Ультимативный манифест. Часть 3. Политический контекст

Подготовительные материалы к Лиссабонскому Манифесту Всечеловечества, представленному на международной конференции в Лиссабоне 12 марта 2020 года. В четырех частях.

Часть 1, Часть 2, Часть 4

Подрывная деятельность Римского клуба

Здесь будет произведена попытка реконструировать мыслительные установки Римского клуба за 50-летнюю историю их работы.

1. Наиболее ошибочным является онтологический подход Римского клуба — в их понимании мир до сих пор представляет собой мир-систему, то есть там до сих пор доминирует подход Валлерстайна. Это установка на системность. Дело даже не в том, что в мире есть несколько конкурирующих систем, потому что с точки зрения традиционного системного подхода Валлерстайна или СМД-методологического подхода — остальные системы поглощаются доминирующей системой. Дело в том, что мир представляет собой систему, на которой пророщенная сеть или даже несколько сетей с системой вообще не конкурируют — ни за ресурсы, ни за центры управления, ни за коммуникацию. Мир будущего — это мир этих сетей, а система, которая ими прошита, вынуждена будет стать субстратом или низовым уровнем (в зависимости от того, с какой онтологии смотреть) новых сетей.

2. Установка на реакционность и ограничительность. То есть содержания Римского клуба были реакцией на глобальные вызовы, которые формулировались и доказывались научно, а иногда и квазинаучно, и по этим вызовам формулировались установки на те или иные ограничения. Эту реакционность и ограничительность отличало то, что она была глобального уровня. Но ее глобальный характер ничего не менял в ее отрицательной сути.

3. Установка на логику ограниченного ресурса, причем Римский клуб замыкает мышление в ресурсной логике. Суть абсолютной потенции в размыкании, возобновлении и освобождении мышления. Возможности мышления бесконечны и ничем не ограничены. Важнейшее начало — пустота. Важнейший процесс — мышление. Иное есть важнейший неожиданный и непредсказуемо масштабный ресурс.

4. Установка на финализм с анксиогенным (нацеленным на страх) контекстом. То есть это представление о том, что если мы дальше будем продолжать делать все так же, то нас ждет печальный финал. Страшилки хорошо работают эпизодически или в качестве примеров. Но они очень плохо работают на глобальном уровне.

5. Установка на диверсификацию подсознательного сингулярного страха: Сингулярности не будет, как говорится в юбилейном 50 докладе Римского клуба. С одной стороны — все идет к какому-то неясному плохому финалу, с другой стороны, Сингулярности не будет, так как этот финал почему-то не является Сингулярностью. То есть страх выступает как видение множества фатальных изменений, которые почему-то нельзя обобщить как Сингулярность. Каждое отдельное фатальное изменение немного страшно, но именно Сингулярность порождает мистический ужас. В этом смысле подсознательный сингулярный страх разделяют на мелкие страхи. Такая диверсификация страха есть неотрефлексированный «сингулярный шок».

6. Установка на равновесие, баланс, целостность, несоединимая с финализмом. Равновесное развитие (sustainable development) возможно только вне ситуации фундаментальных изменений. Такая установка может существовать в периоды относительно мирного и неэкспоненциального роста. Но такая установка является принципиально ошибочной в ситуациях экспоненциального роста и приближения к фундаментальным изменениям, которые члены Римского клуба не отрицают. Когда целое меняется, должна быть установка на разрыв или преобразование, а не на интеграцию и равновесие.

Когда все меняется, никакого равновесия быть не может, наоборот, только неравновесие сопровождает любые изменения. И вообще некоторые вещи несовместимы и невозможны для установления между ними баланса. Поэтому установка на равновесие у Римского клуба существует при полном непонимании идеи равновесия. В этом смысле две идеи друживших друг с другом современников Леонардо да Винчи (развитие) и Луки Пачоли (баланс, равновесие) могут быть согласованы при наличии соответствующего мышления с установками на обобщение: 1) равновесие понимается не между двумя или более позициями, а с позиции развития; 2) каждому уровню развития соответствует свое содержание равновесия; 3) чтобы в процессе развития создать новое равновесие, нужно преодолеть старое равновесие.

7. Установка на традиционный дискурс, нежелание менять наличный дискурс, которая в итоге и не дает избавиться от сингулярного шока и сингулярного страха. Модификация дискурса происходит только благодаря ссылке на новые исследования и книги, но при этом установка на инодискурс отсутствует. То есть критическое отношение Римского клуба к капитализму, близорукости мировой элиты, стихийным демографическим изменениям и разрушению планеты не приводит к инодискурсу. О новой философии у них говорится, но сама она не продвигается.

Обратите внимание, что некоторые установки попарно противоречат друг другу — 2 и 4; 2 и 5. Если есть финализм, то есть и сингулярность, но сингулярность не является финалом, поскольку существует и постсингулярний мир. Если есть финализм, то нет равновесия и нет целого, в то же время целое возможно после финала.

Некоторые установки обусловлены друг другом — 4 и 5; 4, 5 и 6. Страх перед сингулярностью порождает желание сохранить равновесие и целое как можно дольше. В то же время страх перед сингулярностью и желание сохранить равновесие как можно дольше обусловливают употребление официального дискурса или его незначительной модификации.

При этом модификация дискурса никогда не приводит к изменению представлений о дискурсивной реальности. Только инодискурс, который порождает контрдискурсии с имеющимся официальным дискурсом, способен изменить представление о реальности.

В изначальной установке Римского клуба была попытка актуализировать некоторые масштабные выводы мышления. Однако само мышление невозможно актуализировать. Неизбежно наступает момент выбора — актуализация или сосредоточение на возрождении умирающего по всем миру мышления. И если выбирают актуализацию, мышление погибает, что и произошло в Римском клубе.

Сегодня Римский клуб не просто демонстрирует отказ от мышления — в этих много лет транслируемых установках он сам продуцирует запрет на мышление. Именно поэтому Римский клуб это банда насильников и убийц мышления.

Римский клуб выполняет две важных глобальных функции — запугивание и дезориентация правящих классов мира. При отказе от мышления самого Римского клуба и трансляции им своих упрощенных представлений и спорных установок для правящих классов мира, которые тоже потеряли мышление, происходит нагнетание страха и массового стресса, ведущих к мировой войне. Римский клуб — также разжигатели мировой войны.

Гендерное самоопределение

Миф о гендерном равенстве придуман людьми с плохим мышлением. По своей сути — пока существует различие гендеров, они по определению не могут быть равны.

Равенство гендеров устраняет гендерное различие. То есть, говорить о равенстве гендеров это все равно, что говорить, о равенстве неравного.

Причем о равенстве полов можно ставить вопрос, поскольку неравенство полов задано биологически, а требование равенства полов выдвигается в социальном пространстве.

С гендером так нельзя. Гендер изначально задается в социальном пространстве. Более того, не существует причин по которому разные социальные кластеры нельзя не считать гендерами — мужчин, женщин, детей, инвалидов, представителей ЛГБТ-сообщества. Гендер в этом смысле социальный кластер, принципиально оторванный от любых биологических различий, даже если таковые и есть.

Отсюда корректная постановка вопроса — о свободе гендерного самоопределения. А равновесие гендеров в социальности это скомпенсированное неравенство гендеров и ни в коем случае не равенство гендеров, что, попросту говоря, глупость. Отсюда главная проблема в вопросе равновесия гендеров — что именно подлежит компенсации.

Причем эта главная проблема как раз и замалчивается, когда мы ставим вопрос о равенстве гендеров. Поэтому за темой равенства гендеров стоит не просто плохое мышление, а враждебное человеческому обществу мышление, которое пытается за ошибкой мышления столкнуть разные социальные группы в непримиримом конфликте.

Точно такое же плохое мышление стоит за феминизмом вообще и за радикальным феминизмом в частности.

Бессмысленно добиваться устранения доминирования мужчин в мире за счет женского доминирования. Если одно доминирование установить вместо другого, ничего, по сути, не изменится. Речь ведь должна идти об уничтожении условий доминирования.

Точно также в функциональном плане феминизм вещь бессмысленная. С точки зрения равновесия — если женщины, как требуют феминистки, отказываются от продолжения рода, то мужчины в условной позиции маскулинизма могут отказаться от защиты и обеспечения рода. Это приведет лишь к тому, что цивилизация, где такое произошло, будет разрушена и замещена другой цивилизацией, где сохраняются эти функциональные гендерные различия. А ведь в нынешней в Европе именно так и происходит — европейская цивилизация не просто разрушается, она замещается иными цивилизациями.

Перепостановка вопроса о гендерном равновесии как скомпенсированном неравенстве принципиально меняет гендерный дискурс. Потому что в этом случае мы должны будем говорить о всех случаях нескомпенсированных неравенств.

Например, если мы разрешаем пропаганду ЛГБТ-сообществ, то сразу должны поставить вопрос о компенсации для равновесия: как ограничить пропаганду ЛГБТ-сообществ?

Если даже представить себе, что социальное партнерство между мужчинами и женщинами возможно, то как возможно партнерство между вторичными (комбинаторными) гендерами — гетеросексуалами, гомосексуалами и бисексуалами, между третичными (транзитными) гендерами — метросексуалами, ретросексуалами (ламберсексуалами) и асексуалами?

Вторичная и третичная гендеризации напрочь разрушают всякую связь с биологическими различиями, которая еще удерживается на уровне чисто мужского и чисто женского гендеров.

Позитивное требование гендерной недоминации и функционально-гендерной договоренности точно не может называться феминизмом, потому что речь должна идти о гендерно равновесном всечеловечестве, а не о равновесии между мужчинами и женщинами, как это говорит Риана Айслер, а за ней повторяет «Римский клуб».

Нам нужно общество свободно самоопределяемых граждан, в том числе в гендерном содержании. Чтобы понять это, нужно мышление на порядок сложнее, нежели мышление феминизма или мышление гендерного равенства и равновесия (партнерства) между мужчинами и женщинами.

Рефлексивное самоубийство толерантности

В основе толерантности лежит ошибочный принцип постмодернизма о множественности истины. Это фундаментально недодуманный принцип.

Отношение к истине в теории и практике мышлении различно. Истина не является целью, инструментом и важным моментом в досократической софистике, истина важна в послесократической и досовременной философии, а в постмодернизме как крайней современной философии важно множество истин. Истина всегда иная, сложная, но одна — в становящейся философии конструктивизма. Истина трансцендентна и непостижима в трансцендентной вере.

Если мы признаем множественный характер истины, то мы признаем, что истины эти должны быть абстрактные, односторонние, простые, примитивные. Когда мы признаем право на множественность простых истин, мы как бы выдаем каждой из них индульгенцию, теряем возможность для их столкновения и соответственно теряем возможность для развития. При этом теряется возможность осмысления простых истин в контексте возможного развития.

А ведь смысл всегда порождается предельно сложной для каждой эпохи истиной. То есть подлинная конкретная истина — одна, но сложная. И лишь она имеет право создавать ту целостность, которая производит для каждой эпохи наибольший смысл, по отношению к которому многие простые истины по-разному осмыслены — какая-то более осмыслена, какая-то менее, а какая-то и вовсе бессмысленна.

Если нет претендующего на общность метанаратива, не существует никакой причины многим истинам взаимодействовать как-то иначе, нежели через конфликт. По-большому счету, нынешний мировой кризис есть прямое следствие отказа от мышления с установкой на метенаративы и конфликта множества локальных и временных истин внутри ограниченного мышления каждой из них.

Постмодернизм делает смысл метанаратива проблемным и тем самым через измельчение истин, через локализацию и временность смыслов закладывает условия кризиса, депрессии, отказа от мышления, отказа от развития. Развитие без метанаратива невозможно. Тотальность же метанаратива, на критике которой настаивает постмодернизм, преодолевается не средствами отказа или запрета на него, а средствами рефлексии, контрафлексии и контрарефлексии, то есть более сложным мышлением, которое не позволяет тотальности метанаратива утвердится в качестве политического тоталитаризма, требует равновесия сложного, а не равновесия простого.

С множественностью истин связаны принципы мультикультурализма, толерантности и политкорректности, которые таким образом представляют собой такое же плохое мышление. Вся эта толерантность основана на половинчатой установке — если мы нечто не можем искоренить или победить, мы вынуждены это терпеть. Вначале мы понимаем, что терпеть не значит соглашаться. Однако со временем достаточно большое количество граждан, не улавливающие эту тонкость, терпение начинают отождествлять с соглашением, особенно если носители воззрений, которые мы терпим, оказываются более энергичными в отстаивании своих идей.

Видя такую ситуацию, что с тем, что мы в рефлексивной позиции готовы были лишь терпеть, большинство в наративной позиции начинает соглашаться, некоторые, сохраняющие трезвый рассудок интеллектуалы, начинают публично протестовать.

Возникает публичный конфликт — критика соглашательства принимается большинством как критика терпимости. А раз это критика толерантности, рассуждает большинство, то нужно запретить этим интеллектуалам публично выражать свои взгляды.

Оказавшись в этой ситуации, такие трезвые интеллектуалы начинают объединяться, создавать группы, создавать отдельные среды и сети коммуникации, где толерантность подвергают исследованию, анализу, критике и где в конечном счете обнаруживаются пределы этой толерантности, мультикультурализма и политкорректности.

В связи с возникшим сообществом нетолерантов у толерантного большинства возникает дилемма — должны ли они толерантно отнестись к нетолерантам, поскольку у последних есть признак ущемления прав: им не дают публично отстаивать свои взгляды. То есть получается парадоксальная ситуация: какой-либо исламский фундаменталист, если он открыто не поддерживает терроризм, получает больше прав на публичность, нежели любой нетолерант, который пытается исследовать пределы толерантности.

В тот момент, когда толерантное большинство не может признать право на публичность нетолерантного меньшинства, происходит рефлексивное самоубийство толерантности.

Поэтому толерантное мышление без явных и четко указываемых пределов и ограничений толерантности, без понимания причин и целей сложной истины и сложного смысла метанаратива, без установки на усложнение мышления — это плохое мышление.

Это не умозрительная схема. Это всего лишь схематичное описание истории возникновения движения Intellectual Dark Web в США.

Интеллектуальные маргиналии устроены иначе, нежели социальные меньшинства. Интеллектуальная инаковость принципиально непохожа на социальную инаковость. В отношении социальных меньшинств действует подход: «я это понимаю, но не принимаю, поэтому отношусь терпимо» — это толерантность. В отношении интеллектуальных меньшинств действует совсем иной подход: «я это не понимаю, не знаю, стоит ли это принимать, поэтому отношусь нетерпимо» — это маргинальность. Интеллектуальная инаковость существует через маргинальные микрогруппы, а не через социальные меньшинства.

Что такое свобода?

Появившаяся в последнее время критика понимания свободы знаменует собой выход на новый уровень самой свободы.

Юваль Ной Харари с своей статье «The myth of freedom» в газете «The Guardian» критикует понимание свободы, навязанное христианской теологией, как «свободу воли». Он утверждает, что никакой свободы воли не существует, поскольку мы не в состоянии властвовать над своими желаниями и над своей социальной обусловленностью.

Строго говоря, это уже давно не так, если принять во внимание философскую проблематику свободы, а не сводить ее только к теологическому пониманию.

Свобода может быть чисто формальной («свобода от», «свобода для»). Свобода может быть пассивной, то есть имеющейся, но не используемой. Свобода может быть предоставлена, а не завоевана. Свобода может быть ограниченной, то есть существовать только как свобода заданного извне всегда ограниченного набора альтернатив. Также свобода может быть внешней возможностью, а не внутренней необходимостью.

Поэтому самореализация это более высокий уровень свободы. Самореализация это активная изнутри себя возможность осуществления свободы, извне не заданная. Самореализация это не выбор из имеющихся альтернатив, а создание новой альтернативы. Самореализация это завоевание права на свободу в произвольной реальности реализуемого.

Свобода же как внутренняя свобода вообще не сводится к свободе воли.

Еще до того, как существует свобода воли, существует свобода веры — верить во что-либо одно или что-либо другое, верить во многое, верить во все; не верить во что-то одно или другое, не верить во многое, не верить ни во что. Кто ни во что не верит, ничего не хочет, а значит ему не нужна и свобода воли. Без свободы веры не бывает свободы воли. Мы не волеем того, во что не верим.

Подлинная свобода это, прежде всего, «психический суверенитет» как способность достигать состояния необусловленности своей психики внешним содержанием. Способность к разрыву психики с природными условиями и социальной обусловленностью является принципиальной для разумного существа или даже искусственного интеллекта.

Не бывает внешней свободы (свободы в отношении природы и социума) без внутренней свободы — психического суверенитета.

Внутренняя свобода в условно западной традиции может быть понята как «свобода памяти», «свобода внимания», «свобода мышления», «свобода рефлексии», «свобода воображения» и проистекающие из всего этого — «свобода смыслообразования» и «свобода перспективы».

Кроме того, свобода в условно восточной традиции также есть «свобода преодоления мышления», «свобода медитации», «свобода ориентации (шаматха) и навигации (випассана)», «свобода реальности и нереальности», «свобода внутримирности и внемирности».

Кроме того, существует также «свобода интуиции», то есть свобода следовать или не следовать призванию, предвосхищению, прозрению и пророчеству.

И наконец, главной свободой любого сознательного-мыслящего-разумного (обобщенно — самоизменяющегося) существа есть эта свобода на изменение, переход, преобразование, преображение, просветление, апофеоз.

Таким образом, свобода как функциональная категория теологии, обусловленная этическим выбором — между добродетелью и грехом — это весьма ограниченное понимание свободы, пытающееся урегулировать социальную обусловленность человека по отношению к более масштабным содержаниям — социум, мир, Бог.

Более того, необходимо мыслить также свободу в ее неатропоцентрическом масштабном содержании — свобода природы, свобода планет, свобода звездной системы, свобода галактики, свобода вселенной, свобода Мира, свобода миров, свобода Внемирности.

Поэтому этика может иметь разные источники. Внутренний источник имеет индивидуальная этика, внешний источник имеет коллективная этика, которая подразделяется на этику группы, этику нации-государства, этику цивилизации, этику межцивилизационную.

В социальном контексте нужно различать индивидуальную свободу и разные уровни коллективной свободы — свободу нации-государства, свободу цивилизации, свободу Всечеловечества.

Однако даже свобода Всечеловечества не является предельной. Ибо за свободой Всечеловечества всегда незримо присутствует подлинно свободное трансцендентное человечество — беседа сущностей о сути. В человечество войдут безымянные. Сущности не имеют ни имен, ни позиций. Они подлинно свободны в своей беседе.

--------------------------------------------------------------------------------------------------------

Настоятельно рекомендуем к просмотру беседу Юрия Романенко с Сергеем Дацюком по теме новой волны кризиса и его последствий для человечества

Подписывайтесь на страницу Сергея Дацюка в Facebook, канал Сергея Дацюка в Youtube, канал «Хвилі» в Telegram, на канал «Хвилі» в Youtube, страницу «Хвилі» в Facebook, страницу «Хвилі» в Instagram.