Что происходит в предельном состоянии?

Пограничные ситуации возникают во время быстрых радикальных изменений в ситуациях кризисов-катастроф, революций, войн, эпидемий и голода. Предельная ситуация возникает спонтанно. Как отличить экзистенциальную пограничную ситуацию от транзистенциального предельного состояния?

Пребывание самости, бытие существа, экзистирование личности в пограничной ситуации и в предельном состоянии

Описание того, что происходит во время пограничной ситуации, является зависимым от самоопределения того, кто описывает. Причем в самоопределение включается не только самоопределение себя, но и определение своей среды-пространства-времени (все слова неточные).

Самость суть уникальное начало всякого существа, как бы мы такое начало не называли — Атман, Джива, Душа и т.п. Существо суть предвоспринимающее Зов (Дхарма, Дао, Логос, все уподобления неточные) — Зов Иного, Сущности, Пустоты, Хаоса, где они все неразличимы. Личность суть маска, проекция социальности, коррелирующая с самостью и вырабатывающая отношения с существом в детстве и все более без специальных усилий отрывающаяся от самости и заглушающая Зов существа к зрелости.

Самоопределение существом себя и определение среды во время любых катаклизмов существо воспринимает либо как ясперсовскую экзистенциальную пограничную ситуацию, либо как предельное состояние, которое взывает к предвосхищениям мышления, воли, веры, патии. В этом смысле для всякого существа пограничная ситуация — такой же повод входа в предельное состояние, как и любой другой: ученичество, Путь, испытание Иным, отклик на Зов, спонтанное духовное пробуждение. Преображение почти всегда непредсказуемо. Ориентация к Преображению суть готовность самости-существа.

Кризис-катастрофа, революция, война, эпидемия, голод есть проявления пограничных ситуаций. Понимание пограничной ситуации всегда будет таким, каким является самоопределение существа-личности. У воина, политика и бизнесмена есть разные понимания пограничности. Даже у интеллектуала, гуманитария, философа и мыслителя как совершенно разных самоопределений — тоже разные понимания пограничности. И лишь в случае исчерпании смысла и перспективы из пограничной ситуации можно вступать в предельное состояние.

Сложная определенность в предельном состоянии разрушается. Существа в предельном состоянии вступают не просто в неопределенность, а в неопределенность из многого и разного. Выживают и сохраняют активность лишь те, кто готовы на неопределенность ответить собственной неопределенностью. К неопределенности не готов никто, и лишь при ее наступлении существо узнает, может ли оно с ней как-то пребывать. Чем больше пространств и ситуаций, из которых существо входит в неопределенность, тем более оно может оказаться готово к изменениям в предельном состоянии — к преобразованию и даже к преображению.

Экзистенциальную неопределенность или отношение к экзистенциальному пределу хорошо описано в философии и литературе. Известнейшее из них находится в монологе Гамлета «Быть или не быть» из пьесы «Гамлет» Вильяма Шекспира:

«…Кто бы согласился,

Кряхтя, под ношей жизненной плестись,

Когда бы неизвестность после смерти,

Боязнь страны, откуда ни один

Не возвращался, не склоняла воли

Мириться лучше со знакомым злом,

Чем бегством к незнакомому стремиться!..»

Обнаружить описание транзистенциальной неопределенности, которая ужаснее экзистенциальной — «лучше умереть, нежели измениться, ибо изменение несет более страшную неопределенность, нежели смерть», — обнаружить не удалось нигде, кроме религиозных текстов. Существо чаще всего предпочитает умереть, но не преобразиться.

В строгом смысле представления неопределенность одна. И лишь наше описание придает неопределенности либо множественный экзистенциальный пограничный, либо неколичественный транзистенциальный предельный характер.

В отношении неопределенности возможна разная патия: любопытство, влечение, очарование, играние и, конечно же, молчание в ужасе и страхе. Две патии — любопытство и растворение в молчании — были описаны в предыдущей части «Предельное мышление и война».

Однако для мало и редко мыслящих, волеющих, верующих и патирующих обывателей наиболее распространенной реакцией на неопределенность является страх. Ужас и страх суть патия утраты устойчивого экзистирования личности и бытие существа перед лицом транзистенциально изменяющегося в жизни и экзистенциально неопределенного в смерти пребывания самости в предельности.

В пограничных ситуациях экзистенциальной неопределенности вполне работает литания против страха Френка Герберта: «Я не должен бояться. Страх — убийца разума. Страх — это маленькая смерть, влекущая за собой полное уничтожение. Я встречусь лицом к лицу со своим страхом. Я позволю ему пройти через меня и сквозь меня. И, когда он уйдет, я обращу свой внутренний взор на его путь. Там, где был страх, не будет ничего. Останусь лишь я…»

В предельном состоянии транзистенциальной неопределенности эта литания против страха не работает.

Предельное состояние отличается от пограничной ситуации тем, что в нем никакое существо не может опереться на личность, на сознание, на свое Я, на язык, потому что все это, не говоря уже о всяких идентичностях, искажается, изменяется до неузнаваемости и разрушается. Каким бы ни было разрушение внутреннего мира личности — личность сохраняет себя, если 1) отличает себя от того, что вне себя; 2) отличает себя здесь и сейчас (тут и теперь) от только что измененного себя там и тогда.

Когда в связи с быстрыми и многими изменениями увеличивается неопределенность, происходит весьма сильное изменение личности, сознания, Я — не просто до неузнаваемости, а до внутренней неопределенности так, что теряется различие между внутренней неопределенностью и внешней неопределенностью личности. Это и есть разрушение личности, искажение осознания, потеря Я.

Именно эта тотальная неопределенность позволяет различить, с чем имеет дело самость — с пограничной ситуацией как личность или с предельным состоянием как существо. Личность это различить не может. Личность всегда цепляется за экзистенцию. Личность избывна в существе, и в существе же пребывает самость.

Чем более, как ей казалось, сложной была личность, тем более сильно она разрушается в предельном состоянии. Лишь примитивные личности, свой Зов как существа заглушающие принадлежностью к социальности, не меняют свое самоопределение в предельных состояниях, которые они осознают лишь как пограничные ситуации. Однако такие ригидные личности обречены на экзистенциальное разрушение. То есть, кто убегает от транзистенции в экзистенцию, не выдерживая предельности и неопределенности в тотальных изменениях, тот гибнет в пограничной ситуации экзистенции неизменным.

Более того, пограничная ситуация общая для многих, а предельное состояние самостно, индивидуально, интимно, его можно обсуждать с другими лишь подменяя тразистенциальный предел экзистенциальным.

Отсюда необходимость всякие предельные изменения связывать со смертью, поскольку многим этого никак не объяснить. Иначе говоря, это и есть подлинная причина войны. То есть война принуждает опасностью смерти к таким изменениям, на которые без угрозы смерти массы людей никогда бы не отважились.

В пограничной ситуации каждой личности нужно бороться за стойкую волю, сильную веру, разнообразие патии и за сохранность какого-то мышления.

Практики отношений верующих позволяют сохранить веру: вера, отражаясь в другой вере или в вере других, усиливается — на этом построены все религии. Хотя именно здесь может происходить делегирование ответственности — Господь, Высшая Сила, Провидение, Удача и т.д. нас спасет и тем убьет наш страх. Вера мало ослабляет страх, но всегда дает поддержку слабым, неволевым, немыслящим, малопатичным.

Изгнание страха разнообразием патии возрождает патию. Иначе говоря, антипатия или апатия убивает патию как таковую. Литература и искусство, проявление поддержки и взаимовыручки в отношении других существ, эманации доброты вовне позволяют удержать разнообразие патии. Такое разнообразие патии позволяет ослабить апатию и антипатию и усилить всяческие эмпатии и симпатии.

Замещение страха делом весьма сильно упрочивает волю. Дело против зла, против врага, против разрушения позволяет удержать стойкость воли. Такая особым образом направленная воля позволяет забыть страх, но не избыть его полностью.

С мышлением все драматичнее. Сложное мышление — это сложное нормативное мышление. Чем более сложное мышление, те больше разрушений оно претерпевает в различных пограничных изменениях. Нормативно мыслящие всегда жалуются на коллапс сложности своего мышления. В пограничной ситуации сложное нормативное мышление гибнет не столько из-за страха пограничной ситуации, сколько от избытка неопределенности. При этом гибель сложного нормативного мышления выступает как негативно воспринимаемая неопределенность, а не как позитивные прорыв в Спонтанное мышление.

Если сложная личность, сложное сознание и сложное Я в пограничной ситуации случайно входит в предельное состояние и таким образом оказывается как личность подвержена разрушению, то возникает иллюзия, что при этом разрушается и мышление вообще. Это так, но это не вся правда. Более трудная для постижения правда в том, что общая пограничная ситуация всегда может стать индивидуальным предельным состоянием. Тогда в таком предельном состоянии разрушение нормативно сложного мышления ведет либо к отказу от мышления вообще, либо ко входу в причастность ненормативному Спонтанному мышлению.

Вхождение в причастность мышлению в предельном состоянии

Нормативное мышление эпизодически наблюдается исключительно нормативной по своей сути рефлексией. Однако нормативное мышление не является мышлением, так как имеет свои собственные названия: философия, логика, методология, наука, технология, инженерия и т.п.

Даже для выживания мышление не нужно. Для выживания нужно нормативное мышление, рефлексия, творческое воображение и т.п. Предельное состояние в предельных изменениях интересно тем, что оно связано с возможностями как вхождения в причастность мышление, так и выхождения из нее.

Как происходит вхождение в причастность мышлению?

В явленном. Принятие неопределенности. Определенностей много, а неопределенность одна. В неопределенности суть Иное и возможности.

Переход от нормативности к спонтанности, к воображению и творению (со-творению). Равновесие определенности и неопределенности в Мезосе.

Допущение немыслимого и предположение недопустимого. Обнаружение и спонтанный выброс Иного. Помышление Иного, Пустоты и Хаоса. Изменение-преобразование-преображение.

В проявленном. Осмысление в ориентации на иное целое, недоминационную множественность.

Разветвление теряющих сингулярную перспективу экзистенций в сетевую транзистенцию.

Преодоление сингулярного предела через множество оперативно недостижимых пределов. Диверсификация сингулярного предела в политарных пределах.

Причастность мышлению не открывается в рефлексии.

«Рефлексия есть выход изначального мышления в иные пространство, уровень, среду, масштаб, место, позицию, представление и возвращение в изначальное мышление с содержательной памятью об этом выходе, чтобы использовать содержание выхода в изначальном мышлении.

Рефлексия — это не только изгиб или выход, но перегиб, то есть выход с возвращением. Выход без возвращения — это просто переход. Выход с возвращением возможен лишь в отношении нормативного мышления. Даже если имеется в виду рефлексивный выход из знаемого в незнаемое, то после возвращения в знаемое незнаемое затем как-то определяется в знаемом.

Рефлексия исключительно нормативна, иначе перегиб невозможно отследить и описать как перегиб. Рефлексия как нормативный перегиб перегибает лишь нормативное мышление. Ненормативное мышление рефлексия не перегибает…» (криптокнига «Мышление есть. Мышления нет»).

Ненормативное или собственно мышление ненаблюдаемо, нерефлексируемо, несамоопределимо, неидентичностно. Тем более, мышление ненаблюдаемо из Я или из осознания любых феноменов вне-Я.

Причастность мышлению не зависит от осознания личности, языка или жизненных обстоятельств. В изречении Декарта «Осознавая, Я мыслю, значит существую» игра разыгрывается между Я и Осознанием, а мышление суть место преобразования Я в Осознание или Осознания в Я. В изречении Декарта мышления, собственно, нет или же мышление схлопывается в осознании думающего, что оно мыслит, Я.

Причастность мышлению это не всегда и не навсегда. Это иногда — да, иногда — нет. Вхождение в причастность мышлению суть явление редкое, не всем по духу, не для всякого существа, не для каждой самости.

Вхождение в причастность мышлению это как бы Пробуждение, выхождение из причастности мышлению это как бы Засыпание.

Причастность мышлению не является сложной или трудной. Она не достигается жертвой или залогом, напряжением или мучением, упорством или дисциплиной.

Причастность мышлению не обусловлена генетическим наследованием по какой-либо линии или родом в целом, какой-либо экзистенцией, каким-либо образованием, какой-либо социальной принадлежностью или статусом. Причастность мышлению не достигается терпением умственного труда, не обретается множеством отказов и преодолений, не покупается у хороших учителей, коучей или гуру, не завоевывается штурмом неба.

К причастности мышлению не имеют отношения никакие практики нормативного мышления. Очень грустно осознавать, что бытие философом, ученым, логиком, методологом, технологом, инженером, интеллектуалом не дают автоматически причастности мышлению.

Заблуждение философии в том, что мудрость достижима через мудрые слова. При этом слова суть неважны, потому как в любом предвосхищении допустим отклик Зову. Воление вне желаний и вне силы. Патия вне буяния эмоций. Стяжание Духа, стяжание благодати, а не упоение прелестью.

Причастность мышлению суть не некоторое таинство причащения, которое передается мыслящими. В причастность мышлению входят существа самостно и спонтанно, однако в открытости Иному. Из причастности мышлению выходят личностно и произвольно, потому как в страхе неопределенности речь о добровольности идти не может.

Причастность мышлению происходит в ориентации на изменение-преобразование-преображение. Ориентация суть не социальная установка, а готовность к изменениям до Иного. Даже к случайному преображению нужно быть готовым. Неготовые не преображаются.

Пребывание в причастности мышлению

Пребывание в причастности мышлению является иным усмотрением изменения-преобразования-преображения. Причем преобразование-преображение как мышление-патия-воля-вера суть не «чего», а мезос — мезотопос (междуместо) и мезоморфис (междуформа), мезопиотис (междукачество) и мезотропос (междупуть).

В случайно-спонтанно-контингентно отрывающемся мышлении появляются особые нерефлексивные и ненаблюдательные усмотрения: рекурсия, прокурсия и асоциальная дистанция (от латинского «a», что значит «от», то есть это не социальная дистанция, а дистанция от социальности).

Мышление рекурсивно, прокурсивно и в асоциальной дистанции выслеживает самое себя для ориентации причастности к мышлению мыслящего, но не для ориентации самого мышления.

Рекурсия суть не наблюдение и не рефлексия мышления. Рекурсия суть выслеживание мыслей. Разница между наблюдением и следопытством в том, что первое непосредственно, а второе опосредовано следами, которые предстоит различить и соотнести. Когда мышление нерефлексивно-усмотрительно идет по следам появляющихся мыслей, обнаруживая их влиятельный для остального мыслимого характер, обнаруживается преобразование.

Изменение большинства мыслей-идей-представлений-концептов-образов в самовыслеживании мышления обнаруживает попытку преображения, что может означать: самость-существо-в-преображении. Именно такое означивание существа позволяет открыть принципиально неприемлемое для философии — мышление управляет сознанием тем, что отстраивается от сознания и лишь позволяет сознанию интерпретировать в языке и культуре то, что происходит в мышлении. Это намного более сложное отношение мышления и сознания, нежели солипсизм или шизофрения.

Язык при этом суть лишь тень мышления, а не наоборот. В мышлении имеется дело с грамматикой, а не с языком. Именно поэтому мышление связано с жидкой грамматикой. При этом жидкая грамматика определяет язык, а не язык порождает какую-то грамматику.

Рекурсия это саморазличие мышления в самом себе через разные разности, а не какое-то определенное различие или какую-то типологию. Рекурсия патически означает любопытство-очарование-играние разным. Разномышление как разные разности мышления допустимо как важное в изменениях-преобразовании-преображении, а значит, как ориентация на это важное и открытие беспокойства при ограничении или потере этого важного. Это беспокойство оказывается расположенным в сознании, то есть рекурсивное мышление меняет сознание и Я личности, и тем самым пытается сохранить само себя.

Рекурсия мышления ненормативна, в отличие от нормативных рефлексии, контрафлексии и контрарефлексии. Разномышление суть мышление, которое одинаково совмещает простые или чистые мыслимости, сложные способы мышления, Спонтанное мышление и нормативное мышление. В рекурсии мышление пытается усматривать свою множественность и разность, умножая и разничая дальше и больше.

Прокурсия это попытка мышления достичь разных пределов: допущения, мыслимости, воображения, представления, интерпретации, рефлексии, понимания, определенности, нормативности и т.д. Прокурсия патически суть любопытство мышления испытать непостижимое и недостижимое, обнаружить неожиданное, интересное, захватывающее до молчания или ужаса на пределе и влекущее в транзистенциальном восторге далее — в запредельность.

Тайна запредельного иного суть мотивация мыслить свежо и как первый раз. Интрига неопределенности способна уравновесить ужас Зова Хаоса, Пустоты и Иного. Игра спонтанности провоцирует мысли наудачу. И нет ничего более увлекающего, нежели Пределы и драйв их преодоления.

«Допущение Зова как непомысленного — вопрошание мышления…» (Там же). Вопрос есть проявление сущности мышления. Ответ есть нормативная интерпретация уже помысленного.

В прокурсии мышление пребывает как предельное мышление — немышление, немыслие, домышление, безмыслие, немыслимое, бездумное. В прокурсии мышление пытается помышлять немыслимое — неопределенность, Иное, Пустоту, Хаос и т.д. Рекурсия суть про разность, а прокурсия суть про предельный исход мышления.

Асоциальная дистанция мышления о том, что оно пытается пребывать безответственным и беспощадным относительно социальности. То есть мышление не соответствует социальности и делает с ней все, что угодно. Мышление опасно для власти, бизнеса и общества и поэтому выступает как криптомышление, прорываясь в социальность через иные представления, идеи, концепты, концепции и стратегии.

Рекурсия, прокурсия и асоциальная дистанция находятся в многомерных отношениях.

Рекурсия прокурсии суть выслеживание предельных мыслительных исходов во всем разномышлении.

Прокурсия рекурсии суть попытки предельных исходов всякого разномышления.

Рекурсия асоциальной дистанции суть удерживание социальной безответственности.

Прокурсия асоциальной дистанции суть выдерживание транзистенциальной предельности, экзистенциальной пограничности и социальной беспощадности.

Асоциальная дистанция рекурсии и прокурсии суть внеязыковые, внеличностные, внесознательные ориентации мышления в своих выслеживаниях и предельных исходах.

Важно, что рекурсия как выслеживание разномышления, прокурсия как спонтанная ориентация предельности и асоциальная дистанция как спонтанная ориентация вне личности, сознания и языка суть ненормативны. Рекурсия, прокурсия и асоциальная дистанция суть ориентации причастных мышлению, которые не могут закрепляться в сознании, в языке и в самоопределении личности, даже если причастность мышлению становится длительной и важной.

Ориентации допустимы в причастности мышлению, но они не удерживают само мышление. То есть личности из Я, сознания и языка в рекурсии, прокурсии и асоциальной дистанции не за что зацепиться, чтобы удержать мышление. В этой транзистенциальной неопределенности собственной причастности мышлению личность как существо и самость лишь претерпевает чудовищные метаморфозы, теряя все и всяческие морфисы и рассматривая весь внешний мир-среду-реальность как майя.

Выхождение из причастности мышлению в предельном состоянии

Таким образом предельное состояние самости-существа суть весьма тяжелое испытание для существа-личности. В предельном состоянии в причастность мышлению не только можно войти, но и из такой причастности можно выйти. И это непредсказуемо, грустно и невообразимо несправедливо в личностном плане. Однако самости и существу безразлично личное.

Вхождение в причастность мышлению это открытие транзистенциальных пределов и возможность преобразования-преображения, выхождение из причастности мышлению это закрытие транзистенциальных пределов и невозможность преобразования-преображения.

Выхождение из причастности мышлению означает потерю прокурсии, ограничение рекурсии, растворение асоциальной дистанции. Причастность мышлению в предельном состоянии всегда мерцающая, текучая, сгущающаяся-растворяющаяся.

Выхождение из причастности мышлению происходит в разных ситуациях, но замечается оно чаще всего осознанно — на потере дистанции к социальности. Потеря прокурсии и ограничение рекурсии чаще всего не замечаются.

Экзистенциальная граница остается и до причастности мышлению, и в причастности мышлению, и после выхода из причастности мышлению. Экзистенциальная граница проявлена и есть — как смерть, как прекращение существования. Транистенциальный предел проявлен в искаженном виде как экзистенциальная граница. Поэтому можно утверждать, что Предел есть, но есть как искаженный.

Кризис-катастрофа, революция, эпидемия, голод или война могут порождать предельное состояние, которое открывает транзистенциальный предел, спрятанный за экзистенциальным. Это сокрытие одного предела за другим — главная тайна и важная трудность всякого изменения самости.

Когда в предельном состоянии экзистенция закрывает или вытесняет транзистенцию, исчезает прокурсия и становится неважной рекурсия. Предельность и разнообразие мышления растворяется в экзистенции социальности. Мышление теряют, от мышления отказываются, мышление запрещают, закрывая знания о допустимости ненормативного мышления.

Именно поэтому рекурсию, прокурсию и асоциальную дистанцию нельзя обрести отдельно от причастности мышлению. Можно очень стараться, но вне готовности к радикальным изменениям существа-личности изменения самости не достичь.

Зов суть ориентация к Двери для всех. Однако в Дверь войдут лишь безымянные. Много званых Зовом, и даже по имени, но мало избранных для Двери безымянных.

Держащиеся за собственное имя в Дверь не войдут или хуже того — к Двери не приблизятся и будут отрицать ее явленность.

Дверь суть Предел восуществления. В предельных состояниях существо более всего открыто Зову.

Существо, мятущееся между самостью и личностью, не существенно, а есть лишь сущее.

Существо, потерявшееся между сложностью и простотой, уже никакое, но еще не неопределенное.

Искать Дверь, пытаться предвосприять Зов, преображаться и разыменоваться, а не держаться за имена — вот предел всякой мудрости.