Приятно видеть, что материал о принципиальных особенностях политики Ататюрка вызвал столь живой отклик у украинской аудитории. К сожалению, содержание условного «ответа» на статью показало, что неясностей осталось еще достаточно. Собственно их разбору и будет посвящен этот материал.
Разбор будет состоять из двух частей первая бегло коснется фактических и логических ошибок, допущенных автором контртезиса. Вторая еще раз акцентирует, что значит «опыт стратегии Ататюрка» для современной Украины.
Итак об ошибках.
Во-первых, аргумент «у Украины нет своего Ататюрка» логически несостоятелен. В момент начала экзистенциального кризиса турецкого государства никакого Ататюрка тоже не существовало. Был генерал Мустафа Кемаль, и лишь позднее из-за его действий к его имени был добавлен титул «отец всех турок». Тем самым, безапелляционное утверждение «у Украины нет своего Ататюрка» либо предполагает, что его автор лично знаком со всеми украинцами, либо вводит публику в заблуждение, поскольку ответ на вопрос появится ли в стране политики типа Ататюрка пока неизвестен.
Во-вторых, тезис «Ататюрк воевал только против достаточно слабых государств» исторически неверен. На момент начала войны за независимость в его распоряжении было порядка 35 000 солдат, что примерно в 4 раза было меньше войск его противников. Качество турецких, греческих и армянских войск было примерно одинаковым, а с точки зрения ресурсной базы и материально-технического обеспечения положение Турции, как у страны 4 года воевавшей в мировой войне и потерпевшей сокрушительные поражения на Кавказе от русских войск и в Месопотамии и Палестине от войск британских, было просто катастрофическим. Греки и армяне могли рассчитывать на поддержку оружием Франции и Великобритании и они получали ее в должных объемах. По прошествии десятилетий всегда есть соблазн объявить случившееся естественным и единственно возможным вариантом, однако для очевидцев той эпохи вариант победы Кемаля был скорее самым неочевидным. Современная российская армия тоже скорее не армия великой державы, а армия с имиджем армии великой державы. В нынешнем российско-украинском конфликте есть достаточно эпизодов подтверждающих это (оборона Донецкого аэропорта, оборона Мариуполя).
Теперь о стратегии.
Повторюсь, суть политики Ататюрка состояла в четком понимании своих целей и задач и готовности рисковать и совершать жесткие меры необходимые для их достижения. Не больше и не меньше. Суть заключается в методе а не в содержании. Содержание может меняться в зависимости от исторической эпохи. Поэтому когда речь идет об уроках политики Ататюрка для Украины, то имеется ввиду именно эта ясность.
На основе этого тезиса опровергаются и возражения оппонента.
О «силе российской армии» и «отсутствии Ататюрка» было сказано выше.
Следующим аргументом была «этническая негомогенность» Украины. Но этнический вопрос — это частности содержания политики, а не ее метод. В кейсе Ататюрка лояльность к новому государство, действительно, в большей мере определялась этнической принадлежностью, в современной Украине условия другие. Автор сам признает, что «отличие украинца от русского — чисто идеологическое». Здесь он абсолютно прав: с точки зрения теории национализма современная вопрос о национальной принадлежности в современной Украине — вопрос политический и гражданский. Значит «метод Ататюрка» в этих условиях и будет проведение политики «собирания» всех политически лояльных к новому государству. Проблема состоит в том, что, судя по всему, оппонент считает нормальной ситуацию, когда «людям нужно самоопределяться, а делать этого очень не хочется». В условиях экзистенциального криза государства такая позиция логически невозможна и выбор делать придется — отсидеться, сохранив себя как политический субъект, не получиться, — придется полностью делегировать свою независимость третьей силе и за эту независимость сражаться всеми доступными методами. «Метод Ататюрка» условно будет направлен на ускорение акта выбора и дальнейших действий на основе имеющейся «патриотической базы».
Тезис «о газе». Разница между условным «Ататюрком» и оппонентом во взгляде. Ситуацию трехсторонней взаимозависимости можно использовать по-разному, в том числе и с позиции силы. Например, в сложившейся ситуации Украины и так является стороной с максимальными рисками. Угроза взрыва газотранспортной системы в случае «не-вывода» российских с территории страны в течении 24-х часов может резко увеличить риски для 2-х других сторон конфликта, и продемонстрировать решимость украинского государства идти до конца. Надо понимать, что в современном российском истеблишменте «язык силы» — единственный понятный язык диалога, уступки и компромиссы Кремль воспринимает как слабость и сигнал к дальнейшему давлению. Реальная угроза безопасности, с которой она ничего не сможет поделать, может вынудить Москву отступить. Европа же может в таких условиях начать давление на Москву.
Тезисы «о суде» и «международных финансах». По сути выражают надежду на условное международное сообщество, которое из симпатий поможет Украине. В современных международных отношениях уже достаточно примеров наивности такого взгляда. Внешние факторы можно использовать, но надеяться на их определяющий фактор в борьбе глупо. Страны Запада дали понять, что на реальную конфронтацию в борьбе за своих союзников они не готовы — слишком непопулярна такая политика у их избирателей, а вопрос о перевыборах — главный для любого европейского политика. В международных судах же существует лаг запаздывания. Может быть, когда-нибудь Украина получит компенсацию от России по суду, но вероятность, что страна доживает до этого момента невелика. Наконец, в искусстве лоббирования своих интересов в Европе и в бюрократических играх в международных институтах у Кремля объективно больше опыта. Да с общественным мнением все не так просто, ранее уже объяснялось как путинские СМИ выигрывают информационную борьбу вокруг украинского конфликта. «Метод Ататюрка» в такой ситуации был бы в ставке не на игру по чужим правилам, но в попытке навязать противнику борьбу в невыгодных для него условиях.