Почему в Украине не происходит декоммунизация

Лес рубят – щепки летят. Идет декоммунизация – летят статуи в кепках и с кепками. Как в свое время летели конные и пешие статуи императоров и колокольни соборов с колоколами. Раньше была Вторая Мещанская – стала Третья Красноармейская, теперь была улица Дзержинского – стала Шухевича. Какая разница. Важно само наличие тотема.

Потому как декоммунизация не происходит там, где ей как раз и необходимо произойти — в головах. Дело ведь не в символике или названиях, а в том, что общественное сознание, сформированное советской школой, да и всей действительностью, которая никуда не делась и после 1991 года, продолжает мыслить в постулатах и критериях “единственно верного учения”. Люди могут упоминать самые продвинутые теории, цитировать самых трендовых деятелей, изъясняться на псевдоученом языке, замусоренном наукообразными терминами и таким количеством англицизмов, что даже англоговорящий я начинает в изумлении чесать репу, но все их рассуждения сводятся к привычной триаде “идеология, государство, репрессии”. Или, точнее, “схема, иерархия, насилие”. Доктрина “большой дубинки” по-украински, если хотите. Но если формула Теодора Рузвельта вызывала образ человека, идущего через стаю агрессивных собак и звучала полностью как “Говори спокойным голосом, но не забывай иметь при себе большую палку”, то в Украине она проще — “Взять дубину (власть) и навернуть ею по другим”. Очень по-ленински так.

Последние 100 лет Украина под разными флагами занимается одни и тем же – путает унитарность административного устройства страны с унитарностью мышления, территориальное единство с единообразием населения. Украина при всех режимах занимается самосаботажем, отказываясь от единственного ресурса, который связывает ее с современным миром – встроенной внутренней конкуренции.

Поговорка “Там, где два украинца – там три гетмана” является негативной только в контексте иерархического организации общества, в контексте пресловутой сословной пирамиды. В Украине любят пирамиды: административные, партийные, финансовые, египетские. Ну и масонскую, ту, что нарисована на зеленом американском долларе. Страна победившей эвклидовой геометрии, двух точек и одной прямой плоского мира. Где любая власть на любом уровне воспринимается как абсолютная. Которая, как известно, развращает абсолютно.

Поэтому любое упоминание делегирования власти и ответственности из центра на места приводит к панике. Возмущение вызывают положения Минских соглашений о передаче полномочий центрального правительства местному самоуправлению на оккупированных территориях Донбасса. То, что другим областям не дают тех же прав, обещанные задекларированной децентрализацией, чахлых прав, которые любой американец найдет смехотворно недостаточными, возмущения не вызывает. Ведь тогда нарушиться пирамида государства, а держава превыше всего, превыше тебя, превыше меня, она как бы сама по себе, а мы, как бы, при ней.

Да и сама предложенная децентрализация подозрительно напоминает “Декрет о земле”, который в 1917 году большевики переняли от эсеров. Передать власть и имущество громадам на местах — это же калька с передачи земли в общинную собственность. Не частную, а общинную. Не конкретный человек с конкретной собственностью и ответственностью, а некая группа людей, определяемая не отношением к собственности, а отношением к источнику распределения. Неудивительно, что коммунисты приняли наказ Крестьянского съезда лета 1917-го без нареканий. От общинного владения до колхоза – один шаг. Громада идеально вписывается в феодальную структуру, где землей владеет феодал, а крестьяне всего лишь арендаторы, и коллективная (без)ответственность устраивает всех.

К 100-летию Февральской революции и Октябрьского переворота-контрреволюции Украина подходит с тем же нерешенным вопросом  о частной собственности на землю.

В прошлых статьях “Что украинцам нужно знать о собственности” и “Инфраструктура — ключ к реформам в Украине” я рассуждал о понятии собственности и проблемах, связанных с ней. Но общим знаменателем любого вида собственности является собственность на землю. Причиной тому гравитация. В конечно итоге все стоит на земле. Или падает на землю. Поэтому, даже если я смогу построить воздушный замок, жить в нем полноценной жизнью у меня не получиться. Так что дом свой мне придется строить на грешной земле. Является ли мой дом, построенный на земле, которая мне не принадлежит, моим, по большому счету? Или купленная квартира в доме, который стоит на земле, которая не принадлежит никому из обитателей многоэтажки? Или комната в квартире, которая куплена в доме, который стоит на земле, которая не принадлежит никому из обитателей многоэтажки? В чем тут собственность? И как она может быть частной?

В странах, где концепция частной собственности воспринимается как естественное состояние вещей, такой дилеммы просто не возникает. Продается земля, на которой потом строится дом. Сначала земля – потом дом. Потому что это вопрос земли, а не дома. Почему в Северной Америке не строят монументальных домов? Потому, что дом легко перестроить по новой при желании и средствах, а земля, она тут будет всегда. И, не владея землей, ничем другим на ней, технически, владеть полностью невозможно. Только арендовать. Как во время феодалов. Украинцы любят называть существующую у них систему феодальной, но не потому, что у них феодальные отношения в землевладении. А зря. Потому что с ними никакой децентрализации, никакого свободного рынка, никакой политической и гражданской свободы, никаких реформ не получиться.

Почему? Государство само по себе — фикция. Об этом мы говорили еще 2 года назад в статье “Семантические войны” и других. Государство — абстрактное понятие, подразумевающее некий набор атрибутов и институтов, ассоциируемых со страной и способом ее организации. Особенно вне контекста феодальной державы, как личного владения государя. Даже если по советской привычке мы видим в государстве наше все.

Современное “государство” в лучшем случае — логистический хаб, связывающий и координирующий независимые элементы общества и экономики, в худшем случае – касса, которая принимает и выдает деньги. Ничего сакрального и эмоционального в этом нет. И не надо.

Есть два способа организации управления общества. Первый, простой и древний: поставить одну кассу на самом верху пирамиды и всем отдавать деньги туда, в расчете, что кассир уже сам рассудит, кому и сколько из общака выдать. Удобно, эффективно, и совершенно не важен источник денежных поступлений, так как все определению находиться внизу. Даже предпочтительнее контролировать источники доходов из центральной кассы, чтобы снизить уровень неопределенности, необходимый для планирования распределения. Частная собственность тут даже мешает, так как привносит элемент нестабильности в систему сбора и раздачи. Предпочтительнее иметь общие стандарты жизни и поведения, что значительно упрощает процесс собирания и распределения, без всякого злого умысла.

Второй способ организации основывается на идее частной собственности. Есть человек. У него есть собственность, в первую очередь земля, на которой стоит его дом. Дом этот с участком находится в каком-то кластере других участков и домов. Этому населенному пункту требуется своя инфраструктура: водопровод, канализация, крытые бассейны. Так же ему требуется администрация всего этого хозяйства и, по возможности, охрана порядка, пожарная безопасность и хотя бы первая медицинская помощь. Это не роскошь, а необходимость, которая стоит денег. Откуда они возьмутся в условиях частной собственности на землю? Правильно, от ее владельцев в данном месте. По какому расчету? Не знаю, зависит от обстоятельств. Какова рыночная цена земли в данный момент и в данном ландшафте? Какие услуги и инфраструктуру желают иметь обитатели? В этом контексте все зависит от конкретного места, конкретных людей с конкретными возможностями и конкретными желаниями.

Скажем, в Маячке хотят бассейн, а в Пришибе – крытый каток. Или в Маячке криминогенная обстановка не очень, и им требуется побольше патрульных полицейских, которые, как и положено, являются муниципальными служащими. А в Пришибе все хорошо, но из-за сытой благодати развелось много неотстрелянных долгожителей, а. значит, требуется увеличить количество работников скорой помощи, тоже муниципальных служащих, из-за возросшего числа ложных вызовов, так как бабушке скучно и не с кем поговорить.

Но ресурсы одного поселения не безграничны. А если учесть, что этих поселений полно на определенной территории, то возникают добавочные вызовы, с которыми одному поселку в одиночку не справиться. Образование, например, требует системы, здравоохранение тоже, кроме простого контроля над общественным порядком, требуется бороться с уголовной преступностью, раскрывать преступления, проводить судебные заседания и наказывать виновных каким-то образом, и, главное, создавать и развивать инфраструктуру, связывающую отдельные поселения. Совершенно неважно как называться такой территориальный субъект – штат, провинция или область. Важно то, что у него нет доступа к земельной собственности. Откуда брать деньги? Налоги. Обычно на товары и сервисы, плюс всякие лицензии и сертификаты. Купил что-то – отстегнул в региональный бюджет. В этих условиях область или провинция находится в постоянном поиске баланса. Подымешь сильно поборы — бизнесы и люди свалят, где трава зеленее. Недоберешь – свалят, где дороги, школы и больницы лучше. Но, опять-таки, финансирование осуществляется за счет местных граждан. Которые, выбирая региональное руководство, исходит из своих интересов.

Но есть еще и национальные интересы. Не государственные, а национальные, то есть общие. Требуется армия, силы безопасности, высшее образование, система реагирования на чрезвычайные происшествия, прививки и внешняя политика. Это нужное дело отражает финансовые возможности нации, которые выражаются лучше всего в подоходном налоге. Какие доходы, такие и средства для поддержания существования страны. И заметьте, исчезли районы, как единицы административной пирамиды эпохи развитого феодализма.

Такой получается слоеный пирог, где каждый слой независим от другого в источниках своих доходов. Это, конечно, условная схема, и центральное правительство вполне может облагать налогами куплю-продажу, область вводить подоходный налог, а города требовать плату за пользование библиотеками и теннисными кортами. Но она отражает децентрализацию доходов, а, следовательно, власти и ответственности, основанной в самом низу на частной собственности на землю. Без концентрации власти и распределения с верха сословной пирамиды теряются олигархи как явление. Если принять во внимание, что без свободного рынка частной собственности не существует, то в интересах самосохранения общество не может себе позволить возникновение трестов и монополий. Это разрушит слоеный пирог и превратит его в одно сплошное месиво.

А лучше всего то, что слоеный пирог поощряет внутреннюю конкуренцию, социальную, политическую и экономическую. Независимость в средствах дает независимость принятия решений. Возможно, что очень плохих решений. Как, например, учудил в американском штате Канзас губернатор Браунбэк, проведя в жизнь либертарианский идеал без налогов и правительственных расходов. Наступил, как и ожидалось, кошмар и коллапс. Но на всякий Канзас найдется своя Калифорния или Миннесота. Зависит от выбора граждан, от их понимания и ответственности за свою судьбу.

Которые может дать только частная собственность, особенно на землю. И тут другого выбора не дано.