Нация-барокко и задачи XXI века

Президентская кампания на просторах тихой Украины в контексте бурления страстей местами круче брачного гона в африканской саванне. Реально! Как только в украинских мегаполисах и местечках кудрявыми лозунгами распускаются рекламные борды, так сей же момент почтенная публика незамедлительно приходит в возбужденное состояние. Чисто зверье мое в советском мультике про Маугли. Шумными, говорливыми стаями кружатся боты, прямо в полете метя случайных прохожих выделениями своих секреций, а вполне адекватный в обычное время персонаж, с которым вы еще вчера мило беседовали на темы истории цивилизации, сегодня бросается в дискуссию, что озверелая антилопа гну, целясь своим политическим кредо прямо в глаз собеседнику.

Казалось бы, ну что такого? К чему такая сумятица чувств? Эмпирически не раз доказано – ни в коей мере не спасители нации. И даже не кумиры грез. Теоретически всего лишь претенденты на работу, нехило оплаченную из нашего кармана. Понятно дело, глядя на эти лица трудно назвать их работниками, они, кстати, тоже нас за хозяев не считают. Ну, давайте назовем подрядчиками. В любом случае не стоит слушать мелодекламации кандидатов с влюбленными глазами Попандопуло, чтобы потом ненавидеть как бывшего партнера. И, сто процентов, не стоит ретранслировать возвышенные глупости в виде непреложных истин. Иначе мы никогда не вырвемся из бессмысленной повторяющейся истории, которая тянется со времен гетмана нашего Скоропадского. Именно он – императорской армии генерал-лейтенант, каким-то чудом занесенный на украинский Олимп столетие назад, первый заметил, что украинской элите, сформировавшейся в околокультурных кругах и привыкшей свое национальное естество проявлять исключительно в театральных постановках и литературных кружках, как никому присуща театральная поза. Сто лет прошло, а игры политических животных на просторах Украины театр еще тот. Свои соображения на этот счет автор уже излагал в канун прошлых президентских выборов: «Театр уходит из украинской политики». Но театральность из политики так и не ушла.  К сожалению! Она просто стала немного другой. И вроде бы четыре года назад выбирали лицо далекое от изящных драматических поз, а глядь уже стоит голубчик на трибуне как на подмостках. Весь из себя такой патетический, что тот принц датский. И на высоких тонах декламирует напыщенную околесицу, которую несут в студиях титульные «мытци». Причем в исполнении акулы распила это выглядит настолько гротескно, что создается ощущение нахального стеба, как будто смотришь голливудскую пародию на голливудское же патриотическое кино. Но публике нравится. Мало того, она (публика) начинает в это представление верить, как в реальность, хочет участвовать и готова играть в массовке. Рампа исчезает буквально на глазах вместе с оркестровой ямой, из зала прямо на сцену шагают отдельные неспокойные особи.

Во времена Скоропадского дефективное поведение политических элит еще можно было воспринимать так, как это впоследствии описывал пан Гетман. Таки да, разрыв между реальными вызовами и действием у университетской профессуры, провинциальных учителей и беллетристов начала века, затянутых в водоворот культурно-исторической реконкисты, вполне мог логически исходить из их же предшествующего бытия. Читать лекции, писать книги, дискутировать в кружках и выступать на митингах – это что-то одно, а организовывать работу государственных структур, национальной экономики  –  что-то совсем другое. Но, черт возьми! Сегодняшние деятели  не первое десятилетие во власти и в бизнесе. Министры-капиталисты. Они-то, побывавшие на разных должностях, прекрасно пронимающие разницу между прибылью и придурью, тоже от души  включают Станиславского. Так, что у бедной Мельпомены начинается мигрень. Само собой, можно апеллировать к тому, что предвыборные кампании везде шоу и человечество вообще имеет пагубное пристрастие к «распыленному зрелищу». И кто бы спорил! Скажем больше, любой поживший на просторах одноэтажной Украины хотя бы с десяток лет, увидит такое «общество спектакля», что французским анархистам и не снилось. Театральные декорации в украинской провинции начинаются с необъятного огорода (пардон за насмешку над святым) иногда давно уже не нужного, но все равно вылизанного до блеска, чтобы не стыдно перед соседями. С кованных на заказ ворот (як у кума). Продолжаются тюлями, шторами, на высокой ноте возносятся к потолкам, для штукатурки которых нанимаются мастера за бешеные деньги (тільки Галя і ніхто інший). Театральность выскребают из не слишком устроенной жизни и намазывают толстым слоем напоказ, чтобы не хуже чем у людей. Нашим гражданам, несмотря на перманентную черную дыру в кармане, присуща непреодолимая тяга к застольям на сотню человек, – тяга жить в формате нескончаемой «Свадьбы в Малиновке». Вареники и борщ превращаются в культ. Простой поросенок возгоняется до сакрального символа, а оскорбление «укроп» без напряга переформатируется в шикарный модный аксессуар. Театр в Украине на каждом шагу. Натурально фрактал, повторяющийся бесчисленное количество раз, образующий паттерны все большего масштаба, выходящие за пределы государственных границ. Перефразируя старину Вильяма можно сказать: «Вся Украина театр. В ней женщины, мужчины — все актёры». Но, вот ведь какая штука – театр бывает разный. Он часть культурного пространства, которое с одной стороны характеризует социум, с другой стороны определяется им. Любой вменяемый культуролог вам объяснит, что публика Расина и Корнеля и публика Гюго, Дюма и Гете это разные публики. Актеры играют то, что хочет зритель, а хочет он в одном обществе одно, в другом обществе другое. Культурные предпочтения как лакмус проявляют состояние социума и клише мышления.

Публика культурного пространства классицизма, к примеру, предпочитала логику и этику. Классицизм даже в театре отрицал хаос и сомнительные страсти. Весь театр классицизма — это Декарт на сцене. Вот этих непонятых чувств, этих полетов с чертями, этого потустороннего – всего этого нам не надо. Ты, нам, господин хороший, логически докажи что добро выше зла и что благородный человек должен следовать долгу, а не желаниям. Кто там у тебя в героях? Скотинин, Правдин, Вральман, Митрофанушка? Это хорошо! Это нам подходит. Порок наказан, добро торжествует. Круто! Кстати, «не хочу учиться, а хочу жениться» – это ты здорово завернул. Надо запомнить!  В архитектуре классицизма с первого взгляда понятно, что на чем стоит и где чего держит. Колонны, архитрав, фризы, карнизы – все складывается согласно канону, все выполняет определенную задачу и категорически понятно, почему оно там находится и как построить что-то подобное. А колонны иногда даже жаль – тяжело им. Вокруг дворцов разбиты регулярные парки с железобетонно-правильной планировкой, симметрично распланированы аллеи, насаждения подстрижены под геометрические фигуры. В барокко совсем другое. В барокко на первом плане эмоция и красота. Здорово! Круто! А зачем? Вот зачем погнуло фасад и порвало фронтоны? Зачем колонна утонула на четверть в стене? И ее (колонну) ни капли не жаль, поскольку впечатление такое, что она там, ни черта не держит, а тупо прячется от работы.  На стенах амуры. В фонтанах зверье всякое, Нептуны и дельфины. Самсон элегантно раздирает пасть льву, из которой бьет вода. Парки извиваются причудливыми зигзагами. Однако красиво. В барокко не имеет значения логика. Динамика и страсть. Тяга к аномальным проявлениям. Очарование смертью в живописи. Заспиртованные уродцы в кунсткамерах. В литературе как антитеза рыцарскому роману ­– плутовской роман, без конца описывающий похождения обаятельных мошенников. Протестантский эпос с восстанием ангелов и потерянным раем. Метафизика, жизнь-сновидение. Наряду с этим пасторали. Никакого порядка. Хаос и сплошная иррациональная ажитация.

Если на некоторое время оторваться от миски с варениками и посмотреть внимательно на предпочтения  украинцев в контексте «большого спектакля», то без труда можно увидеть, что эти предпочтения  эмоциональны, иррациональны, хаотичны. Украинские граждане, мысля риторически, выстраивают семантические конструкции гигантских размеров. Исходя из симпатий или антипатий, делают выводы космического масштаба. В выборе украинского избирателя, как правило, никогда нет логики. Природа страстей, бушующая в груди, есть. Логики нет. Репризы от «скотыняки», перформансы с вилами, селфи с коровами сплошь и рядом эффективней рациональных аргументов. Украинский электорат, как женщину надо удивить, рассмешить, предстать в образе. Неважно в каком. «Новое лицо», «хозяин-добытчик», «мать-берегиня», «Мистер Икс», «Ласарильо с Тормеса» – все годится, если давит на подкорку. Карамба! Вроде бы украинцы всегда имели репутацию предельно практичных хуторян. Вроде бы недоверчивы и подозрительны, знают «як воно робиться і як не робиться», верят только в то, что можно пощупать.  Однако, как только в ящике появляется фигура в образе, то вся хитрость и практичность «пересічних» испаряется как утренний туман. Больше четверти века «практичный хуторянин» всей страной выбирает либо амплуа, либо вообще черт знает что. Он начал с «хитрого лиса», продолжил «производственником», почти десятилетие метался между «руками, которые не крали» и руками, которые натурально крали. После последнего майдана все тот же избиратель попробовал «бизнесмена» и, наконец, застенчиво улыбаясь, косит глазом на «продюсера», у которого в активе шикарный образ Васи Голобородько. Бывают же совпадения!

Внук декабриста и правнук шефа жандармов, Сергей Михайлович Волконский, писал в своих воспоминаниях о том, что население в России не имеет политических убеждений, а имеет политические настроения. В этом контексте украинцы реально братья россиянам и далеки от стандартного западного избирателя, которой сегодня отвергая логику традиционной селекции элит, тоже неровно дышит к «новым лицам». Ирония момента в том, что эти «новые лица» обслуживают все то же содержание, которое держит повестку как минимум весь ХХ век. Французам перманентно мешают жить мигранты. В начале века это были итальянцы, после Первой мировой войны русские, в шестидесятых алжирцы. Если же открыть речь Рейгана 1964 года в поддержку сенатора Барри Голдуотера, то в ней прекрасно прочитывается вся сегодняшняя риторика Трампа. Те же рассуждения о слишком больших международных обязательствах США, неэффективной бюрократии и неоправданно больших социальных программах. За вилкой выбора, что тогда, что сейчас стоят два железобетонных пункта – налоги и государственные расходы. Весь двадцатый век (с перерывом на фашизм) западный избиратель выбирал между большим правительством, большими налогами (на богатых), большими социальными программами и маленьким правительством, маленькими налогами, маленьким социальными программами, между правительством, которое активно вмешивается в экономику и правительством, которое дистанцируется от экономики. Ли Якокка в своей «Карьере менеджера» шутит над тем, что когда у него дела шли хорошо, и он много  зарабатывал, то он горой стоял за республиканцев, но стоило ему перейти в компанию Крайслер, которой вдруг потребовалась государственная поддержка, как демократы моментально оказались невероятно симпатичными. Партия здравого смысла оказалась. Вот это называется рациональный выбор, когда гражданин сначала считает доходы, потом смотрит, от чего эти доходы зависят, потом голосует.

Украинским избирателям эта суета приземленных рассуждений категорически неведома. У них свой метод, им не нужны программы, цифры, стратегии. Для нашего человека все стратегии зашиты в образе, он просто считывает их спинным мозгом – «хитрий лис усіх наїпе» или «продюсер – успешный чувак и новое лицо». Этого для него достаточно. «Железные аргументы», которые каждый раз вынимаются из-за пазухи как маузер матроса Железняка. После того как кучи фактов, предположений, нюансов наш человек выберет тот, который ему больше всего нравится, остальные части схемы он будет приминать, переворачивать, пристраивать боком, раком, все годится для того чтобы усилить выбранный дискурс. Верна ли эта картина, отображает ли она действительность или не отображает, уже не важно. И вообще действительность для наших людей второстепенна. Придя домой, шарахнув мисочку вареников, они залазят в сеть и строчат о культуре как о сакральном талисмане. Разговаривать с сытым украинским хоббитом непродуктивно. Вы никогда не докажете что культура идет за экономикой, что сначала появились итальянские города-республики, а потом сын аптекаря Данте Алигьери написал комедию на народном тосканском наречии, хотя хорошим тоном считалось писать на латыни. Вы никогда не докажите что в двадцать первом веке культура это товар массового потребления, который может стать статьей экспорта и который вполне может отличаться от того, что считали культурой наши бабушки и дедушки.

У украинцев иррациональный взгляд на мир. Воистину барокко! Кое-где переходящее в романтизм. Для наших людей окружающая действительность это комплекс сложных запущенных высшими силами процессов, которые развиваются по своим, не зависящим от индивида законам, а Украина мистическая страна, что-то вроде Шамбалы, существование которой обеспечивается через трансцендентные практики. В этой мировоззренческой системе нет ни локомотива, ни вагонов. Все переплелось как на барельефах индийских храмов. Можно только соответствовать полету духа или не соответствовать, сверять свой внутренний компас с внешним ориентиром или не сверять. Чувственная идентификация подменяет логику и само собой под нее строится репертуар политического шапито. Наших людей тянет к народной культуре. Не то чтобы прямо как германцев девятнадцатого века. Нет! Основную массу явно не всей душой. Как бы считается хорошим тоном раз в год пройти в вышитой рубахе по центральной улице, поговорить о народной обрядности, колядках, традициях. Такой себе маркер правильности. Эти эманации идентифицируются политической элитой как социальный запрос, и уже редкое политическое животное не юзает тему народной культуры, не тащит к себе в рекламу картинки с колядными процессиями или не скачет в крещенскую прорубь под камеру. Публика одобрительно крякает: «Наш человек!». Публика хочет маркер? Нате вам маркер! Придорожные столбы одеваются в национальные цвета, «мытци» на полном серьезе рассуждают о том, что поскольку у нас делать что-либо руками не всегда получается, и мы никого не удивим своими мостами, посему надо удивить мир красотой канонического украинского слога, все остальное приложится. Маркер заменяет действие, превращаясь в волшебный артефакт. Подконтрольные СМИ, подхватывая тему, раскручивают ее до масштаба национальной стратегии. В сети кипят страсти. Рассуждения отдельных граждан, летают такими пируэтами, что хочется запечатлеть эти траектории навечно как феномен природы, как красоты северного сияния, – парят категориями высочайшего полета, с которого уже не видно ям на наших же дорогах. Из массива сети, как из глубины веков на тебя смотрит коллективное бессознательное, корча рожицы как черт в «Сорочинской ярмарке». Бросать в эту толщу семена разумного, пытаясь вырастить понимание причинно-следственных связей, становится никчемным занятием. Можно сколько угодно доказывать, что сутью «русского мира» есть бесправие, беззаконие и сословный сговор, когда отношения между субъектами выстраиваются поверх законов, можно сколько угодно рассказывать, что в войне побеждают ресурсы, организация, технологии. Все равно под твои вроде бы ясные рассуждения зайдет чудо и напишет, что «орда боїться нашої мови і віри куди більше, ніж артилерії». Занавес! Каким-то образом пытаться достучаться до этих людей бесполезно. Можно сколько угодно доказывать, что страна развивается тогда, когда национальные элиты сгенерировали проект экспансии. В любом формате – военном или экономическом. В ответ вы получите миллион пустых сентенций, которые для ваших оппонентов будут  железными аргументами, а для вас бессмысленным набором слов. И само собой весь вышеописанный фестиваль без конца полируется пасьянсами «кому выгодно». Наш человек, сидя на диване в три секунды решает, кто продался Мордору, а кто нет. Старина Гофман тоскливо ворочается в гробу.

Кроме всего прочего, как всякий человек-барокко, украинец очарован смертью. Для него смерть отдельных героев – национальная инициация высшего порядка, искупление, смывающее глупость и мелкие амбиции элиты, равнодушие масс. Где-то в подкорке у наших людей сидит то ли японский самурай, то ли древний германец. Само собой, не все рвутся повторить подвиг героев Крут, так же как не все мечтали вылететь в последний полет, выпив последнюю чашечку саке, но очаровано этой темой большинство. Тема смерти за отечество доминирует, заслоняя собой факт того, что отправлять в бой желторотых студентов из города, который еще три месяца назад был набит украинскими частями – это как минимум преступная неспособность лидеров организовать ресурсы. Но публика этих вопросов себе не задает, она ловит состояние экстаза, упоения, воодушевления и находит в этом национальное оправдание. Украинцы живут в этой семантике. При всем преклонении к защитникам Донецкого аэропорта, к Небесной сотне, к другим ребятам, которые своими жизнями прикрыли наши забубенные головушки, их смерти не могут быть национальным оправданием. Это личный подвиг, который понадобился, потому что люди, которые обязаны были в нужное время и в нужном месте выполнить свои функции, их не выполнили. Место подвигу в большинстве случаев есть там, где есть место жадности, эгоизму, непорядочности, равнодушию. Четверть века в национальном парламенте сидят беспринципные особи и решают мелкие узко корпоративные вопросы. Первый Майдан весь ушел в недоразумение. После реванша регионов тридцатого сентября десятого года Конституционный Суд Украины поломал конституцию через колено в пользу Януковича, ни одна фракция не вышла из парламента, ни один депутат не сложил с себя полномочий. Продолжали сидеть в парламенте как так и надо. Через четыре года половина из этих проходимцев будут с придыханием писать о «Небесной сотне».  И мы у них не спросим, почему они даже не попытались помешать узурпации власти. Зачем спрашивать? Жертва принесена. Подлость смыта. Нация оправдана. Теперь можно юзать смерть, как культурный смысл – снимать фильмы, ставить спектакли, ловить кайф от постановки. Ка-а-к красиво умерли ребята!

В двадцатых годах разбирая эстетику модернизма, Ортега-и-Гассет напишет что «Подобно тому, как в деревне, выходя утром на крыльцо, мы смотрим на поднимающийся из труб дым, чтобы определить, откуда сегодня ветер, — на искусство и науку новых поколений мы можем взглянуть с тем же метеорологическим любопытством». (Ортега-и-Гассет. Дегуманизация искусства.)  Классик категорически прав – веяния могут о многом сказать. Достаточно прочитать манифест Маринетти, написанный в 1909 году, чтобы ощутить ветерок будущей мировой драчки. Культурные предпочтения порою работают как опережающий индикатор Армагеддона. Народ тянет к иррациональным смыслам, когда лютый дебош или уже пришел или на подходе. К примеру, то же барокко расцветало в пространстве сильнейшей турбулентности. Итальянские войны, Реформация, Нидерландская революция и как розочка на торте Тридцатилетняя война. Население не видело рациональной организации вокруг себя и не видело логики в старом формате общественных отношений. О какой логике, каких канонах можно говорить, если дикому разврату католических пап сопутствует усердие «святой» инквизиции? Испания самая могущественная в военном отношении держава находится в системном кризисе – конкиста, как проект национальной экспансии окончательно исчерпывает себя. Доходы с колоний как вода сквозь решето уходят в более развитые в экономическом плане страны. Верхи жируют, остальные нищают. По дорогам бродят сотни проходимцев желающих разбогатеть любым способом. В итальянских торговых республиках антропоцентризм Возрождения нисколько не отменяет безумной тирании герцогов. И какой, в конце концов, к лешему антропоцентризм, если мир огромен, а замысел бога непостижим? Какой «Homo vitruvianus»? Есть высший промысел и песчинка-человек. Эта песчинка, в конце концов, попадает в систему новой экономики, где каждый сам за себя, где сосед подминает под себя ее (песчинки) традиционный бизнес, доставшийся от деда, и остается крайне небольшой выбор: либо идти в работники, либо плыть в Новые земли. На деревянной посудине. По океану! И не отовсюду можно уплыть. Куда уплывет подданный саксонского курфюрста? Покрутит тут тебя! Иррационально.

Украинцев крутит не по-детски. В подсознании наших людей жесточайше трубят Нибелунги. Причина все та же – дефицит логики и этики в матрице общественных отношений. Абсурда сколько угодно. Логики нет. Это опасно! – Именно абсурд есть базовая энергия российской цивилизации. Подлинно Кундалини «Русского мира»! Циркулируя по бескрайним просторам, воспетыми русскими мытцями, абсурд туманом ползет за коренной парадигмой, ключевая цель которой конвертировать общие ресурсы в личные блага, с минимальным полезным результатом для общества. Вы будете смеяться, но эта парадигма зашита даже в русских народных сказках, откройте эти сказки и попробуйте найти осмысленное полезное действие, попробуйте найти приличного героя, который трудолюбив, умен,  воспитан и добивается успеха, совершая полезное действие. Герои русских сказок получают в подарок чудесные вещи с огромным потенциалом, потом пользуя этот потенциал они (герои) создают вокруг себя хаос, за их спинами остаются развороченные печью избы, перепуганные селяне, битые морды, но зато бесталанные дурачки взлетают в высшие сферы и женятся на царских дочках. В реале работает тот же принцип – как только какая-то сфера человеческой деятельности становится доминирующей для российской государственности, то, в конце концов, эту сферу заполняет абсурд, который напрочь разносит осмысленные конструкции. КПД в этой сфере падает ниже плинтуса, но личные блага в тумане абсурда налипают на избранных,  как грязь к штиблетам на русских дорогах и персональные социальные лифты скользят что смазанные. Абсурд разрушил СССР. Советская Империя уже не была государством военного патронажа, хоть и вооружалась все семьдесят лет до самого распада. СССР был натуральным партийно-теократическим государством, в котором доминирующей сферой была идеология, со всеми вытекающими из этого факта последствиями – советская идеология была переполнена абсурдом и все сферы, в которые идеология залезала с ногами, были абсурдны и неэффективны. Одна шестая часть суши была отрезана от всего мира, и десяток маразматиков решал, что смотреть и что читать тремстам миллионам. Разве это не абсурд? Треть страны под Новый Год всю ночь сидела, ожидая «Мелодии и ритмы зарубежной эстрады» в надежде, что какая-то далекая сволочь расщедрится и между Марылей Родович и балетом ГДР вставит группу Boney M. Целый пласт современной мировой литературы и кинематографа прошел мимо. Культура застряла между балетом и фильмом «Премия». Литература обильно плодоносила членами союза писателей, но метала на полки магазинов унылую кабачковую икру соцреализма. Единственной отдушиной были толстые журналы, в которых иногда мелькало что-то человеческое. В начале девяностых, когда автор, проходя по книжным развалам, увидел сколько в СССР было напечатано «Трех мушкетеров», то ему стало страшно. Это какой страной надо было быть, чтобы имея такой потенциальный рынок, бестселлером сделать бульварный роман столетней давности? Меньше всего маразма было в науке. Как-то не получалось парторгам рассказать математикам за особый путь теоремы Гауса. Не получалось и все. Результат оказался налицо – научные школы и военные разработки в оборонке.

Сегодня нам опять начинают рассказывать, что мы должны читать и смотреть. И при этом логики нет даже в тех сегментах, в которых она еще присутствовала в пространстве коммунистической теократии. Таки да, в СССР монополия на власть была присвоена одной партией, а де-факто партийным аппаратом, селекция правящей элиты проходила строго в партийных коридорах, тем не менее, население прекрасно понимало принципы функционирования системы и социальные лифты худо-бедно возили граждан. Кто имел желание, тот легко вливался в актив комсомольской ячейки, с прицелом переползти в аппарат руководящей и направляющей силы. Само собой, надо было демонстрировать энтузиазм в построении и освоении, но кого подташнивало от комсомольского задора, тот мог делать карьеру на производстве, в науке или в армии. Опять же, с обязательным условием не забыть упомянуть в научной работе решения очередного съезда. У кого вообще не было никаких амбиций, тот работал руками за твердую зарплату и забивал козла во дворе. Понятное дело вознаграждением за труд с позиции рыночной оценки и не пахло, но этих ароматов «загнивающего» капитализма и  быть не могло в плановом пространстве храмового хозяйства СССР.

Украинцы де-юре свободны, но де факто это не позитивная свобода гражданина открытого общества, а негативная свобода монастырского холопа, которому дали коленом под зад и закрыли за его спиной ворота. Пролезть обратно можно только через форточку в кладовке, если договоришься с кем-то внутри. Наш человек в минуты просветления, подобно кафкианскому землемеру, изумленно застывает перед громадой замка, не в силах понять – каким образом вся эта конструкция работает и почему она еще не рухнула? Каким образом процветают эти все особи несущие абсолютную пургу? – Эти трактирщики, кастеляны, чиновники. Как в этом жить и, в какие двери постучать, чтобы реализовать себя? Все механизмы, рычаги, кнопочки этой удивительной реальности накрывающей округу спрятаны в глубине каменных лабиринтов в каких-то потайных ходах и единственным логичным выходом представляется сбежать в нормальную страну. Отсюда вся иррациональность предпочтений. Там где индивид не вписан в рациональную систему отношений, он будет генерировать иррациональные связи. Давным-давно доказано Эрихом Зелигманном Фроммом. «Для связи индивидуализированного человека с миром существует только один продуктивный путь: активная солидарность с другими людьми, спонтанная деятельность (любовь и труд), которые снова соединяют его с миром, но уже не первичными узами, а как свободного и независимого индивида.   Однако если экономические, социальные и политические условия, от которых зависит весь процесс индивидуализации человека, не могут стать основой для такой позитивной реализации личности, но в то же время люди утрачивают первичные связи, дававшие им ощущение уверенности, то такой разрыв превращает свободу в невыносимое бремя: она становится источником сомнений, влечет за собой жизнь, лишенную цели и смысла» (Эрих Фромм. Бегство от свободы).

Как одинокие дети выдумывают свои миры и своих героев, так украинцы выдумывают альтернативные реальности. Кто-то мечтает вернуться в потерянную советскую Атлантиду, кто-то грезит об украинской Шамбале, которая как Китеж-Град обязательно всплывет из иных миров, когда нация достигнет пределов духа. Мы смотрим на лицо в телевизоре и пытаемся, угадать «он» или «не он», не понимая, что это «лицо» априори вписано в конфигурацию, заточенную на сословный сговор. Даже если в президенты пройдет Вацлав Гавел, то первое с чем он столкнется так это коалиционные торги, посредством которых  различные ФПГ, через своих представителей в парламенте, будут выкручивать руки, вымогая назначения на ключевые посты своих людей. Потом с саботажем при формировании бюджета и проведении законов.

Во-первых, украинское государство является государством сословного патронажа российского разлива – верхушка правящего сословия контролирует все ресурсы страны (свои мысли на эту тему автор как мог, вымучил на ста страницах год назад «Побег из Русского мира-5»). Четверть века в Украине «строится» либеральная демократия, спикеры с воодушевлением рассказывают, почему так необходим родине тот или иной закон, население, кивая головой, слушает, ведет дебаты в троллейбусах. Фестиваль демократии! Но работают на самом деле все те же сословные практики российского разлива. Никакой демократии и в помине нет. И в этой системе быть не может. Просто по факту – не в состоянии Вася Пупкин содержать первичную партийную организацию. Для этого необходимы ресурсы, а они нарабатываются в пространстве все того же сословного доступа и чем выше уровень тем круче аромат. Опять же есть исключения, но они не меняют сути – любая партийная вертикаль, как и бизнес, завязаны на ресурсы, несут сословный характер, селекция элит проходит через сито олигархических структур и олигархических СМИ.

Во-вторых, украинское государство – государство мафиозное.  Президенту в 2004-ом году де-юре урезали сферу ответственности, а де-факто он может легко управлять поверх законных полномочий, пользуя силовые структуры как инструмент. Если украинский парламент это площадка представительства олигархической пирамиды сословий, инструмент легитимации распила, то для президента отведена роль крестного отца. Отношения в треугольнике «олигархи – парламент – президент» лежат в плоскости серых схем, государственные структуры служат инструментом влияния, публичная деятельность инструментом прикрытия. Украинским парламентом можно управлять только через серые схемы как это делал Кучма, Янукович, Порошенко. В противном случае любой президент, действующий в рамках своих законных полномочий, будет мальчиком для битья, каким был Ющенко.

Жизнь для украинца – черный ящик, наполненный адом и унижением, но мы четверть века надеялись, что из этого же ящика появится герой, который поведет нас к светлому будущему. Петр Алексеевич как хороший бизнесмен прекрасно уловил, что можно продать целевой группе, чем ее можно очаровать. Но вопрос в том, что это путь эскалации абсурда и произвола. Темы, которые доминируют в президентских выборах, никуда не денутся, они перекочуют в парламентскую кампанию. Народ, представляете себе состав парламента, который намоется в результате?

Никакого дальнейшего развития не получится без проекта изменения конструкции. Самогонный аппарат никогда не будет выпекать хлеб. Чтобы вы туда не сыпали. Наше государство из инструмента сословного патронажа и сословного распила, должно быть переформатировано в орган, который обслуживает страну. Прежде всего, убрать растяжку между парламентом и президентом. Либо то, либо другое. Это видно невооруженным глазом. Выстроить другую конструкцию, в которой представителям сословия (а это в любом случае будут представители сословия в большинстве своем, так или иначе), будет обрезана возможность саботажа, теневого сговора и коалиционных торгов. Кроме того, точкам выбора вне ящика должны соответствовать точки контроля внутри ящика. Надо навязать правящему сословию железные процедуры ротации, отзыва, роспуска.  Мафию априори нельзя разрушить изнутри, занимая должности в мафиозной конструкции. Просто потому что мафия это произвол, а произвол никогда не сделается адекватным или логичным сам собой, его можно только загнать в рамки закона и потом сужать эти рамки.

Подписывайтесь на  страницу автора в Facebook, канал «Хвилі» в Telegram, на канал «Хвилі» в Youtube, страницу «Хвилі» в Facebook