География китайской мощи

Вынося за скобки расистские настроения, обычные для начала XX века, а также истерическую реакцию, которую всегда вызывает на Западе появление могучей внешней силы, можно сказать, что Макиндер тревожился не зря. Если такой евразийский исполин, как Россия, был и до сих пор остается главным образом сухопутной державой, чья океанская граница блокирована арктическими льдами, то Китай сочетает в себе признаки державы и сухопутной, и морской. Его береговая линия протянулась на девять тысяч миль, изобилует удобными естественными гаванями и пролегает в зоне умеренного климата. (Макиндер даже предупреждал о том, что Китай когда-нибудь завоюет Россию.) Потенциальная зона влияния Китая простирается от Центральной Азии с ее богатейшими запасами полезных ископаемых и углеводородного сырья до основных морских путей, пересекающих Тихий океан. Позже в книге «Демократические идеалы и реальность» Макиндер предсказывал, что в конечном счете Китай будет править миром наряду с Соединенными Штатами и Великобританией, «построив для четверти человечества новую цивилизацию, не вполне восточную и не вполне западную».

Выгодное географическое положение Поднебесной настолько очевидно, что о нем не всегда вспоминают, говоря о стремительном экономическом прогрессе этой страны и напористом национальном характере китайцев. И все же это не следует забывать, поскольку рано или поздно география обеспечит Китаю ключевую роль в геополитике, каким бы извилистым ни был его путь к статусу мировой державы. (В течение последних 30 лет годовой прирост китайского ВВП превышал 10 %, но в следующие три десятилетия едва ли можно ожидать таких же темпов.) Китай сочетает в себе элементы предельно модернизированной экономики западного образца с унаследованной от древнего Востока «гидравлической цивилизацией» (термин историка Карла Виттфогеля, используемый применительно к обществам, практикующим централизованный контроль над орошением почвы). 

Благодаря управлению из единого центра китайский режим способен, например, вербовать миллионные трудовые армии на строительство крупнейших объектов инфраструктуры. Это и сообщает Китаю неуклонное поступательное развитие – подобных темпов попросту нельзя ожидать от демократических государств, которые привыкли неторопливо согласовывать интересы своих граждан. Китайские лидеры формально считаются коммунистами. Но в том, что касается заимствования западных технологий и практики, они – преемники примерно 25 императорских династий, правивших в стране на протяжении четырех тысяч лет и встраивавших западный опыт в жесткую и развитую культурную систему, которая обладает, помимо всего прочего, уникальным опытом навязывания вассальных отношений другим государствам. «Китайцы, – сказал мне в начале этого года один сингапурский чиновник, – умеют добиваться своего и пряником, и кнутом, систематически чередуя оба метода».

Внутреннее развитие Китая питает его внешнеполитические амбиции. Империи редко строятся по готовому проекту, их рост происходит органически. Становясь сильнее, государство культивирует новые потребности и, как это ни парадоксально, новые опасения, побуждающие его так или иначе расширяться. Так, даже под руководством самых бесцветных президентов конца XIX века – Резерфорда Хейза, Джеймса Гарфилда, Честера Артура, Бенджамина Гаррисона – экономика Соединенных Штатов устойчиво и ровно развивалась. По мере того как страна увеличивала объем торговли с внешним миром, у нее возникали разносторонние экономические и стратегические интересы в самых отдаленных уголках света. Иногда – как, например, в Южной Америке и в Тихоокеанском регионе, – этими интересами оправдывалось военное вмешательство. В это время американская администрация еще и потому могла сосредоточиться на внешней политике, что внутри страны положение было прочным, – последнее крупное сражение индейских войн датируется 1890 годом.

Сегодня КНР укрепляет сухопутные границы и направляет свою активность вовне. Внешнеполитические амбиции эта страна проводит в жизнь столь же агрессивно, как столетием раньше – США, но по совершенно иным причинам. Пекин не практикует миссионерский подход к внешней политике, не стремится утвердить в других странах собственную идеологию или систему правления. Нравственный прогресс в международной политике – цель, которую преследует Америка; китайцев эта перспектива не привлекает. Поведение Срединного царства по отношению к другим странам целиком продиктовано его потребностью в поставках энергоносителей, металлов и стратегического сырья, необходимых для поддержания постоянно растущего жизненного уровня гигантского населения, которое составляет примерно одну пятую населения земного шара.

Чтобы решить эту задачу, Китай построил выгодные для себя сырьевые отношения и с соседними, и с удаленными странами, – со всеми, кто обладает ресурсами, в которых он нуждается для подпитывания роста. Во внешней политике Китай не может не исходить из основополагающего национального интереса – экономического выживания, и поэтому мы вправе охарактеризовать эту страну как сверхреалистичную, сверхпрагматичную державу. Отсюда стремление упрочить присутствие в различных частях Африки, где находятся большие запасы нефти и полезных ископаемых, обезопасить транспортные пути в Индийском океане и Южно-Китайском море, связывающие побережье страны с арабо-персидским миром, который столь богат углеводородным сырьем. По существу лишенный выбора в своих действиях на международной арене, Пекин не особенно заботится о том, с какими режимами ему приходится иметь дело; в партнерах ему нужна стабильность, а не добропорядочность, как ее понимает Запад. А поскольку некоторые из этих режимов – скажем, Иран, Мьянма (известная также как Бирма) и Судан, – погружены во мрак отсталости и авторитаризма, неустанный поиск поставщиков сырья, который Китай ведет по всему свету, порождает конфликты между ним и Соединенными Штатами с их миссионерской ориентацией. Существуют трения и с такими странами, как Индия и Россия, в чьи сферы влияния Пекин пытается проникнуть.

Разумеется, он никак не угрожает существованию этих государств. Вероятность войны между Китаем и США незначительна; китайская армия представляет для Соединенных Штатов лишь косвенную опасность. Речь здесь идет главным образом о вызове географического свойства – несмотря на принципиальные разногласия по вопросам внешнего долга, структуры товарообмена или глобального потепления. Зона китайского влияния, формирующаяся в Евразии и Африке, постоянно растет, причем не в том поверхностном, чисто количественном смысле, какой придавали этому понятию в XIX веке, а в более глубоком, отвечающем эпохе глобализации. Преследуя простую цель – надежно удовлетворить свои экономические потребности, Китай сдвигает политическое равновесие в сторону Восточного полушария, и это не может не затрагивать самым серьезным образом интересы Соединенных Штатов. Пользуясь удобным положением на карте мира, Китай распространяет и расширяет свое влияние везде и всюду – от Центральной Азии до Южно-Китайского моря, от российского Дальнего Востока до Индийского океана. Эта страна превращается в мощную континентальную державу, а политику таких государств, согласно знаменитому изречению Наполеона, нельзя отделить от их географии.

Пограничный болевой синдром

Синьцзян и Тибет – два наиболее значимых региона в пределах китайского государства, чьи жители смогли сохранить самобытность, устояв перед преимущественным положением китайской цивилизации. В известном смысле именно самобытный характер и той и другой области делает Китай похожим на империю. Кроме того, этническая напряженность в обоих регионах осложняет отношения Пекина с прилегающими к ним государствами.

«Синьцзян» означает «новое владение»; так называется китайский Туркестан, самая западная китайская провинция, в два раза превосходящая по площади Техас и отделенная от центральных районов страны пустыней Гоби. Хотя государственность Поднебесной в той или иной форме насчитывает тысячелетия, Синьцзян официально стал ее частью лишь в конце XIX века. С тех пор история этой провинции, как заметил еще в прошлом веке английский дипломат сэр Фицрой Маклин, «была исключительно неспокойной»; Синьцзян то и дело восставал и временами добивался полной независимости от Пекина. Так продолжалось вплоть до 1949 г., когда коммунистические войска Мао Цзэдуна вторглись в Синьцзян и силой присоединили провинцию. И тем не менее сравнительно недавно, в 1990 г., и в прошлом, 2009 г., ее тюркское население – уйгуры, потомки тюркских племен, правивших в VII–VIII вв. Монголией, – восставало против пекинского режима.

Уйгуров в Китае насчитывается лишь около восьми миллионов – менее одного процента от общей численности населения, однако в Синьцзяне их 45 %, почти половина. Основной этнос Китая, народность хань, населяет плодородные низменные регионы в центре страны и на побережье Тихого океана, тогда как засушливые плоскогорья на западе и юго-западе являются историческими местами обитания уйгурского и тибетского меньшинств. Подобное распределение населения остается источником постоянной напряженности, поскольку Пекин считает, что современное китайское государство должно осуществлять в горных районах жесткий и безраздельный контроль. Стремясь прочно привязать к себе обе области – вместе с запасами нефти, природного газа, медной и железной руды, которые находятся в их недрах, – Пекин на протяжении нескольких десятилетий целенаправленно переселял туда ханьцев из центральных областей. Кроме того, он усердно заигрывал с независимыми тюркскими республиками в Центральной Азии – отчасти для того, чтобы лишить мятежных синьцзянских уйгуров всякого потенциального тыла.

Налаживая связи с правительствами центральноазиатских республик, китайское руководство преследовало и другую цель – расширить зону своего влияния. Китай глубоко проник в Евразию уже сейчас, но этого все еще недостаточно для удовлетворения его потребности в природных ресурсах. Влияние Пекина в Центральной Азии символизируют два крупных трубопровода, строительство которых близится к завершению: один пролегает через Казахстан и предназначен для снабжения Синьцзяна нефтью, добываемой в Каспийском море; по другому, проходящему через Казахстан и Узбекистан, в Синьцзян будет поступать природный газ из Туркмении. Мало того: острая нужда в природных ресурсах заставляет Пекин пускаться в довольно рискованные предприятия. В истерзанном войной Афганистане он ведет разработку месторождения меди, находящегося к югу от Кабула, и давно присматривается к запасам железа, золота, урана и драгоценных камней (одни из последних в мире нетронутых залежей). Пекин рассчитывает проложить в Афганистане и в Пакистане дороги и трубопроводы, которые свяжут многообещающий центральноазиатский регион, где он утверждает свое господство, с портовыми городами на берегу Индийского океана. Так что в стратегическом плане географическое положение Китая только улучшится, если Соединенным Штатам удастся стабилизировать ситуацию в Афганистане.

Тибет, как и Синьцзян, играет принципиальную роль для государственного самосознания китайцев, и, подобно Синьцзяну, осложняет взаимоотношения Китая с другими государствами. Скалистое Тибетское нагорье, богатое железной и медной рудой, занимает колоссальное пространство. Именно поэтому Пекин испытывает все большую тревогу в связи с возможностью автономии Тибета, не говоря уже о полной его независимости, и с таким усердием строит шоссе и железные дороги, связывающие этот регион с другими частями страны. Если бы Тибет отделился, от Китая осталось бы лишь куцее охвостье; к тому же Индия в этом случае резко усилилась бы на субконтиненте за счет присоединения северной зоны (речь идет о спорных районах в принадлежащем Китаю Кашмире, а также об индийском штате Аруначал-Прадеш, которые по площади составляют почти 150 кв. км. – Ред.).

Индия с ее более чем миллиардным населением уже сейчас рассекает тупым клином зону китайского влияния в Азии. Это особенно хорошо видно на карте «Великого Китая», помещенной в книге Збигнева Бжезинского «Большая шахматная доска» (1997). В известной степени географическое положение Китая и Индии действительно обрекает их на соперничество: страны-соседи с гигантским населением, богатейшими и древнейшими культурами давно притязают на одни и те же территории (например, индийский штат Аруначал-Прадеш). Проблема Тибета только осложняет ситуацию. Индия предоставила убежище правительству далай-ламы, с 1957 г. находящемуся в изгнании. Даниель Твайнинг, старший научный сотрудник Германского фонда Маршалла, считает, что недавние инциденты на китайско-индийской границе «могут объясняться беспокойством Китая по поводу преемника далай-ламы». Ведь вполне вероятно, что следующий далай-лама окажется родом из тибетского культурного пояса, включающего северную Индию, Непал и Бутан, а значит, более склонным к проиндийской и, соответственно, антикитайской ориентации. Китаю и Индии предстоит сыграть между собой «по-крупному» не только в этих регионах, но также в Бангладеш и Шри-Ланке. Синьцзян и Тибет, как и раньше, остаются внутри официально признанных границ Китая, но, принимая во внимание натянутые отношения между китайским правительством и жителями обеих провинций, можно ожидать, что в будущем попытки Пекина распространить свое влияние за пределы ханьского этнического большинства встретят серьезное противодействие.

Ползучее влияние

Даже на тех отрезках границы, где Китаю ничто не угрожает, сама форма страны выглядит пугающе незавершенной, как если бы в этих местах были изъяты части некогда существовавшего Великого Китая. Северная граница Китая охватывает Монголию, громадную территорию, которая выглядит словно клок, выдранный из его «спины». Плотность населения Монголии – среди самых низких в мире, и близость городской китайской цивилизации представляет для нее несомненную демографическую угрозу. Завоевав некогда Внешнюю Монголию, чтобы получить доступ к более пригодным сельскохозяйственным землям, ныне Китай готов покорить ее вновь, но уже на современный лад – поставив себе на службу запасы нефти, угля, урана, а также роскошные пустующие пастбища. Поскольку неконтролируемая индустриализация и урбанизация превратила Китай в крупнейшего мирового потребителя алюминиевой, медной, свинцовой, никелевой, цинковой, оловянной и железной руды (его доля в мировом потреблении металлов за последнее десятилетие подскочила с 10 до 25 %), китайские горнорудные компании откровенно делают ставку на разработку богатых недр соседней страны. Взаимоотношения с Монголией лишний раз показывают, как широко простираются империалистические замыслы Пекина, – особенно если вспомнить, что ранее Китай уже поставил под контроль Тибет, Макао и Гонконг.

К северу от Монголии и трех северо-восточных китайских провинций лежит российский Дальний Восток – обширнейшая, в два раза превосходящая Европу по площади депрессивная область с крайне немногочисленным и постоянно убывающим населением. Русское государство окончательно включило в себя эти территории в XIX – начале XX века, когда Китай был крайне обессилен. В настоящее время он окреп, а власть российского правительства нигде так не слаба, как в этой восточной трети России. При этом совсем рядом с семимиллионным русским населением Дальнего Востока (к 2015 году его численность может сократиться до 4,5 млн), в трех приграничных провинциях Китая, проживает около 100 млн человек. По плотности они превосходят российский Дальний Восток в 62 раза. Китайские мигранты просачиваются в Россию, наводняя Читу к северу от монгольской границы, а также другие города региона. Доступ к ресурсам остается главной целью китайской внешней политики в любом регионе мира, и малонаселенный российский Дальний Восток, располагающий огромными запасами природного газа, нефти, строевого леса, алмазов и золота, не является исключением. «Москва с подозрением взирает на хлынувшие в этот регион потоки многочисленных китайских поселенцев, следом за которыми тянутся лесозаготовительные и горнорудные компании», – писал минувшим летом Дэвид Блэр, корреспондент лондонской Daily Telegraph.

Как и в случае с Монголией, никто не опасается, что китайская армия когда-нибудь завоюет или формально аннексирует российский Дальний Восток. Страх внушает другое: все более заметное ползучее демографическое и экономическое влияние Пекина в этом регионе (частью которого Китай кратковременно владел в эпоху правления династии Цин). В период холодной войны пограничные споры Китая и Советского Союза привели к тому, что в прилегающих районах Сибири были размещены мощные войсковые части, насчитывавшие сотни тысяч человек; временами напряженность на границе выливалась в прямые столкновения. В конце 1960-х периодические трения привели к разрыву отношений между КНР и СССР. Географический фактор и сейчас вполне способен стать причиной размолвки Китая и России, поскольку нынешний их союз носит чисто тактический характер. Это может быть выгодно Соединенным Штатам. В 1970-х гг. администрация президента Никсона оказалась в выигрыше в результате столкновения между Пекином и Москвой и положила начало новым отношениям с Китаем. В будущем, когда последний станет по-настоящему великой державой, Соединенные Штаты, по-видимому, могли бы заключить стратегический союз с Россией, чтобы уравновесить влияние Срединного царства.

Южные перспективы

Влияние Китая распространяется также на юго-восток. Здесь, в сравнительно слабых государствах Юго-Восточной Азии, строительство будущего Великого Китая встречает наименьшее сопротивление. Существует не так уж много серьезных географических преград, отделяющих Китай от Вьетнама, Лаоса, Таиланда и Мьянмы. Естественным центром сферы влияния, которая охватывает бассейн реки Меконг и связывает все страны Индокитая сетью наземных и водных транспортных путей, должен стать город Куньмин, находящийся в китайской провинции Юньнань.
Самая большая страна материковой части Юго-Восточной Азии – Мьянма. Если Пакистан, постоянно находящийся под угрозой распада, можно назвать азиатскими Балканами, то Мьянма скорее напоминает Бельгию начала XX века, так как над ней постоянно нависает угроза быть захваченной могущественными соседями. Подобно Монголии, российскому Дальнему Востоку и другим территориям, прилегающим к сухопутным границам Китая, Мьянма – слабое государство, весьма богатое природными ресурсами, в которых крайне нуждается Китай. Китай и Индия борются за право заняться модернизацией глубоководного порта Ситуэ на мьянманском побережье Индийского океана, причем обе страны питают надежду проложить в будущем газопровод к месторождениям на шельфе Бенгальского залива.

Если говорить о регионе в целом, то Пекин применяет здесь, в несколько обновленном виде, известный стратегический принцип «разделяй и властвуй». В прошлом он вел сепаратные переговоры с каждой страной – членом Ассоциации государств Юго-Восточной Азии (АСЕАН), но никогда не вступал в контакты с этим блоком как единым целым. Даже недавно вступившее в силу соглашение о зоне свободной торговли, которое он заключил со странами АСЕАН, показывает, как искусно Китай развивает выгодные для себя связи с южными соседями. Он использует эту организацию в качестве рынка сбыта дорогостоящих китайских товаров, покупая в странах АСЕАН дешевую сельскохозяйственную продукцию. Отсюда неизменное активное сальдо торгового баланса с китайской стороны, тогда как страны АСЕАН постепенно превращаются в свалку для промышленных товаров, произведенных дешевой рабочей силой в городах Китая.

Все это происходит на фоне утраты Таиландом прежнего значения регионального лидера и естественного противовеса Китаю. Еще в недавнем прошлом весьма сильное государство, Таиланд в последнее время испытывает серьезные внутриполитические затруднения. Тайская правящая фамилия с болезненным королем во главе уже не может, как прежде, выполнять стабилизирующую функцию, а тайская армия поражена фракционными раздорами. (Китай активно развивает двустороннее военное сотрудничество и с Таиландом, и с другими странами Юго-Восточной Азии, используя то обстоятельство, что США уделяют не слишком много внимания военно-стратегическому положению этого региона, так как им приходится тратить силы главным образом на операции в Афганистане и Ираке.) 

Две страны к югу от Таиланда – Малайзия и Сингапур – вовлечены в ответственный процесс перехода к демократической форме правления, между тем как их прежние лидеры, Махатхир Мохамад и Ли Куан Ю, – сильные личности, перестроившие свои государства, – сходят со сцены. В экономическом плане Малайзия все больше втягивается в сферу влияния Китая, несмотря на то, что живущие в ней этнические китайцы чувствуют постоянную угрозу со стороны мусульманского большинства. Что же касается Сингапура, населенного в основном этническими китайцами, то его правительство боится оказаться в вассальной зависимости от Поднебесной; в последние годы оно завязало тесные отношения с Тайванем и проводит с ним совместные военные учения. Ли Куан Ю открыто призвал Соединенные Штаты, как и прежде, участвовать в жизни региона, оказывая ему военную и дипломатическую поддержку. Положение Индонезии также противоречиво: с одной стороны, она нуждается в присутствии американского флота, чтобы чувствовать себя защищенной от возможной китайской угрозы, с другой – опасается, что в других странах исламского мира ее видимое союзничество с США может вызывать раздражение. 

Поскольку американское влияние в Юго-Восточной Азии миновало зенит и идет на убыль, а влияние Китая постоянно растет, государства региона все чаще объединяют усилия, чтобы противостоять стратегии «разделяй и властвуй», которую стремится реализовать Пекин. Так, например, Индонезия, Малайзия и Сингапур заключили союз для борьбы с морским пиратством. Чем больше эти государства будут уверены в собственных силах, тем меньшую опасность для них будет представлять дальнейшее укрепление Китая.

Ситуация в армии

Центральная Азия, Монголия, российский Дальний Восток и Юго-Восточная Азия – естественные зоны китайского влияния. Однако политические границы этих зон в будущем едва ли изменятся. Принципиально иной выглядит ситуация на Корейском полуострове: в этом месте карта Китая предстает в особенно урезанном виде, и здесь политические границы еще вполне могут сместиться.

Наглухо отгородившийся от мира северокорейский режим неустойчив в самой своей основе, и его крушение грозит затронуть весь регион. Как бы «свисая» с Маньчжурии, Корейский полуостров занимает положение, которое позволяет полностью контролировать морские торговые пути, ведущие в северо-восточный Китай. Разумеется, никто всерьез не думает, что Китай аннексирует какую-либо часть полуострова, но нет сомнений в том, что его по-прежнему раздражает, когда другие страны слишком явно осуществляют свой суверенитет в этом регионе, особенно на севере. И хотя Пекин поддерживает сталинистский режим Северной Кореи, он явно вынашивает в отношении Корейского полуострова определенные планы на будущее – по завершении царствования Ким Чен Ира. Похоже, сразу после этого китайцы намерены отправить обратно тысячи перебежчиков из КНДР, нашедших пристанище в Китае, и создать с их помощью благоприятную политическую основу для постепенного экономического овладения регионом в бассейне реки Тумыньцзян (Туманная). Там соседствуют три страны – Китай, Северная Корея и Россия, и существуют благоприятные условия для развития морской торговли с Японией, а через нее – с Тихоокеанским регионом в целом.

Это одна из причин, по которой Пекин хотел бы создать на месте теперешней Северной Кореи государство пусть и авторитарного типа, но гораздо более модернизированное. Именно такое государство могло бы стать буфером между Китаем и динамичной южнокорейской демократией, опирающейся на средний класс. Впрочем, возможное объединение Корейского полуострова также может оказаться выгодным для КНР. После воссоединения Корея скорее всего будет националистическим образованием, в известной степени враждебным и по отношению к Китаю, и к Японии – странам, в прошлом пытавшимся ее оккупировать. Но корейская неприязнь к Японии значительно сильнее, нежели к Китаю. (Япония оккупировала полуостров с 1910 по 1945 г., и Сеул и Токио продолжают вести спор о статусе островков Токдо/Такешима.) Экономические отношения нового государства с Китаем наверняка окажутся более прочными, чем с Японией: объединенная страна будет в большей или меньшей степени находиться под контролем Сеула, а Китай уже сейчас самый крупный торговый партнер Южной Кореи. Важно, наконец, и то, что объединенная Корея, отчасти тяготеющая к Пекину и, напротив, не приемлющая Японию, не будет видеть смысла в том, чтобы и дальше сохранять на своей территории американские войска. Иными словами, нетрудно представить себе будущее Кореи в составе Великого Китая и то время, когда военное присутствие США в Северо-Восточной Азии начнет сокращаться.

Как показывает пример Корейского полуострова, на сухопутных границах китайцы вправе ожидать скорее благоприятное, чем опасное для себя развитие событий. Еще Макиндер полагал, что Китай сможет со временем стать великой сухопутной и морской державой, которая как минимум затмит Россию в Евразии. ПолитологДжон Миршеймер писал в своей книге «Трагедия великодержавной политики», что «самыми опасными государствами в системе международных отношений являются континентальные державы с большими армиями». И по мере того как Китай приближается к статусу континентальной державы, возникают все основания опасаться его влияния. Однако КНР лишь отчасти отвечает определению Миршеймера: ее вооруженные силы, насчитывающие 1,6 млн человек, – крупнейшие в мире, но в ближайшие годы Пекину не под силу создать современные экспедиционные войска. Народно-освободительная армия Китая (НОАК) проявила себя во время землетрясения в Сычуани в 2008 г., недавних этнических беспорядков в Тибете и Синьцзяне, пекинской олимпиады 2008 г., проведение которой требовало особых мер безопасности. Однако, как заметил Абрахам Денмарк, сотрудник Центра разработки новой стратегии национальной безопасности США, это доказывает лишь способность НОАК перебрасывать войска из одной части материкового Китая в другую. Но вовсе не говорит о том, что она в состоянии перемещать тяжелое вооружение и ресурсы, необходимые для развертывания войсковых частей в ходе масштабных военных операций. Впрочем, даже если такая возможность появится, это, по-видимому, мало что изменит: маловероятно, что подразделения НОАК будут пересекать границы Китая по каким-либо иным причинам, нежели серьезный политический просчет (если, например, дело дойдет до новой войны с Индией) или необходимость заполнить внезапно возникшие пустоты на карте (если рухнет северокорейский режим). Но Китай и без того вполне способен заполнить возможные области силового вакуума вблизи любого участка своих протяженных границ с помощью такого оружия, как демографическое и экономическое давление: у него попросту нет нужды опираться при этом на экспедиционные войска.

Беспрецедентная мощь Китая на суше отчасти объясняется успехами китайских дипломатов, которые в последние годы приложили немало стараний, чтобы урегулировать многочисленные пограничные споры с республиками Центральной Азии, Россией и другими соседями (Индия в этом ряду является бросающимся в глаза исключением). Значение этой перемены трудно переоценить. Отныне границы Маньчжурии не испытывают колоссального военного давления извне, а ведь в годы холодной войны из-за этой постоянной угрозы Мао Цзэдун был вынужден расходовать львиную долю оборонного бюджета на сухопутные войска и пренебрегать военно-морскими силами. Великая Китайская стена лучше всего свидетельствует о том, что, начиная с глубокой древности и по наши дни, Китай неизменно тревожила угроза внешней агрессии на суше. Теперь он может вздохнуть свободно.

Обретение возможности стать морской державой

Благодаря сложившейся ситуации на суше Китай может в спокойной обстановке заняться укреплением своего флота. В то время как для прибрежных городов-государств или островных стран стремление наращивать военно-морскую мощь представляется чем-то самоочевидным, для держав, которые подобно Китаю на протяжении всей своей истории были замкнуты в пределах материка, это выглядит роскошью. В данном случае, однако, подобное состояние легко достижимо, поскольку береговая линия, которой природа наделила Поднебесную, не уступает по своим качествам ее внутренним областям. Китай занимает господствующее положение на тихоокеанском побережье Восточной Азии в зоне умеренного и тропического климата, а южная граница страны находится в непосредственной близости к Индийскому океану, и в будущем ее можно связать с побережьем сетью дорог и трубопроводов. В XXI веке Пекин будет проецировать вовне «жесткую силу» прежде всего с помощью своего военно-морского флота.

Нельзя не отметить, что на море Китай сталкивается с гораздо более враждебным окружением, чем на суше. Проблемной зоной для китайского флота является так называемая «первая островная гряда»: Корейский полуостров, Курильские острова, Япония (включая острова Рюкю), Тайвань, Филиппины, Индонезия и Австралия. Любое звено в этой цепи, за исключением Австралии, в будущем может стать горячей точкой. Китай уже сейчас вовлечен в споры о принадлежности различных участков дна Восточно-Китайского и Южно-Китайского морей, богатых энергоносителями: с Японией предметом дискуссии являются острова Дяоюйтай/Сэнкаку, с Филиппинами и Вьетнамом – острова Спратли. Подобные распри помогают Пекину подогревать националистические настроения внутри страны, но китайским военно-морским планировщикам от этого не легче: положение дел на театре потенциального противоборства представляется им крайне безрадостным. 

Первая островная гряда, по мнению сотрудников Колледжа ВМФ США Джеймса Холмса и Тоши Йошихары, представляет собой нечто вроде «Великой Китайской стены, развернутой против Китая». Это эффективно организованный оборонительный рубеж, выстроенный союзниками Соединенных Штатов наподобие сторожевых вышек, позволяющих наблюдать за Китаем и, если понадобится, воспрепятствовать его проникновению в воды Тихого океана. Реакция Пекина на своеобразную блокаду временами была агрессивной. Морская мощь обычно не проявляется столь жестко, как сухопутная: как таковые корабли не могут занимать большие пространства и предназначены для проведения операций, которые, вообще говоря, сами по себе более важны, чем морские сражения, а именно для обороны торговых путей. 

Казалось бы, можно было ожидать, что Китай станет не менее снисходительной державой, чем великие морские нации прошлого – Венеция, Великобритания и Соединенные Штаты, – и будет, как они, заботиться в первую очередь о сохранении мира на морях, что предполагает среди прочего и свободу торговли. Однако он не столь уверен в себе. По-прежнему сознавая свою неполную защищенность на море, Пекин задействует по отношению к Мировому океану чисто территориальный подход. Сами по себе понятия «первая островная гряда» и «вторая островная гряда» (последняя включает остров Гуам, принадлежащий США, и Северные Марианские острова) подразумевают, что в глазах китайцев эти архипелаги представляют собой не что иное, как отроги материкового Китая. Глядя на прилегающие к их стране моря сквозь призму мышления в терминах «игры с нулевой суммой», китайские адмиралы выступают наследниками агрессивной философии американского военно-морского стратега начала XX века, Альфреда Тайера Мэхэна, который отстаивал концепции «контроля над морями» и «решающего сражения». Однако в настоящее время они не располагают достаточно мощным флотом для решения своих задач, и это расхождение между обширными притязаниями и реальными возможностями привело в последние несколько лет к ряду нелепых инцидентов. 

В октябре 2006 г. китайская подводная лодка вела слежение за американским авианосцем Kitty Hawk, после чего всплыла на поверхность вблизи от него, на расстоянии торпедного выстрела. В ноябре 2007 г. китайцы не разрешили Kitty Hawk и его ударной группе, искавшей укрытия от надвигавшегося шторма, войти в гонконгскую гавань Виктория. (В 2010 г. Kitty Hawk все же нанес визит в Гонконг.) В марте 2009 г. группа кораблей НОАК помешала работе американского судна дальнего гидроакустического наблюдения Impeccable, когда оно открыто проводило операции за пределами 12-мильной территориальной зоны КНР в Южно-Китайском море. Китайцы преградили путь американскому кораблю и совершали угрожающие маневры, как если бы намеревались его таранить. Все это говорит не столько о серьезной силе, сколько о недостаточной развитости китайского флота, которую пока не удалось преодолеть.

О твердом желании Китая обеспечить свои позиции на море свидетельствуют и крупные приобретения последних лет. Пекин стремится использовать не реализованные до сих пор асимметричные возможности, чтобы перекрыть американскому флоту доступ в Южно-Китайское море и в китайские прибрежные воды. Китай модернизировал свои эсминцы и намерен обзавестись одним-двумя авианосцами, но действует точечно и не склонен скупать военные суда без особого разбора. Он предпочел сосредоточить усилия на строительстве дизельных, атомных и ракетных подводных лодок нового типа. Как считают Сет Кропси, бывший помощник заместителя министра военно-морских сил США, и Рональд О’Рурк, сотрудник Исследовательской службы Конгресса США, Китай способен в течение 15 лет создать флот подводных лодок, который превзойдет американский аналог, насчитывающий в настоящее время 75 боеготовных подводных лодок. Более того, китайские военно-морские силы, по словам Кропси, намереваются ввести в действие систему наведения противокорабельных баллистических ракет, используя в ней загоризонтные радиолокаторы, космические спутники, донные гидролокационные сети и оборудование для компьютерных войн. В сочетании с формирующимся подводным флотом такая система в будущем должна помешать беспрепятственному доступу военно-морских сил США в наиболее значимые области Тихого океана.

Пытаясь установить контроль над прибрежной зоной в Тайваньском проливе и Восточно-Китайском море, Пекин также совершенствует группу морских тральщиков, покупает у России истребители четвертого поколения и развернул вдоль побережья около полутора тысяч российских ракет класса «земля-воздух». Даже вводя в действие систему подземных оптико-волоконных кабелей далеко на западе страны, вне пределов досягаемости морских ракет потенциального противника, китайцы исходят из агрессивной стратегии, предполагающей поражение символов американской мощи – авианосцев.

Разумеется, в обозримом будущем Китай не собирается атаковать американские авианосцы, и он по-прежнему крайне далек от того, чтобы бросить Соединенным Штатам прямой военный вызов. Однако налицо стремление нарастить на своих берегах необходимый потенциал устрашения, чтобы американцы не смели вводить свои корабли, когда и где им того захочется, в пространство между первой островной грядой и китайским побережьем. Поскольку способность влиять на поведение противника составляет самую суть любой державы, эта стратегия лишний раз доказывает, что планы строительства Великого Китая реализуются не только на суше, но и на море. 

На очереди – Тайвань

Для создания Великого Китая особенно важно будущее Тайваня. Тайваньская проблема часто обсуждается в терминах нравственности: Пекин настаивает на необходимости восстановить целостность национального наследия и объединить Китай ради блага всех этнических китайцев; Вашингтон печется о сохранении образцовой демократии, какой является Тайвань. Однако подлинную проблему следует искать в другом. Как говорил американский генерал Дуглас Макартур, Тайвань – это «непотопляемый авианосец», занимающий позицию ровно посередине береговой линии Китая. Именно отсюда, по мнению военно-морских планировщиков Холмса и Йошихары, такая держава как США может «проецировать силу» в сторону китайского побережья и прилегающих к нему районов. Если Тайвань вернется в лоно материкового Китая, то китайский флот не только внезапно окажется в стратегически выгодной позиции по отношению к первой островной гряде, но и будет в состоянии свободно, в беспрецедентных масштабах, проецировать свою мощь за пределы этой гряды. Очень часто, говоря о будущем мировом порядке, употребляют слово «многополярный», – но только слияние Тайваня с материковым Китаем ознаменовало бы возникновение в Восточной Азии действительно многополярной военной ситуации.

Согласно результатам исследования, проведенного в 2009 г. RAND Corporation, к 2020 г. Соединенные Штаты не смогут, как раньше, защитить Тайвань в случае нападения Китая. Китайцы, говорится в отчете, к этому времени будут в состоянии нанести США поражение в возможной войне в Тайваньском проливе, даже если американцы будут иметь в своем распоряжении истребители пятого поколения F-22, две авианосных ударных группы и сохранят доступ к авиабазе Кадена на японском острове Окинава. В отчете делается акцент на боях в воздухе. Здесь же указывается, что китайцы по-прежнему будут стоять перед необходимостью высаживать на острове многотысячный пехотный десант, а их транспортные суда останутся уязвимыми для американских подлодок. Освещая ситуацию с разных сторон, отчет, однако, не может скрыть тревожной тенденции. Китай отделяют от Тайваня всего-навсего сто миль, тогда как Соединенным Штатам придется доставлять свои войска с другого конца планеты, причем действовать в условиях более ограниченного доступа к иностранным базам, чем в период холодной войны. Стратегия создания препятствий на пути перемещения американских военных кораблей в определенных морских зонах не просто преследует цель держать их подальше от китайских берегов, но и в особенности направлена на то, чтобы упрочить доминирующее положение Китая в акватории Тайваня.

Пекин делает все, чтобы взять Тайвань в тесное кольцо не только в военном, но и в экономическом и социальном плане. Примерно 30 % тайваньского экспорта приходятся на Китай. Еженедельно между Тайванем и материковым Китаем совершается 270 коммерческих авиарейсов. В последние пять лет две трети тайваньских компаний осуществили инвестиции в китайскую экономику. Ежегодно остров посещают около полумиллиона туристов с материка, а 750 тысяч тайваньцев проживают в Китае, проводя там каждый год по шесть месяцев. Углубляющаяся интеграция выглядит весьма привлекательно, но вот чем этот процесс разрешится, пока сказать трудно. Так или иначе, его исход будет иметь ключевое значение для политики великих держав в этом регионе. Если Соединенные Штаты попросту отдадут Тайвань Пекину, то Япония, Южная Корея, Филиппины, Австралия и другие американские союзники в Тихоокеанском регионе, а также Индия и даже некоторые африканские государства начнут сомневаться в прочности обязательств, которые берет на себя Вашингтон. Это может побудить некоторые страны к сближению со Срединным царством, и тогда формирующийся Великий Китай охватит едва ли не все Восточное полушарие.

В этом заключается одна из причин, по которым Вашингтон и Тайбэй должны искать асимметричные ответы на военную угрозу со стороны Пекина. Им следует стремиться не к тому, чтобы нанести Пекину поражение в возможной войне в Тайваньском проливе, а к тому, чтобы тот ясно осознал: подобная война обойдется для него недопустимо дорого. Если эта цель будет достигнута, американцам удастся сохранять функциональную независимость Тайваня до тех пор, пока Китай не станет более либеральным обществом, – тем самым они смогут сохранить и доверие союзников. В этом смысле действия администрации Обамы, заявившей в начале 2010 г. о намерении продать Тайваню вооружений на общую сумму 6,4 млрд долларов, имеют принципиальное значение для политики США в отношении Китая и, шире, всей Евразии. Кстати, нельзя сказать, что трансформация Китая изнутри – несбыточная мечта: миллионы туристов, прибывающих на Тайвань с материка, видят тамошние оживленные политические ток-шоу и крамольные заголовки в книжных магазинах, и это наверняка оказывает на них влияние. Тем не менее, хотя это звучит несколько парадоксально, демократический Китай может оказаться еще более динамичной великой державой в экономическом и, как следствие, в военном плане, чем Китай репрессивный.

Концентрируя военно-морские силы на тайваньском направлении, Пекин не забывает укреплять присутствие своего флота и в Южно-Китайском море, которое служит для него воротами в Индийский океан и обеспечивает доступ к мировым путям транспортировки энергоносителей. На этом направлении основные проблемы создают пираты, радикальные исламисты и крепнущий морской флот Индии, в том числе и вблизи труднодоступных морских зон, через которые вынуждены проходить китайские нефтяные танкеры и торговые суда. В геостратегическом плане Южно-Китайское море, как говорят многие, может стать «вторым Персидским заливом». Еще в первой половине XX века Николас Спайкмен, специалист по геополитике, заметил, что на протяжении всей истории государства желавшие утвердить свой контроль над прилегающими морями втягивались в «периферическую наземную и морскую экспансию». Греция стремилась подчинить Эгейское море, Соединенные Штаты – Карибское, и вот теперь Китай – Южно-Китайское. Спайкмен называл Карибское море «Средиземным морем Америки», чтобы подчеркнуть его значение для Соединенных Штатов. Южно-Китайское море в ближайшие десятилетия может стать «Средиземным морем Азии» и подлинным средоточием политической географии.

Высоколиквидные угрозы

Впрочем, попытки Китая проецировать силу в «Средиземное море Азии» противоречивы по самой своей сути. С одной стороны, Китай вроде бы полон решимости максимально осложнить доступ американских судов в прибрежные моря. С другой, он по-прежнему не способен защитить свои морские коммуникации, что, вообще говоря, делает любое нападение на американский военный корабль бессмысленным, поскольку в этом случае флот США может попросту отрезать Китай от поставок энергоносителей, перекрыв для китайских судов выход в Тихий и в Индийский океаны. Зачем же планировать что-то, если в действительности не собираешься осуществить намеченное? Как считает советник по вопросам обороны Жаклин Ньюмайер, Пекин хочет добиться «столь благоприятного соотношения сил», что «на деле ему и не придется прибегать к оружию для защиты своих интересов». Недаром он устраивает выставки новых видов оружия, строит портовые сооружения и оборудует станции подслушивания в Тихом и Индийском океане, предоставляет военную помощь приморским государствам, находящимся между китайской территорией и Индийским океаном. Все эти ходы делаются открыто и являются сознательной демонстрацией силы. Китайцы не столько ввязываются в непосредственную схватку с Соединенными Штатами, сколько стремятся повлиять на поведение американцев таким образом, чтобы избежать возможной конфронтации. 

Вместе с тем активность Китая на море обнаруживает и более грозные аспекты. В самом центре Южно-Китайского моря, на южной оконечности острова Хайнань, китайцы строят мощную морскую базу с подземными доками, позволяющими разместить до 20 атомных и дизельных подводных лодок. Они как бы реализуют на практике доктрину Монро, утверждая свое господство над близлежащими международными водами. В настоящее время и в обозримом будущем у Китая едва ли появится намерение затеять войну с Америкой, но позже мотивации могут измениться. Лучше заранее оценить возможные варианты.

Ситуация на границах Евразии выглядит сейчас гораздо более сложной, чем в первые годы после Второй мировой войны. По мере того как американская гегемония пойдет на убыль, мощь военно-морских сил США будет уменьшаться или оставаться прежней, а экономическое и военное могущество Китая – крепнуть, расклад сил в Азии начнет все заметнее приобретать многополярный характер. Соединенные Штаты поставляют Тайваню 114 противовоздушных ракет Patriot и десятки ультрасовременных систем военной связи. Китай строит подземные доки для подлодок на острове Хайнань и запасается противокорабельными ракетными установками. Продолжают модернизацию своего флота Япония и Южная Корея. Мощные военно-морские силы создает Индия. Каждое из государств стремится сдвинуть равновесие сил в свою сторону.

Именно поэтому отказ государственного секретаря США Хиллари Клинтон от политики равновесия сил, будто бы являющейся реликтом прошлого, представляется либо актом лицемерия, либо заблуждением. В Азии продолжается гонка вооружений, и Соединенные Штаты неизбежно столкнутся с суровой реальностью, как только существенно сократят свои войска в Афганистане и Ираке. Притом что ни одно из азиатских государств не имеет побудительных причин для войны, с течением времени и по мере накапливания сухопутных и морских вооружений в регионе (даже если говорить только о Китае и Индии) риск неверной оценки соотношения сил будет возрастать. Из-за напряженности на суше грозит усилиться и напряженность на море: зоны силового вакуума, в которые сейчас проникает Китай, станут через некоторое время яблоком раздора в его отношениях с соседними странами – как минимум с Индией и Россией. Некогда пустые пространства заполнятся множеством людей, дорог, трубопроводов, кораблей и ракетных установок. Политолог из Йельского университета Пол Брэкен в 1999 г. предупреждал, что Азия становится обособленным географическим регионом и что на нее надвигается кризис «жизненного пространства». С тех пор этот процесс только усугублялся.

Так как же Соединенным Штатам сохранять стабильность в Азии, защищать в этой части света своих союзников и препятствовать возникновению Великого Китая, избегая в то же время открытого конфликта с Пекином? Перевес, который они имеют на море, рискует оказаться недостаточным. Как сказал мне в начале этого года один высокопоставленный индийский чиновник, основные союзники США в Азии (Индия, Япония, Сингапур и Южная Корея) хотят, чтобы американский флот и авиация координировали свои действия с вооруженными силами этих стран. Именно так Соединенные Штаты и в будущем останутся неизымаемой частью азиатского военного ландшафта на суше и на море, а не превратятся в абстрактную угрозу, таящуюся где-то в отдалении. Между пререканиями с американским правительством по поводу прав на размещение военных баз, которые недавно затеяла Япония, и желанием полностью удалить войска США из региона лежит дистанция огромного размера.

Один из планов, циркулирующих в Пентагоне, предполагает, что Соединенные Штаты способны «противостоять китайской стратегической мощи… без прямой военной конфронтации», опираясь на военный флот, насчитывающий 250 кораблей (а не 280, как было раньше), и на урезанный на 15 % оборонный бюджет. Этот план, составленный полковником ВМФ в отставке Пэтом Гарретом, весьма интересен, поскольку включает в евразийское уравнение такую стратегическую величину, как Океания. В самом деле, Гуам, Каролинские, Маршалловы, Северные Марианские и Соломоновы острова являются либо американскими территориями, либо республиками, имеющими военные соглашения с США, либо независимыми государствами, которые, вероятно, будут готовы заключить подобные соглашения. Значение Океании будет расти, поскольку она находится, с одной стороны, сравнительно близко к Восточной Азии, а с другой – вне той зоны, из которой Китай хотел бы вытеснить американский флот. От Гуама всего четыре часа лета до Северной Кореи и два дня плавания до Тайваня. Держать базы в Океании для Соединенных Штатов удобнее, чем, как это было и остается, сохранять воинские части в Японии, Южной Корее и на Филиппинах. 

Авиабаза Андерсен на Гуаме уже сейчас играет роль господствующей высоты, с которой Соединенные Штаты могут проецировать «жесткую силу» в любом направлении. Это самая мощная стратегическая авиабаза США в мире, обеспечивающая скоростную заправку самолетов; здесь хранится сто тысяч авиаснарядов и 66 млн галлонов авиационного топлива. Взлетные полосы базы заполнены длинными рядами транспортных самолетов C-17 Globemaster и истребителями F/A-18 Hornet. Кроме того, на Гуаме размещена эскадра американских подводных лодок; здешняя военно-морская база в настоящее время расширяется. Гуам и соседние Северные Марианские острова находятся на почти равном расстоянии от Японии и Малаккского пролива. А юго-западная оконечность Океании, выглядывающая из-под Индонезийского архипелага, – группки принадлежащих Австралии островов Ашмор и Картье и близлежащий западный берег самой Австралии (от Дарвина до Перта), – держит под прицелом Индийский океан. Таким образом, согласно плану Гаррета, флот и авиация США способны использовать географические преимущества Океании, чтобы поддерживать «региональную боеготовность» (regional presense in being), локализуемую «непосредственно за горизонтом» Великого Китая (в его неофициальных границах) и той акватории, где проходят основные евразийские морские пути. (Понятие «региональная боеготовность» – отголосок известного выражения «флот в боевой готовности», fleet in being, сто лет назад его предложил английский военно-морской историк сэр Джулиан Корбетт. Подразумевались стоящие в различных портах корабли, способные при необходимости быстро объединяться в мощную армаду. Словосочетание «непосредственно за горизонтом» отражает и равновесие сил на море, которое США будут поддерживать самостоятельно, и американское участие в концерте азиатских держав).

Укрепляя присутствие американского флота и авиации в Океании, США могли бы реализовать компромиссный подход: не сопротивляться возникновению Великого Китая любой ценой и одновременно не соглашаться пассивно с возможным переходом первой островной гряды под контроль китайского флота. Такой подход заставил бы Китай заплатить высокую цену в случае любой военной авантюры против Тайваня. Кроме всего прочего, это позволило бы Соединенным Штатам постепенно сворачивать свое непосредственное присутствие в акватории первой островной гряды (так называемое наследие военных баз), но вместе с тем сохранять возможность воздушного и морского патрулирования в этом регионе.
План Гаррета предусматривает также резкое усиление активности американского военно-морского флота в Индийском океане. Впрочем, Гаррет не предлагает расширять существующие здесь военные базы; он рассчитывает опираться на уже имеющийся костяк таких баз на Андаманских островах, Коморах, Мальдивах, Маврикии, Реюньоне и Сейшелах (некоторые из них прямо или косвенно управляются Францией и Индией), а также на военные соглашения с Брунеем, Малайзией и Сингапуром. Это обеспечило бы свободу мореплавания и беспрепятственное движение потоков энергоносителей во всей Евразии. Кроме того, такой план, не настаивая более на важности существующих американских баз в Японии и Южной Корее и в то же время разнообразя сферу присутствия США в Океании, положил бы конец основным базам, представляющим собой удобную цель для поражения. 

Железная хватка, которой Соединенные Штаты до сих пор держали первую островную гряду, в любом случае начинает ослабевать под давлением новых обстоятельств. Местное население стало менее терпимо к присутствию иностранных баз на своей территории. А укрепление Китая делает его одновременно и отталкивающим, и привлекательным. Подобное смешанное чувство способно осложнить двусторонние отношения Вашингтона с тихоокеанскими союзниками. Все дело лишь в том, когда это произойдет. Теперешний кризис в американо-японских отношениях – возникший из-за того, что неопытное правительство Хатоямы хочет переписать соглашения о двустороннем сотрудничестве в свою пользу и вдобавок говорит о желании углублять связи с Китаем, – мог случиться и несколькими годами раньше. (Премьер-министр Хатояма ушел в отставку в июне 2010 г. из-за кризиса, связанного с неспособностью кабинета выполнить обещание о выводе американской базы с Окинавы. – Ред.) Все еще сохраняющаяся ситуация абсолютного превосходства Соединенных Штатов в Тихом океане есть не что иное, как анахронизм, унаследованный от Второй мировой войны, отголосок того краха, который пережили в результате глобального конфликта Китай, Япония и Филиппины. Не может бесконечно сохраняться и американское присутствие на Корейском полуострове – побочный продукт другой войны, закончившейся более полувека назад.

Центральная Азия, Индийский океан, Юго-Восточная Азия, западная часть Тихого океана – таковы обширные регионы, которые рискуют оказаться под политическим, экономическим и военным контролем возникающего у нас на глазах Великого Китая. Однако вдоль границ этого громадного царства будет курсировать американский флот, дислоцированный, как можно ожидать, по большей части в Океании и тесно сотрудничающий с военно-морскими силами Индии, Японии и других демократических государств. А со временем, когда возрастет доверие Китая к внешнему миру, а его военная доктрина уже не будет опираться на сугубо территориальный подход, китайский флот и сам сможет влиться в этот широкий региональный альянс морских держав.

Пока же стоит отметить, что с исключительно военной точки зрения, как указал в 1999 г. политолог Роберт Росс, отношения между Соединенными Штатами и Китаем останутся более стабильными, чем были в свое время отношения между США и Советским Союзом. Причина этого – географические особенности Восточной Азии. В период холодной войны одного только американского подводного флота было недостаточно, чтобы устрашать Советский Союз, – для этого требовалось держать многочисленные сухопутные войска в Европе. Но размещения подобных сил вдоль пределов Евразии никогда не понадобится: как бы сильно ни сокращалось присутствие сухопутных войск у границ Великого Китая, американский флот и в будущем останется сильнее китайского.

Так или иначе, в ближайшие годы сам факт укрепления экономической и военной мощи Китая усугубит напряженность в американо-китайских отношениях. Перефразируя Миршеймера, можно сказать, что Соединенные Штаты, гегемон Западного полушария, приложат все возможные усилия, чтобы помешать Китаю сделаться гегемоном большей части полушария Восточного. И не исключено, что это станет самой потрясающей драмой нашей эпохи.

26-08-2010 11-58

Роберт Каплан – старший научный сотрудник Центра разработки новой стратегии национальной безопасности США, корреспондент журнала The Atlantic.

Статья опубликована в журнале Foreign Affairs, № 3 (май – июнь) за 2010 г.

Россия в глобальной политике