В начале центральной улицы я встретил трех молодых людей. В руках у одного из них была бутылка Портвейна, которая шла по кругу. Они посмотрели на мое лицо с садиной и, видно почувствовав что-то знакомое, протянули бутылку со словами: «Будишь»?
- Буду.
Я отхлебнул. Парни продолжали беседу между собой: «Вова, ну как тебе наш город, как центральная улица, а какие красивые бабы?». Рядом вились несколько девиц нетяжелого поведения, с низкой социальной ответственностью. Их могучим ураганом притянуло к Вове и его спутникам.
Вова отхлебнул еще Портвейна и выдал:
Один станок - это просто станок,
Сто станков – мастерская.
Одна бл..ь - это просто бл…ь,
Сто бл…ей – Сумская…
- Боже мой, Владимир Владимирович, не узнал, вот так встреча. Вы, конечно, меня не знаете, я буду жить позже. Однако и в то время Вас будут любить и цитировать, - все трое с удивлением посмотрели на меня.
- Как это удивительно, а ведь на этом месте через неполных сто лет родится еще один, наверное, не менее известный экспромт про вашего полного тёзку. Хоть экспромт и не отличается художественной красотой, но уж на злобу дня точно,- поэт заинтересовался и внимательно посмотрел на меня. В этот момент на улице появилась длинная колонна футбольных болельщиков с горнами и барабанами: На всю улицу грянуло: «Путин - х..ло. Лала-лала-лала». И еще раз: «Путин – х..ло. Лала-лала-лала ...»
- Ух, ты что это? - видение исчезло также неожиданно, как и появилось. Молодые люди стояли, открывши рты.
- Кто эти люди, они явно смелые и бесшабашные. Они мне нравятся! - проговорил «Вова и тут же добавил: "А как это у тебя получилось, эти барабаны, люди странные, песня - наваждение какое-то"?
- Это возможно, когда совмещаешь внешний мир с внутренним. Во внутреннем мире, в воспоминаниях нет потока времени, там можно переставлять события как вздумается, как будто вспоминаешь. Да и вино у вас неплохое, - сказал я, чтобы отвлечь внимание.
Оновлено соціальні норми споживання газу: що тепер мають знати споживачі
Війни, гонка ШІ та енергетичний перехід: Даніель Єргін про вічні рушійні сили геополітики
Залужний сказав, коли Росія вдарить із новою силою
Ціни на пальне знову злетять: названо причини та терміни подорожчання
- Да вино хорошее, - сказал Вова протяжно, явно думая о чем-то другом и тут же выдал, посмотрев вдаль, - А кто такой Путин, почему эти люди так кричали?
-Эти люди – это поклонники популярной игры футбол, который только зарождается в ваше время.
- А я слышал про эту затею. Видел, как возле паровозного завода мужики носятся за мячом, - сказал один из парней.
- Да, это Металлист, ну то есть, то с чего все начиналось. А эти люди, на улице, хоть и простые, но когда собираются вместе они сила и это рождает в них смелость. А те, возле паровозного завода это их деды и прадеды.
-А Путин – это кто? - повторил поэт.
-Путин, - я задумался, - как объяснить? А, вы знаете кто такой Сталин?
- Да. Естественно.
- Так вот Путин – это то же самое, что и Сталин, только через 73 года, его отражение в истории, как волна на воде.
- Да, это действительно смелые люди, у нас ни кто бы не осмелился назвать Сталина х…лом. Ну, если честно, я слышал от самых отчаянных: «Усатый», «Таракан», но это только среди партийцев и очень, очень пьяных.
- Вы, пока, не представляете кто такой Сталин, да и я не представляю в полной мере, только по книгам и рассказам. Ну, конечно, знаю, что произойдет.
- Почему Вы так говорите? Что такого он совершит? Что мы не представляем?
- Да ладно не стоит волноваться, - я отхлебнул Портвейна.
- Не буду рассказывать подробности, скажу только, что повторится у нас, то что происходило у вас:
-В настоящее для меня время, в Украине, России и странах бывшего СССР происходят события того же порядка, что и в начале ХХ века, с промежутком 73, плюс-минус 2 года.
- В Украине? Странах СССР?
- Да, Украина станет независимой и выйдет из СССР. СССР распадется, также как пала Российская империя, через 74 года после Октябрьской революции или переворота. И через 74 года будет принято говорить в Украине, а не на Украине, но это не суть важно для будущего.
-Как распадется? Это сумасшедший. Я слышал ходит тут один, такую "херню" несет, на голову не натянешь, - возмутился один из парней, - по нему Сабурка плачет.
- Та не, того уже забрали, я его знаю – то Саша извозчик, а этот какой-то новенький и одет как иностранец. Это шпион или агент. Точно агент! - вставил один из друзей Маяковского, по имени Коля.
- Так тихо! - прервал их Маяковский, - может он и сумасшедший, но людей с барабанами мы видели, он же как-то их нам показал! С этими словами он посмотрел вокруг, достал из внутреннего кармана плаща еще одну бутылку Портвейна, протянул руку и сказал: «Володя». Мы познакомились.
-Пойдем, дружище, ты нам расскажешь еще про будущее и показал на лавочку, - может ты и не в себе, но не в себе как-то удачно. Девушки к тому времени стали расходиться, посчитав предмет нашего разговора не интересным, а парней скучными. Осталась одна, стоявшая рядом с Володей, явно желая прижаться и положить ему руку на грудь.
Мы отошли и уселись под деревьями на площади, Маяковский спросил: «А, как там, в будущем, людям то будет лучше?»
-Та примерно также. В быту лучше, многое будет не под запретом, как сейчас у вас. Самое главное свободнее люди будут, нельзя сказать, что лучше, но свободнее.
- Да я заметил, по этим с барабанами. Ну, а что лучше будет?
- Да, в общем, мало. Много всяких чудес технических будет, тут без сомнения, а людей как загоняли как скот, так и загоняют, методы только более изощренные, но все же больше боятся они нас, обманывают…
- А так, как в Бресте оформили тот позорный мир в 18-м году и отменили империю, так и у нас, через 73 года, там же под Брестом, в Беловежье, соберутся три мужика в лесу и отменят Советский Союз. Как и тогда, вы не знаете этого, тоже решающим был отход Украины. С 1918 по 21-й пронеслась гражданская война, так и у нас повторились бандитизм и целая цепь гражданских войн на Кавказе, Средней Азии, Приднестровье и других местах. Наступило молчание…
-Сейчас церкви взрывают? - спросил я.
- Да
-У вас борьба с духовностью и религией?
- Да, долой мракобесов! - как-то робко добавил Коля.
У нас, тоже с духовностью борются - развращают всех через СМИ и интернет.
СМИ? - протянул вопрос другой парень.
-Та не бери в голову, - опомнился я.
-Волна эмиграции была? - собеседники закивали, - сумасшедшая?
- Так она повторится, - заметил я, не дожидаясь ответа.
- Разруха – еще раз вернется в начале 90-х. У вас тут голод частенько и коллективизация начинается, так и у нас массовое вымирание деревни, коллективизация только наоборот - все через те же 73 года плюс-минус два. НЭП – был?
-Да, еще есть.
-У нас тоже малое предпринимательство разрешили. Национализация – приватизация, тоже самое передел собственности только наоборот.
- «Шо-шо»?
-Та ни че, ни че, - сказал я парням и одернул себя, - давай проще…
- Слышали Троцкого выслали за границу?
- Тихо, - шикнули на меня парни, ты и впрямь какой-то шпион. Собеседники напрягались сильнее, стали шушукаться.
- Да, ответил Маяковский.
-Как и ваш, так и наш парень за власть боролся, всех растолкал, всё подгреб и тоже одного еврея обезвредил, который до этого его на власть ставил, только там его фамилия Березовский. И убьют их обоих Троцкого и Березовского, с разницей в 73 года. Та и других тоже, то убьют, то вышлют. У вас тут Каменевы-Зиновьевы у нас Ходорковские, Гусинские и другие.
- Путин? - спросил поэт.
- Да, - ответил я.
С этими словами Маяковский замкнулся, лицо его сделалось задумчивым, он смотрел в никуда, долго сидел молча. Потом сказал:
- Это и впрямь вихрь времени какой-то. Маховик истории. Все по кругу возвращается. Водоворот…
При этих словах над нами стал проявляться огромный полупрозрачный коловорот, состоящий как бы из движения воздуха, но воздух при этом был неподвижен, что-то прозрачное двигалось вокруг, восходя вверх, казалось, втягивая мысли каждого. Вихрь застилал все небо над городом, мы были почти в его центре. Это было явление из мира сознания, который проявлялся в привычной реальности. Девушка посмотрела на небо
-Какие пронзительные лучи на закате. Как красиво, - сказала девушка, парни сдержанно закивали. Они не видели этот вихрь, их зрение не проникало в мир сознания. Поэт уходил куда-то в себя, смотрел в никуда, напряженно думал, казалось, его уносило вместе с глобальным вихрем истории, хотя он на него не смотрел. Парни стали вести себя как-то подозрительно, молчали, перемигивались, попивали вино и оглядывались по сторонам.. Один из них, по имени Коля, побежал, за чем-то на угол, сказав: «Вы только не уходите», вдруг обращаясь ко мне на Вы». Где-то я это уже слышал, что-то это напоминало.
-А дальше, если так пойдет, мы светлое будущее построим? - вдруг проснулся Маяковский.
- Частично, - сказал я, - будут короткие моменты благоденствия, только оно такое себе будет, не для всех, только для избранных. Для тех, что с портфелем да, для всех остальных не особо.
- Да не хрена мы не построим, - вдруг прокричал поэт: «Террором красоту не родить» …
В этот момент из-за скамейки к нам вышли трое милиционеров в синей форме с красными погонами.
- Что тут происходит? Что за митинг? —спросил старший патруля, уставившись на Маяковского. При этих словах второй парень стал пятиться за деревья.
— Это же знаменитый московский поэт, - проговорила барышня и шагнула вперед. Её грубо оттолкнули, она полетела, уложив тугое бедро на мостовую. Парень пятился все далее, потом резко развернулся, превращаясь в обычного прохожего, и зашагал прочь.
- Кто тут конрреволюцию излагает? - спросил старший, указывая на меня. Маяковский поднялся:
- Да, что вы себе позволяете?
- А ты тут еще и террор проповедуешь, - сказал старший, своротив недобро на бок нижнюю челюсть, - в кутузку их, там разберутся, что это за поэт, - при этих словах он достал наган и направил в нашу сторону. Двое других милиционеров схватили нас за руки и завели их за спину, явно осмелев при наведенном оружии. Поэт выдернул, руку, и тут же получил удар кулаком в живот.
Нас повели через площадь к мосту через Лопань, по левую руку стоял еще целый Николаевский собор, его разрушат через год в 1930-м, впереди красовались трое других Покровский, Успенский и Благовещенский. От каждого собора в глобальный вихрь вливалась светлая сруйка какой-то субстанции, будто мысли верующих также вплетались в историю.
— Вот почему большевики разрушали церкви, - пронеслось у меня в голове, - им нужно было изменить историю, наполнить её своим содержанием, своей "галиматьей".
- И что будет дальше у нас? - продолжил разговор поэт, переведя дыхание.
-Та так, не ахти будет. Через 10 лет еще одна большая война начнется, еще страшнее, чем империалистическая. В Германии еще одно х..ло появится. Вместе они много людей погубят, особенно Сталин, не только чужих, а и своих. В 1939 Польшу разделят, нападут на Финляндию, а в 2014 попытаются разделить Украину. Только Украина, как и Финляндия упрется на востоке и не пустит Россию дальше. Только малую часть земли уступят, что Финляндия в 1940-м, что Украина в 2014-м, а период тот же 74 года.
- Молчать, прокричал один из милиционеров и ударил меня в живот.
- Не бей его, может это и впрямь какие-то ...- после этого по сделал паузу, спрятал наган и прибавил, пусть говорят себе. Нас вели к железнодорожному вокзалу, там была городская тюрьма. На улицах виднелись следы былого имперского величия, тронутые годами разрухи. Шикарные особняки кое-где зияли пустыми оконными проемами без рам, наверное, спаленных во времена военного коммунизма. На мостовой виднелись прорехи из каменной кладки, как напоминание о пронесшихся революциях, потушенных свежими лужами.
-И в 2014-м война будет? - продолжал Маяковский.
- Да, один маховик. Только странная она какая-то, эта война.
- Какая?
- Военных действий будет мало, она больше информационная, экономическая или юридическая, что ли. Санкции вводят, запреты разные, кто громче и убедительнее кричит, тот и побеждает. В ХХI веке танками да пушками масштабно ни кто уже не прет. Сложнее все, вроде с пушками и без, а цель та же, - землю отнять пытаются, разделить, только хитростью. В 1939 м и далее в 41-м - пушками, а в 2014-м и позже и с пушками и без пушек. Вдарят под дых и стоят над тобой с бумажками, мол, подписывай. Санкции вводят, ну то есть - товары не пускают, торговлю душат. Всех до бедности доводят, а потом свою худую руку помощи за благо выдают, мол отдайте нам земли и ресурсы за бумажные или другие деньги, или еще за какую херню… Вот такая война экономическая, а суть та же - экспансия и все те же 73-74 года…
- Как-то по-жидовски все, как в ломбарде.
- Ну, в общем – да. Всё с улыбочкой и вместе с тем тайным умыслом о наживе. «Толерасты хреновы».
- Это кто такие? - уточнил поэт.
- А, толерантные пед...сы, - политики.
- Ха, похоже, - поэт улыбнулся.
Милиционеры притихли, не ясно что было у них на уме, нас вели впереди, сложно было следить за их выражением глаз, но ясно, что нас слушают. Девушка семенила в туфельках по мостовой за милиционерами, не желая бросать своего кумира в беде.
-А дальше что будет? Кто победит? – спросил Володя.
- В той войне, что в 39-м начнется победит СССР, с помощью западных держав: Англии и Америки, и германское «х..ло» задушат вместе. Российское "х..ло" как бы двоих в себе соединять будет и немецкое и советское, как будто две волны во времени в одну сольются. Не даром он родом из России, а работать будет в Германии долгое время.
- Путин?
- Да, его еще и называть будут от "Путлер", как бы, соединяя русскую фамилию с фамилией немецкого диктатора - Гитлер. Это - разрушитель, который только перессорить всех может да жертв преумножить. В 45-м для нас это Пиррова победа будет, очень много людей погибнет – миллионы, десятки миллионов, а не родится еще больше. Потом, после победы, в 46-м году союзники: СССР и западные державы между собой рассорятся, и трясти будут друг перед другом новым страшным оружием как дубиной, чуть весь мир не уничтожат.
Я посмотрел вверх - вихрь усиливался, над ним проявилось бескрайнее питающее облако, какого-то серо-свинцового цвета. Хоть через ясное вечернее небо и проходили лучи закатного солнца, цвет облака проявлялся как бы параллельно.
-А Сталин долго будет? – прервал меня поэт.
- Та, всего лет тридцать. В 1953-м его удар хватит, ему помощи, не окажут он и умрет. К тому времени все под страхом к нему ходить будут, даже самые высокие комиссары и генералы. Надоест он всем.
При этих словах на лицах милиционеров отразился какой-то невнятный страх и озабоченность, хватка рук ослабла, я обернулся. Видно, что по спинам у них пронесся холодок, глаза расширились. Один нелепо растянул улыбку, как-то глуповато, ищя в сказанном шутку. Видно было, что мы уже наговорили на политическую статью. Девушка остановилась и как-то неосознанно переключила выражение лица с озабоченного на "наивную дурочку".
- А вашего этого…
-Путина? - переспросил я.
-Да. Тоже удар хватит?
- Не знаю, хватит ли его удар или какой другой «Кондратий», может рука отниматься станет, потом он в развалину превратиться, как его немецкий "патрон", но думаю, он будет года до 2026-28. 1953 плюс 73-75. Надоел он уже многим, хоть делают вид еще, что на него «молятся», думаю недолго ему.
- А ты откуда к нам «свалился»?
- Та не важно. Примерно девяносто лет вперед.
- Володя лучше почитай нам, - попросила девушка, желая сменить тему разговора, - о чем вы, я ничего не понимаю.
- Та тихо ты, сейчас не до чтения, - прервал её поэт.
- А что за новое оружие, что за страшная дубина такая.
- В 1945-м американцы новое оружие испытают. Отберут у Германии технологии, которые большую энергию высвобождают из вещества и взорвут ее над Японскими городами. Это всех напугает. Через время СССР и многие другие страны такую дубину себе заведут, и будут трясти перед друг другом, мол: «Не лезь, а то вдарю».
- В 1945? - задумался Володя: «А у вас тогда что будет»?
Я улыбнулся: «Вы быстро схватили суть». Процессия остановилась за рекой возле Благовещенского собора, который византийским стилем взмывал в вечернее небо и весь светился белесыми очертаниями какой-то энергии, обтекающей его архитектурные формы.
- А чего тут мудреного, - круги на воде. Сказал он задумчиво. Отличный материал для поэмы, - выдержал паузу, осторожно освободил заломленную руку и, широко жестикулируя сжатой ладонью, выдал:
Я иду, оставляя круги на воде,
Клячу историю, меря.
Потомки скажут: «Спасибо, тебе».
Что вскрыл упрямое
время…
Девушка запрыгала на месте от восторга, хлопая в ладоши. Милиционеры немного расслабились и смягчились, видно было, что они проникаются интересом и уважением к нам.
- Так, что у вас-то будет? Продолжал он.
- Через 74 года, после 45-го, в 2019 тоже смертельное оружие предъявят, тоже на востоке, только теперь в Китае. Болеть люди будут, как чумой, потом она на весь мир перекинется. Если хилый, - сразу в гроб. За неделю лёгкие сгорают и всё, - задыхаешься в смертельных муках. У нас все не в открытую, маскируют это оружие, как бы эта чума сама собой появилась. А под шумок общего «кипиша», договора о финансах переписывают, мол: «эпидемия, форс-мажор», теперь не до этих санкций - т. е. экономической войны а, законы о земле протаскивают, чтобы присвоить окончательно, как в Киеве. Цель войны то земля и рабы, что в 45-м, что 2019-м. Да и вообще мировой передел так проще устроить. Готовят почву, чтоб как телят нас пометить, и каждому метку прямо в тело, так проще управлять. Будто в целях безопасности, так вроде всем лучше будет.
- А дальше, как будет. Так и будет все возвращаться? - спросил поэт.
- Думаю да, возвращаться все будет бумерангом, но вот как не знаю. Вернее, можно предположить, смотря на вашу, то есть нашу историю после войны. В 45-м война закончится, в 46 -47 м будет экспансия СССР на запад в восточную Европу. В Польше, Венгрии, Чехословакии, Румынии, Болгарии и Восточной Германии социализм установят и править будут из Москвы. В 2020-м, через те же 74 года, такой шаг на запад тоже будет, только он на Белорусии остановится. Слабеет Россия, как и круги на воде затихают. Нет новых всплесков, новой энергии, всё едет на старых идеях, идущих из рабства, рабство и порождающих, только теперь рабство в головах насаждается обманом.
- Почему так все закручено через сколько там? 73, 74 года?
- Не знаю, почему так. Это время между распадами больших стран – империй. Оно и в других событиях назад во времени. Распады эти просто ярко показали такой исторический ритм.
Милиционеры, застыли от неожиданных откровений о будущем, потом опомнились и стали совещаться в полголоса. Старший сказал:
- Таких лучше не брать. У меня кум в 13 отделении работает. Они когда монастырь ликвидировали, так один монах про будущее говорить стал. Слепой почти старикашка, а говорил, что да как будет, мол: "Красный петух, с черной птицей сразится" и много чего другого.
- Ну, и что, - ответил один из милиционеров, - расстреляли его небось там же.
- Да его то расстреляли, но наряд, который экспроприацию производил и пророчества его слушал тоже потом пропал. Вот тебе что! - ответил старший и повел на собеседника нижней челюстью выставив вперед губу.
- А! - вдруг вырвалось у третьего милиционера, - чтоб слухи не распространяли, "йих" и того. Милиционеры притихли и переглянулись.
- И дальше будет распад, опять? - продолжал спрашивать Маяковский, - чему уж распадаться то, когда ты говоришь и так все распалось на «страны СССР»?
-Распадаться есть чему. Россия все равно по территории - самая большая в мире. Если так как сейчас идет все грубо и тупо, то думаю распада не избежать.
- И когда такой распад будет, по-твоему? - с сомнением протянул Маяковский.
- В 2064 -2066 годах, примерно через 74 года после распада СССР в 1991-м. Долго будут "кукиши" друг другу показывать, как в холодной войне. Это такое противостояние СССР и США, в 50х-80х годах ХХ века, соперничество в экономике и военной сфере. Россия сырьевая империя до сих пор, пока ресурсов хватает, будет держаться, как только ресурсы те, что из земли добываются обесценятся, - Россия распадется. Ресурсы к тому времени по-другому будут создаваться через синтез, природные ресурсы обесценятся, не нужны будут в таких объемах и Россия распадется, если, конечно экономически не перестроится, но пока такого не видать.
- Вот тебе и светлое будущее. Вот тебе и мечта всего мирового пролетариата. Что посеешь – то и взойдет. Действительно круги на воде.
Старший патруля спрятал наган в кобуру, подошел к Маяковскому и сказал:
- Наша тройка постановила, в общем, решено вас отпустить. Короче, идите с миром, только разговоры ваши не кричите громко, а за освобождение с вас придется получить на три бутылки, то у нас тоже дежурство заканчивается. Я обрадовался и продолжал тему, дабы милиционеры не передумали.
-Да, на счет: «Я иду оставляя круги на воде», - мне понравилось - хороший образ, сочный такой – мифический.
-Спасибо, на добром слове, - проговорил Владимир. Он глубоко затянулся папиросой и щуря глаз протянул милиционеру червонец.
Немного помолчав, я добавил: «Вон посмотрите - еще один такой образ появился», - и показал вверх. Все присутствующие запрокинули головы.
Небо над городом вдруг как-то разделилось, как будто слоеная река текла в атмосфере, отражая пройденные годы, десятилетия и эпохи одна над другой. В этом во всем во всей мощи проявился огромный «незримый» вихрь с тяжелым питающим облаком, как при тропическом шторме. К облаку отовсюду тянулись тонкие нити, они восходили из соседних домов, от прохожих, от нас и от наших милиционеров тоже - ото всех, кто живет. Вечерний воздух при этом оставался прозрачен и неподвижен, шторм проявлялся только в мире сознания. В воздухе проносился легкий ветерок, слабый как ночной бриз, только птицы беспокойно носились взад-вперед. Зато на фоне чистого вечернего неба вихрем проносились образы, как кинохроника из разных исторических эпох амфитеатром расходясь ввысь. В каждом секторе этого огромного амфитеатра виднелись ярусы подобных исторических событий, фигур лидеров, войн, революций, людских множеств, несущихся в горниле перемен.
- Что это? - вырвалось у поэта. Челюсть его отвисла, руки опустились, изо рта выпала папироса.
Как у последней черты перед человеком, так и перед нами развернулась панорама исторической жизни нашей культуры, наций и народов, состоящих её. Грандиозная драма проигрывалась в воздухе нашего города, как на огромном объемном экране синематографа. Это была наша жизнь, память нашей страны и культуры, которая существует уже всегда, как поставленная шекспировская пьеса, только верхние ярусы этого огромного амфитеатра не были проявлены отчетливо, в них не видны были еще лица людей и событий, они были проявлены только как картины художников абстракционистов, вспыхивая разными цветами и эмоциями на ярком небосклоне истории. Эта часть была еще не доступна, не наполнена людьми и событиями, не прожита мною, оттого я видел её не отчетливо.
- А может её еще можно изменить? - пронеслось в голове, - наполнить другим содержанием?
- Ни чего себе материал, - пробормотал он, еле шевеля губами, - да, уж это просто чертов омут какой-то. Глаза его забегали по небу, потом расфокусировались - он смотрел сквозь пространство.
Милиционеры смотрели то в небо, потом на Володю, потом на меня, потом опять в небо. С одного из них слетела фуражка, однако он не шелохнулся и продолжал стоять запрокинув голову.
- Это, что … наша история? - шепотом произнес поэт.
- Думаю да, - сказал я с тревогой.
Не знаю прошло минут пять или только миг - ощущение времени отступило, только спустя несколько оборотов этого небесного кино я услышал:
- "Семенич, підем дійсно вип'ем", - сказал один из милиционеров почти по слогам, видимо, обращаясь к старшему, - "поки нас ці віхрі враждебние не звіяли зовсим" (укр).
-Как из этого выбраться? - проговорил Маяковский медленно, будто отключаясь.
- Не знаю, пока. Видите мы сами его питаем, - сказал я, указывая на нити. Володя молчал, он был весь в открывшейся перед ним фееричной панораме исторических образов. Было заметно, что он видит еще нечто большее, чем я и все остальные, его поэтическое нутро вливало в себя всю глыбу истории XX-ХХІ века - трогать его было нельзя. Да он ни кого уже и не замечал…
- Может нужно искать в себе и в истории хорошие события и развивать их, - продолжил я, как бы крича сквозь ветер, хотя ветер был только в проступившей в наших глазах реальности одного из миров сознания, - выносить это хорошее во внимание, чтобы они возвращалось в этом вихре сильнее и дольше, а войны, эпидемии и революции укорачивать. Мы все зациклены на негативе и притягиваем его, нужно как-то видеть хорошее, доброе в себе и вокруг. Власти нужно меньше давать всякому отребью и не давать им деньгами управлять. Всякое «х..ло» надо не пускать и убирать быстро. Я говорил возбужденно и увлекаясь, но меня уже ни кто не слышал.
Милиционеры полубоком стали уходить в сторону БлагБаза, то и дело запрокидывая голову в небо над Благовещенским собором. Один из них споткнулся и упал видимо под грузом впечатлений. Его подняли, как раненного историей жителя эпохи перемен и поволокли к ближайшей продуктовой лавке. Меня дальше несло словесным потоком, наверное от досады, потому, что эти перемены были уже во мне, это были уже пройденные во времени моей душой события - это были воспоминания души нашей страны. Хотелось что-то изменить, заполнить верхние ярусы чем-то иным - хорошим и ясным, затушить бесконечные пожары войн, тираний, революций и других драм истории.
- Да, еще трупу на главной площади надо бы перестать кланяться, - почти прокричал я, – тогда может и выберемся. Все страны, что такие культы имели: Ацтеки, Майя, древний Перу, Карфаген, Спарта и другие уже давно умерли, - я выдохнул и запнулся, - а Индия с Китаем живут. Сделали из Святой Руси анатомический театр для никрофилов, - уже почти про себя проговорил я. Небесное "кино" по немногу растворялось в вечернем воздухе, мы возвращались в себя…
- Пусть действительно выпьют мужички, - подумал я, - не каждый день ты увидишь такое. Думаю на службу они уже не пойдут, а может и не вернутся.
Девушка, подошла к неподвижно, стоявшему поэту, прижалась к нему и положила голову на грудь, пользуясь его таким "отсутствием".
- Хорошо, что не над тюрьмой, а над собором проигралось все наше "кино", вся наша жизнь, - носились мысли в голове, - может и выберемся из этой воронки с Божьей помощью.
На мостовой стояла исполинская фигура поэта с взором устремленным куда-то в небо между трех соборов, еще играло для него "кино" истории, еще влетали в его поэтические глаза эти не бывалые, не прожитые образы. Она обняла его крепко прижавшись под полами его длинного плаща и уже окутывала его своей женской энергией, окружала его теплом своей души, пытаясь защитить от ветра истории, как свое дитя.
- Полюби его, сегодня ночью, - вырвалось у меня, - ему это сейчас очень нужно.
- Вы только так не расстраивайтесь Владимир Владимирович, - сказал я ему. На нем не было лица, - по поводу страны и любви тоже, он продолжал стоять неподвижно, - все будет хорошо, - сказал я ему на прощанье, - не попадите в эту смертельную воронку. Из всякого водоворота можно выбраться…
- Пора сваливать, - подумал я, - а то того и гляди посадят или расстреляют еще в конце 20 годов…
- Не поминайте лихом.
Подписывайтесь на канал «Хвилі» в Telegram, на канал «Хвилі» в Youtube, страницу «Хвилі» в Facebook