения иностранных покупателей, чтобы увеличивать или, по крайней мере, сохранять на прежнем уровне долларовые резервы. Это то, что можно назвать «непрямым имперским налогом» по ассоциации с прямым налогом, который взимали римские легионы. Но римляне при этом обеспечивали защиту народам, которые они облагали данью, а Соединенные Штаты представляют собой фактор неопределенности и потенциальную угрозу национальной безопасности КНР. Поэтому трения между Пекином и Вашингтоном неизбежны, так как США явно намереваются, используя любые возможные средства, экспортировать в Китай «токсичные активы». Как сказал Томас Фридман, если «токсичные активы» будут использоваться как новое оружие для гарантированного взаимного уничтожения, Пекину не спастись.

ОЧЕНЬ ОТНОСИТЕЛЬНОЕ ПРЕИМУЩЕСТВО

Зависимость от торговли стала ахиллесовой пятой КНР. Экономика страны занимает по объему третье место в мире. Зависимость Китая от внешней торговли, которая определяется как соотношение экспорта к ВВП, и доля в общемировом экспорте значительно возросли за последние два десятилетия. В 1978 году экспорт составлял всего лишь 5 % от ВВП, к 1998-му этот показатель вырос до 20 %. В 2006 году соотношение торговли к ВВП достигло 69 %, что свидетельствует о нездоровом состоянии экономики.

Экономики крупных стран обычно меньше зависят от торговли благодаря обширным внутренним рынкам. Китай уже больше зависит от торговли, чем Бразилия, Индия, США и Япония. Дальнейшее углубление экспортной ориентации повлечет за собой широкомасштабную потерю ресурсов из-за ухудшения условий торговли. Сейчас КНР претендует на звание самой большой мастерской мира. Однако производит она главным образом для мирового, а не для внутреннего потребления. Внутренний рынок не способен с легкостью «вобрать» излишки товаров, произведенных на экспорт.

Зависимость от внешнего мира в торговле и финансах является, по сути, самой большой экономической слабостью Китая. В соответствии с так называемой восточноазиатской моделью развития международные экономические отношения основаны на теории «относительного преимущества». Согласно этой теории, развивающееся государство должно экспортировать товары, которые оно может производить дешевле, чем другие, и импортировать те, производство которых ему невыгодно. Только так можно максимально эффективно воспользоваться международным разделением труда и применить его на благо собственного развития.

Благодаря огромным масштабам экономики и численности населения Китая темпы его экономического роста и воздействие на мировой рынок беспрецедентны в мировой истории. Масштаб экономик Гонконга, Сингапура, Тайваня и Южной Кореи невелик, поэтому им относительно легко догнать самые развитые страны по уровню жизни. Некоторые крупные экономики, например американская, также эволюционировали от положения второстепенной развитой страны до ведущей торговой державы. Но в США есть относительно стабильный внутренний рынок с относительно постоянным потребительским спросом. А в Китае заработная плата и покупательная способность низки и потребительский спрос не может соответствовать предложению промышленных товаров.

Похоже, что западные учебники по макроэкономике ввели в заблуждение разработчиков китайской экономической политики. Модель относительного преимущества не может успешно применяться в Китае.

С одной стороны, устремленность только к достижению относительного преимущества ведет к перепроизводству в некоторых отраслях, и, как результат, товары, изготовляемые в стране, становятся слишком дешевыми и не отражают реальной цены.

С другой стороны, в КНР нет достаточного внутреннего спроса для поддержания экономики. Следовательно, китайские товары должны поступать на внешние рынки. Пекин ориентирует свой импорт и экспорт на несколько стран и регионов, а именно на Европейский союз, Соединенные Штаты и Японию. На них приходится около 50 % всего торгового оборота Китая. Таким образом, любые китайские товары, которые отправятся на эти три рынка, будут создавать давление для производителей в этих странах.

Финансовый кризис вынудил подумать о снижении темпов роста производства и уменьшении роли экспорта. Меньший акцент будет делаться на традиционные показатели экономической активности, основанной на росте ВВП. С учетом того факта, что в КНР совершенно необходимо создать систему социального обеспечения и здравоохранения, а также перестроить систему образования, не исключается возможность, что кейнсианская модель окажется более эффективной. В то же время, если сбережения, отложенные на соцобеспечение, лечение и образование, будут высвобождены в большинстве домашних хозяйств и направлены на жилье и другие потребительские расходы, это послужит стимулом для роста внутреннего потребления.

РЕФОРМА МЕЖДУНАРОДНОЙ ФИНАНСОВОЙ СИСТЕМЫ

Пекину следует сотрудничать с теми, кто призывает к серьезным реформам международной финансовой системы. Бреттон-вудские институты устарели. Но консенсус относительно того, чтó следует предпринять для реформирования системы, не достигнут.

Первоочередной задачей Пекина должен стать отход от гегемонии доллара. КНР предстоит вновь обрести реальный суверенитет своего Центрального банка. При мировом порядке, субъектами которого являются суверенные государства, богатые державы используют наднациональный характер центробанков как инструмент всеобъемлющего контроля для нейтрализации суверенных прав стран, слабых в финансовом отношении. Даже при демократическом мировом порядке центральным банкам приходится осуществлять операции за пределами государственных границ. Тем самым богатые слои населения могут использовать эти учреждения для того, чтобы лишить бедняков их экономических прав. Центробанки крупных государств до сих пор вступали в сговор для поддержания гегемонии доллара. На международной арене они, как правило, действуют против экономических интересов суверенных государств, а внутри своих стран – против экономических прав бедных слоев, дискредитируя просвещенный экономический национализм.

Чтобы сохранить доминирование доллара, Соединенные Штаты пытаются принудить страны-экспортеры, которые аккумулируют большие долларовые резервы, к девальвации их валют. Но не для того, чтобы исправить торговый дисбаланс (он скорее сложился в результате нарушений условий торговли, чем из-за неэффективных валютных курсов), а для того, чтобы уменьшить стоимость долга США (в соотношении между иностранной и местной валютами), который образовался ранее при более высоком курсе доллара.

Китай оказался в ситуации «уловки 22». Предполагается, что снижение экспорта ускорится, поскольку резкого оздоровления американской экономики не предвидится. Но падение обменного курса может привести к росту инфляции внутри страны из-за импорта, исчисляемого в долларах. А рост инфляции ускорит снижение валютного курса, препятствуя повышению курса юаня к доллару, что, в свою очередь, может вызвать новые обвинения в манипуляциях с валютой. Данное нарушение в режиме обменного курса между юанем и долларом относительно разницы между уровнями инфляции в экономике двух стран (КНР и США) определяется торговым дисбалансом, исчисляемым в долларах. Таким образом, попытка китайского ЦБ использовать валютные курсы, чтобы компенсировать нарушения условий торговли, является ошибочным решением, поскольку основная их причина – разница в оплате труда.

Наконец, последний, но немаловажный фактор – это серьезная проблема, касающаяся легитимности системы Центрального банка КНР. В его работе полностью отсутствуют прозрачность и подотчетность, население ничего не знает о том, как принимаются решения об инвестициях за границей. Но скрывать последствия ошибочных решений уже невозможно. И одно-единственное сообщение о том, что китайский Центробанк теряет деньги из-за нерационального размера долларовых резервов либо из-за ошибочных инвестиций за границей, может вызвать серьезный кризис политической легитимности. Ведь люди узнают, что за десятилетия их тяжелого труда и за счет внутренних государственных и частных расходов аккумулируются огромные суммы резервов в иностранной валюте.

ЭТИКА И ЭКОНОМИКА

Что общего между Кейнсом и Китаем? Кейнс, пожалуй, один из последних великих западных экономистов, которые еще верили в неразрывную связь между экономикой и этикой. А в этом как раз и состоит традиционное понимание китайцами роли государства в управлении экономикой.

Конфуцианская экономическая теория, по сути, базируется на этике. Ныне существующая либеральная система, похоже, исчерпала себя. Она не могла контролировать «невидимую руку». Этой системе не нужна и вторая «невидимая рука» (о необходимости которой говорил сам Адам Смит), чтобы укрепить управление экономикой не только внутри страны, но и в глобальном масштабе, а также чтобы предотвратить выход капиталистической стихии из-под контроля.

Исходя из вышесказанного, резюмирую: КНР должна уменьшить свою зависимость от внешней торговли и существенно расширить внутренний рынок. Ей следует также сократить долларовые долги и способствовать тому, чтобы евро стал ведущей международной альтернативной резервной валютой.

Кейнс говорил о трех основополагающих принципах, которые сохраняют актуальность для Пекина.

Первый принцип: он резко выступал против того, чтобы полагаться на внешнюю торговлю. Поскольку никто не может предсказать ситуацию на рынке «в долгосрочной перспективе», ни одно правительство не способно гарантировать полную занятость.

Второй принцип: сохранение системы фиксированного международного валютного курса. Если это невозможно, то абсолютно необходимо международное сотрудничество, чтобы не допускать никаких войн между валютами.

Третий принцип: резервы в иностранной валюте должны аккумулироваться не ради собственно накопления, а для расходования и инвестирования.

Нынешняя политика Китая, направленная на сохранение темпов роста в 8 % в 2009 году, исходит из порочной концепции, в соответствии с которой страна может волевым усилием преодолеть свою зависимость от мирового рынка и различных глобальных и внутренних дисбалансов. Для поддержания таких темпов роста нет никакого «научного» обоснования. Единственное оправдание – политическая экономия самой КНР, так как показатель в 8 % считается нижним пределом, позволяющим избежать массовой безработицы, которая может дестабилизировать ситуацию.

Публичное объявление такого запланированного показателя – это и тактическая ошибка, так как Китай станет еще более уязвим. Его ино-странные конкуренты смогут строить линию поведения, направленную на шантаж Пекина, чтобы добиться торговых либо валютных уступок, или просто на подрыв шансов страны на успех.

Сян Ланьсинь – профессор учебного Института по изучению международных проблем и развития (г. Женева). Данная статья основана на материале, подготовленном автором для семинара в Центре исследований европейской политики (CEPS), который прошел в Брюсселе в феврале 2009 года.

Россия в глобальной политике». № 2, Март — Апрель 2009