О путинских «экономических успехах»

4-го февраля прошли очередные массовые шествия и митинги «За честные выборы» по всей стране. Власти «ответили» оппозиции собранием сторонников на Поклонной горе, а также новой порцией правительственной пропаганды по всем федеральным каналам. В частности, телеканал НТВ, в очередной раз отличился и поставил в эфир сюжет «кто такие хомячки Алексея Навального». Уже нет сомнений, что именно Алексей Навальный воспринимается Кремлем как главный раздражитель и потенциальный лидер объединенной оппозиции. Дополнительным фактором общественного признания является встреча популярного блоггера с авторитетными представителями инвестиционного сообщества, в ходе которой Алексей Навальный презентовал свою политическую и экономическую программу. По словам участников «road show», экономические взгляды Навального оказались «путанными». Отчасти они созвучны взглядам системных либералов, выраженным в т.н. «Стратегии-2020», — которую околокремлевские эксперты переписывали в прошлом году для Владимира Путина, создавая внутрисистемную альтернативу ИНСОРовским докладам, писавшимся в то же время под президента Дмитрия Медведева.

Сам Владимир Путин в своей недавней программной статье, опубликованной в «Ведомостях», вынес следующий приговор текущему состоянию российской экономики: «…не гарантирует нам ни стабильности, ни суверенитета, ни достойного благосостояния…», российская промышленность и инфраструктура — неконкурентоспособны, сельское хозяйство — неэффективно. По версии Путина, «Главная проблема — недостаток прозрачности и подконтрольности обществу в работе представителей государства, от таможенных и налоговых служб до судебной и правоохранительной системы. Если называть вещи своими именами, речь идет о системной коррупции». С этой главной проблемой, безусловно, согласился и сам Алексей Навальный, добавив при этом, что центральным элементом этой главной проблемы, элементом, который, в сущности, делает саму проблему неразрешимой, и является Владимир Путин.

В сущности, Путин своими же словами вынес достаточно жесткий приговор своему двенадцатилетнему пребыванию у власти. Его слова, обращенные к подкованной в экономическом отношении аудитории «Ведомостей», диссонируют с «рапортами об успехах», ранее звучавшими в его первой статье, опубликованной в «Известиях». После такой оценки состояния дел в национальной экономике, порядочный европейский политик даже не помышлял бы о том, чтобы оставаться у власти, но Россия — не Европа, и «нацлидер», как ни в чем не бывало, используя админресурс, умело играя на антизападных фобиях значительной части элиты и невежестве значительной части общества в экономических вопросах, сватает себя стране в президенты еще в лучшем случае на шесть, а в худшем — на двенадцать лет.

Между тем, очевидно, что разрозненная оппозиция, объединенная лишь идеей честных выборов и избавления страны от путинской автократии, неспособна пока представить обществу какой-либо позитивной программы действий, в первую очередь — в экономической сфере — и «road show» Навального тому явный пример.

Выбирая между перспективой путинской стабильности в «нефтяной нирване» (пока цена на нефть позволяет в ней находиться), и отсутствием ясных перспектив экономической политики вообще, деловое сообщество выберет хотя бы временную стабильность, отдавая себе, впрочем, отчет в том, что эта стабильность может окончиться в любой момент, и заблаговременно готовясь к этому моменту. Темпы оттока капитала, резко ускорившиеся сразу после выдвижения безальтернативного в рамках последнего съезда Единой России кандидата в президенты Владимира Путина (в бюллетенях для голосования была лишь его фамилия) указывают, в том числе, на такую подготовку.

Связанная и достаточно стройная в логическом отношении экономическая программа сегодня есть только у КПРФ, но программа коммунистов, в которой центральным звеном является национализация, едва ли с энтузиазмом будет воспринята т.н. «средним классом», который сегодня является локомотивом протестного движения. Во-первых, попытка реализации этой программы при том уровне зависимости, в которой сегодня находится Россия от иностранного кредита, импорта оборудования, промтоваров и продовольствия, с высокой вероятностью приведет к тяжелым экономическим последствиям, как минимум — на начальном этапе реализации. Во-вторых, желание перераспределить еще больше сырьевой ренты в государственный и конечный спрос, а именно для этого коммунистам нужна национализация минерально-сырьевой базы, — лишь отсрочка того момента, когда рентноориентированная экономическая модель упрется в жесткие бюджетные ограничения. Причем в национализированные предприятия уже не удастся привлечь частный капитал, который мог бы их модернизировать и повысить их эффективность.

Антисистемной оппозиции нужна внятная экономическая программа, основанная на реалиях существующей российской экономики. Сейчас такой программы нет. Чтобы иметь возможность сформулировать такую программу, необходимо четко сформулировать упомянутые реалии, а для этого, в свою очередь, придется развеять несколько основных достаточно распространенных путинско-медведевских мифов, которые часто фигурируют в официальных комментариях, документах типа президентских «Посланий», а в последнее время легли в основу путинской предвыборной агитации.

{advert=7}

Миф №1. Россия сняла с себя долговое ярмо, расплатившись со своими внешними долгами, доставшимися ей в наследство от СССР и «лихих 90-х». Это неверно. В то время как внешний суверенный долг правительства активно гасился, не менее активно росли внешние долги корпоративного сектора, в том числе и аффилированных с правительством банков и корпораций (Газпром, Роснефть, РЖД и проч.). Вот динамика суверенного долга, взятая у Минфина:

А это — динамика совокупного внешнего долга, сопоставленного с резервами Банка России до кризиса 2008-го («Ведомости» 22.12.2008):

Как видно из диаграмм, совокупный внешний долг России оставался примерно постоянным, пока гасились долги суверенные. Когда внешний долг правительства сокращать перестали, а аппетиты растущих банков и корпораций к займам не умерились, внешняя долговая нагрузка пошла вверх. Это было связано со стойким нежеланием Банка России обеспечивать рублевой ликвидностью отечественную экономику, — с момента прихода Игнатьева в ЦБ, и Кудрина в Минфин, денежная эмиссия вновь, как это было до кризиса 1998-го, оказалась, фактически, привязана к экспортным доходам.

Кто-то может возразить, что по долгам частно-корпоративного сектора правительство не отвечает, однако в условиях, когда почти все денежное предложение в стране де-факто создается под залог экспорта, любое крупное корпоративное банкротство рискует обрушить всю экономику, обрушив денежное обращение. Именно под влиянием этой угрозы в 2008-м году правительство было вынуждено спасать крупные олигархические бизнесы за счет кредитов, выданных из своих суверенных резервных фондов. На поддержку рубля средств уже не хватило, и народ заплатил за финансовый кризис девальвацией рубля и последующей инфляцией.

Привязка значительной части национального денежного предложения к экспорту, когда ЦБ таргетирует валютный курс таким образом, чтобы обеспечить покрытие своими международными резервами денежной базы или даже значительной части денежной массы — уязвимое место практикующих такую привязку экспортно-ориентированных экономик. В сущности, Россия снова угодила в ту же ловушку, что и в 1998-м году, только в более мягкой форме — кризис был смягчен «количественным смягчением» со стороны ФРС США. Если вспомнить кризис 1997-1998 в Азии, то правительство Кореи, будучи вполне платежеспособным, тем не менее, было вынуждено прогарантировать долги крупных корпораций, и, как следствие, обесценить свою национальную валюту. Это было сделано для сохранения стабильности денежного обращения и инвестиционного рейтинга. С точки зрения национальной финансовой безопасности нет существенной разницы между суверенным долгом правительства, долгом государственной корпорации типа Сбербанка, РЖД или Газпрома, и долга просто крупной системообразующей корпорации типа Русала или Норникеля.

Возвращаясь к рассматриваемому мифу, можно констатировать, что Россия как была, так и остается крупным должником перед Западом, и импортером капитала, — совокупный долг страны сегодня, в отличие от предкризисного времени, превышает хеджирующие его международные резервы Банка России. При этом внешние займы финансируют как экспортно-импортные операции, так и основную деятельность корпораций, но при этом привлеченного капитала крайне редко хватает на инвестиции в развитие. Производительность труда в российской экономике не росла даже в годы профицита федерального бюджета, хотя в это время проводить модернизацию можно было максимально безболезненно. Даже добывающая отрасль в максимально успешные годы фактически не проводила модернизацию, причем именно в добывающей отрасли один из самых высоких коэффициентов износа основных фондов. Советское наследие эксплуатировалось и продолжает эксплуатироваться наизнос, причем, зачастую, в долг, невзирая на высокие показатели выручки.

Миф №2. Россия успешно преодолела кризис 2008-го. Как было сказано выше, именно критическая зависимость от внешнего финансирования, а также политика достаточно жесткой привязки денежной массы к резервам Банка России через курс USD/RUB, практиковавшаяся до 2009-го, стала отягчающим кризис обстоятельством, причиной глубокой девальвации рубля и жесткого дефицита ликвиднсти, который чуть было не довел банковскую систему России до системного краха под конец 2008-го. Пережитый тогда системный шок, наложившийся на падение экспортных доходов, и стал причиной самого глубокого кризисного спада по всей G20.

Этот совершенно провальный результат затем весьма цинично был преподнесен и преподносится ныне в ходе избирательной кампании Путина неосведомленным гражданам как успех в прохождении кризиса только лишь на том основании, что банкам и корпорациям, набравшим кредитов на внешнем рынке, не дали обанкротиться за счет кредитов из пенсионных денег, размещенных в Резервном Фонде.

От полного финансового краха Россию в 2008-м спас не Путин, который под конец 2008-го вообще потерял всякий контроль над ситуацией. И не Кудрин, который ныне участвует в митингах оппозиции, хотя не менее, а скорее даже более чем Путин, ответственен за печальные экономические результаты путинизма. Сегодня он многими рассматривается чуть ли не как либеральная икона, возможное возвращение которой во власть должно быть воспринято как жест в пользу того, что Путин будет проводить какие-то новые либеральные реформы. Напротив, его возвращение во власть, вероятнее всего, будет означать консервацию существующей социально-экономической системы. И уж точно не спасла Россию его предкризисная политика накопления резервов, которых еле-еле хватило для того, чтобы прогарантировать совокупный внешний долг экономики. Именно из-за этой политики, как ни парадоксально на первый взгляд, Россия и обзавелась в период профицита бюджета и сырьевого бума столь значительным внешним долгом, который при другой политике стал бы внутренним. Недостаток рублевой ликвидности по приемлемым ставкам российские банки и корпорации возмещали иностранными займами, создав ситуацию, в которой иностранные банки дали им в долг, по сути дела, те же самые деньги, которые в свои резервы «стерилизовал» Минфин.

Спас Россию глава ФРС Бенн Бернанке (по прозвищу Вертолет), который, упреждая распространение кризиса ликвидности в Европу и девальвацию EUR/USD ниже 1.2, что создало бы дополнительные трудности американским банкам и экспортерам, открыл нелимитированные своп-линии европейским Центробанкам. Благодаря этому удалось избежать критического сжатия ликвидности в Европе и обрушения фьючерсного рынка цен на сырье «под ноль». Россия «спаслась» уже по ходу дела. Экономика рушилась вслед за сырьевыми рынками, и всплывала вместе с ними. Какие-то активные реальные действия правительства начались только в мае-июне 2009-го, когда государственные банки под давлением правительства стали наращивать кредитование.

Кризис 1998 г., с которым сравнивают кризис 2008-2009 гг., и который с технической точки зрения для России, по сути, ничем не отличался от кризиса 2008-2009 гг., отразился на динамике ВВП резким падением, а затем таким же стремительным ростом. Кризис 2008-2009 гг. оказался более затяжным: после первоначального замедления роста ВВП на 2.5% в 2008 г., показавшегося поначалу всем обвалом, в 2009 г. ВВП рухнул еще на 13.5%, и восстановление к предкризисному уровню заняло более полутора лет.

{advert=1}

Миф №3. Экономика России успешно развивается после кризиса. Успех — категория сравнительная. По итогам 2008-2011 гг. рост отечественной экономики — 0%. Разумеется, это — успех в сравнении с пораженной долговым кризисом Грецией, находящейся в глубокой депрессии, — там экономика управлялись еще хуже и безответственнее, чем здесь, и за это сейчас в той или иной степени платит вся Европа. Но если сравнивать Россию с ее конкурентами среди крупных развивающихся экономик, то экономика Бразилии за 2008-2011 гг. выросла на 11%, Индии — на 26%, Китая — на 31%. И это — в условиях, когда цены на сырье, являющееся основным предметом российского экспорта, интенсивно восстанавливались уже с конца 2008-го. Цены на нефть вернулись на уровни начала 2008-го уже в начале прошлого года, и не падали даже во время развития долгового кризиса Еврозоне во второй половине прошлого года.

Миф №4. В России есть макроэкономическая стабильность. Это заблуждение. Бюджетный дефицит за вычетом сырьевых доходов превышает американский, и составляет около 12% ВВП. Есть мнение, что зависимость экономики от добычи сырья сейчас снижается, потому что снижается доля этой отрасли в ВВП. Это — тоже заблуждение. Поскольку денежное предложение в стране, в силу сохраняющейся высокой внешней долговой нагрузки остается вторичным по отношению к глобальному рынку, кредит, как и раньше, вторичен по отношению к экспортным доходам, а доля сырьевого экспорта во внешней торговле только растет. В силу этого растет и зависимость экономики от сырьевого экспорта. А сырьевые доходы, лежащие в основе благополучия российской экономики, нестабильны, поэтому ни о какой макроэкономической стабильности в долгосрочной перспективе речь вести нельзя. Это, в свою очередь, значит, что инвестиции в Россию остаются высокорискованными даже без учета коррупции и прочих «прелестей», которые пышным цветом расцвели в стране во время последнего путинского премьерства, когда, по данным счетной палаты, объем бюджетных статей, исполняемых с нарушениями, стал удваиваться год от года. Кстати, если такие темпы сохранятся и впредь, то через пятилетку уже весь бюджет будет исполнен с нарушениями, т.е. через распилы и откаты.

На фоне этих мифов, культивируемых государственной пропагандой, обещания Путина довести в скором будущем инвестиции в основной капитал до 30% ВВП и вывести Россию в топ-20 стран с самым благоприятным инвестиционным климатом выглядят совсем фантастическими.

Так что же, Путин ничего не сделал для экономического процветания страны? Откуда же тогда взялся рост благосостояния народа России в последние двенадцать лет?

На второй вопрос ответ прост — от роста стоимости сырьевого экспорта. Цена нефти Brent выросла с ~$10 за баррель на дне 1998-го до ~$140 за баррель на пике 2008-го. Ни кто иной, как главный пропагандист Кремля в недавнем прошлом, а ныне — первый вице-премьер по «модернизации» Владислав Сурков, выступая 2-го марта 2009-го на форуме «Стратегия-2020» и говоря о глубокой рецессии, в которую вошла Россия в конце 2008 года, сказал: «… когда мне говорят, что во всем виновата Америка, я хочу напомнить, что наш экономический рост — производная от того пузыря, который американцы надували. Мы ведь не заслуживали этот рост».

Правильнее сказать, что мы его не заработали: наши доходы выросли, а производительность труда осталась прежней. Мы — проели сырьевую ренту. Кому-то досталось больше, кому-то — меньше. Кому-то, впрочем, не досталось вообще — все время, пока росли сырьевые сверхдоходы, росло и социальное расслоение в обществе, и, кстати, его рост не прекращается и после того, как рост сырьевых сверхдоходов остановился, только теперь оно растет за счет того, что снова начала расти бедность. В прошлом году, по данным Росстата, она выросла на 6.5%.

Однако, отвечая на первый вопрос, надо отметить, что реальная заслуга Владимира Путина в том, что он создал условия, в которых рост сырьевых доходов смог конвертироваться во внутренний спрос и рост доходов населения. Экономика времен Ельцина не зависела от сырьевого экспорта по той простой причине, что экспортные доходы просто не попадали в экономику. Они не выходили из оффшоров, где оставались по соглашениям о разделе продукции. И даже то, что прокручивалось внутри российской экономики, как правило, не облагалось налогами. Бизнес в «лихие 90-е» не платил налоги, он платил криминальным «крышам». Реальная заслуга Владимира Путина заключается в том, что он, в начале своего первого президентского срока, провел достаточно успешную реформу фискальной системы, а также начал наступление на соглашения о разделе продукции, возвращая добычу и налогообложение российского сырья в российскую юрисдикцию.

Кстати, в контексте той позитивной роли, которую сыграла фискальная реформа Путина для восстановления кредитоспособности правительства и, как следствие, доверия российской экономике, исключительно странно в той же написанной Владимиром Путиным в «Ведомостях» статье читать сегодня, что «…Мы проигрываем странам-конкурентам по инвестиционной привлекательности … во многом такая ситуация — следствие наших действий в конце 1990-х — начале 2000-х гг. Борьба тогда шла между теми, кто присвоил в 1990-е основные денежные потоки … и теми, кто хотел вернуть их государству … Считаю, что мы тогда поступили правильно, повысив влияние государства в сырьевых отраслях».

Да, это было правильно, и это дало позитивный эффект. Даже дело Ходорковского, если отделить его от печальной судьбы собственно разгромленной компании «ЮКОС», пошло, скорее, на благо российской экономике: после этого дела практически все нефтяные компании уточнили свои цифры по уплате налогов, и в 2004-м рост сбора налогов составил 250% от уровня 2003-го.

Мы проигрываем странам-конкурентам вовсе не потому, что Владимир Путин в начале своего правления навел порядок в фискальной сфере, «репрессировав» при этом некоторую часть сложившегося в «лихие 90-е» олигархата. Проблема в том, что Владимир Путин смог в свой первый президентский срок справиться с задачей конвертации сырьевой ренты во внутренний спрос, но так и не справился впоследствии с более важной задачей — эффективной конвертации внутреннего спроса в инвестиции. А может быть, даже не ставил перед собой такой задачи и не осознавал ее.

Совершенно очевидно, и признано на самом высоком уровне, в том числе и президентом Дмитрием Медведевым, что существующая, построенная на перераспределении части финансовых потоков сырьевого сектора в бюджет и, затем, в конечный спрос, экономическая модель исчерпала себя. Чтобы развиваться дальше, нужно наращивать инвестиции — наращивать внутренний спрос за счет перераспределения доходов уже невозможно. Рост бедности при текущих сырьевых ценах подтверждает этот тезис. И даже если цены на углеводородное сырье останутся относительно высокими в долгосрочной перспективе, прибыль от нефтегазовой отрасли при прочих равных будет падать, потому что месторождения с легкоизвлекаемой нефтью почти исчерпаны, а новые проекты — шельфовые и те, что в Восточной Сибири, требуют масштабного финансирования. Для стимулирования инвестиций в эти проекты им придется предоставлять налоговые льготы, снижая, тем самым, доходы бюджета.

Мы проигрываем потому, что в отсутствии долгосрочных перспектив роста, которые сегодня уже целиком и полностью связаны с ценами на сырье, у страны не остается никаких конкурентных преимуществ, и на первое место выходят системные недостатки, о которых многое сказано, но в направлении устранения которых мало что делается.

{advert=3}

Накормить человека готовой рыбой, купленной на рынке в обмен на солярку — просто, научить человека ловить рыбу — сложнее, еще сложнее — создать условия, в которых человек будет изобретать новые способы ловли рыбы, — именно это и есть пресловутая «инновационная экономика». Восстановить внутренний спрос, перераспределяя уже существующие финансовые потоки от сырьевого экспорта, простое дело в сравнении с созданием нового спроса и условий для капиталообразования.

Это простое дело можно сделать «по-царски», взяв у «бояр», и отдав «народу», что и было сделано. Однако разгром «ЮКОСа», открывший глаза силовикам на их реальные возможности по переделу собственности и значительных финансовых потоков, впоследствии очень быстро привел к окончательной замене старой корпоративной олигархии на новую, чиновничью, установлению господства государственно-монополистического капитала в экономике и засилью силовых структур в управлении — как государством, так и крупным и корпорациями.

Зачатки республиканского строя были ликвидированы в результате ряда политических реформ, ограничивающих представительскую власть. На месте, на котором должна была существовать и развиваться федеративная республика, за декоративным фасадом выхолощенных до маразма демократических процедур, оформилось и утвердилось кланово-корпоративистское общество, выдающее себя за социальное государство, но имеющее при этом черты правой диктатуры, идеологически опирающейся на клерикализм и государственничество. В рамках такой системы достаточно просто перераспределять «по-понятиям», в том числе — и в пользу народа, «ручное управление» для такой системы — скорее норма, чем исключение из правила. Именно в рамках такой системы Путину, как самому авторитетному элементу системы, стоявшему у истоков ее формирования в ее нынешнем окончательном виде, действительно, нет альтернативы. Те, кто не видят возможности выйти за рамки этой системы — правы, утверждая, что он — незаменим.

Проблема в том, что такая система может существовать лишь до тех пор, пока есть что перераспределять. Более того, поскольку система вписана в глобальную экономику и как целое, так и в своих отдельных частях, функционирует по законам капиталистического роста, она может эффективно функционировать лишь до тех пор, пока растет ресурс, который можно перераспределять. В конкретном российском случае система могла функционировать до тех пор, пока росла валовая прибыль от сырьевого сектора.

Стремясь продлить существование системы, Путин лично предпринимает значительные усилия по привлечению иностранных инвестиций. Еще до того, как пределы роста системы стали очевидными для многих, он обеспечил стратегическое партнерство германских газовых концернов и Газпрома, он привлек итальянские инвестиции в энергетику и британские — в нефтяной сектор, недавно он привлек французских инвесторов в Новатек и американских — в партнерство с Роснефтью на арктическом шельфе. Ради масштабного привлечения иностранных инвестиций была задумана вторая волна приватизации, доходы от которой должны были пойти на покрытие бюджетного дефицита, хотя сама идея продавать привлекательный инвестиционный актив на «проедание» представляется крайне сомнительной. Разумнее было бы, после акционирования, передать соответствующие акции в квалифицированное управление пенсионным фондам, обеспечив, таким образом, и участие населения в доходах приватизируемых компаний, и дополнительную устойчивость пенсионной системе, которая сегодня, фактически, находится в состоянии банкротства.

Все эти усилия, подчеркиваем, лишь отодвигают предел. Нужна качественно новая экономическая модель, о которой многократно говорил президент Медведев, но в деле ее построения за все время его президентства так и не удалось сделать сколько-нибудь значительных шагов. Почему? Потому что в рамках качественно новой экономической модели основанной не на перераспределении финансовых потоков, а на их создании, не будет нужен административный ресурс и незаменимый Путин. Точнее, государство в такой системе будет играть лишь сервисную функцию по отношении к экономике, тогда как сегодня государство и есть основной агент экономики.

Экономическая программа, основанная на росте вместо перераспределения, с неизбежностью потребует смены политической парадигмы. «Наше дело» чиновничьей олигархии придется менять на «Общее дело» экономического прогресса.

Чиновничья COSA NOSTRA должна очистить место для возвращения RES PUBLICA. И это очищение в первую очередь должно произойти в массовом сознании граждан, которые для начала должны осознать себя гражданами, полностью ответственными за судьбы своих семей и нашего общества в целом. Чтобы содействовать этому, оппозиция должна ясно сформулировать для народа преимущества экономики свободного роста перед стагнирующей экономикой государственного перераспределения, и обозначить конкретные экономические механизмы, благодаря которым в будущем широкие слои общества станут бенефициарами экономического роста.

Развенчать экономические мифы путинского правления мало, нужно создать «от путинского противного» позитивную программу, которая оправдала бы необходимость ломки политической системы, которой, в свою очередь, панически боится значительная часть общества и элит. А ломка неизбежна. COSA NOSTRA не может эволюционировать в RES PUBLICA, феодальное общество — в гражданское демократическое общество, ибо первое — только эксплуатирует имеющиеся ресурсы, а второе — создает новые в процессе своего развития.

ФГ «Калита-Финанс»