Какие уроки современная Украина должна извлечь из наследия Нестора Махно

«В ночь на 25-е июля, в Париже… умер тов. Нестор Махно». Так, в 1934 году, через неделю после самого события оповестило анархистов издание «Дело Труда».

Довольно трудно представить себе, что кто-либо из крестьянских вождей той Гражданской войны мог окончить свои дни в эмиграции, во Франции. Уж очень они привязаны к своим родным местам, слишком глубоко вросли корнями в местную почву, за что их всегда и попрекали. Но Нестор Махно, конечно, не совсем крестьянский вождь. Точнее, совсем не крестьянский и даже не вождь, хотя именно так стремились представить его и начатое им движение, названное «махновщиной», и противники, и друзья. Да и весьма эффективные пропагандисты Революционной Повстанческой Армии Украины (махновцев), РПАУ (м), вполне сознательно и успешно продвигали образ народного героя из самых низов, былинного бунтаря и мстителя за народные обиды и страдания, казацкого батьки. И, несомненно, с одной стороны, это было так. С другой стороны, махновщина оказалась значительно шире и глубже, чем очередное крестьянское восстание, случившиеся как очередная отчаянная реакция на неспровоцированный произвол властей.

Как обсуждалось в предыдущих статьях, махновщина была хорошо организованным массовым движением, не столько протестным, сколько созидательным, социальным и политическим экспериментом построения общества фактически с нуля и на новых принципах, и, что очень важно, недогматического, способного эволюционировать. К сожалению, обстоятельства заставили махновцев заниматься в основном войной, но и в этом они равно полагались как на силу оружия, так и на политику с дипломатией. Без этого движение бы не просуществовало и дня, так как ему постоянно приходилось работать в ситуации шахматного цугцванга, когда все ходы оказываются вынужденными, но при этом, ни одного хорошего нет.

В такой ситуации махновцы в очередной раз оказались в ноябре 1920 года, когда с их участием Красная Армия взяла Крым. С технической точки зрения, большевикам, с их огромными по численности вооруженными силами европейского масштаба, для окончательной победы над белой армией Врангеля региональная армия махновцев были не особо нужна. Но дело происходило в махновском регионе, что делало РПАУ третей силой, с которой приходилось считаться, особенно учитывая, что многочисленные независимые партизаны, так называемые «зеленые», находились в союзе с Махно. Так что в раскладе на конец лета 1920 года, красное командование предпочло иметь махновцев на своей стороне, посулив им автономию и свободу их городским товарищам. После того, как врангелевская армия погрузилась на пароходы и отбыла в Турцию, нужда в союзнике-конкуренте у коммунистов отпала.

Согласно сохранившимся воспоминаниям участников движения, иллюзий у махновцев не было. Они утверждают, что очередное предательство московских правителей, для них было вопросом времени. Но, с другой стороны, они усиленно пытались не спровоцировать красных. Что ставило РПАУ в неразрешимую ситуацию: всякие превентивные меры вызывали бы ответ, а без них махновцы оказывались беззащитными против превосходящих сил Красной Армии, плюс огромное количество сил ЧК и внутренних войск.

Поэтому, когда чекисты попытались арестовать командование махновского корпуса в Крыму, повстанцы схватились за оружие. Но вместо того, чтобы положить чекистов, они потребовали объяснения. Им пообещали, что все это недоразумение и красный командующий Фрунзе, который давал личные гарантии махновцам, во всем разберется и уладит вопрос. Последними словами комкора махновцев Семена Каретника перед расстрелом были: «Вы совершаете ошибку».

Но ошибки тут не было. Попытка уничтожения махновщины как явления началась. Был атакован махновский центр Гуляй-Поле, где находился раненый Батька с общим штабом, и окружена Евпатория, где располагался Крымский корпус махновцев. При всем своем тяжелом положении, махновцы, наконец, получили возможность не сидеть на одном месте. Махно ушел от преследования. В свою очередь, Крымская группа пробилась на материк сквозь красные части, которые вовсе не горели желанием драться со своими товарищами по оружию. Уже идя на соединение с Махно, группа была разгромлена. И хотя сообщения о 800 убитых вызывают у меня сомнение, но ей, вероятно, пришлось рассеяться, оставив обоз и орудия. Махновские отряды несли потери, но костяк оставался, и к нему стягивались разрозненные силы.

С наскоку победить махновщину не удалось. Высокомобильные отряды профессиональных, после нескольких лет в седле, военных проскальзывали через стыки красных дивизий, как песок сквозь сжатые пальцы. Красное командование решило, что проблема была не в свойстве песка, а в недостатке пальцев. Заметив, что махновцы концентрируются в районе Бердянска, оно окружило район превосходящими силами. Сопровождалось это взятием и расстрелом местных заложников и обстрелом сел, обычной практикой того времени, призванной поддерживать в противнике интерес оставаться на месте и переживать за судьбу родных. Нарисовав на карте несколько кругов и построив свои войска квадратно-гнездовым манером, Фрунзе стал неумолимо сжимать кольцо.

То, что произошло потом, некоторые называют «Андреевским конфузом», по месту, где Махно посрамил красных, и считают это великим военным достижением Батьки. Но я, лично, придерживаюсь того мнения, что, как всегда, махновцы не изобретали велосипеда, а просто умело использовали предоставленные им возможности. Бороться с мобильным противником можно либо сравнимой мобильностью движения, либо хорошо укрепленной линией обороны. Просто расставив не окопавшиеся эшелонами войска, даже с бронепоездами в тылу, генерал сводит проблему прорыва противника к поиску одного слабого звена во всей огромной и могучей цепи. Что и сделала махновская разведка, и РПАУ, практически без особого шума, просто просочилась из окружения на стыке красных дивизий во время их ротации, оставив Фрунзе пустое место.

Махновцы оказались на оперативном просторе. Но особого выбора действий у них не было. Как показал опыт 1919 года, долго удерживать территорию, не имея регулярной армии, невозможно. Для создания нужных сил у махновского движения даже в лучшие времена не хватало достаточной индустриальной базы, снабжения и логистики. Поэтому возврат к партизанской тактике был неизбежен, но это также означало, что военного решения добиться не удастся.

Но, с другой стороны, повстанцам военное решение не особо и требовалось. После ухода белых из Крыма, в бывшей Российской империи, по крайней мере, в ее европейской части, претендентов на Кремль не осталось. Если ВСЮР представляли собой конгломерат сил, стремившихся к восстановлению Российской республики и Учредительного Собрания, с незначительными вкраплениями монархистов, то повстанцев Украины и России, махновцев, антоновцев и зеленых, вполне устраивала идея Советской власти, как она понималась в 1917 году – матрица местных выборных и независимых советов, а не формальные организации под жестким контролем присланных из центра большевиков. Лозунг «Вся власть Советам!» к началу 1921 года трансформировался в девизы «Вся власть беспартийным Советам!» и «Советы без коммунистов!». Свергать же Ленина в Москве никто не стремился и не собирался. Все хотели, чтобы их оставили в покое и при первой возможности разгоняли местных представителей центральной власти, как коллаборантов и угнетателей.

Но все упиралось в вопрос экономики, которая после трех с половиной лет Мировой войны, двух революций и 3 лет Гражданской войны, практически остановилась. Ошибки царского правительство усугубились политикой Временного правительства, а экономические инновации Совета Народных Комиссаров, на фоне полного развала, создавали дырки, латать которые приходилось созданием еще больших дырок. Уже к началу 1918 года даже большевикам стало ясно, что политика реквизиции и перераспределения продуктов чужого труда чревата не только социальным взрывом, но и экономическим коллапсом, но остановиться они не могли, пока существовала угроза их власти.

После прощального гудка последнего парохода, уходящего из Севастополя в Стамбул, претендентов на престол не осталось. Коммунисты прочно утвердились, как правящая сила в стране. Но в стране разоренной и разваленной, не в последнюю очередь их усилиями, в стране, полной недовольными и голодными людьми. Красноармейцы демобилизовались, возвращались домой, и спрашивали себя – за это мы боролись все это время?

Повстанцы начинают снова выглядеть все больше как альтернатива большевикам. Махновцы иногда просто не встречают сопротивления от красных частей, охотно складывающих оружие. Буденовский комбриг Маслаков, живо описанный в бабелевской «Конармии», со своими конниками уходит к Махно. Расклад у повстанцев такой: еще немного продолжения большевистской политики, и страна взорвется. Тогда и понадобиться военный костяк, который организует и поведет восставший народ. Что, в общем, на 1921 год было нереально. Уже 1920 год показал, что народ устал от войны. К весне 1921 в стране вырисовывался голод. По югу Украины 3 года подряд туда-сюда прокатывались фронты, общинный передел земли не стимулировал избыточное производство, а продразверстки убивали всякое желание что-то сеять вообще.

В воспоминаниях одного большевика приводится его беседа в деникинской тюрьме с махновцем-анархистом. Анархист сказал интересную вещь, примерно в том плане, что Маркс верит в то, что историю двигают исключительно голодные и задавленные, в то время как, на самом деле, прогресс – удел свободных и сытых. Голодные же просто хотят есть, им не до прогресса.

Массы бы не поднялись. Но, как говорилось в советском анекдоте, «конец света мог наступить в отдельно взятой стране». Ленинские комиссары это понимали, но никак не могли окончательно решиться на реформы. Пока не восстал Кронштадт.

Значение Кронштадтского восстания, на самом деле, в том, что восстала, фактически, часть преторианской гвардии большевиков. С 1917 года власть Ленина и Троцкого утверждалась на штыках латышских и китайских добровольцев (что нещадно эксплуатировалось белой пропагандой), так называемых «интернационалистов», немцев и венгров, по интересному обстоятельству (или, как утверждает историк профессор Зубов, при непосредственном содействии германской армии) и революционных матросов, особенно балтийских. Зарубежные революционеры, посещавшие Москву и Питер, отмечали, что матросы находились в привилегированном положении, в качестве доверенной и ударной силы коммунистов. И тут такое! Кронштадт выкидывает лозунги «Советы без большевиков!» и «Даешь свободную торговлю!». В этом и состояло, в принципе, само восстание, вооруженный протест против узурпации политической и экономической власти.

Восстание подавили, но дальше откладывать экономические реформы было невозможно. Брожение доходило до самых верхов. В стране была объявлена Новая экономическая политика, Нэп. Советская власть признавала, что в Гражданской войне победило крестьянство и удовлетворяло его требования, даже в большой степени, чем давал эсеровской «Декрет о земле». Правда, только на 3 посевных оборота, то есть 9 лет. Но никто на это внимания тогда не обратил.

Нэп не изменил ситуацию моментально. Но он давал надежду. Хотя бы тем, кто устал и хотел вернуться к нормальной жизни. К лету ряды всех повстанцев по стране значительно редеют. Остается слой профессиональных военных, сложившийся за 7 лет бесконечных войн. Их выбор был между Красной Армией или бесперспективной борьбой с ней. То, что противостояние с Советской властью бессмысленно, стало понятно даже махновцам из такого действительно происшедшего эпизода.

Легендарный красный усач Семен Буденный толкнул вдохновенную речь перед красными курсантами и, не слезая с автомобиля, повел их в яростный поход. И, неожиданно, наткнулся на Махно. Произошел конфуз, напоминающий эпизод из шоу Бенни Хилла. Семен Михайлович натерпелся всякого, пока автомобиль разворачивался и набирал скорость, преследуемый махновской конницей. К удивлению повстанцев, уже привыкшим к той легкости, с которой регулярные красные части уступали, курсанты стояли насмерть. Опрос пленных показал, что за 4 года в стране выросло новое поколение, не то, что не разделяющее взглядов повстанцев на волю и самоопределение, а просто их не понимающее.

Постоянно раненый Махно, которому удача так сопутствовала все первые годы, постоянно ищет возможности организовать сопротивление всех антисоветских сил, в первую очередь с националистами. Эта политически оправданная мысль не вызывает особого восторга у петлюровцев, и резко отторгается махновцами. До такой степени, что сдавшийся властям махновец заявил, что не пожелал уходить с Батькой под желто-синим флагом. Но ничего другого, кроме фантастического плана идти в Турцию помогать Ататюрку, махновское руководство противопоставить идеям Махно не смогло. Движение закончилось и распалось, причем Батька, по сути, остался в меньшинстве. Махно с небольшим отрядом пробился в Румынию. Оставшиеся махновцы были схвачены или сдались. Для Махно, который наряду с такими врагами Советской власти, как Врангель, Деникин, Петлюра и Скоропадский амнистии не подлежал, начались 13 лет эмиграции.

Путь его лежал через Румынию, Польшу и Германию в Париж. Это отдельный период жизни Нестора Махно, который меня интересует меньше, чем само явления махновщины. Годы эмиграции Махно, помимо организации анархистов, посвятил сохранению своего наследия. В своих выступления, статьях, воспоминаниях, он отчаянно боролся с потоками грязи, которые на него и его соратников обрушивали предшественники современного Киселева. В конечном итоге, грязь победила. Как туберкулез, в конце концов, победил тело гимнаста. После кремации, урна с прахом Махно была захоронена в стене на парижском кладбище Пер-Лашез. Более важным, чем участившиеся посетители последнего пристанища Батьки, является тот факт, что в мире находятся люди, которые все эти годы оплачивают место на знаменитом кладбище. Махно не забыт.

Если для историков роль и значение и Махно, и махновского движения достаточно ясны и объяснимы, в популярном сознании сложился другой образ. Карикатура. Махно, даже для самых искренних доброжелателей, такой из себя дружеский шарж. Для недругов – злобный карлик, холодный убийца. Мы читаем роман «Хождения по мукам», смотрим фильм «Пархоменко», несомненно, талантливые вещи, из которых на нас прыгает злобный, хотя и не без некоторого шарма, дерганный человечек с маузером, которому противостоят красивые, уверенные в себе герои. Гораздо хуже произведения последних 40 лет, где попытки показать Махно в другом свете приводят к противоположному результату, поскольку все они сделаны без осмысления истории и личности.

В дополнение к прошлым статьям, где явление более детально разбиралось, хочется добавить еще несколько слов о махновщине. В лекциях о русской истории уже упомянутого мною профессора Зубова имеется определенный лейтмотив. Он говорит, что одной из проблем России, еще с Киевских времен, была хроническая неспособность к самоорганизации. Были, конечно, моменты, как Минин и Пожарский, но это была скорее самоорганизация против внешней угрозы. А, по большому счету, от Ивана Грозного до Владимира Крымнашего, самоорганизации в ответ на давление сверху особо не наблюдалось. Были восстания и бунты, дурацкое стояние на Сенатской площади, были революции с захватом власти, а вот самоорганизации было мало.

Кроме 1918-1919 года, когда вместо пугачевской эмуляции верховной власти – «Я пришел дать вам волю!» — на сцену выходят такие незацикленные ни на власти, ни на идеологии, личности как Махно и Антонов в Тамбовщине, и, фактически, повторяют американскую «Декларацию независимости»: «По определению каждый человек создан свободным» и посему не требует милости, позволения, разрешения для своих мыслей и действий от власть предержащих. Попытка создания того, что, по выражению Авраама Линкольна, было «правительством народа, управляемое народом и ради народа». Идея, которая и сегодня очень многим кажется слишком анархической, неподконтрольной. Отсюда восприятие махновщины не как череды представительных съездов, комитетов, постановлений и деклараций, а как мелкой банды на колесах, весело и бездумно прожигающей свои и чужие жизни. Отсюда непонимание того, что без самоорганизации и компромисса просто бы не случилось этих четырех лет массового движения, возникшего из ничего, опиравшегося только на свои силы и ресурсы, и, тем не менее, успешно противостоявшего московским и киевским властям, германским и российским оккупантам, и затухшего только тогда, когда у него не осталось ни сил, ни ресурсов. Благодаря белой и красной пропаганде, пропаганде всех сторонников авторитарного централизованного государства, слова «махновщина» и «Гуляй-Поле» до сих пор употребляются для описания наихудшего состояния, до которого может дойти общество. По их мнению, общество, не сдавленное ежовыми рукавицами всевластного государства, неприемлемо, гражданская инициатива – вредна и ведет к коллапсу. Таким образом, верить в человека как самостоятельную единицу нельзя. И в этом, несмотря на схожесть риторики, и состояла разница между коммунистами-ленинцами и махновцами, анархо-коммунистами. Одни верили, что только они знают, как людям нужно жить, другие считали, что взрослые люди вполне способны решать за себя самостоятельно.

Майдан и Революция достоинства 2014 года напоминают те первые попытки самоорганизации снизу в 1917 году после долгого периода апатии. Но в отличие от крестьян Гуляй-Поля и рабочих Александровска, у нас есть великое преимущество, то, чего у них не было – знание истории и помощь извне. Или украинцы начнут изучать свою историю, как она есть, или они будут обречены ее повторять ad nauseum.

И, в заключение, песня- Париж, 1934

Предыдущие публикации автора по теме на «Хвыле»: Махно без тачанки, Махно и провал операции “Новороссия 1.0”,  Махно и Третья революция, Нестор Махно и «Крым наш»