Китайцы называют свою родину Срединным Государством (中国 zhōng guó) полагая, что именно они находятся в сердцевине мира. Исторически в Китае сначала священная гора Суншань (嵩山 sōng shān), а затем Тайшань (泰山 tài shān) считались центром всего - Поднебесной (天下 tiān xià). И сегодня Срединное Государство буквально соответствует своему названию. Китай драматически преобразовывается в ядро планетарной экономики и политики, а значение его роста и развития сопоставимо с такими краеугольными и эволюционными в судьбе человечества событиями как Индустриальная революция и становление гегемонии США.

Восточноазиатский титан только за последний год успешно:

  • справился с пандемией COVID-19 и доказал миру эффективность, стабильность и стрессоустойчивость социализма с китайской спецификой (中国特色社会主义 zhōng guó tè sè shè huì zhǔ yì). Рулящая элита страны в виде Коммунистической партии Китая КПК (中国共产党 zhōng guó gòng chǎn dǎng) является единственно легитимной и безальтернативной властью;
  • возобновил экономический рост и реформы, что позволяет ему активно избегать «ловушку среднего дохода» и становится «техническим гегемоном» создавая новую инфраструктуру: сети 5G, производство полупроводников, суперкомпьютеров и развитие искусственного интеллекта. В Пекине знают – экономическое развитие равно национальной силе. А значит и военной;
  • жестко конкурировал с США по разным глобальным направлениям;
  • принял новый, 14-й, пятилетний план развития, представил трек долгосрочного стратегического действия на 2035, 2050 и 2060 года. Большое внимание уделено сохранению экологии и углеродной нейтральности. Кроме этого, Китай планирует «мирное воссоединение» (和平统一 hé píng tǒng yī) с Тайванем к 2035 году ;
  • продолжил успешное продвижение своих международных интересов, присоединившись к ситуативной оси «Пекин-Москва-Тегеран» в противовес Западному миру, а благодаря экономическим рычагам и «вакцинной дипломатии» поддержал клуб своих апологетов. Например, Пакистан, Камбоджу и Сербию [1].
  • продвигал свою региональную повестку в рамках инициативы «Один Пояс Один Путь» (一带一路 yí dài yí lù), цель которой - превратить Евразию в рынок для китайских товаров, услуг и реципиента инфраструктурных инвестиций. Параллельно Китай максимально заинтересован в лояльности и стабильности своей западной континентальной периферии. За первые 11 месяцев 2020 год в рамках «ОПОП» китайскими предприятиями за рубеж было проинвестировано почти $16 млрд [2].

И именно политике Пекина в направлении своих западных соседей мы уделим ключевое внимание в это статье. Ведь континентальные усилия этого гиганта имеют конкретную цель: Евразии предначертано поддержать международную повестку Китая, нацеленную на конкуренцию с США, а близлежащие страны должны быть в хороших отношениях с ним.

Реализация этой политики Пекина противоречит интересам Вашингтона, элиты которого уверены: только при разобщенной Евразии или Хартленде (Heartland – классический геополитический концепт английского географа Маккиндера) возможна гегемония морских держав, коей являются США. Поэтому Вашингтон будет стремится сдерживать рост Китая.

Восходящий Китай

С приходом к власти Си Цзиньпина (习近平 xí jìn píng) или Лидера Си (习大大 xí dà dà) в 2012 закончилась эпоха «скрываться в тени и ждать своего часа» (韬光养晦 tāo guāng yǎng huì) и наступила эра «показывания себя» (奋发有为 fèn fā yǒu wèi) - достижения лидерства на мировой арене без попыток сокрыть это. Пекин начал думать про построение не только экономических, но стратегических отношений с другими странами. Или, другими словами, эволюцию уже существующих экономических отношений в что-то большее, например политическое взаимодействие. В китайском дискурсе новую эпоху, меняющую миропорядок, называют «периодом стратегической возможности» (战略机遇期 zhàn lüè jī yù qī).

В 2017 глава МИД КНР Ван И (王毅 wáng yì) на форуме ОПОП подчеркнул экономические успехи Китая и пригласил представителей других стран к более тесному сотрудничеству сказав: «когда приходит прилив и дует попутный ветер, пора поднимать паруса и пускаться в плавание» (潮起宜踏浪，风正可扬帆 cháo qǐ yí tà làng, fēng zhèng kě yáng fān). А затем на ВЭФ в Давосе, на фоне неуверенной внешней политики Трампа, Си Цзиньпин провозгласил про лидерство Китая в продвижении свободной торговли, глобального сотрудничества и защиты окружающей среды. Эти спичи были очевидным сигналом другим странам: добро пожаловать в наш клуб, у нас есть амбиции и финансы, а работаем мы в формате «win-win» (共赢 gòng yíng) 。

Были ли это просто высокопарные речи? Отнюдь нет, ведь, с точки зрения Пекина, сегодняшний мировой порядок с гегемонией США, или коллективного Запада, не является справедливым, особенно для стран пострадавших от их действий. В Китае помнят про «столетие унижения» (百年国耻 bǎi nián guó chǐ) – период с 1839 по 1949 гг., когда европейские страны и Япония совершали интервенцию в Китай и сотворили множество ужасных преступлений, таких как Опиумные войны или Нанькинская резня (南京大屠杀 nán jīng dà tú shā).

Поэтому Пекин заинтересован в драматическом изменении существующего мирового порядка на многополярный, где именно Китай будет одним из основных полюсов притяжения. Как минимум, азиатским лидером. А ввиду длинной исторической памяти китайской цивилизации, такое становление будет не прорывом, а возвращением статуса-кво для Пекина, когда Китай был самой большой экономикой мира и региональным гегемоном. Например, во времена династии Мин (明朝 míng cháo) [6].

Китай при Си Цзиньпине сконцентрировался на том, чтобы стать сильным: экономически, политически, дипломатически и в военном плане. О чем открыто начали говорить научные круги КНР [3]. В 2016 году КНР построила свою первую заграничную военную базу в Джибути стоимостью в $590 млн, параллельно вкладывая средства в разработку новых вооружений, например, лазерных пушек и дронов (подводных и воздушных), строя авианосцы. Ежегодно китайский военный бюджет растет на 6% и в 2021 году он составил около ￥1.3 трлн или $202 млрд.

В 2013 стартовала инициатива «Один Пояс Один Путь» и затем был создан АБИИ (Азиатский банк инфраструктурных инвестиций) с капиталом в $100 млрд – китайские аналог Мирового банка. Одним словом, резко увеличился поток финансов из Пекина за рубеж, особенно в приоритетные для Пекина направления: Центральная Азия и Ближний Восток.

Величина ПИИ (прямые иностранные инвестиции) из разных стран, 1980-2019 [4]

Популярные статьи сейчас

Украина разоблачила финансовые мотивы Словакии в газовом конфликте

Украинцам придется платить за въезд в Евросоюз с 1 января

Ваши банковские данные под угрозой: где нельзя использовать Wi-Fi

"Киевстар" меняет тарифы для пенсионеров: что нужно знать в декабре
Показать еще

Китайские ПИИ по регионам мира, 2005-2020 [5]

Также изменилась риторика китайских дипломатов, которые через социальные сети или интервью начали чрезвычайно рьяно реагировать на критику или нападки на Китай в зарубежных СМИ. Новая дипломатия была именована «дипломатией воинов-волков» (战狼外交 zhàn láng wài jiāo), перекликаясь с китайским популярным боевиком «Воин волк 2». Одним из самых ярких стало высказывания китайского дипломата Чжао Лицзяня (赵立坚 zhào lì jiān) про западное разведсообщество (в которое входят США, Великобритания, Канада, Австралия и Новая Зеландия) под названием «Пять глаз»: «Неважно, 5 или 10 у них глаз, если они посмеют угрожать китайским интересам, то будут ослеплены» [7].

Сегодня Китай имеет не просто амбициозные и конкретные планы касательно роли Евразии в его долгосрочной стратегии глобального лидерства, а необходимые навыки и ресурсы для реализации своих целей. Факт того, что ему уже удалось наладить эффективное сотрудничество с некоторыми периферийными странами и вовлечь их в свою орбиту, лишь красноречиво подчеркивает это.

Стабильный Пакистан

«Путешествие на Запад» (西游记 xī yóu jì) - это классическое произведение китайской литературы 16-ого века в котором описаны фантастические приключения монаха Сюаньцзаня (玄奘 xuán zàng), царя обезьян Сунь Укуна (孙悟空 sūn wù kōng) и других героев на Шелковом пути. Китаю, сфокусированному на себе, всегда были интересны соседние, иные, западные государства, однако сегодняшняя, самая яркая глава в истории отношений с ними, пишется Пекином в течении именно последних 20 лет.

Западные соседи Китая

Страны, находящие на западном горизонте, стали пионерами сотрудничества с Пекином в рамках его новых экономических и политических маневров, меняющих геополитику Евразии. И первым был Пакистан.

Вернее, его бывший президент Первез Мушарафф, который договорился с Чжуннаньхаем (китайский аналог отечественной Банковой – 中南海 zhōng nán hǎi) про строительство КНР глубоководного порта Гвадар в Пакистане. В наше время объект уже построен за $248 млн, и планируется его дальнейшее развитие стоимостью в $1.62 млрд. При этом Гвадар выполняет важнейшие геополитические задачи Исламабада и Пекина.

Для начала Пакистан показал Индии что у него есть сильный союзник в лице Китая, во-вторых, в случае конфликта с Дели и блокировки порта Карачи, остается возможность использовать Гвадар и, в-третьих, финансирование китайцами постройки порта стало первой каплей дальнейшего ливня инвестиции в виде Китайско-Пакистанского Экономического коридора стоимостью в $46 млрд, который буквально облагораживает Пакистан. В приоритете создание энергетической и транспортной инфраструктуры. В-четвертых, китайские инвестиции стали историей успеха для властей Пакистана. Сотрудничество с Китаем легко «продать» простому населению, ведь месседж властей элементарен: «смотрите – мы развиваемся!», одновременно коррумпированный истеблишмент Пакистана доволен из-за получения дивидендов в виде откатов при строительстве разнообразных объектов. Одним словом, вся плеяда выдающихся лидеров Пакистана – Мушарафф, братья Шариф, Али Зардари и сегодняшний премьер – министр Имран Хан, связывали успехи развития страны и ее стабильности именно с Китаем. И это подтверждено цифрами: в 2019 Пекин стал самым большим спонсором Пакистана - $800 млн или 33% от общего числа ПИИ за год [9].

КНР, проинвестировав стройку Гвадара, решила ряд своих задач: 1) создала доступный глубоководный порт в Аравийском море, который может стать запасным путем на западный и африканский рынки для китайского экспорта если будет перекрыто морское сообщение через Малаккский пролив; 2) вся инфраструктура в Пакистане, в том числе и Гвадар, потенциально имеют двойное использование – коммерческое и военное. Несмотря на небольшие объёмы перевозок (в 2019 через Гвадар прошло лишь 0.2 млн контейнеров TEU [8]), прибыль генерируется, а идет она в основном китайском стороне, получающей 91% от нее. В случае вооруженного конфликта, порт может служить пунктом переброски сил НОАК на разные театры боевых действий; 3) решила проблему развития экономик своих западных регионов – Синьцзяна (新疆 xīn jiāng), Цинхая (青海 qīng hǎi) и Тибета (西藏 xī zàng), связанность которых с соседними странами должна оживить региональную торговлю и инвестиции. Пекин соединил Западный Китай с Аравийским морем; 4) представила новый, более короткий путь для импорта энергоносителей с Ближнего Востока, Ирана в первую очередь. Это может сэкономить время и деньги, затрачиваемые на транзит; 5) предложила странам-экспортерам энергоносителей в Центральной Азии, таким как Казахстан, еще один маршрут для транспортировки их углеводородов; 6) увеличила лояльность Пакистана, который поддерживает национальную политику Пекина в Синьцзяне. По сути, Китай финансируя проекты в Пакистане, инвестирует в свою безопасность.

Политика Чжуннаньхая в отношении своего ближайшего западного соседа – Пакистана принесла прекрасные плоды. Страны стабильно связаны друг с другом, а их общая конфликтность с Индией будет только способствовать дальнейшему сближению.

Китай получил доступ к Аравийскому морю и распространяет региональное влияния в Южной и Центральной Азии, закрепленное экономическим сотрудничеством. Совместно с Пакистаном, Афганистаном и Таджикистаном Пекин создал в 2016 Четырехсторонний Механизм Кооперации и Координации, который: а) купирует террористические угрозы на западном фланге Китая и б) выступает в противовес QUAD (Четырехстороннему диалогу по безопасности США с Индией, Японией и Австралией). Кроме инвестиций, Пекин еще является основным игроком на внутреннем рынке Пакистана и лидирующем продавцом для его армии – китайская доля поставок около 50% [10].

Переходной Казахстан

Именно в Казахстане, его столице Нур-Султане, в 2013 Си Цзиньпин огласил про начало инициативы «ОПОП», и это было символично. И, конечно, неспроста. Как, в целом, вообще все, что делается представителями китайской цивилизации.

Казахстан воспользовался своим шансом и активно принимает участие в инициативе Чжуннаньхая. Уже в 2019 общая стоимость заявленных 55 проектов ОПОП в Казахстане составила $27.6 млрд. Кроме транспортной инфраструктуры основной интерес китайских инвесторов привлекли сферы нефте-, газодобычи и нефтепереработки. При этом на данный момент только часть проектов получила финансирование и начала реализовываться [11].

Состоянием на 2019 обновленная транспортная инфраструктура в Казахстане повысила доходы и мобильность населения на 5.2%. Больше показатель только у Пакистана

Денежный поток из КНР начал буквально менять местные ландшафты – например, прямо из ниоткуда вырос городок Хоргос (霍尔果斯 huò ěr guǒ sī) на китайско-казахской границе, где уже строят жилье для 100 000 человек, а жизнь городу дал сухой порт, через который в 2017 было пропущено 100 000 контейнеров TEU. Новые жители города ищут возможности заработать в открывшейся свободной экономической зоне.

Вид на Хоргос

Параллельно правительство Казахстана само решило обновлять свою транспортную инфраструктуру делая страну Евразийским транзитным хабом, и запустило свой аналог ОПОП под названием «Нұрлы жол» или «Светлая дорога». Общая стоимость казахской инициативы - $40 млрд.

В течении последних 10 лет китайские компании вкладывали в казахскую энергетику: CNPC (Китайская национальная нефтегазовая корпорация) в 2013 купила 8% Кашаганского нефтегазового месторождения за $5 млрд. В 2017 фирмы из КНР были ответственны за одну четверть добычи казахской нефти, а объём поставок «черного золота» по трубопроводу в Китай равнялся 5% от общего экспорта нефти Казахстана [12]. Вопрос: зачем Чжуннаньхай выбрал именно Нур-Султан центром инициативы ОПОП, если активное экономическое сотрудничество с Казахстаном уже было установлено? Ответом является фраза, приписываемая Наполеону: «География – это судьба».

Определив Казахстан геоэкономическим ядром ОПОП Пекин руководствовался следующими мотивами: 1) реализация географического транзитного потенциала, а именно - получение доступа через степи Казахстана к России, Европе, Каспийскому морю и Кавказу, Центральной Азии, Ирану и Ближнему Востоку; 2) политическая и экономическая стабильность Казахстана, которую обеспечивает Елбасы Нурсултан Назарбаев и его команда, членом которой является действующий президент Касым-Жомарту Токаев. Пекин предпочитает сотрудничать с теми лидерами, которые дают гарантии и сдерживают свое слово; 3) разработка казахстанских нефте- и газодобычи с дальнейшим экспортом энергоносителей в Китай. Это соответствует стратегии Пекина диверсификации источников импорта углеводородов и его энергетической безопасности; 4) отработка модели совместного взаимодействия с Москвой в другой стране, где Россия играет в сфере безопасности (Казахстан – член ОДКБ), а Китай в экономической плоскости; 5) продолжение стабильного импорта из Казахстана редкоземельных металлов и необогащённого урана, важного для китайской ядерной программы. 55% экспорта казахского урана идет в Китай.

Став ключевым евразийским хабом благодаря инициативе ОПОП, Казахстан поспособствовал достижению своих следующих интересов: во-первых, привлек значительные средства в экономику, развивая не просто добычу полезных ископаемых, но и их переработку (инвестиции в нефтехимию). Кроме этого, Нур-Султан получил доступ к желанному рынку энергоносителей Китая.

Казахстан – это краеугольный камень ОПОП: через чего проходят транспортные магистрали, а также нефте- и газопроводы

Во-вторых, согласно своей политике многовекторности, или балансирования между Россией и Китаем, Нур-Султан сдерживает обе сверхдержавы, не давая одной из них критически увеличить свое влияние в Казахстане, но при этом и не нивелируя их деятельность вовсе. Сегодняшняя нейтральность Нур-Султана позволяет ему развивать экономически взаимовыгодные отношения с Западом, с СНГ и с Китаем. В-третьих, имея хорошие отношения с Китаем, лидер Казахстана и его Семья, контролирующие львиную долю экономики страны, могут надеяться на содействие Пекина в решении тех или иных экономических проблем, как это было в 2008 году во время финансового кризиса. Именно тогда китайские инвестиции в виде $700 млн помогли устойчивости Казахстана [13].

Нурсултан Назарбаев — это Солнце в центре внутриполитической системы страны. Вокруг него, словно планеты, барражируют внутренние игроки. Елбасы пока что удается сохранять баланс в Казахстане, и в отношениях с Москвой и Пекином. Однако, при сценарии реального, а не постановочного, перехода власти в стране, Нур-Султан может столкнуться с политическим кризисом, который его соседи могут использовать для продвижения своих интересов. Например, многие уже сейчас называют бывшего премьер-министра Карима Масимова, уйгура по национальности, лоббистом китайского бизнеса. Карим Кажимканович отлично говорит на китайском и учился в Пекине, а при его каденции были реализованы несколько важных китайско-казахских проектов.

Сегодняшний Казахстан – это надежный экономический партнер Пекина, однако, при наступлении перехода власти в Казахстане, политическая чаша весов может качнуться или в пользу Китая, углубив взаимодействие между Нур-Султаном и Чжуннаньхаем, или, наоборот, против него, из-за китаефобских настроений среди казахского населения и фактора России, которая может во время «переходного» периода укрепить свое влияние.

Сейчас Пекин предпочитает активно продолжать развивать экономические проекты и продвигать свою «мягкую силу» в Казахстане, потому что казахский этнический национализм есть серьезным вызовом для двустороннего политического сближения. «Мягкая сила» не сразу дает свои плоды лояльности, однако в Чжуннаньхае и не спешат, ситуация «горячего» экономического и «умеренного» политического сотрудничества с Казахстаном на данный момент устраивает Китай.

Стоический Иран

Ключевыми событиями новой истории, подтолкнувшими Тегеран к сближению с Пекином, стали: 1) ирано-американское противостояние, впоследствии которого Иран последовательно оказывался объектом для каскада экономических санкций, действующих по сей день, а Иран находится в изоляции от мировой экономики, и 2) Ирано-иракская война, когда Китай был поставщиком вооружения Тегерану.

Более того, иранскую элиту прельщает - Пекин не имеет каких-либо требований к ней касательно политических реформ, свободы слова или гражданского общества. Она с благоговением смотрит на модель развития Китая и желает делать бизнес с КНР. A Чжуннаньхай строго сосредоточен на реализации своей стратегии и экономических аспектах работы с Тегераном.

Дешевые энергоносители нужны Китаю как мировой фабрике, так и как стране с развивающимся средним классом, который будет все больше потреблять. Поэтому на Ближнем Востоке, богатом на нефть и газ, Пекин применяет стратегию «1+2+3», где на первом приоритете импорт углеводородов, на втором инфраструктура и инвестиции, а на третьем ядерная энергетика, космос и альтернативная энергетика [14].

Однако, главной задачей Пекина в работе с Ираном является продвижение его стратегического влияния в Евразии в противовес США и их региональным союзникам. Совместно не принимая либеральные ценности, относясь с недоверием к демократии и желая поменять существующий мировой порядок, Китай, Россия и Иран создали временную ось.

Лояльный Иран выгоден Чжуннаньхаю чтобы а) захеджировать свои экономические успехи на Ближнем Востоке – иметь доступ на рынки и к ресурсам Тегерана, арабских стран, Кавказа и Малой Азии; б) противостоять ближневосточной стратегии влияния США; в) поддерживать безопасность китайских интересов в Аравийском море, где находится порт Гвадар, и Аденском проливе, через который идет экспорт из Китая на западные рынки.

Экономические цели Пекина в сотрудничестве с Ираном следующие: поставки углеводородов из Ирана важны для Китая ввиду их стабильности, но они не критичны. Пекин диверсифицирует свой импорт энергоносителей. Например, в 2019 Чжуннаньхай покупал нефть у 43 стран, но половину поставок обеспечили именно страны Ближнего Востока. Из них на первом месте Саудовская Аравия – $40 млрд или 16.8% об общего импорта нефти в КНР, на втором Ирак - $23.7 млрд или 9.9%, а Иран находится только на 4-м месте с $7.1 млрд или 3% [15]. Во-вторых, Пекину интересны: иранский потребительский рынок, на нем он успешно доминирует; поставки вооружения для армии Тегерана; военно-техническое сотрудничество, которое нужно особенно отметить. Чжуннаньхай приложил руку к становлению военно-промышленного комплекса Ирана и его ядерной программы. Именно Китай реконструировал ядерный реактор в Араке [16].

Нефтеперерабатывающий завод в Абадане есть одним из объектов для инвестиций из Китая

Для Ирана, де-факто постоянно стоически противостоящего давлению США, является жизненно необходимым сотрудничать с Пекином. Во-первых, в условиях острой местной конкуренции с Саудовской Аравией, именно поддержка Китая (в большое степени) и России (в меньшей степени), как глобальных игроков, позволяет Тегерану чувствовать себя уверенно и удерживать свои позиции как региональной силы: противостоять Западу и Турции в Сирии, конфликтовать с Израилем и так далее. Во-вторых, экономическая связь с Пекином есть критической для Ирана – 25% его углеводородов экспортируются в Китай, а общая доля Срединного Государства в экспорте Исламской республики составляет 14.7%, где ровно половина – это экспорт нефти. Без возможности продавать Пекину свои ресурсы, Тегеран не сможет поддерживать свою экономику, где более 50% от всего товарооборота – это торговля с Китаем. И критический экспорт, и критический импорт Ирана зависимы от Пекина.

Взрывной рост торговли между двумя странами за последние 30 лет [17]

В-третьих, сотрудничество с Чжуннаньхаем легитимизирует Иран перед ним самим и другими странами, ведь Пекин специально создал Куньлуньский банк (昆仑银行 kūn lún yín háng), который отвечает за торговлю с Ираном в обход санкции, а также акцептует особенности поведения Тегерана, которые Запад считает неприемлемыми, например, его ядерную программу.

Иран – это стратегический партнер Китая в Евразии, его экономика тесно связана с Срединным Государством и Тегеран поддерживает глобальную повестку Пекина, но при этом осознает и преследует свои региональные интересы. На данный момент внешнеполитические стратегии двух стран совпадают.

Облик двусторонних отношений сложился следующим образом: устойчивость государства Иран зависит от экономических отношений с Пекином, которые продолжают успешно развиваться, в марте этого года в Тегеране была подписана «25 – летняя программа сотрудничества между Ираном и Китаем». Она предполагает инвестированием Пекином фантастических $400 млрд в энергетическую отрасль Ирана [18].

Пока что для многих скептиков остается вопросом: «как страна, которая привлекала в среднем $1 млрд ПИИ в год, сможет эффективно принять такую сумму инвестиций?».

Видимо, в Пекине знают ответ. Более того, серьезный тон Чжуннаньхая касательно Ирана подчеркивает то, что несмотря на западные санкции и риски, Китай на протяжении десятилетий продолжал работать с Тегераном и продолжит, ведь это совпадает с его политикой изменения политической конфигурации Евразии.

Литература

http://www.cicpmc.org/information_view.aspx?nid=34&typeid=50021&id=1530

https://chinapower.csis.org/china-global-arms-trade/

  • Eugene Simonov (2019), “Half China’s investment in Kazakhstan is in oil and gas”, China Dialogue, available at:

https://chinadialogue.net/en/energy/11613-half-china-s-investment-in-kazakhstan-is-in-oil-and-gas-2/

Подписывайтесь на страницу автора в Facebook, на канал «Хвилі» в Telegram, на канал «Хвилі» в Youtube, страницу «Хвилі» в Facebook, на страницу Хвилі в Instagram