Методичка для Президента Украины. Часть 1. Глубинное государство

Друзья, истерия вокруг Петра Порошенко и Владимира Зеленского заставила нас сделать этот шаг. Вместе с философом Сергеем Дацюком мы решили сделать цикл дискуссий «Методичка для Президента Украины», где раскроем базовые понятия государства и общества в Украине. Мы раскрываем понятия глубинного государства (deep state), роль института президента, роль глубинного парламента, гражданского общества. Мы покажем, кто и как реально определяет повестку. В чем она заключается. Мы надеемся, что цикл этих бесед позволит вам рационально и спокойно посмотреть на происходящее процессы и понять, куда нужно направить вектор усилий на самом деле.

Видео беседы ниже.

Добрый день, уважаемые телерадиослушатели, подписчики, бездельники, которые смотрят наш канал “Хвилі”. Мы вновь в эфире и это, думаю, будет эфир нестандартный, потому что мы с Сергеем Аркадьевичем Дацюком, который у нас сегодня в студии.

Здравствуйте.

Не будем говорить о дебатах, не будем говорить о всей этой хренотени, которая происходит у нас у всех на глазах. Мы постараемся поговорить о более глубоких вещах, которые определяют всю ту хренотень, которая заполонила наши мозги последние дни, недели, месяцы. Мы поговорим о системе, которая определяет наше настоящее и будущее. Итак, давай начнём с того, в какой системе мы сейчас находимся.

Сегодня я в интернет-издании “Корреспондент” прочитал в великолепно сделанную статью, она называется “План Б. Расклады на парламентские выборы”. И когда я читал эту статью, я чуть со стула не упал, потому что базовый месседж этой статьи, что, оказывается, президент без парламента почти ничего не может.  И если вот кровь из носу президент следующий не сделает новую коалицию, если он не получит большинство под себя, то ничего, собственно, у него не выйдет.

Возникает правомерный вопрос — а что ж 39 человек так ломятся в президенты, абсолютное большинство из которых (за исключением одного человека, который пока не попал во второй тур), не имеют никаких партий, чтобы претендовать хотя бы на какое-то, не то что эфемерное большинство, хотя бы на какое-то влияние в парламенте? Почему это происходит?

Что такого есть у президента или, говоря знакомыми словами, “в чём сила, брат», президента? Этот вопрос или, скажем так, намёки на ответ на этот вопрос появляются в 1956 году в работе “Властная элита” Райта Чарльза Миллса. Он утверждал, что есть властная элита, условно говоря, которую можно различить как ВПК,  Пентагон и Уолл-стрит, которая, собственно, и определяет всю политику Соединенных Штатов, и принимает основные решения. Все остальные решения зависят от этих решений.

Приблизительно через 60 лет в связи с приходом Трампа Майк Лофгрен вводит понятие «deep state», он его определяет как союз некой более или менее устойчивой чиновнической составляющей, а также верхней — не всей, а верхней части финансистов и промышленников, от решения которых, независимо от того, входят они в какие-то структуры или нет, собственно, и происходят все остальные решения Конгресса, президента, военных структур, корпоративных структур и так далее.

И вот этот вот момент проявился буквально в конце уже 20 века и не только в Украине. Я хочу показать, что его впервые осознали в США. Почему это произошло в США,  почему это не произошло в Европе? В США есть такая уникальная установка на демократию как таковую, то есть, когда США говорят, что у них есть установка на демократию, это правда. Они очень озабочены моментом смычки элиты и народа, установке соответствовать народным чаяниям. У них конституция так построена, у них политика так построена. И, когда у них происходит разрыв, они очень тонко и остро чувствуют, что это их слабость.

В Европе не так, там есть исторические традиции, что аристократия отделена от остального народа и, в принципе, они с этим живут и считают, что это правильно. Но в США есть такая установка, там это рефлексируется.

В Украине тоже есть глубинное государство. Если говорить о том, кто его создал, то, понятно, что создал Кучма. В тот момент, когда он начал задумываться, собственно, о том, как же управлять тем бардаком, который существовал в 90 годы. Он поступил просто: он выделил узловые точки, которые (может, современная молодежь не знает)  тогда назывались ФПГ — финансово-промышленные группы, во главе которых поставил управляющих, устроил между ними конкуренцию и, кто победили в этой конкуренции, стали сегодня теми, кого мы называем олигархами.

Была попытка после того, как Кучма создал это глубинное государство, игнорировать это государство. Помните, пришёл такой президент, который сказал “Ці руки нічого не крали”, который не хотел заносить деньги в парламент, как оказалось, сам не хотел, и не хотел брать деньги на энергоносителях — традиционном бизнесе украинских президентов, как оказалось, сам не хотел брать и не брал сам.

И что произошло? Это был один из самых слабых президентов просто потому, что он игнорировал глубинное государство. То есть оно продолжало существовать, но оно было слабым, потому что дезорганизовано было.

Второй момент — снизилась коррупционная рента за счёт того, что коррупционные потоки были не упорядочены.

Третий момент — когда в страну приезжали иностранные бизнесмены, они постоянно жаловались: “Слушайте, у вас бардак, мы привыкли — приезжаем в любую страну, спрашиваем, куда заносить, нам указывают точку, мы заносим, проблемы волшебным образом решаются, мы делаем бизнес.

В Украине принёс в одно место — ничего не происходит, потом занес в другое место — ничего не происходит, занёс в третье место — ничего не происходит. Ребята, вы разберитесь между собой, мы готовы занести в два, три, четыре места, но оно ж должно работать”. И вот система вот этого бардака глубинного государства состоит в том, когда непонятно, кому заносить и кому б ты ни занёс, дело не сдвигается с мёртвой точки, процесс не идёт.

Для внешнего наблюдателя. Это ключевое уточнение.

Для внешнего наблюдателя.

Потому что на самом деле для глубинного государства хаос является формой защиты от внешнего мира, от транснационалов прежде всего. И формой управления внутренним порядком.

А Янукович и Порошенко  — это были люди, которые так или иначе пытались выстраивать глубинное государство. Янукович выстраивал глубинное государство так, что попытался замкнуть его на себя. Прежде всего перераспределив олигархическую ренту в пользу себя, отбирая не только мелкий и крупный бизнес, но и бизнес отдельных олигархов. Он разрушил равновесие, не установив, не построив другие равновесия.

И в конечном счёте он пал жертвой собственной жадности. Порошенко оказался человеком намного более профессиональным. Помимо того, что он знает несколько иностранных языков, он ещё и очень талантливый бизнесмен. Он оказался в состоянии выстроить несколько консенсусов. Первый консенсус — олигархический, который он, подобно Януковичу, перераспределил в свою пользу, создав связку Порошенко-Ахметов и отодвинув всех других. То есть отодвинул Коломойского, Фирташа, хотя тут сработали американцы.

Которые изначально тоже участвовали в консенсусе.

Тоже участвовали, да. Но впервые за всё время существования глубинного государства Порошенко создал другую структуру — коррупционный консенсус. В принципе, коррупция как-то существовала и с ней можно было как-то работать с уровня олигархии, с yровня таких топ-чиновников, с уровня премьер-министра, с уровня главы администрации, и пытались многие с этих уровней работать. Порошенко впервые создал этот второй консенсус.

Производным этого консенсуса есть (мы ещё об этом поговорим) не только армия порохоботов из тех, кто явно защищает его. Но и армия людей, которые вовлечены в коррупцию, получают свою коррупционную ренту и являются поддержкой режима Порошенко. О которых он, как теперь выясняется, ничего не знал. Но мы теперь знаем. И сейчас мы про эти вещи поговорим.

Итак, в чём сила президента? Отсюда начинается методичка.

Первое, что может президент и что даёт ему большую силу — это силовой блок: СБУ, ГПУ, все силовые структуры. Что это даёт? Это позволяет ему делать важную вещь — быть арбитром среди олигархов и перераспределять олигархический консенсус, если ему понадобится, в свою пользу. Базовая возможность состоит в том, что он возглавляет силовой блок.

Второй момент. Так случилось, что президент традиционно возглавляет бизнес, связанный со всеми энергоносителями. То есть тут и углеводороды, электроэнергия, всё, то есть всё, где есть инфраструктуры и где большие деньги.

Энергия — это жизнь, в прямом смысле, президентской жизни.

Да, это его коронный бизнес. Если посмотреть на различение, скажем, президента и Кабинета министров, правительства, то президент возглавляет большие деньги, а премьер возглавляет деньги поменьше. И кто б ни оказался на месте премьер-министра, он тоже может зарабатывать, но он никогда не поднимется до уровня президента.

Я разнесу это: президент зарабатывает стратегические деньги, а премьер управляет оперативными потоками.

Да. И поэтому на посту премьер-министра тоже можно заработать ярд, но это не ярды. Это не тот уровень.

Я проиллюстрирую. Энергетика — это стратегические деньги, которые капают постоянно, и ты можешь, скажем так, рассчитать свою капитализацию в длительном промежутке времени. А оперативные деньги — это, допустим, таможня или евробляхеры. Ты знаешь, допустим, что какие-то люди хотят завести сюда евробляхи и ты можешь оценить количество этих людей, но оно может колебаться.

Смотри, тут я пропустил важный момент. Сейчас я к нему вернусь. Что даёт возможность президенту зарабатывать на энергоносителях? А именно то, что он возглавляет внешнеполитический и внешнеэкономический блок, именно он сюда заводит инвестиции Если президент не дал добро, то никто в Кабмине это добро не даст в обход президента. Именно поэтому он курирует весь бизнес на энергоносителях, потому что они напрямую зависят от внешней политики. То есть наши отношения с Россией — это в значительной степени газ, нефть, электроэнергия, вот эти вещи.

Плюс он может ударить силовиками, как с Онищенко, по тем, кто зарвался.

Абсолютно точно. Итак, вот два момента: то есть силовой блок — и поэтому он арбитр олигархов, внешнеполитический блок — и поэтому он возглавляет  вот эту торговлю энергоносителями.

И ещё один важный момент — президент оказывается центральной фигурой (по важности, не по мощности), которая курирует армию и ВПК. Это может показаться в мирное время не очень выгодно, но во время войны это просто Клондайк. То есть Янукович сейчас, наверно, грызёт локти, что он не правит во время войны. Потому что ВПК и армия — это Клондайк.

Это 3% ВВП сейчас.

Чтоб мы просто представляли. И, наконец, ещё один важный момент — президент традиционно курирует все инфраструктуры, потому что они напрямую являются, как ты сказал, стратегическими, за них отвечает РНБО, они непосредственно тоже завязаны на все системные вещи, которые с энергоносителями связаны. Вот это всё — президент. Все остальные локти кусают, когда смотрят, какой жирнющий кусок находится у президента.

И, обратите внимание, если вы прочитаете Конституцию, если вы прочитаете все украинские законы, нигде вот того, что я рассказываю, вы не найдёте. Это нигде не написано. Тот анализ, который произвели в издании “Корреспондент”, он исходит из некоего публичного государства, которое де-факто уже не управляет страной, управляет страной это глубинное государство.

И давно не управляет.

Да, и давно. Тут основные потоки, тут принимаются основные решения, тут принимаются решения воевать и не воевать. Что произошло с государством за время каденции Петра Порошенко? Публичное государство и глубинное государство размежевались.

В публичном государстве худо-бедно принималось решение, что вроде как Россия агрессор, вроде как мы воюем и вроде как даже бизнес там нельзя вести и нашим актёрам нельзя туда ездить, и, вообще, мужчин даже не пускаем, в Крым не должны ездить и закрываем все телеканалы от России.

А в глубинном государстве происходили совершенно другие процессы: не прерываясь, поддерживались бизнес-отношения с Россией, причём, эти бизнес-отношения курировал именно президент, не прерываясь, продолжались отношения напрямую с Путиным — ключевой фигурой является Медведчук. И когда Медведчук говорит, что его нельзя уволить (а многие посмотрели, что одновременно с этим президент вроде как его уволил), то мы сказали: “Ну как же так? Его нельзя уволить, а президент взял и уволил”. Но это смешно, потому что это декорация, это такая театральная игра. Его, действительно, нельзя уволить, потому что не Порошенко его назначал.

Я раскрою этот момент кратенько словами Симона Кордонского, который говорил, что базовыми институтами в России (а это касается и Украины) является не парламент, администрация президента или Кабмин, а баня, ресторан — то есть те точки, где реально осуществляется договорняк и вырабатываются консенсусные решения по поводу действия этой системы.

Глубинное государство устроено таким образом, что оно отмежёвано от публичного государства, и в телеящике показывают проекции из этого глубинного государства, искривленные, которые построены по другим правилам.

То есть базовые решения принимаются на уровне глубинного государства, а  вот в этом публичном государстве мы видим только мелькание теней, каких-то кукол, какие-то фигуры проплаченных экспертов, которые что-то там “ля-ля-ля, ля-ля-ля” говорят, но базовые решения принимаются здесь.

И когда президент, например, публично говорит, то ему постоянно надо держать эти два плана — с точки зрения чего он говорит: то есть он простраивает дискурс внутри глубинного государства, но в публичной плоскости он постоянно помнит, что он же говорит в некоторой другой реальности. Ему постоянно приходится трансформировать это своё видение в те картинки, которые в телевизоре, поэтому он должен постоянно отслеживать и корректировать.

Главное — не проговориться.

Да, иногда он проговаривается, но те, кто знает, как устроены дела в глубинном государстве, это подмечают, а те, кто не понимает эту картинку, принимают это как обороты речи или такой витиеватый дискурс. То есть они даже этого не замечают, потому что не знают, как  устроены дела в этом глубинном государстве.

Ещё один важный, важнейший момент, который я давно прорабатываю и который отлично ложится на тот конструкт, о котором ты говоришь. Это то, что этот конструкт отлично ложится на две экономических реальности: есть теневая экономика, есть как бы белая экономика, которые между собой пересекаются, и на пересечении возникает коррупционная рента.

Вот точно ты подметил, я в эту сторону хотел пойти. Смотри, нам надо очень чётко отличать. Я это уже сделал, но сейчас я очень жёстко хочу отличить: есть олигархический консенсус — он связан с олигархами, есть коррупционные консенсус — он про другое, в  коррупционном консенсусе участвуют эффективные менеджеры не только олигархических, но и других предприятий, собственники этих неолигархических предприятий, чиновники как эффективные менеджеры, которые пришли, условно говоря, на хлебные должности.

Вот во всём этом коррупционном консенсусе участвуют эти люди, поэтому мы отличаем олигархический консенсус, где делятся большие ренты, большие деньги, тарифы, договариваются об основных правилах существования. И коррупционный консенсус, где распределяется коррупционная рента.

Давай введём ещё одно понятие. Вот в этом всём очень важную роль играют сословия, потому что вот этим всем управляют титульные сословия, где олигархи являются одним из титульных сословий. А вот эти вот коррупционные чиновники, топ-менеджеры — они тоже относятся к титульным сословиям. То есть титульные сословия — это олигархи, они выполняют свою функцию, которая была запущена Кучмой (вмонтировать украинскую экономику в глобальный рынок, потому что красные директора не могли это выполнять), есть прокуроры, есть полиция, есть судьи — это тоже титульные сословия, есть топовые чиновники, которые имеют от коррупционного олигархического консенсуса свою долю, они являются его бенефициарами.

И теперь смотри, когда мы сегодня говорим про то, что мы пытаемся опрокинуть систему. Я очень часто пишу только про олигархический консенсус, прекрасно понимая, что с коррупционным консенсусом я справиться не могу по простой причине — потому что его массовость намного выше.

Это значительная часть чиновников, которым сказали: “Ну, вы ж хотите в Европу? Вы должны это поддерживать. А коррупция — ну, у кого её нет?”.  И они должны смириться с этим, не понимая, что тем самым они поддерживают олигархический консенсус, разрушают публичное государство или, скажем так, остатки публичного государства.

Более того, я опять у тебя уточню, потому что это очень важно: в этом коррупционном консенсусе участвуют не только титульные сословия, но и, условно назовём это, периферийное титульное сословие.

Вторичная составляющая, производная.

Да, учителя. Вот система образования. Она не выполняет функцию образования, она выполняет функцию легитимизации действия глубинного государства посредством выборов, где образовательное сословие выполняет функцию надзирателя через комиссии. В их зданиях это всё проходит. И вот это на самом деле их первичная функция, функция образования вторична.

Теперь смотри, чтобы удержать отличия между публичным государством и глубинным государством была создана мощная ширма. Порошенко решил (он не применяет кустарных подходов Януковича) всё поставить на промышленную хорошую коммерческую основу.

Для этого он не просто там каких-то нанял людей или заплатил каким-то клоунам, чтобы его поддерживать. Он создал мощные каналы коммуникаций — “5 канал”, “112 Украина”, “NewsOne”,”Прямой”, уже из коррупционной составляющей были созданы “24” и так далее по списку все, включая даже “1+1”, потому что это тоже составляющая вот эта вот коррупционная. И теперь мы имеем мощную ширму.

Плюс боты.

А нет.  А вот для обслуживания этой ширмы созданы были порохоботы — часть в интернете, часть — вот в этой мощной телеширме. В этом смысле Порошенко впервые в истории Украины создал коррупционную консенсус.

Более того, устами Карла Волоха он его открыто признал, потому что, помнишь, как Волох сказал, что “да, мы в таких условиях, когда коррупция выполняет государственную функцию, потому что именно за счёт коррупции мы можем финансировать вот эти вот каналы”. То есть он это фактически так и сказал.

Теперь смотри, поскольку мы эту ситуацию увязываем с шантажом “Голосуйте за это, а то Путин нападёт”, у нас впервые возникает возможность приблизительно социологически это измерить. Если б меня спросили, сколько человек сегодня поддерживают коррупционный и олигархический консенсус, я бы точно ответил: 30%. Потому что у меня есть уже социология по этим вопросам. 30%. То есть мы с вами, уважаемые граждане, дожили до ситуации, когда 30% сознательных граждан — не глупых, умных, не каких-то там русопятов, а, в общем-то, патриотов — поддерживают систему олигархического консенсуса и коррупционного консенсуса, потому что он накрепко завязан на выживании этого государства.

И на их интересах. 

И безусловно, на их интересах. То есть мы оказались в ситуации, когда глубинное государство и публичное государство различены и защита от публичного государства на самом деле есть ширма, поскольку там отражение теней и куклы пляшут, порохоботы, эксперты. И масса людей защищают вот это вот глубинное государство. Это мы разобрались с глубинным президентом.

Я добавлю. И вот почему они так это отчаянно делают.

Ну да, не за страх, а за совесть. До истерии. До грузовиков, которые сбивают кандидатов. Наркоман — да. В ход идёт всё.

Это иррациональное создание своего интереса и иррациональный страх потерять в результате того, что будет разрушена такая система.

То есть, смотри, мы с тобой разобрали «глубинный президент».

Сейчас бы я хотел поговорить о глубинном парламенте.

Я помню ещё те времена (опять возвращаюсь к вот тому моменту), когда Ющенко почти в белых  перчатках, я так и вижу эти руки, словно в белых перчатках — “ці руки нічого не крали”, “сюди в парламент не буде ніхто нічого заносити” — это правда, действительно, при нём лично он не отдавал команду и не заносил ничего в парламент.

Но что здесь возникает?

Мы с тобой уже касались этой вещи и я ставил этот вопрос. Если вы просто отказываетесь работать с глубинным государством  и говорите, что никуда заносить не надо, это означает, вот как при Ющенко, заносить будут в другие точки. Мало того, поскольку у вас не будет единой точки, куда заносят, у вас не будет единого центра принятия коррупционных решений —  заносить будут в разные точки.

А когда у вас несколько точек принятия коррупционных решений, что настаёт? Хаос. Отказ признать систему и сказать, что заносить не надо ни в какое место, на самом деле не уничтожает эту систему, заносят просто в разные места.

Я проиллюстрирую это очень красноречивым примером. У меня было несколько разговоров в Польше с друзьями, с партнёрами и они мне говорили, почему им трудно работать с Украиной и очень легко работать с Беларусью.

Там понятно, куда заносить.

Да. Говорят: там чётко, там есть конкретный центр принятия решений и ты понимаешь, что если ты туда зашёл, то у тебя никаких проблем, а у вас же постоянно приходится согласовывать интересы.

Дал всем, а дело с мёртвой точки не сдвинулось.

Да.

В парламенте. Вообще, парламент — это торг. То есть это не то, что написано в Конституции, не то, что написано в регламенте. Это тупой… Нет, это умный коррупционный торг. Умный. Я хотел сказать тупой, но в смысле, что такой отвязный. Но на самом деле это умный коррупционный торг,  потому что он связан с построением больших рефлексивных моделей: если я то, если здесь этот, я тут проигрываю, значит я должен себя усилить здесь — то есть это мощные рефлексивные модели каждый раз выстраиваются. По этому параметру парламент — это коррупционный торг.

С большой дезинформационной составляющей в качестве прикрытия, когда раскрываются, разворачиваются большие ширмы типа мовный закон, образовательный закон точно так же использовали и  так далее. Для того, чтобы отвлекать общественное внимание в этот паблик в то время, как глубинное государство обеспечивает своё функционирование.

Смотри, что произошло после Революции достоинства? Мы впервые попытались договориться на уровне коалиции.

И почему коалиция не подошла глубинному парламенту? По простой причине: некие движения на уровне глубинного президента произошли и тут, понимаешь, выходят демократы Юлия Тимошенко и Ляшко и говорят, что за демократию, а не за олигархию.

Что это за фигня? Вообще, с точки зрения глубинного государства, это зряшная потеря ресурсов.

Поэтому в 2016 году решили плюнуть на эту коалицию. Потому что денег жрёт много, никого не удержишь, потому что есть эта проклятая публичность, по отношению к которой надо постоянно как-то интерпретировать свои действия, а там так не пройдет.

И решили создать непубличное большинство, то есть вот это важный момент — непубличное большинство. Грубо говоря, почему БПП не могла объединиться с Оппоблоком и другими, потому что это потеря репутации.

Или с Ляшко. Мы ж понимаем, что Ляшко играет с Ахметовым.

Смотри, как как идеально была выстроена система: если для этого голосования им нужно, то просто покупают голоса для этого голосования, если для следующего не нужно, для следующего не покупают. И, оказалось, что коалиция в глубинном парламенте на фиг не нужна.

Такой фриланс. Есть парламентский фриланс. Есть ядро, а есть парламентский фриланс, где тебе нужно, ты привлекаешь.

Да. “Господа, кто голосует за этот закон, поднимите руки — по лимончику”. Ну, в зависимости от закона — бывает и по 100 тысяч.

И по десяточке бывает.

Да, доходит и до крупных сумм. “Вы нет? — ну, значит вы не берёте”. Всё.

И потом голосование с чёткой фиксацией, кто взял, кто проголосовал.

Оказалось, что коалиция не очень-то нужна. И вот глубинный парламент состоит в том, что для работы глубинного государства не нужна коалиция — вообще.

Как там сказал Парубий, когда его в очередной раз пару лет назад, уже 3 года назад решили прижать — “Так  есть всё-таки у нас коалиция или нет?”. И наш спикер заявил, что это не его дело — считать людей в коалиции, его, спикера, дело — вести заседания, а есть там люди в коалиции или нет — это, вообще, не его дело.

Голосуют — и хорошо.

Да. Вообще-то, по большому счёту, за это надо отвечать, это, вообще-то, криминальная ответственность. Потому что тут налицо дисфункция, невыполнение полномочий, просто разрушение, то есть коррупция парламента. Это прискорбные вещи, я сейчас даже не хочу об этом говорить.

Смотри, я б ещё ввёл такое понятие, как опорные столпы вот внутри этого глубинного парламента, где такие игроки, как представители либо сами Лёвочкин, люди Ахметова или Фирташа, Коломойского (вот такого уровня), они выполняют роль тех осей, вокруг которых вращаются сети зависимых депутатов и фрилансеров, которые включаются под выработку необходимых решений.

Итак, мы зафиксировали, что коалиция для глубинного парламента не нужна. Возникает второй вопрос — а нужны ли фракции? Оказалось, что фракции тоже не очень нужны. Да, конечно, некоторые депутаты, почувствовав, что вот они такие свободные…Как Николай Томенко, которого я безмерно уважаю за этот его поступок — решил учинить фрондёрство, но ему сразу показали, что, может, другие фракции не нужны, но именно фракция БПП президенту очень даже нужна. Поэтому в других фракциях может быть что угодно, но в БПП такого не будет. Поэтому оказывается, что для продвижения целей и решений глубинного президента его фракция нужна, остальные все как бы по желанию, их лидеры смотрят — нужны или не нужны — они могут их выводить за пределы фракции или оставаться в парламенте, это их дело.

Дисциплина в этом случае выступает инструментом внушения уважения и показывает, что, смотрите, на суверена прыгать нельзя — он всё видит и он может наказать. И поддержка этого страха является одним из базовых мотиваторов для того, чтобы система находилась в неком стабильном равновесии.

Третий момент. Мы установили, что коалиция не очень нужна, фракции не очень нужны. Только не падай со стула — а нужны ли, вообще, партии для того, чтобы представлять фракции? Оказалось, что и это не нужно.

«Народный фронт» живёт в отрицательном доверии и в отрицательной поддержке нашего электората уже несколько лет, но это никак не мешает ему иметь фракцию, участвовать и делить коррупционную ренту.

Принимать ключевые решения общего уровня.

Принимать ключевые решения. То есть, уважаемые граждане Украины, глубинный парламент — это не то, что вы себе представляете. В глубинном парламенте не нужны ни коалиция, ни фракции, ни партии, я вам даже скажу больше — каждый отдельный депутат там тоже на фиг не нужен.

Только хотел сказать. Потому что всё сводится к 5-6, ну, 10-ти людям.

Да, все остальные — это голосовательные функции, которые должны голосовать, как им скажут, вправо-влево шаг — они слетают с должностей, как Егор Соболев. Они теряют возможность влияния, как это показали Ляшко — пару раз показали, потом он тихонечко всё-таки дисциплинированно стал голосовать. То есть мы попадаем в мир зазеркалья и оказывается, что глубинный парламент выглядит совершенно не так, как выглядит публичный парламент.

Да, то есть функция глубинного парламента — выработка базовых решений для глубинного государства, функция внешнего парламента — это создание пузыря.

Не пузыря, вот этой ширмы.

Я так и называю.

Ширмы между глубинным государством и публичным государством.

Ну, я называю так.

Понимаешь, у них есть очень важная функция — они медиаперсоны.

Так я об этом и говорю. Ширма, пузырь — не важно, как мы это определяем. Но именно вот это ширма выполняет функцию демпфера, который скрывает суть. То есть за хаотичными телодвижениями Алексея Гончаренко, который переодевается в клоуна, следит вся страна, тогда как под столом происходят ключевые вещи.

И теперь я расскажу большую тайну всех, кто ходит на эфиры телевидения. Давайте я начну так — с кулуаров. Прошла некая первая часть, ты выходишь в кулуары. И все, не сговариваясь, переходят на язык глубинного государства — они обсуждают расклады, коррупции, кто кому, кто кого, они рисуют, как там в действительности.

“Ты ж понимаешь. сейчас я тебя мочкану…”.

Да. Но потом звучит гонг — эфир. И этот разговор о глубинном государстве прекращается для того, чтоб в следующий момент продолжить разговор о так называемом публичном государстве, публичном парламенте.

Вот, когда я это понял и когда мне стало блевать охота от всего этого, я прекратил ходить на телеэфиры ток-шоу.

Поэтому я не боюсь, что меня куда-то не позовут. Я подумал, а кто бы ещё с нами мог говорить: Фесенко — нет, его ж потом перестанут приглашать, Вадим Карасёв — нет,  вот, может быть, Небоженко — вот он бы стал хорошим собеседником..

Вот этот вот момент, когда ты принимаешь решение не ходить на телеэфиры, когда ты начинаешь говорить в терминах глубинного государства, он позволяет нам с тобой записывать такую беседу вне телепространства, потому что, ну, представь себе, по телевидению я начну это рассказывать. Во-первых, меня оборвут, не дадут договорить, во-вторых, а в какой программе я мог бы это сделать? Ну, назови.

Да. А, в-третьих, это вызовет шок у тех, кто это понимает всё реально, потому что это крамола, по большому счёту, это революционные вещи.

Наверное, только во время президентской кампании можно это говорить. Чтоб было просто понимание — наша передача называется “Методичка президенту, часть первая. Глубинное государство”.  Она состоит из трёх частей: глубинный президент, глубинный парламент и третья часть —  интересного, угадаешь или нет? Третья часть какая?

Не хочу.

Глубинное гражданское общество.

Это то, что я “deep state” назвал.

Глубинное гражданское общество. Это я на этом же месте, в этой же студии рассказывал вчера.

Разговор начал Виталий Кулик, он начал говорить о том, почему деморализовано гражданское общество. И он развернул представление о том, что есть грантоеды, есть творческая интеллигенция (это твой тезис — «которая отличается от интеллектуалов»), есть моральные авторитеты, которые деморализованы, есть волонтёры, добробаты, которые подлинное гражданское общество, и масса, масса маленьких структур активизма.

Давайте посмотрим на глубинное гражданское общество. Прежде всего серьёзное влияние на гражданское общество оказывают две мощные грантодательные структуры — Запад и Россия.

Вы, может, удивитесь, что мы  грантами называем только те, которые приходят с Запада, но те, что приходят из России, это тоже гранты.

Да.

Как бы вам это ни звучало плохо, некрасиво, но сепаратисты ОРДЛО тоже получают гранты от России. Это некрасиво так говорить, некрасиво сравнивать. Но это те же гранты. Да, они там в виде снарядов, мин, новой техники, но это такие гранты.

Извини, но “112” и “NewsOne” тоже существуют на гранты.

Тоже существуют на гранты.

Потому что Медведчук контролирует рынок сжиженного газа.

Причём, заметь, мы ж коснулись этого вопроса, почему, в действительности, Порошенко не может уволить Медведчука. Потому что Медведчук — это компромиссная фигура между Путиным и Порошенко, это предмет договоренности через него иметь все отношения. Вот, собственно, поэтому Медведчук так фрондёрствует и поэтому он такой дерзкий, потому что Порошенко, действительно, может только вот на публику сказать “я его увольняю”.

А что, он до этого был на должности? Как можно уволить человека, который и так не занимал никакой должности, вот как? С той должности, которой нет? Эта должность на уровне глубинного государства, из глубинного государства не увольняют, вернее, там иначе просто увольняют. Отттуда не уходят просто так.

В этом смысле мы приходим к тому, что есть западные гранты, есть российские гранты. Нам не нравится слово “гранты”, но это так. Поэтому есть грантовые организации от Запада и грантовые организации от России. Первых мы любим, вторых мы терпеть не можем.

Но, коль скоро с Россией работает не публичное государство, а глубинное, мы, в принципе, не можем отслеживать эти потоки финансовые между Украиной и Россией, отслеживать бизнес, который на этом построен, отслеживать отношения глубинного государства с Путиным, отслеживать скрытую коммуникацию.

Мы можем отслеживать только открытую коммуникацию. А открытая коммуникация находится в искривлённом пространстве изменённой повестки дня. Вот почему мы не можем ничего понимать в отношениях Украины и России сегодня. И когда Медведчук, постоянно находящийся внутри вот это вот глубинного государства, что-то говорит из этой позиции, складывается впечатление, что мы его не совсем понимаем. Он же ж заявил недавно, что он, вообще, от имени своей партии выступает на переговорах с Путиным, то есть с российской властью представляет свою партию.

То есть в нормальном бы государстве СБУ сразу же уцепилось бы за эту фразу — оказывается, в Украине есть партия, вдумайтесь, от лица которой ведутся переговоры с российской властью, и эта партия существует вне Конституции, вне закона, имеет два своих телеканала или даже больше, кучу средств влияния.

А украинская власть на это влияния не имеет. То есть у нас внутри существует неконституционная структура, которая открыто заявляет, что она ведёт публичные переговоры с агрессором. И это не приводит ни к каким решениям Службы безопасности, силового блока.

То есть они настолько привыкли жить внутри этого глубинного государства, что они не всегда даже успевают подумать, а как это звучит для избирателя, который видит только картинку публичного государства, они не рефлексируют, что сказать такое — я веду разговоры от партии — в публичном пространстве нельзя, это нарушает все законы.

Вот ты спрашивал про то, что проговариваются, что бывают оговорки. Ну вот она. Ребята, реагируйте. Где, ау, СБУ?! Ау, президент из глубинного государства, наш глубиннейший президент! Как вам? У Медведчука есть партия, от которой он ведёт переговоры с Путиным, что вы будете делать с этой партией?

СБУ разбирается.

Да.

Это официальная позиция. СБУ разбирается. СБУ разбирается по поводу полёта Бойко и Медведчука в Москву.

Это ж другая тема. Поездка — ладно. Я же говорю про партию, легально действующую в Украине, от лица которой идут переговоры с агрессором. Реакции — ноль. То есть партии, которые напрямую финансируются российскими грантами, которые не живут по украинским законам, которые не находятся внутри конституционного украинского пространства, но украинское публичное государство с ними ничего не делает по той простой причине, что команды от глубинного государства не было.

Давай на этом зафиксируемся. Потому что там пришли новые гости. Я думаю, мы продлим эту беседу во второй раз.

Давай.

Поскольку, мне кажется, мы вышли просто на очень серьёзный нарратив, который как раз за эти 9 дней, которые остались до второго тура, нужно развернуть и глубоко внедрить в мыслящую часть.

Смотри, мы создаём методичку для президента. Заметьте, не для будущего, для любого. На тот случай, если бы он захотел эту ситуацию поменять. Только для этого случая. На тот случай, когда он просто не захочет это использовать, ну, будем считать, что мы с тобой зря работали, но всё-таки какая-то надежда остаётся.

Да. Потому что всё, что мы делаем, мы делаем для того, чтобы хорошие люди в Украине себя чувствовали хорошо.

Да, чтоб разрушить…

Да. А плохим людям, воздалось по их заслугам. На этом будем заканчивать, к сожалению. Я очень хотел бы эту беседу продолжить, потому что ещё б, я думаю, в полчаса мы бы вложились.

Ну, в следующий раз.

Да, мы на следующей неделе продолжим разговор с Сергеем Дацюком. Всем спасибо. Подписывайтесь, подписывайтесь на Серёжу. Кстати, подписывайтесь на канал Сергея Дацюка в YouTube, как он называется?

“Субботний кофе”.

“Субботний кофе”, где они с женой ведут великолепные интеллектуальные разговоры. И всего вам хорошего, хороших выходных, радуйтесь жизни, не так в ней всё плохо, как…

…как мы нарисовали сегодня.

Да. И как кажется сквозь призму воздушного пузыря или вот эту ширму, о которой мы говорили. Пока.

Вторую беседу Юрия Романенко с Сергеем Дацюком смотрите здесь: Методичка для Президента Украины. Часть 2. Соотношение глубинного и публичного

Подписывайтесь на канал «Хвилі» в Telegram, на канал «Хвилі» в Youtube, страницу «Хвилі» в Facebook, канал Юрия Романенко на Youtube, канал Юрия Романенко в Telegram, страницу в Facebook, страницу Сергея Дацюка в Facebook, канал Сергея Дацюка в Youtube.