Какая республика Украина нам нужна: будущее в недемократических представлениях

В чем разница между республикой и демократией? Почему Украину не может объединить партия «Свобода»? В чем утопичны идеи современных коммунистов? Наконец, какие цели должна преследовать новая украинская республика? «Хвиля»  представляет первую часть доклада «Будущее в недемократических представлениях» известного украинского философа Сергея Дацюка, сделанного 4 ноября 2012 года в Украинском революционном клубе в Киеве.

Видео версию доклада можно посмотреть здесь

Давайте проведем некое рассуждение, попытку представить себе то будущее, которое нас всех ожидает в ближайшее время, и под этим я понимаю несколько десятилетий, лет 10- 30 не более, поскольку, по уверениям многих футурологов, дальше мы прогнозировать не можем. Но, этот футурологический горизонт в 20-30 лет, поддается вполне сносному прогнозированию. Доклады о будущем традиционно оформлены в некоей одной дисциплине — доклад экономиста, либо политолога, либо технофутуролога, то есть это рассказ о технологических новшествах, которые скоро войдут в употребление и изменят наше представление о мире. Убедиться в этом несложно, достаточно посмотреть на популярные издания, где именно так и презентуется будущее, как технофутурология.

Посмотреть же на будущее государств, будущее экономических институтов, политических партий, политических институтов, парламентов, правительств достаточно сложно и такие материалы весьма разрознены. Что бы представить себе будущее в этом аспекте, нужно заняться моделированием. Я сегодня не смогу представить модель полностью и из-за ограниченного временем нашего общения, и по той причине, что я не знаю всех составляющих этой модели. Значительные куски этой модели и у меня самого отсутствуют, я же не могу их вставить в общую концепцию своим произволом, а многие куски очень вариативны — 2, 3, 5, 10, иногда даже несколько десятков вариантов. Но мне кажется, что я ухватил некие общие принципы этой модели. Их несколько, они независимы друг от друга, хотя выстраиваются в какой-то общей логике.

Таким образом, я попытаюсь построить модель будущего мира, попытаюсь поговорить об основных принципах этой модели, давая ее фрагментарно, при этом многие фрагменты модели будут отсутствовать, и, соответственно, это будет трансдисциплинарный подход. Я буду касаться исторической политологии, цивилизационной антропологии, геополитики, немного меньше экономики и совсем немного конструктивной футурологии.

Начну же, пожалуй, с исторической политологии. Что бы понять, что происходит с миром, нужно начинать с осевого времени, то есть отправиться к 500-600 году до нашей эры. Это время является осевым по той простой причине, что именно тогда появляется и древнегреческая филисофия, и буддизм, и досизм, и конфуцианство. С ним, циклом 500-600 лет, связан, собственно, и второй цикл в истории — появление христианства. Это происходит где-то в нулевой период, и он тянется примерно 500-600 лет до появления ислама. Три базовых цикла. Причем, что совершенно понятно, и христианство, и ислам шли внутри концепта осевого времени, не создавая новых концептов, касавшихся базовых представлений о мире.

И, как это ни странно, демократия тоже рождается в осевое время. Ее можно связывать с реформами Клисфена, архонта Афин, около 525 г. до н. э, который создает то, что позднее Аристотель назовет «политией».

Когда вы сегодня читаете про «демократию», а про нее написано очень много, то все это чушь собачья, поскольку не она является идеальной формой правления. Аристотель считал, что «демократия» – это вырожденная форма «политиии». «Полития» же, это стремление к середине. Она подразумевает, что при власти находится некий средний слой, составляющий большинство, не допускающий крайностей, ставящий задачу среднего или умеренного благосостояния, без бедности и без крайне большого богатства. Это – и есть то, что создает Клисфен, «полития».

«Демократия» же, как форма правления, связана с реформами Перикла, V век до н.э. В противовес реформам Клисфена, приведших к созданию «политий», фактически сетевой организации самоуправления в древней Греции, реформы Перикла возникали уже принципиально под другую задачу. Нужно было сильное государство, и задачи контроля за властью, задачи сохранения справедливости в организации власти, отошли на второе место.

Эти две традиции затем развивались на протяжении всей истории человечества. Все далеко не так, как пишут традиционно в политологических учебниках. Эти две традиции циклически сменяли друг друга. Конечно, они были уродливы, слабо развиты. О «политии» речь шла всякий раз, когда мы имели дело с городами, позже это начало называться «демократией», появившейся в городах. Чепуха! В городах всегда возникали «политии». Это спаянное между собой сообщество, обладающее идеалами справедливости, воссоздающее слой ремесленников, или, как говорят сегодня, средний класс, фактически державший всю полноту власти в городах. «Полития» не позволяла иметь мощь любому организованному сообществу. Когда же из многих средневековых феодов и городов начинают складываться государства, «полития» вырождается, она вырождается в «демократию».

Я хочу, что бы вы очень точно поняли эту «мигалку». «Полития» появляется первой, являясь чистой формой справедливости во власти, но всякий раз, когда общество хочет мощи, оно вынуждено вырождать «политию» в «демократию».

В чем же, собственно, отличие «политии» от «демократии»?

При «демократии» власть представительская, или представительная. Именно здесь компетентное меньшинство начинает манипулировать некомпетентным большинством. Выделяется очень четко то, что Момзен назвал «оптиматы» и «популяры», две принципиально разные группы в Древнем Риме, каждая по своему понимающая власть и отстаивающая это видение власти.

«Оптиматы» — за оптимальное управление, «популяры» — за контроль над властью, за популизм, т.е. за популярность, за ее открытость и подконтрольность.

От власти при «демократии» уходит средний слой, мы больше не имеем умеренности в благосостоянии.

Возникают крайности – бедность и олигархат.

В этом смысле «демократия» – это жертва обществ во имя получения силы и мощи. А для чего возникает необходимость получить мощь и силу? Для решения появившихся политических конфликтов войной.

То есть, «полития» это очень хорошо, но пока не начинаются военные конфликты. В этом случае внешние группы, претендующие на хорошо устроенную «политию», вынуждают ее вырождаться. И в истории такие циклы происходят множество раз.

Когда мы говорим про историю, мы, как правило, говорим про Европу. И эта история оттуда. Если же мы обратимся к Азии, то там совершенно другие представления даже на цивилизационном уровне.

Хотя можно рассматривать кастовую систему, как иной способ организации той же «политии», функциональный. Разные страты распределены по функциям, и это позволяет удерживать ситуацию в равновесии, сохранять принцип справедливости. Но не на уровне некоей справедливости, а на уровне социальных функций. Получается иной тип организации, но тоже необычайно интересный.

В китайской традиции изначально, по-конфуциански, «демократия» была укреплена в виде вертикально организованной власти. И о «политии» вопрос даже не стоял. «Полития» объединяет совершенно разные демократии. Где-то она возникает как «полития», и затем вырождается до «демократии», где-то она сразу возникает как «демократия».

Теперь давайте посмотрим на это, с политологической точки зрения, в идеалистическом анализе. Итак, есть «полития», идеальный способ организации власти. Потом происходит по определенным причинам первичное перерождение ее в «демократию», мы назовем это первым вырождением.

Далее «демократия» организовывается как прямая, и она находится ближе всего к «политии», либо демократия представительная. Мир выбирает представительную демократию, и это второе вырождение.

В Древней Греции представительная демократия осуществлялась путем жеребьевки. Жребий считался более совершенной формой избрания любого лица на пост по одной простой причине — это воля богов. Демократически, то есть путем голосования, избирались неважные, второстепенные органы — командиры десяток, некоторые члены магистрата, все не слишком ответственные должности.

И в этом смысле электоральная демократия – это третье вырождение.

В результате мы имеем трижды вырожденную «политию», где первое ее вырождение — демократия, второе вырождение – представительная демократия, третье вырождение – электоральная демократия.

Мы получаем систему власти, которая, понятно, не является идеальной, это еще полбеды. Беда в том, что еще она о себе думает, в теории, как об идеальной. Всем нам известно выражение Черчилля, прозвучавшее в 1947 году, в его выступлении в палате общин : «Демократия – наихудшая форма правления, если не считать других». И сразу можно задать вопрос – для кого наихудшая? А может для кого-то и наилучшая?

Я бы сформулировал демократию, как машину манипуляций компетентного меньшинства в своих интересах, на фоне политической трескотни о народовластии. Причем особенно важным элементом демократического правления, являются одиночки, которые верят в справедливость. Иногда система позволяет этим одиночкам достигать этой справедливости, но они должны затратить для этого время, ресурсы, рискнуть собственной безопасностью, безопасностью своих близких и друзей, на очень короткий миг достичь справедливости, и потом система это пиарит, как пример работы демократии. Но это краткие, точечные реализации справедливости, все же остальное время система действует в манипулятивном, принудительном режиме.

Мало кто сегодня понимает, что вообще произошло в стране. За эту неделю, фактически, произошел переворот, вернее переворот произошел раньше, только теперь он стал доступен для гражданского анализа. Практически мы наблюдаем перерождение административной системы, «полуполицейского государства» в бандитский режим. Очень смешно читать, когда пишут: «А вот на этом округе нам удалось добиться, а вот тут люди не продались за гречку, а вот здесь мы им наложили». Система действует тотально. Система достигает перевеса, и то, что на отдельных каких-то участках были гражданские проявления, позволившие системе не сработать – саму систему это не меняет!

Когда главные лица государства заявляют, что они к чему-то не причастны, можно точно быть уверенными – они к этому причастны. В том смысле, что власть крышует, защищает бандитский беспредел на всех участках. Где-то этот беспредел произошел публично. Это можно анализировать, с этим можно работать, на это можно обращать внимание, но это всего лишь 5%. Это верхняя часть айсберга, малая часть того, что произошло незаметно. Манипуляции и фальсификации являются тотальными.

Надо четко понимать, что при демократии очень важно, кто находится у власти. Пока у власти более-менее хорошие ребята, можно как-то эту власть сохранять, достигать каких-то целей. Но когда происходит насыщение демократического режима олигархами, возникает олигархический режим, который, если в обществе очень слабые демократические механизмы контроля, отсутствует судебная власть, прокурорский надзор, политическое самосознание, и так далее, приобретает вид бандитского режима.

Мы оказываемся в уникальной ситуации, когда несколько кризисов наложены друг на друга. Первый кризис — общий кризис демократии во всем мире, политический кризис.

Второй – экономический.

Третий кризис – кризис, собственно, картины мира, который происходит на философском уровне. Кризис фундаментальных представлений об этом мире.

Когда же они накладываются один на другой, соединяются друг с другом, нам очень сложно их разделить. И то, что я проделал такой историко-политологический анализ, выделил факторы, это позволяет увидеть – что-то не так.

Ведь чтобы работать с этим «не так», нам надо возвращаться к самому началу, к самым предельным, самым глубинным основаниям. Нам надо начинать с начала, начинать выяснять – а «демократия» то ли это, что нам нужно, или нам нужно нечто другое?

Давайте попытаемся вот этот наш анализ вписать в общемировой контекст. У нас ситуация не лучше и не хуже, чем в других странах мира. Нам, конечно же, кажется, что у нас хуже всего, но на самом деле это не так. При этом, ни в средствах массовой информации Украины, ни в наших книгах, которых очень мало, ни в телефильмах, телепередачах вы не найдете постановки этих вопросов. Где же они ставятся, если ставятся вообще? В одной из самых демократических стран, в США. Именно там сняли фильм «Босс», который показывает, как работает изнутри вот эта манипулятивная демократия. Не в Европе, не в Китае, не в Индии, в США!

Там же сняли фильм «Ньюзрум», в котором представляется и обсуждается движение «Чаепития». Мы из истории знаем, что так называемое «Бостонское чаепитие» это, по сути, конфликт по поводу колониального будущего Соединенных Штатов. Это шаг в процессе формирования американской политической нации. И сейчас происходит второй всплеск, вторая попытка пересмотреть ситуацию, выйти на разговор о том, что такое демократия. В этом смысле «Чаепитие», политическое движение, родившееся в 2009 году, в США, не являющееся республиканским, но тяготеющее к нему, является радикальным республиканизмом. Или, в других терминах, консервативным, то есть «тем самым, изначальным». Его цели: уменьшение контроля правительства, уменьшение налогов, больше власти самоуправлению.

Обратите внимание, мы с вами заговорили о республике, которую очень часто отождествляют с демократией, что совсем не так. В Соединенных Штатах есть две партии – республиканская и демократическая. Советская пропаганда нам говорила — создается ширма, за которой власть и из одной руки перекладывают в другую. И, ведь действительно, республиканцы и демократы – очень похожие вещи, зачем же их различают, в чем великая суть этого различия? Ответа и в студенческое время, на философском факультете университета Шевченко, я не нашел. Тогда не было сети интернет, а при отсутствии информации просто невозможно понимать, что это за традиции.

Республиканская традиция более фундаментальна. Демократия возникает из республики, а не республика из демократии. Республика – это общая вещь. Это то, что объединяет нас с вами независимо ни от чего. Не от наших политических взглядов, не от уровня благосостояния, это общее дело. Если у нас есть общее дело, общие ценности, общие идеалы, тогда у нас есть республика. При этом, заметьте, очень часто в европейской, и даже в американской, теоретической традиции считается, что республика, это нечто демократическое, мало того еще и либерально-демократическое. А если еще точнее – это Соединенные Штаты. Вот как бы идеал республики.

Это не так. Республики бывают разные. И, прежде всего, я обращаю ваше внимание на недемократические республики. На сегодняшний день их несколько видов. Теократическая, как например исламские республики, идеологическая (Советская республика), военная, например казацкая республика на Украине (XV – XVIII век), пиратская республика (Пунтленд, Сомали), остров Крит в античное время. Они существовали, были республиками, но не были демократическими. Я принципиально обращаю ваше внимание на то, что говорю о республиканской традиции, как о более фундаментальной, чем традиция демократическая. Вероятно поэтому я скорей республиканец, чем демократ. Мне ближе республиканские идеи именно потому, что они ставят вопрос о том, что лежит в основе нашей республики, нашей общей вещи.

Давайте теперь посмотрим на Украину. Коммунистические идеи нас больше не объединяют. Может это и хорошо, но в этой идее было милое сердцу заблуждение, что всемирная справедливость, бывшая некогда царством божиим, возможна. Христианство так же нас больше не объединяет. Я не говорю о том, что у нас нет больше коммунистов, или у нас больше нет христиан, нет. Я говорю о том, что ни христианство, ни коммунизм для нас больше не являются объединительной идеей. Что же остается? Сможет ли объединить нас «украинство», и, если да, то что под этим понятием нам понимать? Украинский язык?

При анализе того, что такое «республика», обычно говорят, что в ее основе должны быть общие идеалы. Прямой вопрос студентам, а какие эти «общие идеалы», вызывает целый спектр мнений, от функциональных до идеологических. Отвечать сложно. И я обычно задаю функциональность – идеалы, создающие республику могут быть только те, за которые вы готовы умереть. Кто готов умереть за развитие и доминирование украинского языка? Почему-то никто не готов умирать за украинский язык. А почему? Я пытался анализировать этот вопрос не один раз.

Наше общество с милой непосредственностью периодически возвращается к этой теме, к идеалам «украинства», к украинскому языку. И я пытался ответить себе на вопрос: «А почему я, собственно, не выступаю за украинский язык?» Ответ весьма прост. Он (украинский язык) не покрывает, как бык овцу, все мое представление о мире.

Давайте погрузимся во внутрь вопроса. Что значит покрывать все представление, все ситуации? Это значит иметь хотя бы какое-то представление о тех научных областях, в которых трудится человечество, и описывать это своими, украинскими словами.

Теперь вопрос. Где нет украинских слов? А их нет в военной сфере. Почему? А мы никогда не создавали из своей армии, армию, действующую за пределами государства, общающуюся на своем языке. У нас нет сленга украинского спецназа. У нас нет научного сленга. У нас отсутствует философский украинский язык.

Почему? По простой причине. Есть две работы, которые создают язык, это Гегеля «Наука о логике», и Мартина Хайдеггера «Бытие и время». За прошедшие 20 лет деньги на перевод базовых философских вещей давались раза три. И знаете, почему не были переведены эти философские работы? Требовалось найти украинских переводчиков, которые бы переводили с немецкого, а не с русского перевода. В сказанное по-русски –«свое иное» Гегеля, вложите тот же смысл, и скажите, но на украинском. Сталкиваясь с этой непреодолимой проблемой, нужно было делать то, что делает китайская цивилизация, творить новый язык. В русском языке есть целый тезаурус, позволяющий построить это выражение, в украинском языке этого нет.

Что такое тезаурус? Теза́урус (от греч. θησαυρός — сокровище), это выстроенный синонимический ряд, в котором каждое слово обозначает очень точную, семантически определимую, вещь. Налимов, советский ученый, показал, что если вы посадите некоторое сообщество людей и попросите их сформулировать, что они понимают под тем, либо иным словом, а потом статистически обработаете полученную информацию, то результат выльется в энциклопедическую статью. Вы получите очень точное указание в семантику того или другого слова. Люди очень точно понимают слова. Но не каждый в отдельности, а статистически, 80% людей поймет это слово именно так, а не иначе. И, в этом смысле, когда Налимов давал этот симантический спектр, он тогда уже получил и просчитывал первичные тезаурусы. Делал то, что делают сегодня наши ребята, Константин Сигов и объединение «Дух и литера», они создают «Європейський словник філософій: лексикон неперекладностей», они заняты решением этой проблемы. Но заметьте, они это делают вряд ли на наши, украинские, деньги, вряд ли украинские олигархи на это сбросились. Изнутри это не финансируется. Можно ли создавать украинский язык на чужие деньги? Нет. Никто не готов жертвовать на развитие украинского языка.

Итак.

Жертвовать деньги «за мову» мы не готовы, жизнью жертвовать ради этого мы тоже не готовы, так может ли эта идея выступать идеалом республики? Возможно да. Но если это будет западно-украинская республика. А как быть с восточной Украиной? А как быть с Крымом? А как быть с центральной Украиной?

Сможем ли мы создать республику, если нашим идеалом будет чистое «украинство», в конечном итоге сводящееся к украинскому языку?

Проблема. Мы ее формулируем сразу, что бы понять, что у нас не с демократией проблема, как это часто пишут в газетах, у нас с республикой проблема. У нас нет общих идеалов.

Но где же нам взять эти общие идеалы, которые бы смогли определить то, что мы себе представляем под словом республика?

Возможно, подойдут идеи современных коммунистов? Отобрать и поделить, вернуть страну народу. Декларативный идеал, в реальности, ориентация на русский мир и эксплуатация советского прошлого. Может ли это объединить? Нет.

Обратим внимание на «Свободу». Показное «украинство», за которым прячется русофобия, коммунофобия, юдофобия. Подумайте, почему об этих людях говорят, как о фашистах? И кто говорит? Нормальные люди, с не шизоидным типом сознания. В действительности, мы все прекрасно понимаем, что «свободовцы» не фашисты. Но у людей есть интуиция, что эти фобии неизбежно ведут туда, к фашизму. Это их перспектива, когда о них говорят как о фашистах, то имеют в виду весь их комплекс фобий, создающий опасность. Может ли это служить объединительным идеалом? Вряд ли.

Партия крупного капитала, про это и не говорю, это точно не может служить объединительной идеей республики.

И, наконец, оппозиция, партии, как бы, среднего класса (я не зря здесь поставил неопределенность). Является хоть одна из этих партий, реальной партией среднего класса? Позиционирует ли она себя, как защитник среднего класса? Прямо и открыто, «мы на страже предпринимателей, среднего класса, потому что олигархи – это плохо, а средняя прослойка для общества, это гарант стабильности, ее надо развивать, холить, лелеять, олигархов – нафиг»? Хоть одна из них это говорит? Нет.

Позволит ли кто-то из них создать нам справедливую республику? Представьте себе будущее, где во главе «Свобода». Создадут ли они ту республику, ту «политию», которая нам нужна? Пусть это будет сложная «полития», современная, финансово и политически прозрачная, где масс-медиа являются контролем, с учетом всех современных реалий. Будет ли это то, о чем мечтает каждый? Нечто, с общими идеалами? Да, для западной Украины. Но западная Украина может быть только западной Украиной.

А нам нужна республика Украина. Для нее нужны идеалы. И я их не нахожу среди тех, которые в истории уже встречались, которые уже отыграли. И поэтому проблема общих идеалов – это та проблема, которая и не позволяет нам что-то создавать, строить будущее.

Когда я говорю о будущем в недемократических представлениях, то я имею в виду прежде всего, что эти представления будут республиканские, в основе их будут лежать общие идеалы. Давайте, так осторожно поговорим об этом в нескольких аспектах. Для начала в политологически-революционном, затем в футурологическом, футурологически-революционном.

Мои коллеги Сергей Гайдай, Виктория Сюмар и другие любят приводить пример Грузии, которой что-то там удалось. Я хотел бы им возразить. Перед тем, как в Грузии что-то удалось, грузины колбасились и убивали друг друга несколько лет. Заметьте, я вовсе не рассматриваю вопрос, за какие идеи они умирали, дело в другом – эта нация готова была умирать за какие-то идеи. А когда я оглядываюсь на двадцать спокойных лет Украины, я точно понимаю, что эта нация не готова умирать ни за какие идеи. А из этого республики не возникают. Если весь народ скажет – мы не будем жить на коленях, и пусть 95% его погибнут, но 5% оставшихся «волчар», создадут нацию, которая переживет всех, это уже совсем другая историческая судьба.

Как то меня спросили, что этим Вы имеете в виду, что надо быть настолько решительным, что бы быть готовым к смерти, или надо действительно умирать физически?

Такой вопрос мог возникнуть только в Шустер-пространстве. Исследования ученых показали, что есть часть мозга, отвечающая за трансцендентность, за религиозность, за идеалы. У некоторых людей она работает, у других общий ход воспитания, отношений блокирует работу этой части, и эти люди просто не в состоянии верить в идеалы. Они не верят в то, что за нечто эфемерное можно умереть. Если, к примеру, сейчас сюда поставить Азарова или Януковича, и сказать им: «Знаете, есть люди, которые умирают за что-то эфемерное, не за Межигорье, не за деньги, а за идеалы», мы услышим ответ – «Лохи». И они будут вполне искренни в этом ответе. У них атрофирована часть мозга, отвечающая за идеалы.

Знаете, когда мы так говорим, мы говорим об очень грустных вещах. Я попытался просто представить, а за что был бы я готов умереть? Для меня важна ситуация, при которой остается 5% «волчар», формирующих очаг республики, и совершенно не важно, как она будет называться. Пусть хоть казацкая республика, которая поедет в Сомали автостопом и просто вымочит всех пиратов. Всех, кто захватывает наши суда. Устроит террор. Захват судна – вырезаем деревню. Это понятное действие, оно не хорошее, очень не демократическое, не политкорректное, но оно логически понятное. Обратите внимание на Израиль. Там не прощают ни одного террористического захвата своих граждан. Не прощают, и все, даже если действие подразумевает неофициальный характер.

Из таких вот процессов возникают республики. Не из сражений в Первомайске. Не из сражений за то, чтобы конкретного товарища, развевшего всех на голоса, призвать к ответу. Из этого не возникает республика, потому что вас уже в 95% случаев поимели, и ваши 5% — это не аргумент. Наверное, это круто, ментов побить прутьями. Ну и что? А вот если начнут бить в масштабах государства, начнут бить везде, это уже другая постановка вопроса. Но есть целый регион (восточный), где общественная инициатива задавлена в корне. Там проявлять какой-либо общественный протест, это просто не по-пацански.

Какая же это должна быть сногосшибательная жопа, которая заставит подняться всех? Возможно ли это? Это один вопрос.

Второй вопрос, а должны ли мы ждать такой тотальной жопы, которая позволит нам пробудить эти участки мозга, отвечающие за трансцендентные идеалы? И это не просто вопросы, это вопросищи.

Что же получается? Что у нас даже на уровне идеалов возникает проблема? С футурологической точки зрения, можно пофантазировать, что общее благо является источником частных благ, и это должен быть принцип. Если мы не можем найти основания для своих идеалов в прошлом, то, очевидно, мы должны их искать в будущем.

Очевидно, что любая революция будет решать не проблемы украинские, а проблемы мирового плана. Когда мы произведем любой бунт, то это еще не будет означать, что мы произведем революцию. Самого действия не достаточно. Иногда говоря, что для полноценной революции у нас не готовы массы, они не активны, у них нет политической сознательности. Все это есть, мало того, сама власть действует в ключе, что бы это все было и дальше. У нас нет следующих важных вещей.

1. Фундаментальный когнитивный барьер. Это означает, что о некоторых вещах мы говорить не готовы. Когда начинаешь затрагивать определенные темы, людей просто клинит. К примеру, если вы захотите поговорить в Галичине о том, что с христианством большие проблемы, и религия требует пересмотра, вам если не дадут в морду, то говорить, однозначно, больше не будут. Я пошел на «5 канал», с Сергеем Рахманиновым, и поговорил о том, что демократия – это плохо, подверг ее критике. Его заклинило. А ведь он не глупый человек, хорошо мыслящий.

Есть определенные темы, которые люди не готовы воспринимать критически. Не готовы воспринимать, что нам надо разбираться с христианством, демократией, со многими экономическими вещами, которые традиционно считались нормальными, работающими, такими как банки, крупный бизнес, различные финансовые институты, фондовые рынки и тому подобное. То есть существует фундаментальный когнитивный барьер, люди не готовы говорить об этих вещах. Когда вы заведете о них речь в публичном пространстве, то, скорее всего, вас блокируют. Попытка поговорить о недостатках демократии в Шустер-пространстве обречена на неудачу.

2. Генератор фундаментальных идей, или рынок идей. Непонятно, откуда должны браться идеи. Сегодня политические партии новые идеи (идеалы) создавать и продвигать не в состоянии. В 98 году у меня была иллюзия, что такими генераторами будут «think-tanks», которая быстро закончилась, поскольку ни олигархи, ни средние корпорации, ни государство их финансировать оказалось не готово. Были профинансированы некотрые функции этих «синктенков», как например, функция социологии и обслуживания западных институтов (центр Разумкова), функция исследования демократии и распространения демократии у Веры Нанивской в НЦПД, функция продвижения реноме Ахметова для его центра, но не более того. Ни один этот мозговой центр не оказался способен производить новые политические идеи, тем более идеалы.

А идеи есть. Идеи, которые выходят за пределы сегодняшнего дня и могут стать объединяющими, но над этим надо много поработать.

А. Например, полет на Марс. Хорошая идея. И давайте зададим этот вопрос, будет ли украинец на Марсе? Что бы это произошло, надо сделать следующие вещи:

1. Об этом объявить, сказать, что это поддержат государство и корпорации.

2. Провести целый ряд школьных конкурсов, на разработку лучшего ракетного двигателя, разработку лучшей зоны посадки, полетных карт и схем полета, схем общения и преодоления культурных барьеров, схему отбора. Чтобы полететь тогда, заниматься надо уже сейчас.

Б. Украина виртуальная.

Давайте призадумаемся, почему у нас политический приз такой вкусный? Причин несколько.

1. Возможность дерибана бюджета

2. Возможность получения государственных преференций для бизнеса

3. Возможность безоплатного или очень льготного использования инфраструктуры.

4. Для некоторых основным источником дохода являются блага, по сути являющиеся публичными.

Почему бы не изъять одну составляющую приза, не сделать полностью публичным государственный бюджет? Мы все с вами являемся налогоплательщиками, его наполняющими. Почему он до сих пор не исполняется в электронном виде, день в день, онлайн?

Технологический инструментарий для этой возможности существует более 10 лет. Причина сопротивления этому, является чисто политической, а отнюдь не технологической. Мы можем не то, что открыть доступ к статьям, мы можем секунда в секунду видеть, что откуда пришло и куда ушло, какие компании участвовали в тендере, кто выиграл и почему, вот видеотрансляция. Это все технологические возможности для создания виртуальной Украины. Эта идея поможет создать республику. Почему? Она порождает доверие. Она открывает дорогу к реализации идеи справедливости. И вот за эту идею можно и умереть. Это такая вещь, которая выше нас с вами, это будущее, это то, что останется после нас и будет служить и нашим детям, и нашим внукам.

Могут, конечно, сказать о необходимости существования государственной тайны. Хочу сразу сказать — полная чушь. Есть военная тайна, и это понятно, это наша безопасность. Существует коммерческая тайна, которую, кстати, можно и ограничивать, особенно в финансовой области, очень четко. У государства же не бывает тайн от своих граждан. Это придумано самим государством, что бы разводить нас с вами как лохов. Не существует информации, которую государство может держать втайне от своих граждан. И от своих и от чужих. Неужели вы думаете, что у нашего бюджета есть какие-то тайны для спецслужб Германии, России, Франции, США?

Да, для того, что бы создать публичный электронный бюджет, нужны огромные вложения изначально, нужны политические решения, которые позволят это делать, нужно понимание общественности. Скажу вам сразу – попытка запустить этот процесс на грантовом уровне не приведет ни к чему. Демократия у нас хороша, пока она не обгоняет европейскую демократию, иначе говоря, гранты на публичный, открытый бюджет получить невозможно. В мире таких моделей нет, но мы и не должны здесь оглядываться на мир. Ведь после этого кризиса это будет в каждой стране, так почему бы нам не стать первой? У нас просто нет выхода. Если мы не возглавим этот процесс, нас, как страны, не будет.

Когда я говорил про космос, возвращаясь к этой идее, я имел в виду то, что дети в школах опять должны начать мечтать. Самое важное, что мы сегодня теряем для республики будущего – это дети, которые выросли внутри потребительского общества, внутри этого телевидения, внутри этой политики, внутри Шустер-пространства. Они будут не способны построить республику. Создавать революционные отряды, делать революцию, создавать публичный бюджет – это, безусловно, хорошо, но уже сейчас надо готовить детей у которых в мозгу будет это пространство идеального, на которое сможет опираться будущая республика. Полет на Марс — это хороший способ создать это пространство, эту структуру в сознании детей. Есть идеалы, которые интересны, ради которых стоит жить. Сегодня у них таких идеалов нет. В этом смысле первая борьба, с которой надо начинать – это борьба за сознание школьников. Без нее никакие революции не создадут устойчивой республики. Это супер важная вещь.

В каком же содержательном пространстве могут быть произведены эти идеалы?

На сегодня, есть два таких пространства, и их столкновение вы можете наблюдать в России, по российским медиа.

Одно пространство — это попытка создать пространство идеалов внутри православия.

Другой проект, тот который на Болотной площади, проект креативного класса, проект виртуально-космический технологический.

Идет конкуренция этих идеалов. Какие возобладают? Возобладает православие – мир скатится в средние века, к темным временам. То, что было хорошо для 13-16 веков, затем начало тормозить дальнейшее развитие человечества. Победила наука, вступившая в конкуренцию с церковью. Сегодня же наука сильно ослабла. Она уткнулась в педелы объективной картины мира, в структурные пределы.

И здесь перед нами большой выбор, цивилизационный выбор – куда мы пойдем, или мы будем идеалы формировать в консервативно-религиозном ключе, тогда это один мир, это новое средневековье. Или мы будем формировать идеалы в конструктивном ключе — виртуальные, космические, внемирностные, экстраверсумные. Можно произвести любую революцию, технологии известны, можно свергнуть любую власть, да и эта долго не продержится, поверьте мне, вопрос в том, какую республику мы создаем, какие будут идеалы.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ