Перестройка, случившаяся до перестройки

Реально нужно говорить «гласность и перестройка». То есть перестройка покоится на информационном инструментарии, имевшим целью виртуальные цели, которые разрушались соответствующим подбором информационных материалов. С одной стороны, поднимались из небытия те, кого туда отправила советская система, типа Троцкого, Бухарина и многих других. С другой стороны, на их место отправлялись боги и герои советского пантеона. Условные боги — члены политбюро, а герои — это те, кто отдал свою жизнь за эту систему, то есть свою биологическую жизнь ради выживания социальной.

Однако то, что всеми считается и почитается, как перестройка, на самом деле было поверхностным завершением запущенных до этого глубинных процессов. И мы сейчас говорим не о нескольких вариантах оттепели, во время которых власть на некоторое время ослабляла контроль, надеясь так восстановить любовь граждан к государству.

Мы говорим  о другом, о том, что в определенный момент в советском обществе была произведена подмена одной виртуальной картины мира другой, с советской мы «без объявления войны» перешли на западную. И это случилось задолго  до перестройки.

Правда, советская модель идеологии и пропаганды была больше ритуальной. Ее никто не искал, ее бесплатно доставляли на работу и на дом в виде газет, журналов и теленовостей. И еще принуждали к потреблению, создавая политинформации в школах и собрания на рабочем месте. Западная виртуальная модель была реальной в плане интересности (по крайней мере, для советских граждан), к ней стремились, ее искали, платили за потребление ее деньги. С трибун Запад громили, но на советские экраны одновременно выходили веселые французские комедии. Американских фильмов было мало, но они тоже могли появиться. Все они пользовались бешеным успехом

Самым главным искусством было не кино, как у Ленина, а телевидение. И там  можно было увидеть «чудо века» — телесериалы: американскую «Санта Барбару» или мексиканскую «Просто Марию».  У них был ошеломительный успех, поскольку люди могли видеть то, что находилось за железным занавесом. Но он же одновременно был началом провала советской модели мира, поскольку в конкуренцию с ней  была запущена другая. Тогда даже появился анекдот, в котором герой говорил, что он хотел бы жить в городе Санта-Барбара, поскольку он всех там знает.

Кстати, этот аспект никто из советских граждан не принимал во внимание, напрямую отождествляя киножизнь с реальностью. Хотя долгий опыт жизни в СССР должен был научить всех не только читать между строк, но и смотреть столь же недоверчиво.

Модель мира рушится постепенно. Сначала в нее вносится сомнение, потом возникают иные интерпретации значимых событий и героев, дается голос критикам системы. То есть в советской монологической системе возникает некое подобие диалога в виде параллельных интерпретаций. И этот «запретный плод» начинает разрастаться. А поскольку система информирования старалась приглушить любой негатив о себе, а западная система информирования как раз была заинтересована в этом негативе, то негатив еще и активно пересказывался. При этом негатив, как сегодня проявилось в случае движения информации в соцсетях, в принципе распространяется и быстрее, и дальше позитива. И это черта, идущая из далекого прошлого, поскольку знание негатива более важно для выживания, чем знания позитива. Когда за спиной в лесу мы услышим хруст, то сразу испугаемся, подумав самое плохое, только обернувшись, мы сможем увидеть, что это просто упала ветка.

Советский Союз чувствовал себя привольно в условиях железного занавеса, поскольку повсюду царил монолог, причем Монолог с большой буквы, которому никто не смел возражать. Все в вузах в обязательном порядке слушали и историю КПСС, и диамат с истматом. Цензура ограждала от проникновения неправильных мыслей, поэтому все читали только правильные мысли, от которых могли родиться только другие такие же правильные мысли. А поскольку мысли рождались все из одного источника, возникал в некоем роде стерильный текст, который не представлял интереса для читателя. Поэтому даже партийным издательствам для зарабатывания денег приходилось печатать переводы зарубежных детективов, а в кинотеатрах в ограниченных объемах крутить западные фильмы. Запретный плод создавал спрос на не совсем правильные книги и фильмы. По этой причине постоянно происходила незримая трансформация советского мира, которой было не избежать. Информационные и виртуальные знания выравнивались. Причем очень медленно, не так, как это сегодня происходит с бестселлерами типа «Гарри Поттера», который почти моментально становится настольной книгой всех сразу. Собственно говоря, это и было экономической целью перестройки, которая одновременно несла в себе и политические цели в виде большего единообразия нашего мира.

Определенная многослойность охраняла советского человека от неправильных мыслей. Причем с самых ранних этапов существования СССР, когда Н.Крупская громила и не издавала К. Чуковского. Ему принадлежит фраза, что в России надо жить до семидесяти лет, поскольку все свои награды и признание он получил как раз после семидесяти. Цензура не только находилась в кабинетах, она сидела в головах любого автора, поскольку не было смысла писать то, что не может быть напечатанным. Хотя были люди, которые так поступали. И это процесс именовался «писанием в стол».

Вот, к примеру, как развивалась ситуация с «Собачьим сердцем» М. Булгакова, которое очень долго шло к своим читателям: «Когда Булгаков написал эту повесть, еще до публикации, он читал ее своим друзьям и на заседании литературного кружка «Никитинские субботники» в марте 1925 года. Он в марте дописал повесть и сразу получил приглашение от Ангарского, своего главного издателя, принести повесть, чтобы на нее посмотреть и, может быть, напечатать. И параллельно Булгаков читал эту повесть на литературном кружке «Никитинские субботники», где, естественно, уже были агенты ГПУ, которые потом написали развернутый донос на это чтение. Этот агент подчеркнул, что это глубоко антисоветская вещь, и, конечно, не может быть и речи о ее публикации, и даже ее чтение 38-ми писателям уже наносит большой урон Советской власти, что писатели слушали Булгакова сочувственно, аплодировали, смеялись и говорили, что он выразил то, что они сами выразить не смеют. Повесть с самого начала воспринималась как антисоветская, хотя сам Булгаков об этом говорил только осенью 1926 года, когда его вызвали на допрос в ОГПУ. Он сказал следователю: «Я понимаю, что моя повесть получилась более злостной, чем я предполагал, поэтому причина запрещения этой книги мне понятна«» [1].

Национальная модель мира как армейский порядок, она не может допускать исключений, тогда она не будет считаться объединяющей нацию. С другой стороны, для другого читателя и зрителя, который вообще еще не имел модели мира, ни правильной, ни неправильной, тоже пришли новые типы текстов. Мы говорим о детях, которые в эти же годы стали отходить от чтения старых сказок ради сказок новых.

И. Яковенко увидел процесс трансформации основ культуры с помощью детских сказок: «Самый яркий пример — смена корпуса актуальных, востребованных аудиторией сказок в конце 60–70-х годах прошлого века. Здесь необходимо пояснение. Сказки читают маленьким детям, которые их запоминают. При этом сказка играет роль базовой мифологической структуры (из которой сказки, собственно говоря, и выросли), включающей человека в целостность культуры. Услышанные в детстве сказки участвуют в формировании матриц сознания. Поэтому то, какие сказки слушают дети в раннем возрасте, играет существенную роль в формировании оснований картины мира, которая сложится у повзрослевшего ребенка. В конце 60-х годов ХХ века произошло примечательное событие. На книжном рынке появились качественно новые детские сказки. «Муми-тролли» Туве Янссон, «Волшебник Изумрудного города» Александра Волкова, книги о Мери Поппинс в переводах Бориса Заходера пользовались бешеной популярностью.

Как мы понимаем, запрос на новую сказку возник не в детской среде. Его породила городская интеллигенция, которая покупала книги для своих детей и не хотела обходиться традиционным набором советской детской книги. В ответ на этот запрос делались переводы и пересказы произведений известных европейских авторов. Авторы русских версий не ошиблись в выборе материала. Дети, воспитанные на этой литературе, весело похоронили Советский Союз» [2].

Последнее предложение звучит просто убийственно. Но громадная доля правды в нем есть. Определенная творческая зажатость советской литературы и культуры, которая вырастала на идеях соцреализма, оказалась неадекватной новому времени. Конечно, при этом были и прекрасные книги и фильмы, но мы говорим об общем потоке и о нацеленности его на правильные тексты и фильмы. А искусство отличается как раз тем, что «неправильность» занимает в нем важное место.

То есть искусственное торможение развития литературы и искусства ведут к переключению массового сознания на чужие образцы, если они находятся на хотя бы несколько шагов впереди по соответствию интересам реального зрителя и читателя. А в ряде случаев даже задают новый тренд, как это случилось с Гарри Поттером. То есть Советский Союз не мог победить в этом соревновании, поскольку для него интереснее была книга о детстве вождя. Это также связано с разными ориентациями системы: советская была идеологическая, западная — коммерческая. И, конечно, коммерческая ориентация точнее отражает вкусы и интересы читателей. В случае производства новой ракеты идеологическая ориентация не мешала, а в случае создания продукта потребления мешала.

Борьба за детскую книгу есть во всем мире, поскольку считается, что то, что видят дети, они рассматривают как норму. Детская книга — это инструкция к построению модели мира в голове. Известно, что внести изменения в ментальность намного затратнее, чем первым сформирвоать ее. Школы в Барселоне стали изымать из библиотек такие «неправильные» книги, в которых создаются неправильные мужские и женские образы [3]. Считается, что к пяти годам у детей формируются гендерные стереотипы, которым они следуют до конца жизни.

Или другой пример из того же ряда. Весь мир ошеломила новость, что в Польше священник сжег книги о Гарри Поттере [4]. Это было в Гданьске. Правда, потом когда эта новость облетела весь мир польская католическая церковь принесла извинения [5]. Но сам факт подобной борьбы с магией, как бы оберегающий детей, был, и ужасный Гарри Поттер был публично наказан.

Вернувшись к СССР подчеркнем, что невидимая перестройка действительно имела место. Возможно, что она совпала с одной из оттепелей, которых реально было несколько. Она не затронула идеологию, где Советский Союз стоял намертво. Но она произошла в массовой культуре, которую мы можем рассматривать как вариант «уличной» идеологии, поскольку именно ею «питается» обыватель, выстраивая свою модель мира. Книжная идеология нужна идеологам и пропагандистам, сидящим в своих бюрократических креслах. Все остальные живут в идеологии улицы, а не кабинета. И эта идеология скорее всего визуальна, в то время как книжная идеология — вербальна. Можно вспомнить уличную идеологию в виде Майдана с шинами или французских «желтых жилетов». Это все очень конкретные визуальные картинки, которые слабо поддаются редактированию. А вербальная информация всегда легко редактируется и реинтерпретируется.

Массовая культура и даже литература все равно также визуальны, в них мало слов и много визуального. Кстати, по этой же причине главенства визуального перестройку более делало телевидение, чем печать. Без телевизора ее нельзя было бы вообще произвести в такие краткие сроки. Плюс современная школа демонстрирует потерю интереса к обучению, поскольку школа в основе своей вербальна, а дети движутся к визуальности.

В результате произошла замена виртуальностей. Советский Союз обладал своими базовыми ценностями, из которых выводилось одно, Запад — другими. Кстати, и после перестройки мы все еще впитываем набор западных ценностей, убрав Мальчиша-Кибальчиша и др. Старые ценности акцентировали коллектив, новые — индивида. И те,и другие могут быть правильными. Но неверной является слом одной системы и принятие другой в кратчайшие сроки. Это приводит к травме массового сознания.

Перестройка дала уже другую, более рационально выстроенную травму. Дети со своей нейропластичностью более облегченно могли перейти на новый канон, чего не скажешь о взрослых. Они получили не новый для них, как у детей, а противоречащий уже имеющемуся информационный и виртуальные потоки.

Сегодня, например, выясняется, что гласность, из которой практически и состояла перестройка, состояла не в личном поиске журналистов, а в спускании им сверху необходимых для публикации «опусов», несущих негативный эффект. В ЦК даже ставили задачи искать, как именно Запад критиковал СССР.

Как цитируется ниже А. Грачев, из которого можно понять, что все то, что ранее считалось вражеским и враждебным теперь стало производиться в тех же кабинета ЦК:  «Это была попытка модернизации сверху, только на этот раз не в интересах промышленного роста или противостояния внешнему врагу, а в угоду навязанным извне идеологическим клише, для «конвергенции» с Западом. Например, курс на «независимую журналистику» был провозглашен именно сверху, а «наиболее дерзкие материалы первого революционного периода гласности, прежде чем попасть на страницы газет, готовились за спиной официального Отдела пропаганды в кабинетах яковлевского подотдела», – свидетельствует бывший заведующий сектором идеологического подотдела Анатолий Грачев» [6].

Такие процессы информационно-виртуального порядка действуют за счет внесения сначала сомнений в правильности предыдущей нормы, а потом и саму новую норму:

НОРМА 1 — СОМНЕНИЯ —- НОРМА 2

Точно так в российское массовое сознание вводятся дискуссия о Сталине, где в результате репрессии вычеркиваются из обсуждения, а из Сталина делают «великого менеджера».

Как писал Д.Дондурей: «Еще одно тоже нерефлексируемое подспорье деятельности смысловиков состоит в том, что ни технологии, ни эффективность, ни ошибки и даже неудачи их работы практически не исследуются. Либеральная интеллигенция никогда не признается в том, что ее отказ учитывать культурные основы российского быта есть надежный способ его самосохранения. Следует признать, что это самая влиятельная секретная служба. Аналитический опыт здесь не копится. При этом каждый человек прекрасно осведомлен, как следует вести себя «по понятиям», как пользоваться неформальными практиками или гигантскими ресурсами двоемыслия. Смысловики в отличие от пропагандистов не получают специальных заданий по работе с массовым сознанием. Они просто живут в своей естественной среде, у себя дома. Делают то, что и всегда, – воспроизводят коды национальной культуры. Но именно это и есть их необъявляемые функции, можно сказать, миссия, которую они выполняют, перемещаясь в истории. Сохраняют сквозь все формы государственных перезагрузок (минимум пять только за последние 100 лет) родные протофеодальные матрицы. С их особым типом перемещения во времени: быстро вперед и сразу же – вспять. Именно они гаранты самого священного – усвоения гражданами российского «порядка вещей». Не случайно же он точнее всего предстает только в искусстве» [7].

СССР обладал приоритетом по «народному» инструментарию противодействия собственной пропаганде. Это и анекдоты, слухи, которые отражали и строили контр-картину мира, и такие инструменты, как «чтение между строк», «двоемыслие», литературные аллюзии, выводившие из себя цензуру, которой приходилось становиться чуть ли не умнее автора.

В другой своей статье Дондурей напишет: «Для решения задач сердца госбезопасности – сохранения действующей культурной модели существования в России – пользуются идущими сквозь века ментальными предписаниями, мифологическими и ценностными установками, нормами наших невероятно креативных неформальных практик. Реконструкторы сохраняемых представлений научились выжидать, притворяться, придумывать и административно экспериментировать. Быть всегда начеку по отношению к своим идейным противникам. И все это ради воспроизводства объекта своего попечения и охраны – тех самых «духовных скреп», по поводу которых обожают иронизировать обладающие куда меньшими ресурсами (включая интеллектуальное проектирование) либерально мыслящие эксперты. Слишком это грандиозная и многоаспектная, касающаяся всех уголков нашего бытия работа, чтобы успокаивать себя убеждением, что за ней стоят лишь: 1) квазисоветские «пропагандисты» – циники или энтузиасты из курируемых властью соответствующих структур; 2) ньюсмейкеры, определенным образом интерпретирующие произошедшее; 3) политики, принимающие главные решения. В первую очередь это труд именно творцов заданного понимания действительности. Еще в конце минувшего века госсмысловики совершили открытие. Осознали невероятное: при умелом программировании массовой культуры предоставленные рыночной системой возможности совершенно не опасны для сохранения концепции «особого пути» российского «государства-цивилизации». Частная собственность, подключение к мировой финансовой системе, отсутствие цензуры в ее прежнем виде, подписание множества международных правовых конвенций, наличие элементов гражданского общества и даже допуск определенного объема конкуренции не препятствуют воспроизводству протофеодальных по своим внутренним кодам принципов устройства российской жизни» [8].

И еще одно мнение вроде с другой политической позиции, но акцентирующее тот же тип механизма воздействия: «Процессы, кажущиеся спонтанными и вызванными засильем новых информационных технологий, на глубинном уровне связаны с более простыми и банальными вещами: закрытостью реальных перспектив развития новых поколений в России. Дети неосознанно, на уровне просачивающихся в умы установок массовой культуры и медиа, следуют в том русле, которое де факто было задано международными властными элитами» [9].

И одновременно менялся мир. Чем больим становилось упарвление массовым сознанием с помощью коммуникации, тем меньшей становилась потребность в инструментарии физического пространства. Репрессивный аппарат в СССР никуда не уходил, он просто становился менее заметным, застыв в ожинаии новых команд.

Сегодняшним поколениям  может показаться преувеличенной атмосфера страха в Союзе, но она была. И это был страх другого рода — следовало подчиняться правилам, даже негласным, поскольку в противном случае ты мог пострадать. В брежневское время ты бы уже не попал тюрьму, но мог потерять престижное место работы.

О важности людей, которые не боятся, то есть людей с другими мозгами, например, С.Медведев говорит так: «Россия может себя изменить, как это было в 80-90-е годы. Тогда каждый день возникали какие-то новые структуры, люди переставали себя чувствовать рабами. Поэтому на ваш вопрос отвечу так: это — люди, освободившиеся от дракона, от постоянного страха государства. Стержнем России со времен Московии и Ивана III было государство, которое строило все – наше пространство, наше общество, власть и экономику. Нужны люди, убившие в себе государство. Только они могут построить новую Россию» [10].

Пока советский человек остается советским и за пределами своей страны. Как оказалось, к примеру, российские немцы голосуют за правые партии более активно, чем коренные немцы. Именно они становятся опорой правых популистов. Н. Жолквер так говорит об этом феномене: «Есть не только информационные пузыри, но и социальные Специфика «социальных пузырей» в том, что «районы компактного проживания немцев-переселенцев, которые здесь порой называют «русскими гетто», представляют собой «социальные пузыри», аккумулирующие людей определенного склада и имеющие свою внутреннюю специфику. В таких «пузырях» особенно сильно чувство сплоченной толпы, подверженной одинаковым влияниям и муссирующей одни и те же стереотипы. Это значит, что такое же количество поздних переселенцев, как и в районе их компактного проживания, но рассеянное по стране и лучше интегрированное в немецкое общество, может дать в социологическом исследовании совсем другой результат» [11].

Но это чисто теоретические рассуждения. Сегодня оказались неработающими ни американский «плавильный котел», ни немецкая «мультикультурность». Единственным пока достоверным путем становится смена поколений в среде эмигрантов, когда каждое последующее поколение уходит все дальше от своей исходной родины.

В. Соловей вписывает в параметры масштабного политического кризиса в России, среди прочего и разрушение пропаганды: «В Российской Федерации была замечательная пропаганда, одна из самых эффективных в мире, пока она не стала наступать на собственные грабли.  Включите телевизор — из восьми основных тем на каком месте окажется Россия? Хорошо, если на шестом. Но живем мы с вами в России. Нас беспокоят низкие доходы, безработица, отсутствие качественного здравоохранения и образования. Вы слышите, чтобы это обсуждали в ток-шоу? Кризис пропаганды в том, что она воспринимается как не имеющая никакого отношения к реальным проблемам людей в России. И поэтому все больше людей уходят в социальные сети. По своему влиянию они пока еще не сильнее пропаганды, но уже соизмеримы по масштабу и степени доверия. Власть видит это и делает вполне естественный вывод — если это альтернативная система информирования, то ее нужно взять под контроль» [12].

Как видим, пропаганда не выдерживает нагрузок, а точнее не выдерживает массовое сознание, поскольку возможности государственной пропаганды безграничны. Она может строить свой виртуальный мир и днем, и ночью. И главное — не допускать его до столкновения с реальностью, чтобы не получить в результате «голого платья короля».

Трансформация виртуального пространства реально является постоянным процессом. Массовое сознание замечает только радикальные изменения типа того, что случилось в перестройку. Поэтому в любой момент мы и сегодня можем проходить очередные перестройки, идущие в наш разум из масскульта.

Литература

1. Медведев С. Советский гомункул // www.svoboda.org/a/29884745.html
2. Яковенко И. Что делать? // www.novayagazeta.ru/articles/2012/03/15/48804-chto-delat
3. Flood A. Barcelona school removes 200 sexist children’s books // www.theguardian.com/books/2019/apr/18/barcelona-school-removes-200-sexist-childrens-books
4. Harry Potter books burned by Polish priests alarmed by magic // www.bbc.com/news/world-europe-47771706
5. Scislowka M. Polish Priest Apologizes After Publicly Burning Harry Potter Books // time.com/5563579/polish-priest-apology-burn-harry-potter-books/
6. Гринкевич В. Советские элиты — от Хрущева до перестройки (часть V) // izborsk-club.ru/16803
7. Дондурей Д. Смысловики могущественнее политиков // www.vedomosti.ru/opinion/articles/2016/06/08/644510-smisloviki-moguschestvennee-politikov
8. Дондурей Д. Российская смысловая матрица // www.vedomosti.ru/opinion/articles/2016/06/01/643174-rossiiskaya-smislovaya-matritsa
9. На изломе поколений: Человеческий «капитал» или человеческий «балласт»? // izborsk-club.ru/16774
10. Медведев С. Путин не верит, что НАТО придет на помощь Балтии. Интервью // ru.delfi.lt/news/politics/rossijskij-politolog-putin-ne-verit-chto-nato-pridiot-na-pomosch-baltii.d?id=80929257&fbclid=IwAR1aaCKQaGgxJQIzKq0Ap4CHyKoxRyYVz7yaNBV2WriMXGiLGZJ03u7ANug
11. Жолквер Н. Российские немцы — опора правых популистов в ФРГ? // www.dw.com/ru/%D1%80%D0%BE%D1%81%D1%81%D0%B8%D0%B9%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B5-%D0%BD%D0%B5%D0%BC%D1%86%D1%8B-%D0%BE%D0%BF%D0%BE%D1%80%D0%B0-%D0%BF%D1%80%D0%B0%D0%B2%D1%8B%D1%85-%D0%BF%D0%BE%D0%BF%D1%83%D0%BB%D0%B8%D1%81%D1%82%D0%BE%D0%B2-%D0%B2-%D1%84%D1%80%D0%B3/a-48299960
12. Соловей В. Масштабный политический кризис в России неизбежен. В сущности он уже начался. Интервью // ekb.dk.ru/news/masshtabnyy-politicheskiy-krizis-v-rossii-neizbezhen-v-suschnosti-on-uzhe-nachalsya-237120357

Подписывайтесь на канал «Хвилі» в Telegram, на канал «Хвилі» вYoutube, страницу «Хвилі» в Facebook