Адмирал Джеймс Ставридис (в отставке), редактор TIME, в прошлом - 16-й Верховный Главнокомандующий Обьединенных вооруженных сил НАТО, в настоящий момент является заместителем председателя инвестиционного фонда Carlyle Group по международным делам, а также председателем правления в фонде Рокфеллера. Он - соавтор новеллы «2034: Роман о следующей мировой войне». Последняя документальная книга: «Книжная полка моряка: 50 книг, чтобы познать Море.»
Пока в Украине продолжаются тяжелые бои, очевидно, что пришла пора пересмотреть подход к войне в ХХІ веке. Учитывая новшества в военной тактике и вооружениях, с российского вторжения пошел отсчет фундаментальных изменений в военном деле. Итак, какие уроки стоит извлечь западным военным?
Во-первых, это поразительный успех украинских вооруженных сил (оснащенных западными технологиями) в противостоянии с российской бронированной техникой. Количество уничтоженных украинцами танков, бронемашин и грузовиков исчисляется тысячами. В основном, это результат применения переносного противотанкового оружия, предоставленного странами НАТО (британские управляемые ракеты NLAWS, американские «джавелины» и т.д.)
Это также показатель тактического подхода украинцев совместно с западной разведкой, портативности ракетных и беспилотных комплексов, которые применялись небольшими, мобильными группами спецназа; и в целом, инновационности систем типа дронов-камикадзе Switchblade.
Главное, что каждый уничтоженный танк или бронетранспортер увеличивает число погибших русских. За пять недель сражений число погибших солдат составляет около 15000, что ошеломляет. Для сравнения - за 20 лет войны в Ираке и Афганистане потери американцев составили 7000 военных. И восстановить утраченную бронетехнику в ближайшем будущем не удастся. Стоимость российского танка составляет более 10 миллиона долларов, а ракеты - около ста тысяч долларов. Как отмечал генерал Шерман во время Гражданской войны в США, война – это ад, но довольно дорогостоящий.
Не пора ли похоронить концепцию использования танков на поле боя? Не являются ли они броненосцами 21 века, полностью вытесненными инновационными технологиями и тактиками? Пришло время поразмыслить о сокращении танковых запасов (что сейчас осуществляет Корпус морской пехоты США) и использовать ресурсы для перехода к новым системам, в частности, беспилотным. Танки все еще возможно эффективно использовать, но только при согласованной общевойсковой координации, когда осуществляется их защита от «высокоточных средств поражения».
Во-вторых, концепция непосредственной авиационной поддержки все более рискованна. Наряду с опасениями касательно эффективности тяжелой бронетехники стоит вопрос уязвимости вертолетов. Мы наблюдаем, как российские боевые вертолеты стоимостью 18 миллионов долларов вновь и вновь уничтожаются стингерами, стоимостью 100 тысяч долларов. Это была ключевая тактика, позволившая афганским моджахедам победить Советский Союз в 80-х гг. И все-таки, экономические аспекты этих нюансов, также как и замена опытных пилотов, с учетом слабости российской экономики в целом, обескураживают.
И это пока системы групповых дронов еще не в полной мере задействованы. А поскольку искусственный интеллект становится реальностью военного времени, появляется возможность контролировать и синхронно управлять различными беспилотными системами, атакуя крупные менее гибкие (маневренные) платформы типа вертолетов и транспортных средств. Мы находимся на передовом рубеже внедрения такой возможности, что отражается негативно на дорогих пилотируемых самолетах, особенно на тех, которые обычно летают не высоко над землей.
Урок здесь (пока) не в том, чтобы полностью отказаться от пилотируемых самолетов, обеспечивающих непосредственную поддержку на поле боя. Но украинская война — это предупреждение о том, что мы должны больше тратить на исследования и разработки, направленные на усовершенствование беспилотных авиационных систем, как наземных, так и противовоздушных; усовершенствование систем искусственного интеллекта с целью достижения лучшей синергии в их работе; и активно тестировать такие варианты для обеспечения непосредственной поддержки с воздуха с большой высоты благодаря беспилотным менее дорогим транспортным средствам, управляемым наземными войсками.
В-третьих, еще одним ключевым фактором на украинском поле боя была способность западных разведывательных систем отслеживать российские формирования и в режиме реального времени обеспечивать наведение на обьекты со стороны украинских войск. Это привело к гибели не только огромного количества российских рядовых, но также и высшего командного состава. В результате, это спровоцировало управленческий хаос в Москве исходя из данных, указывающих на отсутствие последовательного командования и контроля на поле боя.
Когда я был Верховным Главнокомандующим Обьединенных вооруженных сил НАТО, заведуя стратегическим управлением операции в Афганистане, я не мог представить возможность тактического контроля 150 000 военнослужащих в полевых условиях. Это именно то, что происходит сейчас в Украине с соответствующими сложностями. Урок состоит в том, что благодаря высокоточному наведению на объекты в реальном времени в полевых условиях, воюющая сторона может помочь подорвать один из основных центров силы в бою: систему слаженного командования и контроля, управляемую способным руководством.
И наконец, нам следует извлечь урок из продолжительной стратегии России в аспекте определения понятия «военные преступления». Необходимо учесть, что наши противники прибегают к мерзкой тактике, которая, по сути, включает в себя военные преступления. Это, в частности, разрушение гражданской инфраструктуры (включая интернет и киберсистемы) неприцельным огнем; операции под чужим флагом вместе с фейковыми репортажами; вооружение граждан при создании условий для массовых перемещений, налогообложение логистики нации, подвергшейся нападению; использование беспринципных наемников - вагнеровцев, чеченцев и сирийцев; и ,наконец, запугивание химическим и ядерным оружием.
Все это классифицировалось как «гибридная» война или «серая зона», и мы могли наблюдать эти грязные трюки русских в Афганистане, Чечне и Сирии в течение последних десятилетий. И мы должны хорошо подготовиться к столкновению с новой реальностью на поле брани. Очевидно, что мы не будем использовать такие техники, но нам стоит пересмотреть нашу методику учений и выбор экипировки, чтобы противостоять этому. Это означает, необходимо более качественно обучать наш воинский контингент действовать в химических и биологических средах; оказывать большую поддержку гражданскому населению с целью адаптации к беженцам; усовершенствовать нашу способность собирать доказательства для противодействия фейковым репортажам и пропаганде; реагировать на кибератаки на поле боя таким образом, чтобы добавить возможность наступления.
"Велика угода": Трамп зустрінеться з Путіним, у США розкрили цілі
Маск назвав Шольца "некомпетентним дурнем" після теракту у Німеччині
На водіїв у Польщі чекають суттєві зміни у 2025 році: торкнеться і українців
Банки України посилять контроль: клієнтам доведеться розкрити джерела доходів
Итак, в ХХІ веке на полях сражений возникает новая тактическая триада – на первом плане - спецназ, беспилотные системы и кибербезопасность. И хотя устаревшие системы - от танков до истребителей и штурмовиков – будут необходимы, нам следует пересмотреть наш подход к войне. К сожалению, нам стоит многому научиться на украинском «поле брани».
Источник: Time
Перевод Натальи Карпенко для "Хвилі"