Сирия на краю катастрофы

Решение «вопроса» в Европе и США предлагают уже проверенное: Совет Безопасности ООН осуждает Дамаск, как он осудил Триполи, далее – по известной схеме. В этот сценарий не укладывается нынешняя позиция Москвы, которая считает, что в Сирии нет «стерильной ситуации», и Объединенные Нации должны адресовать свой призыв к прекращению насилия двум сторонам конфликта. Париж выразил по этому поводу возмущение, глава МИД Франции Ален Жюппе назвал ситуацию «скандальной». Дмитрий Медведев недавно сказал: Москва не хотела бы, чтобы в Сирии повторились те же события, которые произошли в Ливии.

{advert=1}

Вот уже почти полгода Сирию сотрясают массовые выступления с требованием реформы существующего режима — вплоть до ухода президента Башара Асада и принятия новой конституции, которая должна отменить главенствующую роль правящей партии Арабского социалистического возрождения (БААС) и ввести общедемократические права и свободы.

Власти бросили на подавление стихийно вспыхнувшей волны протестов силы безопасности и армейские подразделения, которые не стесняются в применении силы. Счет жертвам идет уже на тысячи. В стране введена жесточайшая цензура, то есть, по сути, режим информационной самоизоляции. Официальная пропаганда информирует об иностранном заговоре, об отдельных, манипулируемых из-за рубежа подрывных, террористических элементах, о применении демонстрантами против сил правопорядка огнестрельного оружии, что вынуждает власти прибегнуть к ответным действиям.

Однако становится все очевиднее: происходящее в стране свидетельствует не столько об инспирируемых извне враждебных происках, сколько о глубоком расколе в обществе, который насильственными методами преодолеть невозможно.

Волна протестов охватила в основном сельские районы, провинциальные города и бедные окраины таких мегаполисов, как Дамаск и Алеппо. Их населяют преимущественно мусульмане-сунниты, которые составляют большинство в этой многоконфессиональной стране — более 65 процентов из почти 23 миллионов. На шиитскую секту алавитов, которую некоторые наблюдатели считают фактически правящей, поскольку к ней принадлежит семья президента и немалая часть политического руководства и военного командования, приходится до 15 процентов. Особая мусульманская секта – друзы, насчитывает примерно 5 процентов, доля же христиан составляет до 15 процентов. Десятая часть населения — курды-сунниты. Необходимо учитывать и то обстоятельство, что на территории Сирии находится более двух миллионов беженцев из Палестины и Ирака, что ложится определенным бременем на ее социально-экономическую структуру.

Что же послужило причиной столь бурного выражения социального протеста в этой, казалось бы, отличавшейся политической стабильностью ближневосточной стране? Во-первых, ухудшившийся социально-экономический фон: дороговизна товаров широкого потребления, рост безработицы, усилившееся в результате рыночных преобразований имущественное расслоение, произвол, неподотчетность и коррупция всевластного бюрократического аппарата. Во-вторых, закостеневшая политическая система во главе с правящей партией БААС, светский характер самой власти в преимущественно мусульманской стране, введенное еще при отце нынешнего президента Хафезе Асаде чрезвычайное положение, жесткая цензура СМИ, преследование всех несогласных, инакомыслящих или просто критикующих существующий режим. Все эти факторы способствовали нарастанию недовольства, которое не улавливалось или не учитывалось органами власти.

И конечно, надо учитывать колоссальный заразительный эффект «арабской весны» — массовых протестных движений, которые смели режимы в Тунисе, Египте и в Ливии.

В конкретных сирийских условиях национальные и конфессиональные меньшинства в силу самосохранения не могли стать застрельщиками протестного движения за реформу окостеневшей политической системы. Единственным доступным каналом для выхода наружу настроений недовольства, особенно среди обделенной властью и привилегиями суннитской части населения, стали многотысячные пятничные молитвы, а центром стихийной самоорганизации – местные мечети. Нужен был только повод со стороны властей, неадекватно отреагировавших на мирную демонстрацию в южном городке Дераа, как из искры возгорелось пламя.

В прошлом, а точнее в 1982-м, когда политическая организация «братьев-мусульман» бросила вооруженный вызов светскому режиму Хафеза Асада и нанесла ряд ударов по местной службе безопасности и даже по советским военным советникам, власти действовали весьма решительно, и я бы сказал, даже жестоко. На подавление восстания в городе Хама были брошены бронетанковые и артиллерийские части, старый его центр был разрушен почти до основания, при этом погибло от 15 до 40 тысяч его жителей. Мне довелось посетить Хаму недели через две после трагедии. Центр города лежал в еще курившихся едким дымом развалинах, уцелевшие улицы словно вымерли. Трудно было себе представить, что власть сознательно превратила в подобие Сталинграда свой собственный город, уничтожив значительную часть его населения. Тем не менее, такими крайними методами правительству удалось на тот момент сломать хребет исламистскому движению и загнать его в глубокое подполье, а международная ситуация тогда не была столь неблагоприятной для сирийского режима, как сейчас. Но память об этой жестокой расправе глубоко засела в подкорке суннитского населения.

{advert=2}

Нельзя сказать, что высшая сирийская власть не сознавала необходимость осуществления назревших перемен. Лет семь назад нынешний советник президента Башара Асада Бусейна Шаабан говорила делегации российских журналистов о том, что необходимо перестроить правящую партию, отменить чрезвычайное положение, ввести реальную многопартийность вместо формального блока БААС с «ручными» минипартиями, обеспечить реальную свободу слова…

Но, к сожалению, благие намерения, так и остались красивыми словами. О них президент вспомнил только сейчас, когда, как говорится, его клюнул жареный петух.

Позитивным переменам, которых так ожидали от ставшего после смерти своего отца в 2000-м президентом Башара, активно противилась бюрократическая верхушка. Она превратила госсектор в свою частную вотчину, сказочно обогатилась на контрабанде с оккупированным сирийскими войсками Ливаном, на тесном взаимодействии с получившим значительные послабления за последние годы частным сектором. И к тому же располагала монополией на власть, ее угодливо обслуживали всесильные аппарат спецслужб и армейское командование. Любые меры по демократизации внутриполитической жизни подрывали ее позиции и неизбежно вели к демонтажу всей политической системы. Свою железобетонную несговорчивость и неуступчивость официальные лица объясняли враждебным окружением, происками США и Израиля, который продолжает оккупировать сирийские Голанские высоты, сложностью ситуации в соседнем Ливане. К тому же они указывали на плачевный опыт реформаторской деятельности Михаила Горбачева, приведшей к развалу Советского Союза, и заявляли, что не хотят повторения этого на сирийской земле.

Всякие разговоры о назревших переменах прекратились после поспешного вывода сирийских войск из Ливана под сильнейшим международным давлением — после убийства тамошнего экс-премьера Рафика Харири, часто критиковавшего Сирию. Тогда на сирийское руководство посыпались обвинения в организации убийства. Дамаск, который, видимо, был непричастен к этому преступлению, испытал горечь политического поражения и почувствовал, что кольцо международной блокады вокруг него неумолимо сжимается.

Масштаб и ожесточенность движения протеста, охватившего страну с конца марта, стала для властей полной неожиданностью. Они явно запаниковали и прибегли к силовому подавлению и политическому маневрированию. Наряду с силами безопасности и армией против протестующих было брошено вооруженное ополчение, так называемая «шабиха», опирающееся в значительной степени на алавитское меньшинство. При этом президент отменил чрезвычайное положение, предоставил курдам равные с остальными гражданами права, пообещал изменить конституцию, ввести реальную многопартийность, свободу слова, провести честные выборы, а для начала — организовать диалог с конструктивной оппозицией. Однако при этом подчеркнул, что для осуществления всего этого нужна стабильность. Между тем, пока до нее весьма далеко.

Оппозиция представляет собой конгломерат разнородных сил. Его массовую базу, повторю, составляет движение мусульман-суннитов. А внешнюю демократическую оболочку формируют либеральные элементы из числа диссидентов-эмигрантов. Именно на их риторику ловятся западные «защитники демократии и социального прогресса». По сути, несмотря на попытки оппозиции выработать единую платформу и сформировать за пределами страны некий координирующий орган, сирийским властям вести переговоры не с кем. В низах же протестного движения ожесточение достигло крайней точки. Президент, который выступает ныне скорее как символ власти, а не как реальный руководитель, абсолютно не пользуется там доверием, его активисты наотрез отказываются вести с властями какие бы то ни было переговоры, требуя немедленной отставки главы государства. Они утверждают, что все обещания реформ не более чем уловка с целью выиграть время для силового подавления протеста.

Дамаск оказался фактически в международной изоляции, США и Евросоюз вводят против него все более чувствительные санкции.

Россия призывает к международному невмешательству во избежание повторения ливийского сценария и настаивает на прекращении кровопролития и начале диалога властей с оппозицией, что крайне маловероятно.

Положение режима продолжает ухудшаться и становится критическим. Усиливается дезертирство из армии и сил безопасности, начался переход видных чиновников в ряды оппозиции.

В этих условиях возможен нестандартный выход из сложившейся ситуации. Власти должны перехватить инициативу, скажем, путем немедленного прекращения насилия, объявления в недалеком будущем выборов в учредительное собрание для выработки новой конституции, формирования для подготовки честных выборов нового правительства национального согласия с участием тех представителей оппозиции, которых им удастся привлечь. Не исключается и вероятность возникновения внешнего кризиса, скажем, возобновления военных столкновений с Израилем. Независимо от последствий подобного шага для Дамаска, он позволил бы многократно усилить призыв к национальному единству перед лицом внешнего врага, стать тем поворотным моментом, с которого может начаться диалог с оппозицией. Поводом к военному конфликту с Израилем может стать, скажем, провозглашение государства Палестина. США в ближайшее время на подобную инициативу накладывают вето в Совете Безопасности ООН, на Западном берегу реки Иордан вспыхивает интифада – восстание палестинского населения. Палестинские беженцы из Сирии пытаются пересечь линию прекращения огня на Голанах. Израильские войска открывают огонь. Сирийская армия открывает ответную стрельбу. И внешний кризис налицо…

{advert=3}

В этом кровопролитном раскладе есть и израильский интерес. Правый кабинет премьера Беньямина Нетаньяху балансирует на грани падения из-за массового движения простеста против дороговизны и жилищного кризиса. Он также заинтересован во внешнем кризисе, поскольку пресловутая безопасность Израиля снова окажется под угрозой. И тогда нужно будет не заниматься взаимным сведением счетов, а крепить национальное единство. В «разогреве» региональной ситуации примут участие ливанская «Хезболла» и «ХАМАС» из сектора Газа.

В крайнем случае, ради своего спасения сирийский режим может даже пожертвовать президентом — как символом.

«По состоянию здоровья» глава государства уезжает лечиться за границу. Верховным органом власти становится комитет национального спасения, который формируют наиболее дальновидные представители правящей верхушки — своего рода вариант успешного ГКЧП. А затем начинается обещанный процесс политической трансформации.

Тот самый случай, когда промедление действительно смерти подобно. В противном случае страну ждет полная национальная катастрофа.

Источник: Столетие