Георгий Почепцов: Коммуникативная безопасность в противовес безопасности информационной

Мы много говорим об информационной безопасности. Эта тема не сходит с повестки дня, а постоянно набирает силу. Но чем больше мы говорим, тем больше денег вкладывают государства в то, что более четко следует называть борьбой против кибератак, против хакеров, в то, что обозначают как кибербезопасность. Военные и компьютерщики, радостно потирая руки, выстраивают защитные стены. С определенной регулярностью новая атака через некоторое время пробивает и эту защиту, и начинается новый этап финансирования следующей стены. В сфере информационной безопасности процесс принял бесконечный характер. Новый вирус — новая защита, очередная хакерская атака — новая защита. Уже высчитано, что хакерская группа набирает силу за четыре года, поэтому их начинают отслеживать на уровне умений двух лет.

Главной особенностью этого информационного пространства является то, что оно не принадлежит индивиду — перед нами в качесте объекта атаки выступают государственные или бизнес-объекты. Это в первую очередь техническая разведка, происходит съем информации. Развитые страны получают несколько сот таких атак в день. Чтобы предотвращать такие ситуации в ЦРУ, например, сотрудники имеют по два компьютера, только один из которых подключен к Интернету.

Коммуникативное пространство принадлежит массовому сознанию, к нему имеет доступ каждый. В отличие от вышеприведенного понимания информационого пространства как узкого, то есть закрытого для чужих, коммуникативное пространство — открыто, как для своих, так и для чужих. Тут в принципе не может быть задачи снятия информации, поскольку эта информация и так вся доступна. Перед нами два разных пространства: открытое и закрытое, поэтому способы защиты должны быть совершенно иными.

Чужая интервенция в это пространство также может иметь агрессивные намерения. Но это будет задачей по размещению информации с нарушением принятых в этой системе правил создания и размещения информации.Точнее сказать, принятая система правил размещения только имитируется, чтобы нужное сообщение в результате увидело свет.

Советский Союз, например, мог разместить в индийской газете нужную ему статью, которую потом начинал транслировать по всей мировой прессе или у себя как мнение мировой общественности. США, кстати, признают, что самым сложным для них случаем было распространенное подобным образом обвинение в том, что СПИД был создан в лабораториях Пентагона.

То есть для облегченного проникновения в коммуникативное пространство создается псевдо-источник информации, сообщение которого начинают цитировать другие. Точно так то или иное нужное мнение вкладвается в уста известного лица, чтобы получить потом мощную циркуляцию этого имплантированного мнения.

Если информационное пространство в этом понимании будет иметь тенденцию к закрытости, то коммуникативное пространство, наоборот, заинтересовано в открытости. Чем сильнее информационное пространство, тем оно закрытее, тем меньший к нему возможен доступ. Чем сильнее коммуникативное пространство, тем оно открытее, тем большее число людей способно оно охватить. В последнем случае работает пример с фильмом, которому требуется как можно больший охват аудитории для получения прибыли.

Огромные объемы финансирования вкладываюся в то, чтобы закрыть информационное пространство от чужих, поскольку там содержатся секреты, в раскрытии которых их собственник не заинтересован. В коммуникативное пространство вкладывают огромные объемы финансирования, чтобы содержащаяся там информация достигла как можно больших объемов людей. То есть перед нами абсолютно противоположные правила функционирования двух этих пространств.

Еще одной харатеристикой, отличающей два пространства, является постоянная сменяемость информации в комуникативном пространстве и малая сменяемость информационного пространства. По этой причине ценность текстов тут и там разная. В информационном пространстве она выше, а в коммуникативном пространстве ниже, так как в нем сегодняшние тексты завтра уже устареют и будут заменены следующими.

И то, и другое пространство боятся чужого несанкционированного вторжения. Но в случае информационного пространства наибольшим злом будет копирование информации, а меньшим (по крайней мере, по частотности атак) — размещение информации. В случае коммуникативного пространства снятие (копирование) информации как враждебный акт существует только для случая вскрытия внутренних, непубличных информационных потоков, раскрывающих кухню, поскольку они всегда закрыты для посторонних взглядов.

Социальные сети стали новым типом такого коммуникативного пространства, куда оказался более облегченным вход, чем это было в случае печати и телевидения. Этим сегодня активно пользуются, например, в избирательных кампаниях, когда нужный слух размещается сначала в Интернете с тем, чтобы потом его на более-менее официальной основе могли тиражировать печать и телевидение.

Чем раньше мы поймем разницу этих пространств, тем удачнее будет происходить противодействие в них. Информационное пространство свою защиту видит в «стенах», коммуникативное, являясь открытым по своему определению, свою защиту видит внутри себя — с помощью выстраивания своего рода типа защитыв виде собственной модели мира в массовом сознании. Такая защита не видит потребности во внешней цензуре, поскольку цензура пернесена в самого человека. Он отвергает те или иные сообщения как ложные, опираясь на свое знание ситуации, на знание «плохих»/»хороших» источников информации. Газета «Правда» была для американского гражданина заранее признана неправильной, поэтому сообщение из нее воспринималось как лживое даже до его прочтения. Точно так мы реагируем на наших политических противников, выискивая в их выступлениях исключительно подтверждение нашего признания их недостоверными.

Когда Иран запрещает у себя куклу Барби, мультсериал Симпсоны или игру Покемон, то этим он защищает не свое информационное пространство, а пространство коммуникативное. Иран так и формулирует эту защиту как противодействие входу западных ценностей.

Именно в коммуникативном пространстве происходит битвы цивилизаций, культурные войны и под. Но одной из особенностей этой войны является то, что в ней очень трудно защищаться запретами и цензурой. Советский Союз имел все это, но рухнул, потому что население само хотело этот тип виртуального продукта. СССР пытался защищаться от информационной войны, а это была коммуникативная война, где действуют совсем другие правила.

В коммуникативной войне, в отличие от информационной, защита должна выстраиваться не на границе, а в центре. Не забор, а собственный сильный продукт поставит запрет на вход аналогичного чужого продукта. Информационная война ближе в этом плане войне в физическом пространстве, где тоже «граница на замке» является важным инструментарием. Однако в современном мире уже нет подобной «границы на замке», поскольку он принципиально продвинулся как к большей открытости, так и к большей связности. Страны по связности стали как города в прошлом, города — как деревни, где все знают друг друга. С экрана нам рассказывают о свадьбе или разводе голливудской звезды так, как будто мы являемся ее ближайшими родственниками. Кстати, такого уровня подробностей мы не знаем о своих ближайших родственниках.

Чтобы виртуальный продукт достиг такой силы, чтобы персекать границы нужны не случайные, а системные методы его подготовки. И тут начинает работать не только содержание, контент, но и экономика, способная раскрутить до нужного уровня виртуальный продукт, в котором живут национальные смыслы.

Можно только искусственно тиражировать национальные смыслы, опираясь на историю. Современный человек не может быть так погружен в историю, как это пытаются сделать на постсоветском пространстве. Национальные смыслы надо тиражировать в первую очередь в опоре на настоящем. Национальные смыслы не должны находиться только в прошлом.

Но национальные смыслы действительно необходимы. СССР, например, тиражировал смысл «Если завтра война», был даже такой фильм 1938 г. Этот смысл был важен для создания мобилизационной экономики, мобилизационной политики, позволявший отодвинуть решение социальных проблем людей в далекое будущее. Советские фильмы были идеологичны не только и не столько на поверхностном уровне, как на глубинном уровне, поэтому они сохраняют интерес к себе и сегодня как художественные произведения своего времени.

Эти глубинные смыслы мы можем трактовать как мифы, поскольку они акцентируют вневременные точки важности для массового сознания. Мультипликационный фильм про Бабу-Ягу, где она остается традиционным негативным персонажем, а не современный, где она выступает в роли доброй тети, более важен для развития ребенка, чтобы получить картину мира, где добро соседствует со злом. И Красная Шапочка не должна беседовать с незнакомцем, если хочет остаться в живых. Все эти простые истины нужны и сегодня.

Мы все выросли на книге и телевидении, но их теперь заменил телесериал, которые создал гораздо большие возможности для продвижения нужных идей. Мир в целом переходит на такие способы продвижения своих идей, которые не вызывают сопротивления у аудитории. «Мягкая» сила выходит на первое место, поскольку любые жесткие варианты заметны и взывают сопротивление.

Коммуникативное пространство борется за внимание потребителя, поскольку информации сегодня больше, чем требуется, поскольку человек уже физиологически не в состоянии ее охватить. Нам уже стали нужны своеобразные «смысловые переводчики», которые рассказывают о том, как понимать то или иное явление в другой стране.

Если признать, что миром правят смыслы, а это действительно так, поскольку идеи и информация подстраиваются под смыслы, являясь их реализациями, то самыми сильными в мире являются смыслопорождающие страны. Они сильнее других, поскольку не только выдают на горы смыслы, которые мы обсуждаем, но и интерпретируют для нас и за нас чужие смыслы.

Сегодня массовое сознание не способно само понять и решить, является ли «правильным» поступок той или иной страны, например, Беларуси или Казахстана, Великобритании или Ирана. Нам об этом расскажут новости смыслопорождающих стран, поскольку они не только более сильны в трансляции собственного мнения по всему миру (техническая сила), но и обладают национальной точкой зрения не только на свои, но и на чужие события (смысловая сила).

Сегодня побеждает не тот, кто умнее, а тот, чей ум можно использовать для решения новых задач. Защита коммуникативного пространства — это новая задача. Ее нельзя решать методами защиты информационного пространства. Этими двумя разными пространствами должны заниматься разные специалисты. Пока мы будем их смешивать, мы не получим нужного результата.