Из окна ратуши вылетел камень. Это был средних размеров осколок каменной кладки здания, направленный сильной, но не столь меткой рукой. Цель камня — медленно идущий священник в простой монашеской робе — казался легкой мишенью. Но камень предательски не долетел и попал прямо в повозку со Святыми Дарами причастия. Хлеб и вино опрокинулись на мостовую. Через мгновение толпа уже врывалась в здание. Бургомистр пытался что-то кричать в оправдание, но его выкинули из окна — от удара о землю голова раскололась как старый арбуз. Вслед вылетали судья и члены совета. Кому не везло погибнуть от падения, тех добивали чем попало собравшиеся горожане.
Это событие, известное сегодня как Первая пражская дефенестрация, стало отправной точкой Гуситских войн 15-го столетия. Всемогущий Ватикан организовал целых пять крестовых походов, чтобы задушить чешских схизматиков. Но восстание, носившее яркий национальный характер и потому охватывавшее все сословия от шляхты до крестьян, оказалось куда прочнее простых религиозных вольнодумцев, с которыми Рим уже научился справляться. Чехи воевали за что-то большее, чем просто реформа Церкви. Они воевали за право самим решать свою государственную судьбу. И для этого права их слово «Мы» было на порядок сильнее, чем «мы» французских альбигойцев или «мы» языческих племен Полабья. Это было «Мы» зачаточного чешского национального организма, который как жернова смог перемолоть присылаемые императорские армии.
* * *
«Чертовы восточноевропейцы», — думал старый американский дипломат перед лицом стремительно приближающейся вечности. «Мы выстраиваем политику», «наш мировой порядок», «мы допустили ошибки», «нам стоит договориться» — это были те категории, в которых Генри Киссинджер привык описывать мир вокруг себя. Этот мир был ему понятен и предсказуем. Он был логичен. Этот мир начал свой отсчет в октябре 1648 года в городе Мюнстере, где был подписан Вестфальский мирный договор, окончивший Тридцатилетнюю войну — нередко именуемую Нулевой мировой по количеству жертв и участников на европейском континенте. Этим договором ведущие европейские державы установили первые международные «правила игры» в современном понимании этой фразы.
Но червь сомнения не переставал точить бывшего госсекретаря. «Великие европейские страны перекроили континент. Но с чего именно началась та перекройка?» — продолжал рассуждать Киссинджер, дописывая свою книгу. Да все с той же пражской дефенестрации! И хотя вторая была на двести лет позже, чем первая, в ней все еще звенел звук разбитого стекла от того самого камня, брошенного в пастора Яна Желивского. Попытка нарушить баланс между католиками и гуситами очередным римским императором, а заодно навязать своего ставленника в Праге, привела ко второй дефенестрации в 1618 году, от которой понеслась вся та пан-европейская бойня, унесшая четверть населения Центральной Европы.
С другой стороны, выстрел сербского националиста в Сараево, как элемент становления сербского национального государства (а по сути — более широких национальных процессов в Австро-Венгрии), разразился Первой мировой войной. Становление независимой Чехословакии, а также возрождение на национальной основе Польши, столкнули их с Германией (и Россией) и привели ко Второй мировой. «Ну почему мировые войны всегда должны начинаться с Восточной Европы?» — думал Киссинджер. Он гнал эту мысль прочь. Отворачивался от нее всем телом. Но в ушах продолжал сверлить зуд сомнений. Сомнений, что все эти совпадения не случайны, а закономерны. Что империи всегда проигрывают национальным государствам в длительной перспективе. И что так называемые «сильные мира сего» вовсе не обладают своей собственной волей, а лишь спешат хоть как-то реагировать на волю неких маленьких человечков с автомобильными покрышками в руках. А может эти человечки вовсе не маленькие?
«Генри Киссинджер предполагает, а сотник Парасюк располагает» — вот этот страшный вывод, который старый дипломат старается гнать от себя всеми доступными ему силами. Этот ужасно несправедливый, ужасно нелогичный и все обнуляющий вывод! Он не вписывается в старые категории умирающего аксакала. Чем перед лицом смерти воля Киссинджера или даже Путина сильнее воли погибшего под Саур-Могилой Тимура Юлдашева или застреленного на Майдане Давида Кипиани? Лишь тем, что вторые делают историю, а первые пытаются в нее вписаться.
* * *
Дракон медленно пробуждался. Он был не такой, как остальные. Старые большие драконы переговаривались между собой, не стоит ли усыпить новорожденного. Хотя бы ради того, чтобы позавтракать самим. Но главное — в нем чувствовалось что-то противное самой драконьей сути, как она казалась этим окружавшим его многовековым исчадиям. «Он все-равно не жилец» — сказал один. «Я уже пробовал» — ответил другой — «На месте одной откушенной головы всегда вырастает две новые». «А может заставить его головы грызть друг друга? И нам так меньше работы будет» — предложил третий.
Но что бы старые драконы не делали, какие бы они свои силы не использовали, новый дракон становился лишь только крепче и больше. Его головы, пока еще не осознавшие, что являются частью одного большого организма, по-детски кусали друг друга, выхватывали друг у друга пищу, или наоборот, заигрывали друг с другом. Разные головы имели разные силы и преимущества. Кто-то был мощнее, кто-то хитрее, кто-то дышал огнем, а кто-то всепронизывающим холодом. Шкура на каждой из голов постепенно сбрасывала младенческий пух, из-под которого виднелась совершенно новая чешуя. Не такая, которую привыкли видеть старые драконы. Более крепкая, стальная, где каждая чешуйка сама ощущала себя маленьким драконом.
Научится ли новый дракон ходить? Думаю, да. И не только ходить, летать тоже. Еще как будет летать! Его головы, уже закалившиеся в пламени других драконов, пытавшихся их убить, должны вытянуться во весь рост и увидеть, что все они, не смотря на свои споры, от рождения принадлежат одному телу — телу сети национальных государств. Вероятно, какая-то голова сделает это раньше, чем остальные, и поможет подняться остальным. Будет ли этой головой Украина? Вполне возможно. Ведь она уже поднялась, чтобы лучше разглядеть своего врага. Возможно, это также поможет ей увидеть и саму себя. А заодно увидеть суть остальных, окружающих ее: суть Польши, Венгрии, Румынии, Беларуси, Чехии и прочих голов, общее имя которым Интермариум. Но для этого одной лишь силы мало. Нужен ум. Нужен интеллектуальный труд, который сможет пробудить пока еще спящего восточноевропейского дракона.
Однако не через отрицание других «драконов» и «поиск уникального пути» будет лежать эта дорога. А через переход на новую эволюционную ступень. Украина должна не просто влиться в ядро Запада, она должна стать его следующим витком, его полноценным продолжением и развитием. Прежде всего — интеллектуальным. А для этого необходимо впитать в себя весь имеющийся западный опыт: начиная от римских императоров и заканчивая стариком Киссинджером. За это она несет ответственность не только перед самой собой, но и перед всем нашим регионом, который так и не смогла удержать под контролем ни одна внешняя имперская сила.