Never say never. Никогда не говори никогда. Ибо может быть всяко. Поэтому я не стану утверждать, что это мой последний текст для украинской аудитории. Еще в декабре 2014 года я думал, что все уже, собственно, сказал. Ведь я, по сути, пишу о вполне обычных и подтвержденных вещах, пусть и в доступной форме с элементами балагана, которые должны быть известны любому мало-мальски образованному человеку. Возможно, что несколько моих работ действительно оказались открытиями, но, принципиально, и они всего лишь объясняют известные явления с неожиданной точки зрения, что не отменяет наличие самих явлений. Мои статьи вообще, по идее, не должны были бы появиться за их абсолютной ненадобностью в мире рациональных людей.

Но не случайно одной из моих постоянных тем является иррациональность человечества, с его вечными эмоциями, верой в чудеса и приверженностью ко всевозможным табу. И что неприятным и нудным одиночкам, вроде меня, приходится неустанно напоминать восторженно-депрессивной аудитории, что физический мир, общество и экономика базируются на довольно четко установленных принципах, совершенно независимых от наших хотелок, патриотизма, силы воли или государственных репрессий. Чаще наоборот — субъективное вмешательство в объективные процессы в лучшем случае имеет эффект плацебо, а в худшем приводит к противоположным к желаемым результатам. Процессами управлять невозможно, а вот направлять их в нужное направление — вполне. Но для этого необходимо признавать как само наличие процессов, так и нашу ограниченную способность на них влиять напрямую. Особенно в нашем современном, глобальном, связанным триллионами всевозможных связей мире.

То, что раньше решалось прямым столкновением небольших, хорошо вооруженных дружин в чистом поле, сейчас решается в первую очередь способностью достаточного количества народа концептуализировать и, условно говоря, продавать свои концепции потенциальным инвесторам, понимая этот термин широко, как всех желающих вложить средства, время и энергию в продвижение предложенных концепций. К сожалению, большинство людей концептуализировать и внятно выражать свои идеи не умеет, так как их этому специально не учат, а природных талантов мало, и они все время путают концепцию с упрощением. Этим объясняются всевозможные ретроградские воззрения большинства, поскольку кажется, что проще построить стену на границе, чем выяснять, что вызывает миграцию населения, проще сносить монументы, чем вникать в общественные противоречия, проще винить темные силы из-за бугра во всех внутренних проблемах, чем обратить взор на себя и спросить, а так ли все у нас внутри расчудесно. Людям свойственно не доверять тому, чего они не знают, — а знают они на удивление не так уж много, а понимают и того меньше, — поэтому все, кажущиеся изменническими, или ксенофобскими, или просто-напросто идущими вразрез с интересами самого заявляющего слова и поступки, чаще всего происходят из естественного стремления упрощать восприятие реальности до уровня собственного психологического комфорта. Подобным образом тяжело больной может отказываться принимать известие о своем недуге и не желать проводить предписанного курса лечения, и не менять образа жизни, поскольку личный психологический комфорт сильнее всего на свете. Вы сами прекрасно знаете, что убедить другого в вашей правоте практически невозможно, несмотря на все аргументы и факты.

Фундаментально мир довольно-таки прост. Проблема в том, что он состоит из невероятного количества элементарных составляющих, которые постоянно контактирую и формируют взаимоотношения. Поэтому даже зная и понимая общие принципы, все равно невероятно сложно воплощать их в жизнь в конкретном месте и в конкретное время. Не случайно же постоянно проваливались реформы в пост-советском пространстве, так как сделать за ночь из пролетария-бюджетника частника-предпринимателя не выйдет. Вся его история, как и история предыдущих поколений привила ему навыки выживания в условиях когда авторитарного, а когда и тоталитарного режимов, и только там он способен оперировать с уверенностью. В таких случаях требуется не просто вывалить на человека свободу и личную ответственность, сказав, мол, теперь плыви как умеешь, а серьезная, постепенная подготовка к плавному переходу. Требуется осмысленная программа интеграции, что-то на манер западного подхода через «affirmative action», или «позитивное действие» — свода законов, политических решений, институциональных принципов и административных методов, предназначенных для прекращения и исправления последствий конкретной формы дискриминации.

Советский образ жизни и есть такая конкретная форма дискриминации по признаку инфраструктуры. Я много писал о важности инфраструктуры в формировании жизни и воззрений. Моногорода советского типа неизбежно создают культуру замкнутого пространства. И как человек, проведший на уголовной зоне 20 лет, будет непременно иметь проблемы встраиваясь в нормальный быт, так же и человек, сформировавшийся в поселке советского типа, будет иметь проблемы встраиваясь в чуждый ему мир свободы. Принципиально нет особой разницы между чикагским гетто и шахтерским поселком на Донбассе, они завязаны на ориентиры, которые существуют исключительно в прошлом, без всякой надежды на будущее. И так же, как и в Америке, в Украине посчитали, что проблемы жителей гетто происходят не из-за отсутствия у них возможностей, а по их собственной вине. А значит, их нужно не интегрировать, а карать.

Идея позитивного действия состоит в том, что, статистически, выходцам из бедных, малообразованных слоев, особенно там, где преобладает криминальная культура, намного сложнее, в силу и собственного воспитания, и неприятия ими других, воспользоваться социальными лифтами, получить образование. При этом, опять-таки, статистически, любой, получивший доступ к лифтам и образованию, потом вполне преуспевает по жизни. Подчеркиваю — статистически, то есть исходя из данных по миллионам людей. Поэтому прошу версии о том, что сестра брата мужа тещи, которая слышала от тестя зятя золовки, что такие-сякие, где-то там-то чего-то как-то не предлагать. Возможно, что так и было, но это не статистика, а частный случай. Бывает всякое.

Идеально было бы просто не создавать гетто любого вида, будь оно этническое, экономическое, историческое, политическое или религиозное. Хотя бы посредством простого городского планирования, избегая замкнутых анклавов, основанных на имущественном статусе. Я подчеркиваю, что люди вполне могут себя ощущать изолированными и униженными, даже если они находятся в подавляющем большинстве и при деньгах. Вопрос не в том, так ли это на самом деле, а почему и что с этим делать? Я же говорил, что человек — существо совершенно не рациональное. Но, как писал великий эксцентрик Даниил Хармс, «Травить детей жестоко, но ведь надо же с ними что-то делать». Если мы не собираемся никого физически уничтожать ( а я искренне надеюсь, что это так), то нам придется как-то всех интегрировать в современное общество.

В украинском контексте в первую очередь пролетария-бюджетника. А ведь это и врачи, и учителя, и инженеры часто, и ученые, и даже армия. Совсем не самостоятельные, а зависимые люди. Не говоря о пенсионерах. И постоянные призывы к державе платить больше, давать больше, помогать больше. В Украине вообще очень любят державу, государство. Не как обычный иструмент организации общества, а в исконном-посконном значении вседовлеющего частного владения государя.

Причем, для патриотов-державников, стоит заметить, что современное централизованное государство советско-российского типа зародилось в 12 веке, еще во времена князя Андрея Боголюбского, который любил не столько бога, сколько абсолютную власть. Его не устраивала киевская система балансов и противовесов в лице княжеской дружины-бояр, городского вече и церкви. Вот он и избавился как от дружины-бояр, так и от городского вече, перенеся столицу заодно с митрополитом в недавно основанный, а, значит, без городских аристократических и буржуазных традиций, Владимир. А сам Киев Боголюбский вскоре так неплохо разграбил и развалял, что пришедшим через 50 лет удивленным монголам ничего особо палить уже не надо было. Князь Андрей не желал быть первым среди равных, на манер и руских (еще с одной “с”) князей до него, и западных королей, а желал быть единственным господином-государем, и чтоб все были его холопами. Как старуха из «Сказки о Золотой Рыбке». И такой подход к государству отлично прижился у нас через Ивана Грозного, Петра Первого, Иосифа Сталина аж до Владимира Путина — государство все, человек ничего. Поэтому, когда мне пишут, что «держава понад усе», «нам треба розбудувати свою державу», я отвечаю — лучше не надо, это уж как-то подозрительно слишком по-российски. Строить нужно жизнь. Личную и общественную. Для всех, без исключения.

Я внес мою посильную лепту в дело улучшения жизни в Украине, призвав перестать заниматься семантикой и заучиванием терминов и цитат, и задуматься о широком контексте сегодняшних событий. Поскольку, скажем, в настоящем социально-экономическом контексте совершенно неважно, когда появилась Украина, как понятие, нация или держава, важно что имеется на сегодня и что с этим будет завтра. Или не будет. Мир меняется с такой быстротой, что бедные общества, живущие в прошлом, растворяются в нем незаметно для себя. Богатые, конечно, вроде нефтяных шейхов, могут позволить себе архаику, но только пока у них покупают полезные ископаемые. Потом им придется снять с себя бурнусы, одеть пиджаки или джинсы, и искать работу.

Я также указывал на необходимость отделения общества и экономики от государства. Как я упомянул выше, понимание державы у большинства украинцев мало отличается от державы, зачатой единоможцем Андреем Боголюбским, эдакая пирамида вертикали власти, где все есть холопы сидящего на вершине вождя, задачей которого является распределение, желательно справедливое, ресурсов. Ни частной собственности, ни свободного рынка такой системе не требуется, а, скорее, они мешают, ведь все есть государственное, то есть государево, и распределение диктуется не отношением между спросом и предложением, а понятиями. Инициатива тут чревата последствиями. Не по злому умыслу, а по определению. В системе распределения без учета не обойтись, а учитывать возможно только знаемые вещи и величины. Поэтому разговоры о украинских стартапах буквально для бедных. Хотя бы потому, что без рискованного венчурного финансирования стратапов не бывает, и без биржи акций им даже в случает успеха, который никому совсем не гарантируется, кстати, не подняться. А при каких условиях может появится венчурный капитал и биржи, я писал много и безуспешно.

Как и том, что коррупция — это всегда продукт государственного централизованного распределения, при котором обязательно появляется эффект бутылочного горлышка, где будет сидеть один человек и распределять что кому пойдет. В любом государстве, в любом правительстве на любом уровне всегда будет предпосылка для возникновения коррупции. Чем меньше вовлеченность государства в жизнь, тем меньше коррупция.

Более того, любой монополист в любой области будет подвержен коррупции. Например, католическая церковь. Скажем, вы женитесь на девушке, а она совсем не католичка. Но вы хотите в соборе по католическим обрядам. А потом хотите устроить ее работать, скажем, в католическую же школу. По правилам церкви нельзя. Но если у вас родственник ватиканский кардинал, то, оказывается, что вполне можно. Реальная история. Там, где выстроена пирамида власти, которая определяет кому и что дать, всегда будет коррупция, сколько антикоррупционных комитетов не создавай.

Популярні новини зараз

Українцям доведеться платити за в'їзд до Євросоюзу з 1 січня

Українцям не приходить тисяча від Зеленського: які причини та що робити

"Велика угода": Трамп зустрінеться з Путіним, у США розкрили цілі

Абоненти "Київстар" та Vodafone масово біжать до lifecell: у чому причина

Показати ще

Три года я в разных формах повторяю, что изменить сознание возможно лишь через изменение правил игры. Что единственный способ уменьшить коррупцию, поднять экономику, оздоровить общество, это настоящая частная собственность и свободный рынок. Я вдогонку написал кучу длинных текстов, в которых разъяснял, что частная собственность отличается от личной и неизбежно регулируется обществом, как и свободный рынок, который свободен только в рамках, которые не позволяют ему создавать монополии или приносить общественный вред, Например, экономически выгодно не очищать отходы производства, но народ привык дышать смесью азота с кислородом, а не тем, что завод выбрасывает из трубы. Тут, понятно, смесь азота с кислородом имеет преимущество перед свободным рынком. Это относительно свободный рынок.

Но для этого необходимо уйти от сложившихся патерналистских отношений между государством и гражданином. Это сложный политический процесс, для которого требуется новая политическая организация, понимающая концепцию такого перехода и способная донести ее до масс в терминах, которые убедят население в выгодности для него такого перехода. Но после феномена махновского движения в стране подобного опыта организации и агитации не накопилось. И в этом мне видится основная проблема Украины на данный момент. Без политической организации быстро накопить критическую массу, которая будет способна выступить катализатором реформ, не получится. Перемены неизбежно произойдут, если, конечно, Украина не пойдет по пути изоляционизма на манер КНДР, но произойдут они не направленно и осмысленно, а под давлением обстоятельств, когда ничего другого просто не останется делать. Что подразумевает серьезный кризис в экономике и политике. Можно и так, но зачем?

В общем, я полагаю, что за три года я дал ответы на все вопросы и расставил точки над всеми «і» и «ї». При этом я ничего особенно не выдумал, просто напомнил, как оно работает и что для этого необходимо сделать. Остался один вопрос — кто и как это будет делать? В очередной раз прошу мне эту почетную должность не предлагать. Или, если уж предлагать, то с официальным вызовом с разрешением на работу в стране. Если вы серьезны, конечно. Иначе это делать придется вам всем и вам лично. И жить с последствиями ваших решений, что так или иначе происходит по любому. И, главное, никогда не говорите никогда. Вы все можете.