Время Ордена и Закон победы заговора

Июльские заседания Клуба дилетантов, как правило, малолюдны: все-таки время отпусков. Но 16 июля аудитория была переполнена. Интерес к докладу был подогрет формулировкой темы «Время Ордена», но также и самой личностью докладчика. В своих предыдущих докладах на КДКД Игорь Гаркавенко ставил «ребром» неудобные вопросы, при этом опираясь на личный, довольно экстремальный опыт. Его эмоциональность и искренность каждый раз толкала и аудиторию к тому же: разгоралась дискуссия. Но такого количества содокладов и отнесений, как 16 июля, Клуб дилетантов давно не знал.

Как затравку, докладчик напомнил тезис, озвученный им осенью: тезис о мире, где одинокий субъект не может развернуть потенцию своей воли среди масс, поскольку те покорны обезличенным правящим жрецам. Взывать к массам становится бесполезно, а их управляемость обеспечивается жрецами путем оболванивания, развлечений и потребительства. Этому сюжету посвящены многие антиутопии. Но его докладчик распознает не в далеком будущем; он фиксирует переход к такому сюжету в моменте настоящем.

Этот переход он обозначает как переход к Вечности: «Постмодерн это Вечность. Но это Вечность не первая. Была эпоха поздних Хань. Рим это Вечность античности. Если отталкиваться от концепции Тойнби, Данилевского и Шпенглера о цикличности цивилизаций и отсутствии единой истории, то Вечностью заканчивалась история каждого этноса, каждой общности. Я понял: на эту систему, в которую мы входим, распространяется все то же, что и на предыдущие Вечности. И каждой системе сопутствует заговор, и с неизбежностью он победит». Эту неизбежность Игорь Гаркавенко проиллюстрировал отсылками к истории – начиная от христиан, открывших двери Рима ордам Алариха, и заканчивая активностью кружка французских энциклопедистов, задавших своими идеями параметры Нового времени.

В этой логике каждую сложившуюся «вечную» социальную систему сопровождает заговор, нацеленный на ее ниспровержение. И «треугольник антиутопий» (массы, жрецы, одиночка) подлежит корректировке: одиночка включается в заговор или инициирует его. Гаркавенко подчеркнул аксиоматичность и неизбежность этого. И вместе с тем для себя он выбирает путь активной пропаганды такого включения. Сам доклад был обусловлен его желанием поделиться, расширить круг причастных к этому знанию, пришедшему к нему как инсайт.

ХХ век докладчик оценивает как эпоху Времени, когда открыта возможность разнообразных проектов, когда можно достучаться к сознанию масс. Но этот этап завершился после Второй Мировой: по сути, Гитлер был последним, на чей призыв массы откликнулись. Че Гевара уже не смог поднять восстание ни в Африке, ни в Боливии. Призыв Юкио Мисимы также не нашел отклика, в результате чего он покончил собой посредством харакири. Если массы, Субъект действия, остаются равнодушны, если не идут на баррикады за Субъектом сердца – значит, начинается эпоха Вечности. Суть этой эпохи Игорь Гаркавенко видит в том, что «Субъект сердца остается наедине с собой. Теперь у него одна перспектива: стать Субъектом сердца и Субъектом действия в одном лице. Он осознает, что революция, возможно, произойдет через двести лет, или через тысячу лет. И он должен быть настроен на перманентное противостояние. И тогда начинается орденская борьба, или борьба тайных обществ».

Различение Времени и Вечности докладчик увязал с различением дионисийного аполлонического, введенного Фридрихом Ницше. Также он апеллировал к конспирологической доктрине Мигеля Серрано, ставящей задачи предельного освобождения: от гравитации, от власти Демиурга, от неизбежности повторения. Эти слова докладчика, очевидно, подтолкнули Олега Бахтиярова к своему различению: людей, которых интересует законосообразность, и тех, кого интересуют возможности выхода за рамки действия законов. Игорь Гаркавенко своим докладом, очевидно, заявил о своей причастности ко второму типу.

В своей нашумевшей книге «Черный лебедь» Нассим Талеб предъявил тезис о том, что наиболее важные события истории и политики не обусловлены существующими закономерностями, но приходят «как бы ниоткуда» и поэтому не поддаются просчету и предвидению. Этот тезис Игорь Гаркавенко подчеркнул и усилил: «Все исторические разрывы, дискретности и изменения – перпендикулярны истории. Когда вы включены в контекст, когда просчитываете будущее из прошлого, всегда будете как белка в колесе. А когда найдена прореха, самая узкая часть – там наносится удар топором. Это вмешательство того, что я бы обозначил как Мифос». Термин Мифос понимался при этом в платоновском смысле, как обратная сторона Логоса.

Такую стратегию Сергей Волошин сравнил с так называемой «войной Христа», описанной Сергеем Переслегиным три года назад в аудитории КДКД. «Войну Христа» Переслегин противопоставил «войне Ареса» (ради захвата территорий) и «войне Афины» (где главный ресурс составляет время). Таким образом, «война Христа» идет вне пространства-времени и законов, им свойственных.

Орден – всегда трансцендентен и эзотеричен, постулировал Игорь Гаркавенко. С другой стороны, Орден – всегда воинство. В Орденских структурах Средневековья монах становился воином, и наоборот. Тевтонский орден оказался в Прибалтике в поисках мистической Гипербореи. Гиперборея не была найдена. Но, поскольку на базе Ордена была создана Пруссия, Игорь Гаркавенко считает, что тем самым Гиперборея – на метафизическом уровне – все же была создана.

Именно Орденские структуры, по мнению докладчика – субъект исторического процесса. Они-то и реализовывали заговоры, задавая параметры будущего. Историческую объективность Гаркавенко решительно отверг, утверждая, что специфику каждого исторического периода определяла чья-либо воля (не обязательно индивидуальная).

В защиту объективного характера истории выступил Артур Фролов, назвав решающую роль субъекта в истории – иллюзией. Но Сергей Дацюк поддержал Игоря Гаркавенко в том, что у каждого Ордена – свое представление об истинной истории. Представление об истине, единой на всех, обнаруживает позицию внутри системы – докладчик же не только предъявил наличие разных истин у разных Орденов, но и обосновал их относительность. То есть его доклад не предполагал апологию какого-либо конкретного Ордена.

У каждого Ордена своя истина, и свое представление о добре и зле. Если в раннем Средневековье Августин определял зло как недостаток добра, то в эпоху Крестовых походов зло обрело свои черты и свою субъектность. Поспособствовало этому, видимо, знакомство с идеями манихейства.

Реальность добра и зла, однако, не столь очевидна: Яна Волкова в своем содокладе напомнила, что теоретики монашества определяли обнаружение зла как таинство: «Увидеть зло невозможно «просто так». Это – дар, что-то нетривиальное. Люди его встречают сначала в себе. Это значит «увидеть прах», как говорили христиане, для которых не было никакого субъекта, но был прах, который нужно было преобразовать в «живое тело». И «прах» преобразовывался, то есть субъект конструировался: это практика субъективности (Фуко). Субъекта еще нужно создать. Конструирование субъекта из «праха в живое тело» связано для меня с другой метафорой, и эта метафора не в войне, а в образовании, образовании себя и образовании других. И через образование меняется мир. И монашеские Ордена были прежде всего образовательными центрами».

Значимым качеством Ордена Игорь Гаркавенко назвал проектность. Партии, казалось бы, тоже несут знамя проектности. Но, чтобы привлечь симпатии масс, партии размениваются на прагматику и тем самым «превращаются в хоз. обслугу», как сказал Гаркавенко.

Однако Игорь Харченко поставил под сомнение проектность как смысл существования Ордена. Ведь всякий проект конечен, его реализация в таком случае означает смерть Ордена. В то же время, существуют Ордена, ориентированные на служение, и они более долговечны: это иезуиты, бенедиктинцы, мальтийцы. Для воина проект это только шаг на пути, и путь – больше, чем проект. Но Игорь Гаркавенко настаивал на том, что служение – это лишь атрибут проекта.

Орден не признает других иерархий, кроме своей. Он может создать государство, но не стремится прийти к власти в виде государства (хотя, как тамплиеры, может государством управлять). Его задача – «владычество, но не власть, знания, а не диплом», как метафорически выразился докладчик.

Сравнивая Орден с сектой, Игорь Гаркавенко подчеркнул горизонтальный характер последней. С постмодернистским образом ризомы секту роднит и периферийность: Орден же, напротив, строго централизован. Вожди секты харизматичны, и замыкают энергетику сообщества на себя, тогда как в Ордене вообще не принято говорить от собственного имени. Наконец, секта апеллирует к идее Конца света, в то время как Орден стремится говорить на языке спасения мира, его преображения и организации.

Террористическая организация отличается от Ордена тем, что не посягает на иной план, кроме физического. Орден же ведет борьбу на всех уровнях, на метафизическом – в первую очередь. Ордену себя посвящают навсегда – и этим он отличен от субкультур, из которых адепты со временем вырастают.

Можно ли в таком случае считать Орденом организованность, простроенную Роном Хаббардом, лидером движения сайентологии? Виктор Тодорюк предложил обратить внимание на эту структуру: она военизирована, за ней – не только оригинальная доктрина, но и мощные финансы, и сложные системы внутренней иерархии. Однако докладчика Тодорюк не убедил: тот не чувствует за сайентологией духа Ордена.

Отношение Ордена и Традиции попросил докладчика уточнить Сергей Дацюк. Порождает ли Орден новую Традицию? Игорь Гаркавенко в ответ отослал к Рене Генону, убежденному, что все традиции имеют внутри себя стрелку компаса, которая указывает на примордиальную традицию – на Гиперборею. Связь с традициями прошлого подчеркивали все Ордена.

Миссия Ордена в истории была магистральной темой доклада. Но, как правило, эта миссия выходит на поверхность не сразу, и первые, самые важные шаги становления Ордена никому не видны. Это Игорь Гаркавенко проиллюстрировал, вспомнив о Первом съезде РСДРП, собравшем в Минске в 1898 году всего 9 делегатов. Современная пресса писала о войне в Ливии и других «важных» новостях, хотя именно этот съезд определил судьбу России на десятилетия вперед. Отсюда докладчик сделал вывод о наличии двух историях: скрытой, истинной и явной, профанной.

Обезличенная история марксистко-ленинского образца глубоко чужда докладчику, который всегда стремился усмотреть в истории начало личностное и уникальное. Именно в нем – шанс преодоления исторической энтропии, нового рывка на руинах цивилизаций. Ведь любой цивилизационный проект рано или поздно истощается, переходя в материальные носители, «как египетская душа перешла в пирамиды». Кризис концептуальности преодолевается Орденскими структурами, которые всегда представляют по отношению к наличному – Иное.

Но как возможно Иное в эпоху постмодерна, который, казалось бы, готов ассимилировать и переварить совершенно все? Игорь Гаркавенко подробно остановился на характеристике постмодерна: «Все Вечности указывали на безупречность и неопровержимость субъекта. И задача Ордена была в том, чтоб ниспровергнуть данного субъекта во имя субъекта иного. Наша вечность более изощрена, у нее нет субъекта. И ниспровергать некого. Орден – единственный субъект эпохи постмодерна. И задача Ордена – нахождение субъекта постмодерна, обнаружение врага». Юрий Радченко и Тарас Фостяк предложили обозначить этого врага яснее, но докладчик избегал конкретики, призывая одноклубников додумывать самим.

Диктатуру горизонтальности постмодерна докладчик противопоставил образу дерева, представляющему Орден. Обычно это дерево перевернутое, растущее корнями из неба. Парадокс нашего времени в том, что даже «орденским деревьям» нет другого шанса, кроме как, будучи корнями в небе, создаваться, «выращиваться» снизу. Отсюда – специфический агностицизм, но с надеждой на знание, которое будет обретено в итоге.

Сущностным качеством постмодерна признают ироничность, и в противовес этому Гаркавенко призвал относиться к постмодерну с подчеркнутой «параноидальной» серьезностью. Как не стоит есть с дьяволом за одним столом (потому что его ложка всегда длиннее) – так не стоит шутить с постмодерном.

Докладчик призвал подкапываться под манифестации постмодерна: искать за провозглашенным имморализмом – специфическую мораль, за исповеданием космополитизма – нацию, за демонстративным плюрализмом – четко выдержанную стратегию и конкретного субъекта. Только так в море симулякров можно найти «яйцо, где спрятана Кощеева смерть».

Однако против такой демонизации постмодерна решительно выступил Олег Бахтияров. По его представлению, постмодерн не более чем кабинетная фикция, правда, хорошо распиаренная. Если среди других сосуществующих на сегодня укладов и затесался постмодерн, это еще не значит, что им следует маркировать эпоху. С этим тезисом выразил несогласие Сергей Дацюк: «Постмодернизм есть, и эту ересь надо искоренить! Если не искоренить, она составит эпоху. Чего бы не хотелось. Нельзя объединяться со злом».

Тарас Фостяк понял докладчика в том ключе, что он больше не верит в перспективы Европы. Однако это не так: хотя Игорь Гаркавенко и признает, что «проект Европы заблудился», но перспективу Европейского возрождения видит, и прежде всего – в ее орденских традициях и традиционных европейских ценностях. Причем экспансию Востока в Европу оценивает как вызов, тонизирующее средство, способное, наконец, пробудить Европу от спячки и послужить ей примером.

Деятельное вмешательство в исторические процессы было свойственно философии задолго до Маркса, а скорее всего – изначально. Игорь Гаркавенко, однако, фиксирует наличие и другого типа философа – холодного констататора. Различие между ними то же, что между пророком и прогнозистом: у первого есть позиция, а у второго – нет. Так разнились Ницше и Шопенгауэр, Гитлер и Шпенглер. Докладчику, конечно же, ближе язык Ницше, «язык воли сознательной, которая преодолевает самую себя». Человек, занявший активную позицию, по сути, уничтожает иной гештальт и борется с богами, представляя новый гештальт и продвигая своих богов.

Поскольку эпоха Вечности делает бессмысленной апелляцию к массам, на Героя полагается вся ответственность и за философский бэкграунд, и за его реализацию. Развернуть искорку экзистенции и вывести ее в холодную перманентную доктрину – так видит миссию Героя докладчик. Единение возможно только с такими же одиночками, что иллюстрирует фильм «Матрица».

По просьбе Валерия Салабаша Игорь Гаркавенко раскрыл свое понимание отношений Героя и Ордена: «Есть Орден, Герой и Активисты. Герой кровью освящает, а работа Активиста идет столетиями. Активисты становятся служителями нации. Вся жизнь одного их поколения уходит на исполнение части задачи, и через несколько поколений они могут забыть и о самой задаче. Герой это синтез содержания и телесного, текста и действия. Последний пример – Доминик Венер, стреляющийся в Соборе Парижской Богоматери. И в тылу у них обоих – Орден». Однако механизмы функционирования Орденов конструировали не герои, отметил Виктор Тодорюк. В своем содокладе он сделал акцент на Ордене как общности, которая характеризуется единством организации и воли, а также концептуальной основой неиндивидуального авторства.

Мировоззренческая система как ядро Ордена была отмечена и в содокладе Александра Маслака. Он напомнил, что российские социал-демократы тем и отличались от своих западных коллег, что подолгу обсуждали отвлеченные теоретические вопросы. Кшатрическое начало Орденов (на котором делает акцент Игорь Гаркавенко) в представлении Александра Маслака носит служебную, подчиненную функцию по отношению к концептуальной «брахманской» работе внутри Ордена.

Если верить Рене Генону, каста Лебедя в начале времен соединяла в себе кшатрическое и брахманическое. И для Игоря Гаркавенко соединение Субъекта сердца и Субъекта действия – преломление того же: это отблеск Золотого века в нынешнем времени. Или начало нового Золотого века, нового рассвета, который зарождается в момент предельного сгущения тьмы.

Источник: КДКД