Срок жизни любого демократического или авторитарного режима мало зависит от деятельности оппозиции. Уничтожить режим прямыми действиями крайне сложно, а иногда практически невозможно – сомневающиеся могут убедиться в этом на примере Кубы, КНДР и Сирии, где сильнейшая нация мира многократно терпела фиаско. Даже вооруженное восстание может не угрожать безопасности крепкой «вертикали власти», если «вверху» правильно реагируют на действия мятежников или партизан, сохраняя контроль над ситуацией.
Режимы разрушаются потому, что совершают серию недопустимых ошибок. Иногда на ровном месте. Особенно слабый режим может пасть, даже если в стране нет агрессивной организованной оппозиции – такое тоже бывало. Если же организованная агрессивная оппозиция есть, то она подталкивает режим к совершению недопустимых ошибок, которые ведут к краху. Если в стране допустим такой инструмент, как вооруженная борьба, то выступления превращаются в инструмент провокации. Их цель состоит не в свержении режима и даже не в причинении ущерба инфраструктуре, а в том, чтобы заставить режим идти по неверному пути. Конечно, это не касается случаев, когда ведется гражданская война, и речь идет о физическом уничтожении противника.
В «мирной» стране вооруженный мятеж эффективен только в комбинации с другими инструментами. Акцию можно считать успешной, если режим избрал неверную стратегию поведения, хотя и подавил выступление. К примеру, на это рассчитаны провокационные действия исламистов в современной Европе: террор победит, если вынудит демократические режимы Европы свернуть открытое общество, что повлечет за собой цепь неконтролируемых событий. Здесь атмосфера страха – не цель, а инструмент.
Чтобы обладать монополией на насилие, недостаточно объединить все вооруженные группы в армию или ее подобие. Сегодня также требуется это насилие обосновать. Если чрезмерное применение силы покажется народу необоснованным, можно столкнуться с сопротивлением, а в наихудшем случае – получить некое подобие Ливии или Сирии, когда трон будет держаться на штыках. При этом заинтересованные стороны изнутри и снаружи постоянно пытаются подорвать легитимность режима, так что кроме поиска и фабрикации поводов для применения силы одновременно приходится отражать «атаки» других частных, корпоративных и государственных акторов.
Судьба режима зависит не столько от врагов и «друзей», сколько от способности режима предотвращать опасности и защищать себя. Каждая провалившаяся демократия не «плохая», она всего лишь пала жертвой своей беззащитности.
Допустив серию ошибок и провалов, режим терпит репутационные издержки, теряет авторитет и легитимность, становится несостоятельным. Причем для этого не обязательно, чтобы кто-то провоцировал власть на дискредитирующие действия: если режим неадекватен, он сам доводит себя до исступленного состояния. А если режим неадекватен, и при этом есть заинтересованные в его разрушении внутренние и внешние силы, то дальнейшие события легко предсказуемы. Так произошло, например, с Януковичем, которого свергло ближайшее окружение, уничтожив его репутацию всего за 3 месяца. Так произойдет с Порошенко, и вопрос только в том, каким способом его уберут.
История показывает, что оппозиция переходит к прямым действиям только тогда, когда несостоятельность режима становится очевидной. Если необходимо, для перехвата власти используется сила. В это время начинается период неопределенности: открытая или подковерная борьба продолжается несколько дней. В ней побеждает наиболее организованная структура или наиболее обеспеченная ресурсами, если организованных структур несколько. А при наличии нескольких хорошо организованных и обеспеченных ресурсами акторов начинается гражданская война, хотя бывают и исключения, когда стороны предпочитают договориться.
Успешные революции всегда связаны с наличием организованного субъекта, готового перехватить падающую власть. Большевики воспользовались ошибками Временного правительства и сбросили его, как только почувствовали себя достаточно сильными. В Австрии в 1918 году инициативу перехватила Христианско-социальная партия, которая опиралась на крупный бизнес и чиновников прежнего режима. Чехословакия в то же время досталась Масарику, Штефанику и Бенешу потому, что те готовили за рубежом Чехословацкие легионы, и когда пробил час «Х», уже имели хорошо организованную силовую поддержку для того, чтобы удержать власть в столице и на местах.
В Румынии в 1989 году власть досталась не «народу», а тем, кто входил в ближайшее окружение Чаушеску. И расстреляли диктатора не по требованию «народа», а по распоряжению узкого круга партноменклатуры. Потому что только партноменклатура и военные в 1989 году были в Румынии организованной силой, и когда Чаушеску совершил череду непоправимых ошибок, только они смогли взять власть в стране в свои руки. То же касается и Украины: когда бежал Янукович, у олигархов просто не было конкурентов.
Майдан в принципе не мог превратиться в организованную структуру. В той же Румынии было множество «майданов» или, как их называли тогда, «революционных балконов». Однако в броуновском движении масс никакой «балкон» не оформился в субъект. В один день в стране существовало 3-4 «правительства», якобы одобренных «народом», но ни одно из них не обладало силой или авторитетом. Имена многих «министров на час» остались только в архивах.
В Болгарии, как и в Румынии, правителя сверг не «народ», а партийные функционеры. Иначе происходило в Чехословакии и Польше, где номенклатуре пришлось иметь дело с организованными оппозиционными структурами. Но в обеих республиках оппозиция оформилась в субъект задолго до революций. Власть разделили между собой те, кто уже обладал силой и авторитетом к моменту слома.
В момент свержения прежнего режима «новые силы» из вакуума не появляются. Падение режима может лишь ускорить процессы. Ну а если процесс формирования «новых сил» не идет, то и ускорять нечего.
Иногда субъекта, готового перехватить власть, не находится. И тогда страна скатывается в организационный вакуум. К примеру, так произошло в Албании в 1997 году, когда после краха режима Сали Бериши никто не смог заменить коррумпированного президента, который хотел обвести вокруг пальца всех, однако подставил сам себя. У Албании не было «подушки безопасности» в виде организованной оппозиции или хотя бы сил, приближенных к правителю. Разваленная армия и такие же спецслужбы в принципе не могли взять инициативу. Организационный вакуум в Албании был заполнен иностранными войсками – и хорошо, что это была дружелюбная миссия, а не вторжение интервентов.
Аудит выявил массовые манипуляции с зарплатами для бронирования работников
Россия продемонстрировала возможность ядерного удара по Украине, - Defense Express
В Украине начали действовать новые правила покупки валюты: как теперь обменять доллары
Водителям напомнили важное правило движения на авто: ехать без этого нельзя
Иногда в броуновском движении наверх выходит пена – разнообразные авантюристы от политики рвутся к власти и получают ее в условиях, когда ответственных сил нет. Например, так произошло в Венгрии в 1918-1919 годах. Кстати, очень показательный пример.
В отличие от чешских, словацких и других земель в Венгрии во время Первой мировой войны не сформировалось никаких сил, которые могли бы перехватить власть в случае падения Габсбургской монархии. Конечно, в прессе звучали призывы к объединению интеллектуалов, средних и мелких предпринимателей ради «демократического преобразования страны». На протяжении войны и кризиса венгерские партии отдавали предпочтение парламентской борьбе, ограничиваясь декларациями и демонстрациями. Внепарламентские «прогрессивные силы» занимались газетными баталиями.
В последние дни октября 1918 на юге Венгрии уже начали хозяйничать панслависты, которые основательно готовились к реализации своих планов. На севере работал Чехословацкий национальный комитет, чья власть также распространялась на венгерскую территорию. И только в самой Венгрии было пусто: монархия стремительно теряла авторитет, но ничто не могло заменить ее.
Политическая турбулентность в октябрьские дни вынесла на поверхность депутата Михайя Каройи. На протяжении военных лет он не занимался системной работой по созданию надежной организации, и за несколько дней до окончания войны, когда неизбежность краха стала очевидной, на скорую руку сформировал Венгерский Национальный совет из двух десятков парламентариев. Благодаря невыполнимым обещаниям Каройи пришел к власти.
Однако отсутствие общенациональной организации, на которую можно опереться, сыграло с новым премьером злую шутку. У революционного правительства не было власти на местах: во многих частях Транслейтании делами заправляли сепаратисты. Наиболее значимые события происходили в Трансильвании: 1 декабря 1918 румынская ассамблея в городе Алба-Юлия объявила о присоединении края к Румынии. В декабре и январе румынская армия вступила на территорию Венгрии, так что местным для поддержания нового порядка даже не пришлось создавать вооруженные отряды – достаточно было влиться в ряды чужой армии.
В самой столице Каройи столкнулся с Белой Куном – лидером венгерских коммунистов, который после известий о падении монархии прибыл с фронтов России в Венгрию. Поскольку режим Каройи стремительно дискредитировал себя, Куну оставалось всего лишь дождаться, когда авантюрное правительство потеряет поддержку. И уже в марте коммунисты и социалисты провозгласили Венгерскую Советскую республику.
Переворот не остался без внимания соседних государств, встревоженных распространением большевизма. К сепаратистам прибавились интервенты. Для защиты страны от внешнего вмешательства Бела Кун с соратниками организовал Красную армию. Большинство ее офицеров происходили из тех регионов Венгрии, что оказались под оккупацией. Поэтому война для многих стала освободительной, а «окрасу» режима не придавалось особого значения. С другой стороны, «окрас» играл важную роль для тех венгров, что остались на оккупированной территории. В основном, речь идет о землевладельцах и мещанах: наслышавшись о политике коммунистов, те выступали категорически против советской власти. Поэтому весной 1919 трансильванские венгры начали рассматривать румынскую администрацию как защитника, а не врага. Те землевладельцы и мещане, что остались на неоккупированной территории, также призывали интервентов на помощь. Фактически, румынская армия не встречала сопротивления и была желанной.
Личная защита оказалась важнее патриотизма. Это, кстати, опровергает популярный в Украине тезис «законопослушен – защищен». В Венгрии в 1919 году, как и во многих других турбулентных странах, защищенными оказались те, кто нарушал закон. И больше того, требовал ввода иностранных войск, отдавая родину «на растерзание врагам».
Короткое правление Белы Куна закончилось оккупацией Будапешта румынскими войсками и бегством опального правительства за рубеж. В условиях, когда власть была захвачена авантюристами, Венгрия потеряла 3/4 территории и 2/3 населения, массу природных ресурсов и промышленных активов, а также осталась без доступа к морю. «Трианонская катастрофа» стала полной противоположностью триумфа Ататюрка в Турецкой республике. Хотя и Венгрия, и Турция управлялись «крепкой рукой».
Не исключено, что подобное ожидает Украину. Потеря доступа к морю – не фантастика, как и потеря промышленного Востока. Неизбежно каждый следующий силовой переворот в Киеве будет оборачиваться сжиманием территории республики. Может быть, мантры «Путин введи войска» еще прозвучат в Одессе или Харькове. Если венгры в 1919 или французы в 1793 для защиты от собственного правительства звали на помощь интервентов, почему этого не могут сделать украинцы? Тем более не в первый раз.
А кому достанется власть в остальной Украине, если существующий режим сам доведет себя до исступления? Судя по отсутствию организованной ответственной оппозиции, страну ждут либо выброшенные наверх турбулентностью авантюристы, либо организационный вакуум. Причем авантюристы будут править недолго и тоже сменятся вакуумом, если в это время не сформируется ответственная сила, способная действовать в национальном масштабе.