Внутренние и внешние противоречия в структуре рабочего класса

Класс вообще не общность. И не сознание. Хотя либеральная социальная наука именно так хочет видеть его: «Класс в марксистском понимании – некая общность, к которой человек принадлежит в силу своего социально-экономического положения и отношения к средствам производства (или, в некоторых формулировках, в силу классового сознания, порождаемого социально-экономическим положением)».[i] В этом «определении» уважаемой многими интеллектуалами Шейлы Фицпатрик присутствует и намёк на Ленина, и – более тонкий – намёк на Г.Лукача вместе с Л.Альтюссером (но не на Маркса, естественно). Самое же интересное – предпринимаемый ею перевод классов в разряд «воображаемых сообществ» Бенедикта Андерсона, еще и с пространной ссылкой на «предположение Бурдье, что классы в реальном мире в какой-то мере являются продуктом описывающей их марксистской теории».[ii]

Что касается Бурдье – ответим сразу. Банальной цитатой из письма Маркса к Вейдемейеру 5 марта 1852года: «Что касается меня, то мне не принадлежит ни заслуга открытия классов всовременном обществе, ни заслуга открытия их борьбы между собою. Буржуазные историки задолго до меня изложили историческое развитие этой борьбы, абуржуазные экономисты – экономическую анатомию классов».[iii]Далее, как известно, идет речь о диктатуре пролетариата и переходе к бесклассовому обществу. Ни о том, ни о другом думать пока что не приходится; но считать, что классы придумал Маркс, П.Бурдье права, конечно, не имеет.

А по поводу Бенедикта Андерсона возникает ассоциация с функционалистским сюжетом о топорах. Этим орудием (топором то есть) можно рубить строевой лес для кораблей и домов, можно просто рубить деревья на дрова, – а можно рубить головы. Так и теориями, хоть Маркса, хоть Андерсона, можно делать и то, и то, и то. «Воображаемые сообщества» Б. Андерсона относились к нациям, и Ш.Фицпатрик об этом прекрасно знает – тут же перескакивая к «изобретению классов» большевиками.[iv] Но ведь нации – естественная форма самоорганизации капиталистического общества, маскирующаяклассовые отношения. Выбор между нацией и классом, в конечном счете, формулируется так: «с кем я обязан солидаризироваться – со своим местным эксплуататором, потому что он свой, или с эксплуатируемыми всех других наций, потому что их эксплуатируют также, как и меня?» Ответ «со своим местным эксплуататором» присущ национализму, ответ «с эксплуатируемыми всех наций» — марксизму. Можно, конечно, и это назвать «воображаемым сообществом», и тем же топором, который предназначен был для рубки леса (национального), рубить голову солидарности трудящихся.

Которая, кстати, и так давно под большим вопросом – именно потому, что класс – не общность, а точка пересечения эпистемологических характеристик, совсем не обязательно отражающихся в сознании («воображаемом» французской интеллектуальной традиции). Поэтому, класс может не проявлять солидарности («невоображать сообщество»). На сегодня есть, по крайней мере, три версии не-солидарности: между женским и мужским трудом, между трудом автохтонным/легальным и трудом мигрантов/нелегалов, между трудом умственным и физическим. Наиболее повсюду дискутируемой можно считать первую разновидность, наиболее опасной – вторую, наиболее дремучей и непробиваемой – третью.

Первые две издавна используются для создания внутриклассовых противоречий. Ещё на рубеже ХІХ- ХХ веков работодатели многих стран мира стали нанимать женщин либо в качестве штрейкбрехеров, либо просто для вытеснения слишком высокооплачиваемой профсоюзной квалифицированной мужской рабочей силы, получающей так называемую «семейную зарплату»».[v]Содержание конфликта в том, что рабочий-мужчина на свою зарплату должен был прокормить семью (женщину в том числе), и это предполагалось его зарплатой, за размер коей боролись профсоюзы; когда же его жена идет работать, ей можно платить только на её собственные расходы. Более по-марксистски: в стоимость воспроизводства рабочей силы при патриархате у мужчин входит весь семейный хозяйственный цикл,у женщин – только их собственные затраты на выживание (якобы:неполные семьи таким подходом не учитывались). Аналогичный процесс наблюдался и при сталинском социализме в СССР, чему посвящена в основном книга Венди Голдман: с процессами во всем мировом пролетариате она советский опыт связывает лишь эпизодически. И тем не мене, всюду получалось так, что женский труд рикошетом ударял по оплате (или занятости) мужчин, кого нанимать дороже и хлопотнее. Возможные выходы – феминистский, в виде состязания за равно высокую плату, типа семейной (только кто станет её платить?) и поздний советский, так сказать, уравнительный (платить каждому минимум только на него самого, что, естественно, выгоднее всего работодателю) не помогли пока что снятию проблемы. Логика конкуренции всегда будет вести как раз ко второму варианту, и в результате наниматель получит, как и получал в СССР, двух работников за одну зарплату: по половине прежней «семейной» для него и для нее.

С мигрантами и нелегалами всё точно так же. Они согласны работать за меньшую плату, без социального пакета, в неприемлемых для членов профсоюза условиях; стоимость их воспроизводства можно вообще не учитывать – новые понаедут, если что. В результате, местные рабочие теряют свои вековые достижения в области гарантий «социального государства», и на их недовольстве благополучно процветает правый популизм/ксенофобия/фашизм. Суть этого процесса хорошо известна из многих работ Э.Балибара и А.Бадью, но рецепта восстановления внутриклассовой солидарности для одной даже только Франции они предложить не смогли.

Третий вариант раскола рабочего класса фактически связан с самым существенным вопросом: кого и в какой мере можно в него сейчас вообще включать? То есть, речь идет о «пролетариях умственного труда», как они называются весьма давно. Во Франции в 1936 году профсоюз инженеров-служащих уже воспользовался достижениями рабочего класса в борьбе за социальные гарантии – правда, тут же дистанцировавшись от собственно рабочих «масс».[vi] В отечественной, в самом широком смысле, истории способы дистанцирования интеллигенции от пролетарских «масс» гораздо глубже укоренены, и подпитываются традиционно-марксистским представлением о том, что интеллигенция – всегда интеллигенция господствующего класса, плюс еще сталинской формулой «два с половиной» (два класса плюс «прослойка»). Однако на сегодня всё ведь далеко не так.

Даже современный российский, так сказать, легальный марксизм не в состоянии обоснованно опровергнуть предложение включать в рабочий класс всех работающих по найму. Достаточно пролистать на эту тему дискуссию с коллегами (по «легальному марксизму», у нас пока, к счастью, отсутствующему) бывшего партийного деятеля Института экономики АН СССР М.И.Воейкова под красноречивым названием «Кто у нас рабочий класс?»[vii] и, в особенности, его же рецензию на «Государственный капитализм и модернизациюСоветского Союза» одесского марксиста А.А.Здорова.[viii]Было бы хорошо, если бы нынешний российский поклонник М.Туган-Барановского (а также П.Струве, Ю.Мартова и прочих любителей ставить перед марксизмом цель «совершенствования современного капиталистического общества» в качестве развития «в сторону социализма»)[ix] ограничился попытками определять рабочий класс как «людей, занятых преимущественно физическим трудом в сфере материального производства по изготовлению конкретного продукта или услуги».[x] Хотя всё равно непонятно, почему надо отказывать в статусе пролетария учителю – по верному замечанию Здорова, «передающему информацию и создающему так называемый человеческий капитал».[xi] Кстати, именно пролетария, то есть не-собственника средств производства – определение более плодотворное, нежели «рабочий» по роду занятий (характеру конкретного труда, если по Марксу). Производство послушной, либерально-демократически подкованной рабочей силы школьным учителем ничуть не отстает в политико-экономическом смысле от производства средств производства, предельно точно описанного во втором томе «Капитала». Воейков же по-средневековому считает, что «знания не продаются, не отчуждаются. Поэтому передача знаний (информации) не подчиняется законам рыночной экономики, не есть товар в политэкономическом смысле».[xii] Знания отчуждаются ничуть не хуже рабочей силы, и их потребительная стоимость так же имеет свойство приносить прибавочную стоимость покупателю, как и в случае простой продажи моего времени нанимателю для использования (временем тоже нельзя было торговать в средние века).

Опаснее, на мой взгляд, другое рассуждение: «объединение трудящихся в рабочий класс по критерию наемного труда неудачно (курсив мой–Дж.Д. – весь Маркс тогда выходит «неудачным»), ибо некоторая часть рабочих сюда вообще не попадает. Имеются в виду так называемые самозанятые работники, занимающиеся исключительно физическим трудом… Возможно, этот слой рабочегокласса нельзя рассматривать в качестве пролетариата…»[xiii]Слово «пролетариат» всё-таки понимает российский нео-меньшевик.

(Меньшевизм, кстати, на деле состоит не в постановке простых экономических задач программы-минимум, а в вере в то, что надо развивать капитализм, ибо другого пути к социализму не видно меньшевику).

А вот насчет «самозанятых»…

«Рабочий», подряжающийся делать в квартире ремонт, приходит хоть и без наемной рабочей силы, но со своими средствами производства. То есть является мелкой буржуазией, определение которой как раз в том, что она никого не нанимает, но и ни к кому не нанимается, а производит работы за счет собственного капитала, пусть и мизерного. Не к квартирному хозяину он «нанимается», этот «рабочий»; он к себе нанимается, продавая продукт труда(готовый товар), а не рабочее время. И стремление стать хозяйчиком, создать фирмочку по ремонту квартир или откупить маршрут для перевозок проявляется и у «самозанятых рабочих», и у водителей маршруток.

Такие «самозанятые» имеются во всех видах труда, в умственном даже более чем в физическом. На этом когда-то основывал своёопределение мелкобуржуазности интеллигенции А.В.Луначарский: «Именно то, чтотруд в некоторых областях ремесла…нелегко обобществляется, остается индивидуальным,а носитель его с трудом превращается в пролетария, вот этот-то факт и роднитинтеллигенцию с мелкой буржуазией».[xiv]

Например, программист сидит дома со своим собственным «железом» и свободно через Интернет распространяет свой продукт. Это та самая мелкобуржуазная «самозанятость», которая и здесь определенно противостоит работе программиста в большой корпорации — на хозяина, на его оборудовании. А также использованию своего продукта как капитала, характерному для «либеральных коммунистов» типа Билла Гейтса.

Например, интеллектуал пишет статьи, рецензии, делает переводы, опять же сидя дома со своим «железом». Тот же вариант мелкобуржуазной «самозанятости». Но он же может наняться преподавать в ВУЗ и пролетаризироваться, производя для капитала – в его время, в его помещениях, на его оборудовании, — обученную рабсилу. Или он может капитализировать свой копирайт и получать через него прибавочную стоимость как часть труда тех, кто его продукцию тиражирует.

Из этого всего следует вывод: противоречие между умственными физическим трудом, сколь бы важным оно ни было для прежней коммунистической теории, проходит внутрирабочего класса в его современном состоянии. Тогда как противоречие между наемным трудоми «самозанятостью» противопоставляет собственно рабочий класс (точнее пролетариат) мелкому производству. «…а мелкое производство рождает капитализм и буржуазию постоянно, ежедневно, ежечасно, стихийно и в массовом масштабе».[xv]Оченьуж соблазнительно нанять работников и стать из «самозанятого» хозяином собственного дела. В советские времена приведенную выше ленинскую цитату обычно относили к крестьянству. Сейчас ее лучше направить против «социального либерализма», почему-то называемого нео-меньшевиком Воейковым «либертарным социализмом или подлинным социализмом».[xvi]

Впрочем, и солидарность «с непролетарской трудящейся массой»[xvii]возможна, как помним из той же «Детской болезни…» Но надо помнить и о её, непролетарскоймассы, возможном перебегании в либерально-буржуазный лагерь.

Марксистским топором можно, в духе А.Кожева (правого марксиста, создателя Евросоюза), М.Туган-Барановского, П.Струве и того жевышеупомянутого Воейкова рубить и дрова, и головы – дрова для утепления капитализма, головы тем, кто не хочет в нем греться. Не стоило бы и упоминать оподобных игрищах российского полу-истеблишмента, если бы их не издавали в томже URSS, где и Ф.Энгельса, П.Лафарга, Ж.Сореля, А.Лабриолу,В.Ленина (в том числе «Детскую болезнь»), а также П.Кропоткина, Ж.Грава,П.Рамуса и многих других либертариев без кавычек.

Джон Доу, «Ліва Справа»