Будущее России: БРИКС или Евразийский союз?

Если бы автор этих строк жил на рубеже XIX — XX веков и ему бы предстояло определить влиятельнейшие центры силы, то он перечислил бы в точности те страны, которые и ныне правят балом мировой политики, т.е. США, Англию, Россию, Германию, Францию, Японию и Китай. В XXI столетии вопрос состоит в только том, что понимать под названием каждой из этих стран: национальное государство или большое пространство?

Капитаны XXI века

Соединённые Штаты вступили в третье тысячелетие в виде экономически измотанного, но всё же самого влиятельного имперского образования, которое имеет шанс сохранить (на ближайшие двадцать лет) определяющую роль в Латинской Америке, Европе, Ближнем Востоке и в Японии только поделив власть в Евразии с двумя игроками — Россией и Евросоюзом. Падение покупательной способности доллара вкупе с ростом госдолга и дефицитом бюджета будет из года в год усиливать беспокойство монетарных властей США; они будут с большей ревностью наблюдать за усиливающимся на этом фоне фунтом и евро, что впервые в истории позволит создать альянс Америки и России (на базе российских запасов золота) взамен прежнего союза между Вашингтоном и Лондоном, навязанного последнему по результатам двух мировых войн.

В этой системе координат, Россия остаётся великой евразийской державой, наследницей древней славянской культуры, судьба которой — ключевая интрига наших дней. В историческом смысле, наша страна являет собой современный аналог Монгольской кочевой империи, соединяющей степи Центральной Азии со Старым Светом, ныне жаждущим эмансипации. Несмотря на разрушительную «перестройку» и хаос 1990-х годов, Россия по-прежнему напоминает Атланта, удерживающего на своих плечах ответственность за Северную Евразию и, как следствие, весь суперконтинент. И так будет всегда, вне зависимости от качества российской элиты, степени её самоотверженности и интеллектуальности. В формируемом миропорядке у Москвы до сих пор не определены границы на Западе и Востоке; этим и следует заняться руководству страны в ближайшее десятилетие. Нам предстоит заново воссоздать имперский проект, объединив под его знаменем более 200 миллионов человек, что позволит защитить отечественный бизнес от иностранных посягательств, сократить его зависимость от внешних рынков и ориентировать заработанный капитал на развитие внутренней инфраструктуры. Только в этом случае русский народ сумеет полноценно раскрыть достоинства своей культуры и реализовать собственную историческую миссию.

Как и ожидалось, Евросоюз, вобравший в себя двадцать семь национальных государств, превратится в XXI веке в незаменимую площадку для аппликации великодержавных планов Германии, что на этот раз произойдёт с помощью финансово-экономической мощи немецкой промышленности и банков. Франция, движимая стратегическими интересами на континенте и обязательствами вокруг единой евровалюты, усилит взаимодействие с Берлином, что автоматически будет дистанцировать Туманный Альбион от идеи комплексной евроинтеграции. Содружество наций превратится в последнюю надежду Банка Англии на независимое существование от ЕЦБ и ФРС.

В геоэкономическом плане, возрастающая зависимость стран Евросоюза от внешних поставок энергии (главным образом — российского газа) только ускорит политическое сближение России и Германии, будет стимулировать борьбу за газовые и нефтяные месторождения Ирана и Сирии, что внесёт смуту на всем пространстве Большого Ближнего Востока.

Перечисленные обстоятельства внесут дополнительные коррективы в   стратегию Китая; в формируемом миропорядке Пекин будет крайне уязвим ввиду экспортоориентированности своего экономического уклада. Медленное восстановление глобального спроса после кризиса только усилит внутреннее давление на правящий режим. Единственная стратегическая цель Поднебесной в первой половине наступившего столетия — не агрессивная внешняя политика, как утверждают некоторые западные и российские эксперты, а сохранение территориальной целостности страны с помощью переориентации производимой продукции на внутренний рынок. Эндогенные проблемы Китая (включая старение трудоспособного населения) сделают его более сговорчивыми в переговорах с США [1].

В свою очередь, минимизация прямой угрозы со стороны Пекина предоставит Токио свободу для манёвра: Япония продолжит наращивать военный потенциал на море и в воздухе, обезопасив торговые коммуникации. Технологическая и финансовая мощь японских корпораций уподобит страну Британии 1920-1930-х годов, которая была не столь могущественна, чтобы сформировать мировой порядок на свой манер, но и не так слаба, чтобы подчиниться внешним обстоятельствам без крупномасштабного вооружённого конфликта.

К середине 2020-х годов в Азии громогласно заявит о себе ещё один лидер — Индия, располагающая наибольшим потенциалом (среди остальных стран БРИКС) для экономического роста: снижение рабочего возраста населения страны произойдёт значительно позже, чем это будет иметь место в Китае (демографическая политика Мао Цзэдуна) и России. Численное преимущество индусов в рабочей силе будет сопровождаться дешевизной их интеллектуальных ресурсов (относительно стран Большой восьмёрки), что позволит Нью-Дели совершить рывок в технологическом развитии экономики. Со стратегической точки зрения, осторожная внешняя политика Китая в регионе (Пакистан с его территориальными амбициями по отношению к Индии утратит прежнюю поддержку Пекина) только укрепит решимость индусов в деле наращивания силового превосходства над потенциальными противниками [1].

В планетарном смысле, мировой порядок первой половины XXI в. проиллюстрирует доселе невиданное перераспределение власти между политическими игроками. Причина тому — безграничное перемещение финансовых ресурсов американо-европейской аристократии в наиболее злачные зоны приложения капиталов. Никогда прежде Америка, Россия, Евросоюз, Китай, Япония и Индия не были так сильны одновременно; как правило, в международных отношениях присутствовала жесткая форма доминирования — единоличная диктатура одного государства или максимум — двух (будь то Британия, США или СССР).

БРИКС или Евразийский союз?

Все интеграционные объединения конкурируют друг с другом. Таков мир политики. Однако с БРИКС и Евразийским союзом всё обстоит сложнее. Стержнем первой группы служит Китай, а второй — Россия.  Даже если представить себе реальную борьбу названных групп (что пока невероятно), то наша страна, не задумываясь, выберет Евразийский союз, где мы прилюбых раскладах будем локомотивом: БРИКС в одночасье лишится части своего названия. Для российского руководства, БРИКС — не что иное, как представительный форум, где можно встретиться с коллегами из других стран и обсудить актуальные вопросы двустороннего сотрудничества. Не более того.

Как известно, сама аббревиатура БРИК (Бразилия, Россия, Индия и Китай) была предложена аналитиком «Goldman Sachs» Дж. О’Нейлом в ноябре 2001 г. для подсчёта экономического потенциала стран, не входящих в клуб избранных — Большую семёрку. С самого начала родоначальник понятия не вкладывал в него политический смысл. После присоединения в 2011 г. к группе ЮАР также ничего не изменилось. Несмотря на то, что эти страны занимают более чем 25 % суши, концентрируют 40 % населения планеты и имеют объединённый валовой внутренний продукт (ВВП) 15,435 трлн. долл., они (помимо взаимных консультаций) не проводят согласованной экономической политики, которая могла бы защищать их интересы в эпоху неолиберальной глобализации. Единственное, что члены группы пытаются противопоставить Америке — намерение перейти к национальным валютам во взаимной торговле; но дальше заявлений дело не идёт. Китай и Россия не могут себе позволить подобную роскошь; отказ Пекина и Москвы от доллара единовременно обрушит американскую и мировую экономику, ввергнув в хаос все без исключения национальные государства. Очевидно: в таком развитии событий не заинтересован никто. Стоит ли напоминать, что страны БРИКС — крупнейшие держатели государственных облигаций США, они косвенно кредитуют долларовую гегемонию [1].

Мир после 2008 г. ещё ожидают политические изменения, не менее значительные, чем после Великой депрессии 1929-1932 гг. Кризис глобальной экономики продемонстрировал неспособность большинства национальных государств определять свою дальнейшую судьбу. Мы становимся свидетелями усиления таких транснациональных институтов, как СБ ООН, МВФ и Всемирный банк, не говоря уже о международных банковских сетях, (преимущественно англо-американских), жонглирующих через свою кредитную политику ситуацией вокруг еврозоны и других валютных систем.  

Учитывая региональное противоборство Китая и Индии, взаимное недоверие России и Китая, БРИКС вряд ли сумеет выстроить (если вообще ставит перед собой подобную цель) эффективную руководящую структуру, которой каждый из участников делегирует часть своего суверенитета. В случае же с Евразийским союзом всё обстоит иначе: у объединения имеется неоспоримый лидер — Москва. Даже Вашингтон с его возрастающими амбициями на пространстве СНГ не в состоянии заместить русское главенство: дефицит живой силы говорит сам за себя.

В сравнении с БРИКС, проект Евразийского союза имеет колоссальный потенциал для самореализации. Это объясняется не только тем, что на долю страны-участниц Союза приходится порядка 20% мировых сырьевых ресурсов; пространства Таможенного союза, ЕврАзЭС, ЕЭП и ОДКБ базируются на царском и советском историко-культурном наследии. До 1991 г. наши народы были объединены в единое имперское образование, могущество которого гарантировало их безопасность. Страны же БРИКС, разбросанные по разным континентам, не могут похвастаться аналогичными примерами братства. Будучи единым сухопутным пространством, Евразийский союз имеет шанс превратиться в унифицированное имперское образование, выражаясь словами П. Савицкого — «государство-материк».

Специфика и проблемы русской Евразии

Устойчивость Евразийского союза всецело зависит от политической воли российского руководства, его творческого заряда. Если Европейский союз создавался преимущественно силами транснациональных корпораций, которых на его территории ныне насчитывается 161, то движущей силой евразийского проекта выступает Россия, подтягивающая экономические мощности аффилированных с государством корпораций (только 7 из них имеют статус ТНК).

Ключевой угрозой для Евразийского союза служит депопуляция территорий России. С решения этой проблемы и следует начать. Если мы не спасём генофонд государствообразующего этноса (т.е. русских), то всё остальное потеряет смысл.

Будучи мировой ядерной державой, Россия в состоянии защитить себя и своих потенциальных партнёров по Евразийскому союзу от прямого вооружённого нападения, однако следует помнить, что ракетные боеголовки вряд ли помогут преодолеть расширяющуюся демографическую яму и деиндустриализацию промышленности. Сложнее обстоит ситуация с инфляционной нагрузкой экономики: несмотря на то, что правительственные чиновники декларируют 8%-ую инфляцию, в реальности (по динамике роста цен) она достигает порядка 20%. С такими показателями просто невозможно создать интеграционное объединение. (Для сравнения: инфляция на территории еврозоны не превышает 1,5%). Выстраивая Евразийский союз, мы стремимся к автаркии, достижение которой реально только в том случае, если Россия и её партнёры по будущему Союзу вернутся к золотому стандарту, мечты воплощённой С.Ю. Витте в начале XX века. Именно золотое обеспечение рубля позволит аккумулировать средства со всего мира для строительства Евразийской империи, создать независимый от Вашингтона и Брюсселя валютный и фондовый рынки.

Наряду с вышеперечисленными вызовами, авторам евразийского проекта важно помнить: у нас нет тех пятидесяти лет, которыми располагали страны Западной Европы для создания ЕС; европейцы двигались от развития экономических связей  к политическим, а мы, как всегда, вынуждены подчинять экономику политике. Ныне мы наблюдаем заключительный этап борьбы транснациональных групп влияния за ресурсы Большого Ближнего Востока (её следствие — «арабская весна» и гражданская война в Ливии и Сирии), которая в ближайшее десятилетие рискует ввергнуть человечество в крупномасштабный конфликт. При таких внешних условиях, для запуска Евразийского союза на проектную мощность в запасе имеется 7 — 10 лет, не больше.

БРИКС и Евразийский союз: вероятные точки пересечения

Судьбы БРИКС и Евразийского союза пересекаются только в одной точке — Организации объединённых наций. За исключением России и Китая, остальные члены БРИКС нуждаются политическом признании их великодержавного статуса в Совете Безопасности, что является вопросом времени. ООН, озабоченная легитимизацией принятых ею решений на наднациональном уровне, в ближайшие 10 — 15 лет будет сама стремиться в расширению состава постоянных членов СБ. В этом фокусе БРИКС скорее всего станет площадкой, на которой пройдет апробацию идея теоретиков «нового мирового порядка» о создании (на базе СБ ООН) Совета Управления.

Ведь ещё с самого начала БРИКС служила не в роли интеграционного объединения, а форума, представляющего частично Евразию, Африку и Латинскую Америку. Число участников этого клуба может увеличиться до неузнаваемости (за счёт стран, расположенных за пределами классического западного мира); для большей репрезентативности БРИКС, например, не хватает участников из Северной Америки (Канады и Мексики), Ближнего и Среднего Востока (Египта, Саудовской Аравии и Ирана), Восточной (Япония и Южная Корея) и Юго-Восточной Азии (Индонезия). Подобный формат, кажущийся ныне фантастикой, вполне может стать реальностью завтрашнего дня. Правда, с тем лишь условием, что экономическая взаимозависимость в мире будет возрастать, а протекционистские барьеры национальных государств, актуальные после глобального кризиса 2008 г., станут достоянием истории. Только многосторонние обязательства позволят преодолеть наболевшую формулу наших дней: чем больше стран, тем сложнее договариваться.

Однако ключевая проблема лежит не в переговорной плоскости, а в самой модели международных экономических отношений, её долларо-центричной природе. Несмотря на восторженную рекламу БРИКС англо-американскими масс-медиа, позиционирующими клуб в качестве формируемого ядра глобального капитализма, это объединение пока остаётся своего рода планетарной фабрикой, поставляющей Америке, Европе и Японии труд и землю (капитал же принадлежит Западу).

В этом смысле, Евразийский союз, способный аккумулировать материальные и нематериальные возможности бывшего Советского Союза,  — последний шанс России подтвердить руководящую роль в мировом порядке первой половины XXI века. Разница состоит в том, что коммунистический проект Москвы акцентировал своё внимание на Центральной и Восточной Европе, а евразийский проект сконцентрируется на Центральной и Восточной Азии. Возвратив в нашу орбиту влияния Казахстан, Узбекистан, Таджикистан, Туркменистан, Киргизстан и Монголию, мы фактически получим контроль над основной коммуникационной артерией Евразии, связующей Запад и Восток, Европу и Азию.

Самое парадоксальное: США и Евросоюз, уже почувствовавшие хрупкость существующего баланса сил на евразийском суперконтиненте, будут вынуждены поддерживать объединительные инициативы России; человечество стоит на пороге создания планетарного триумвирата.

Список литературы:

1. Будущее Евразии: БРИКС или Евразийский союз? Вопросы устойчивости союзов // Материалы круглого стола, 25 мая 2012 г.

источник: Центр стратегических оценок и прогнозов