Демократия, реакция и смысл будущих президентских выборов

Наше современное положение, достигнутое беспрецедентным в мировой истории способом, иллюстрирует американскую идею о том, что правительства создаются с согласия управляемых, и что в воле народа заменять или свергать правительства всякий раз, когда они становятся разрушительными для целей, для достижения которых они были созданы.

Джефферсон Дэвис. Инаугурационная речь. Монтгомери, штат Алабама, 18 февраля 1861 года

Аргумент о незнающих массах

Дело в том, что человек, который ест мясо, не имеет право обсуждать мясника. Иными словами, утверждение о том, что некомпетентная масса неспособна выбрать из претендентов лучшего правителя подразумевает либо инфантильное верование утверждающего в то, что он лично в недемократическом обществе будет относиться как раз к компетентному правящему сословию (аристократии), либо мрачный стоицизм его же, готового раствориться в бесправной некомпетентной массе ради пользы дела.

{advert=1}

Аргумент о неспособности сделать осознанный выбор – ключевой в системе современной консервативной мысли (см., например, «Проект Россия»), хотя сам и не нов. При этом важно понимать следующее: со времен Великой французской революции корзинка реакции пуста. То есть за этой критикой нет альтернативы: убожество реставрированных Бурбонов, как и полутора веками раньше – убожество реставрированных Стюартов – обнаружило эту пустоту во всей глубине. Абсолютизм не вернулся в Голландию, в Англии продержался 22 года, был принципиально исключен из независимой истории Америки, полторы декады продержался во Франции после Наполеона. Дольше всех абсолютизм продержался в странах, где монархия в той или иной форме была слишком тесно увязана с церковью – России и Испании.

Но, так или иначе в разной форме и степени демократический процесс охватил весь христианский мир. Это естественное наследие интеллектуального и технического прогресса – высвобождения человека из-под власти стихии и «рокового» предназначения. Вернемся к обвинениям против демократии.

Во-первых, когда говорят, что массы неспособны оценить достоинства и недостатки кандидата в правители, то это выстрел мимо цели. От избирателя требуется сделать выбор как таковой, а не анализ рисков. Кто-то скажет – так ведь в таком случае жребий объективнее! Да, и об этом давно известно. Но возникает проблема его изготовления и процедуры. Демократия удобнее жребия. В этом и внутренняя суть демократии – это не богиня идеальных пропорций, зовущая из-за горизонта, а механизм. Механизм обеспечения легитимности власти.

Здесь снова повод ткнуть пальцем и сказать – «Ага, значит, сама власть формируется как-то по-другому: варианты – масонский заговор, плутократия», «…у генерала есть свой сын» и так далее. Как быть с этим? Здесь вот что – нельзя верить одновременно в дарвинизм и демократию.

Животная часть человеческой природы подразумевает неравенство – сильные и слабые, смышленые и медлительные, привлекательные и не очень. Отсюда – сильные, хитрые, иногда – привлекательные имеют больше шансов на захват власти, создание в будущем кланов, удерживающих ее. Демократическая концепция, вопреки суждениям некоторых, проистекает из христианства. уравнивающего шансы на спасение. Наверное, это звучит непривычно. Современная демократия выросла из интерпретации христианства философами Просвещения. А ведь происхождение, богатство и ум, в противовес «рождению во Христе», отказу от материальных ценностей и направлению интеллектуальных способностей к познанию Божьей воли – пыль для христиан. Противоречие между христианством и демократией возникает в другом месте – демократия «от людей», а от них «пораженных первородным грехом», по определению не может идти ничего хорошего. Но углубляться в богословие не будем, заметив лишь, что к душе демократия, по нашему мнению, отношения не имеет. Для демократизации же власти одного факта выборов явно недостаточно. Но сначала зададимся вопросом – а что такое демократическая власть и нужна ли она?

Власть народа

Демократическая власть – это не «власть демократов» и не клуб мягкотелых прекраснодушных мечтателей. Такие встречающиеся в истории и современности формы режима являются карикатурами, во втором случае – краткоживущими, в первом – просто не-демократиями. Демократическая власть, в первую очередь – власть законная по своему происхождению. Она является властью согласно законам, принятым до того, как люди и организации, ее олицетворяющие, были названы «властью».

{advert=2}

С этой точки зрения власть является законной и в России, и в США, и в Туркмении, и в Китае, и во многих других странах (Украина в этот список не включается – сомнительная легитимность парламента, и президента – в особенности, не говоря уже о правительстве). Во вторую очередь демократическая власть – законопослушна. Думается, это не требует разъяснения.

Наконец, в деле изменения законов демократическая власть опирается на волю народа, выраженную прямо и косвенно. Соответственно, демократическая власть обеспечивает возможности для вертикальной социальной мобильности, что, возможно, не разрушает складывающиеся узлы «концентрации аристократии», но, несомненно, смазывает и шлифует эти узлы. Периодические выборы на всех уровнях, конкурсный отбор операторов распределения бюджетных средств (изгаженная у нас коррупцией идея «тендерной палаты»), свободные СМИ, некоторые другие механизмы – инструменты («костыли») власти, перманентно (демократия, не забываем – процесс) демократизируемой власти.

Власть – тигр в клетке, ослабление прутьев и цепи для нее – увеличивает риск наступления тирании. В тирании же существует лишь один полноценный человек – тиран, наполовину полноценна – его псарня, все прочие представляют собой скот. Прославлять тиранию – значит надеяться на получение особого места в ней. История доказывает, что для таких надежд нет никаких оснований. Славословы заканчивали плохо, оказавшись, очень скоро – «слишком умными» для тех, кого помогли возвести на престол или посадить за стол.

Аргумент о скупке голосов

Во-вторых, когда говорят, что демократия является фикцией, поскольку общественным мнением управляют большие деньги, то проявляют тот же неоправданный, как правило, аристократический снобизм по отношению к соседу. Христианство же призывает нас возлюбить ближнего как самого себя, а значит, как минимум, не считать ближнего низменнее и глупее. Изберут ли президентом поддержанного большим капиталом открытого педофила или убийцу с «непогашенной судимостью» (или без оной)? Думается, все же нет.

Способный бедняк – разве не может он собирать площади своих сторонников или пострадать за народное дело от рук богатых – стать еще более влиятельным, как мученик? Какие большие деньги стояли за Моралесом, Чавесом, Кастро? Из бедных семей происходили и некоторые правые политики. Когда Клинтон стал губернатором Арканзаса, до возникновения гигантов «новой экономики» было еще очень далеко.

На самом деле, купечество (в постсоветском сленге – «барыги») само тянется к сильным, а не выбирает их. Если говорить о вождях демократических революций в Голландии, Англии, Америке и Франции, то говорить о том, что они были марионетками каких-то «спонсоров», было бы антинаучно. В более-менее демократическом обществе политик, запутавшийся в коррупционных связях с крупным капиталом, рано или поздно плохо заканчивает. В той же Канаде когда-то премьеры (как в Англии) вообще могли умереть в бедности.

Капитал, несомненно, оказывает влияние на государственную политику – но это правило относится ко всем формам правления, даже диктатуре пролетариата, добивавшей благосклонности зарубежных концессионеров. Роль иностранного и местного капитала в процессе принятия решений усиливается обратно пропорционально уровню экономического и общественного развития государства, достигая максимума в «банановых» республиках и на дестабилизированных территориях. А в странах развитых капитал торгуется с государством через лоббистов и через юристов – с налоговой службой. Не без шероховатостей, конечно, но эти шероховатости – не политический закон, а объект пристального внимания правоохранительных структур.

Аргумент о дипломатическом оружии

В-третьих, те, кто считает демократию идеологией порабощения Западом стран мира – совершает ошибку обобщения, причем много раз. Прежде всего, что есть Запад? В одной Европе уже минимум два блока, да еще и группировка евробюрократов – единственное пока проявление «европейцев» как народа. Отличаются во многом стиль жизни и приоритеты внешней политики США и Канады. Запад ли Япония и развитые государства Юго-Восточной Азии? Некоторые так вообще считают «Западом» лишь страны англосаксонской правовой традиции – и небезосновательно. Но в таком случае Запад выходит за пределы развитой части планеты.

Однако, предположим, что Запад един – в частности, как столетиями предполагают русские консерваторы, в деле борьбы против России и православной веры. Это отдельная широкая тема – и, кстати говоря, не зря в своей книге «За что и с кем мы воевали» лидер русских правых интеллектуалов Наталья Нарочницкая постоянно упоминает «восточноевропейских католиков». Заметим лишь, что считаем вопрос о восточноевропейских католиках ключевым в изучении антагонизма между Россией и частью (или слоем) Запада. Возможно, корень этого антагонизма в успешной реализации славянским народом проекта великой державы вне рамок католического надгосударства, в которое вступили в поисках суверенитета западнославянские народы.

{advert=3}

Но к демократии эта дискуссия имеет весьма далекое отношение. Если демократия плоха, западные страны, столь прославленные своим рационализмом, не учреждали бы ее для себя. «Распространение» же демократии – «хобби», собственно, американцев, а не «Запада» в целом. Все остальные в этом «бизнесе» постольку-поскольку.

Где же это распространение оказалось успешным? В ФРГ и, с некоторыми ограничениями, в Японии. Ряд государств послевоенной эпохи были созданы изначально как демократии, пусть и весьма специфические – Израиль, Сингапур, Южная Корея. Со скрипом пошел этим путем и Таиланд. Их ориентация на США была не принудительной и весьма рациональной (если бы в этих странах победили марксистские революции, мы бы оценивали ситуацию по-другому). Когда и как процессы демократизации совпадают с интересами США и в какой мере «инспирированы» ими – всегда открытый вопрос.

Нередко в Вашингтоне побеждает точка зрения, что «овчинка выделки не стоит». Часто группировки, приходящие к власти с прямой или косвенной помощью США, изображают из себя «демократов», мимикрируя под весьма упрощенные представления американцев о демократии как об «отверточной сборке». Естественно, что в США есть могущественные группировки, которые ищут своей выгоды в контексте такой эталонной внешней политики США. В значительной мере они добиваются своего, посредничая между Вашингтоном и «демократами» в других странах. Думается, что правильным будет рассматривать вопрос экспорта демократии с учетом следующих факторов.

Первый – улучшается ли уровень жизни и свобод в стране, ставшей направлением такого экспорта? Что представляет собой форма правления в этой стране, что представляет собой оппозиция? Что предлагают конкуренты? Насколько коррумпирован сам проект «учреждения демократии» в целевой стране? В конце-концов, чего добиваются сами США в разрезе интересов? Известно, что диктатуру или анархию создать легче. В отличие от предыдущей эпохи сегодня к вышеперечисленным вопросам в Белом Доме относятся серьезно (может быть, это и ненадолго).

Что же касается принципиального права США вмешиваться в дела других государств, то этот вопрос может быть адресован и ко всем другим державам, обладающим необходимым потенциалом. Саудовская Аравия, Иран, Китай, Россия и некоторые другие страны продвигают собственный «продукт» с большим или меньшим успехом. Но конкуренция внешнеполитических стратегий не имеет прямого отношения к проблемам демократии. Так или иначе, выстроить демократическую систему извне без приложения существенных (а в случае со средними и крупными странами – огромных) финансовых, административных усилий на протяжении долгого времени – невозможно. Отсюда – вопрос целесообразности.

Прагматики строят за рубежом коррумпированные диктатуры – идеальный инструмент неоколониализма. Выдавать их за демократии на протяжении некоторого времени – несомненно, возможно. Но крах иллюзий способен лишить проект рентабельности для прагматиков. Но это опять же – епархия внешней политики, а не демократии. Что касается «наступления Запада», то католический Рим продвигал на Восток отнюдь не магдебургское право, а пироманию инквизиторов. Демократия вообще – всегда имеет национальные корни, ее «привнесенность» – концепция, появившаяся, в лучшем случае, в середине 17-го века (… – «свергнуть всякое иго).

Аргумент об «иной ментальности»

Наконец, существует заезженный аргумент о том, что мол, «демократия не всем подходит». На вкус и цвет товарищей нет – и это священное право суверенных народов. Несомненно. Вопрос в ином – насколько суверенны эти народы? Но пусть – даже этот «подкоп» оставим за кадром. Попытаемся объяснить на примере.

Еще совсем недавно наш МИД возглавлял Владимир Огрызко. Возглавлял он его потому, что в 2004-м году Верховный Суд признал второй тур президентских выборов недействительным, в результате незаконного «второго повторного тура» президентом стал Виктор Ющенко, а Конституция в редакции 1 января 2006 года оставила президенту право предлагать кандидатуру министра иностранных дел. Переизбранная по сомнительным мотивам ВР 6-го созыва (где «оранжевые» получили на три места больше, чем «сине-бело-красные», набрав на один с хвостиком процент больше голосов) легитимировала Огрызко на этом посту. Так что, все правильно – курс Огрызко был курсом большинства украинцев? Технически – да, практически – нет. Получается, демократия нам не подходит, даже функцию свою – «правление большинства» – не выполняет? Вы знаете, я вас огорчу.

Дело не в демократии, а в наборе качеств ее украинских участников. В 2004-м год Янукович не смог отстоять свою победу, в 2007-м пошел на безумные компромиссы (а преданному народу… не хватило возмущения?). На досрочных выборах многие остались дома, поехали на природу, а партии коалиции провалили наблюдение за выборами в пустующих «мигрантских» областях. Вот так и вышло, что одиозные личности вещают от имени большинства… Надо уметь пользоваться демократическим механизмом.

Что же касается его «чуждости», то это истории шамкающих диктаторов, и не более того. Понимаете, на самом деле все сводится к самым простым вещам (они одновременно сложны).

Мы – очень удобный народ для тех, кто процедурной демократией отгораживает от нас вой мир – мир феодального беспредела. Мы безропотно платим монополиям за убогие коммунальные услуги – все больше каждый год, уже больше чем в «растворенных» ЕС странах Центрально-Восточной Европы. Мы не бастуем. Мы платим, платим и платим. Мы – золотое дно для проходимцев. Мы продолжаем голосовать за партии, не раз нас обманувшие. И демократия здесь совершенно ни при чем. Неизбытое холопство и крысиная адаптация – вот бич нашего общества. Нужен был убийца Лозинский, чтобы какие-то ростки достоинства зашевелились в душах граждан Украины – да и то…

Уже перестали удивляться тому, что в «стране контрастов» Индии – демократия. Что оказалось возможным несколько ограничить диктатуру даже в дремучем Зимбабве. «Искажения» нашей демократии проистекают не из ее природы, а из источников, долженствующих служить объектом интереса и деятельности правоохранительных органов. Но общество, в котором варятся эти органы – живет коррупцией, не быть взяткодателем или взяточником у нас вроде «моветона». Поэтому все ворчание по поводу демократии уместно адресовать не демократии, а коррупции, которая не является ни причиной, ни следствием демократии.

Плата за свободу

Единственный справедливый аргумент критиков демократии состоит в том, что она неэффективна или менее эффективна в период экономических революций, рывок в развитии того или иного государства, по моим (и не только) наблюдениям, требует «авторитарной концентрации» команды единомышленников, способных принимать непопулярные решения.

Необходимый период – двадцать, может, чуть больше лет. В целом, это дискуссионный вопрос, но здесь демократия и впрямь притормаживает… К сожалению, в Украине транзит оказался незавершенным. Возможно (у истории, как у природы – «нет плохой погоды»), транзит оказался незаконченным по причинам непреодолимого характера. Сегодня мы там, где были в 2004 году – пресловутый кризис «стер» почти весь накопленный ВВП в «оранжевую» эпоху. Но демократия, как уже было сказано, в этом не виновата.

Конечно, всегда найдется тот, кто нигилистически скажет – «хотели как лучше, получилось как всегда». Но в Украине критика демократии, в основном, является не более чем проявлением подсознательного желания избежать ответственности за то, что происходило, происходит, и будет происходить. В отличие от стран Прибалтики, здесь не было ограничения гражданских прав, не было реальных, тиранических репрессий со стороны каждой последующей власти…

Рискну предположить, что общественно-политические противоречия в Украине имеют свой подлинный корень в том обстоятельстве, что значительная часть (если не большинство граждан Украины) «впала в прелесть» демагогии, предлагающей простые решения. Скучно и сложно изучать законы, организовывать необходимое давление, чтобы их изменить. Страшно противостоять мафии. Трудно отбросить веру в собственную непогрешимость. По-человечески это все можно понять. А с государственнической точки зрения – понять нельзя. «Так где же это государство-то?!» – возопят многие. Да уж, еще тот вопрос. И здесь необходимо сказать вот о чем.

Мне бы очень хотелось написать, что подлинным днем рождения «нашего» государства был первый съезд в Северодонецке. Но тот пыл угас, а наследство – изгажено. Тем не менее, любое движение снизу, а не сверху – рождает искру, которая не гаснет годами. Можем ли мы жить в одной демократии с противоставившими себя остальной Украине областями Галиции?

Это болезненный вопрос – но ответ можно найти в той же сокровищнице, откуда черпали свои откровения философы-Просветители. Ведь в этих западных областях люди предсказуемо разочаровались в своих «мессиях» – и просто хмуро молчат. Прощение же унижает больше, чем угнетение.

Распад противоречит интересам великих держав – но не некоторых соседей (Россию я в виду не имею – договариваться с несколькими контролерами ГТС вместо одного не входит в интересы Кремля). Ганди в свое время отпустил Пакистан, де Голль – Алжир, и вообще – процветание государства от размеров не зависит. Другое дело – куда «девать» во втором случае Закарпатье и Буковину, не-оранжевые районы областей Центра, и «оранжевых» преимущественно крымских татар? Все великие державы оставляют нас с этими вопросами наедине. Да и той же России совершенно не нужно разрывание «трубы» между несколькими новообразованиями. Поэтому стоит запастись терпением. Но терпение не означает бездействия.

Необходимо останавливать потоки лжи (в свое время Виктор Ющенко перед восхождением на Говерлу заявил, что с 2005 года ежегодно в Украине создавалось 1 100 000 новых рабочих мест), бороться против фальсификации истории, воспитывать своих детей в просвещенном русском духе (между прочим, и «просвещенный» и «русский» я здесь полагаю равно важными), осваивать и пользоваться всеми демократическими механизмами для строительства своего государства на территории бывшей УССР, небо которой пока еще затянуто оранжевыми тучами псевдонационализма, направленного не на любовь к своему государству, а на взращивание ненависти к России.

Считайте меня ретроградом, но если процесс обрастания Банковой оранжево-коричневым мхом (госпремия за фолк-хистори, «Страну Моксель»?!) продолжится, то… немного перевирая старую американскую песню жестоких времен: «Первой благородная Южная Каролина заявила о своем праве – следующей вышла Алабама и взяла ее за руку…» (First gallant South Carolina nobly made the stand, then came Alabama, who took her by the hand). Любопытный читатель легко узнает, какую роль в защите демократической федерации в Северной Америке сыграла белая звезда на синем полотнище. Будем, конечно, надеяться, что до этого не дойдет – никогда. Но призвание настоящего демократа состоит в том, чтобы заботиться о правах народа и его законе, а не об интересах кланов, приватизировавших то или иное государство.