Минские соглашения. Работа в рамках формата , вызовы и перспективы

Минские соглашения – документ, который, несмотря на свою сжатость, порождает огромное множество интерпретаций. Подавляющее большинство украинцев плохо представляет себе текст соглашений, состав Трехсторонней контактной группы (постоянные попытки апеллировать к тому, что представители ОРДЛО входят в ТКГ, хотя это не соответствует действительности). Этому в том числе способствуют российские и собственно оккупационные СМИ – в их терминологии, Трехсторонней контактной группы не существует, а есть лишь некая «контактная группа и подгруппы». Но в целом, Минские соглашения и все, что происходит вокруг них, является достаточно сложным для восприятия.

Комплекс мер по выполнению Минских соглашений[1] содержит целый ряд категорически невыгодных для украинской стороны формулировок – в качестве стороны-противника фигурируют «вооруженные формирования отдельных районов Донецкой и Луганской областей», а РФ, согласно тексту Декларации президентов РФ, Украины, Франции и канцлера Германии, лишь обязалась «использовать свое влияние на соответствующие стороны, чтобы способствовать выполнению Комплекса мер«.

Это создает значительные трудности Украине, так как РФ перманентно делает ставку в переговорах на добуквенное прочтение удобных себе пунктов Минска-2, акцентируя на том что, согласно документам, «является лишь посредником», а наша сторона все это время пыталась либо же настаивать на безальтернативности данного формата, либо приписывать ему то, чего там априори нет («подпись Путина под намерением России соблюдать режим прекращения огня», когда на деле эта подпись содержится только в декларации глав стран Нормандского формата, и РФ не признала свою роль в конфликте).

В своих дальнейших действиях Украина должна взять этот принцип на вооружение: если российская сторона апеллирует именно к букве соглашений, то наша задача – интерпретировать букву этих соглашений выгодным себе образом, или хотя бы настаивать на добуквенной реализации той их части\решений ТКГ, которые необходимы для установления безопасности – это должно было быть сделано относительно Рамочного решения ТКГ от 20.09.2016 о разведении сил и средств на трех участках[2] (Станица Луганская, Золотое, Петровское), где прямо говорится, что мост в Станице Луганской является демилитаризованной зоной, в то время как на практике над мостом до сих пор находится незаконная символика НВФ, и долгое время находилось сооружение так называемой «СЦКК», хотя на данный момент в СЦКК не осталось ни одной полноправной стороны, кроме украинской.

1) Украина должна отказаться от следования дорожной карте разведения, не видя ответных шагов со стороны противника, этапы, приближающие мирное урегулирование, не должны наслаиваться друг на друга.

2) Необходимо фиксировать каждое нарушение подобных процедур заявлениями с украинской стороны, которые будут сразу доведены до внешних игроков, напрямую увязанных с процессами урегулирования.

В целом Минские соглашения могут быть лишь неким подобием переходной рамки конфликта, с помощью которой Украина выигрывает время. Изначально это и заявлялось украинской стороной, но впоследствии риторика дрейфовала в сторону «безальтернативного Минска» как рамки для постконфликтного урегулирования. При этом, перевести ситуацию на востоке Украины в плоскость постконфликта Минск-2 со всеми сопутствующими рамочными решениями не способен – начиная с первого же пункта Комплекса мер о всестороннем и всеобъемлющем прекращении огня это соглашение не выполняется.

Следовательно, минский формат должен рассматриваться исключительно как площадка для решения самых насущных гуманитарных вопросов (в тех случаях, если эти меры не идут вразрез с вопросами безопасности), а также как площадка для обсуждений экологических угроз, созданных оккупацией ОРДЛО (неправильное обслуживание шахт оккупационными администрациями – так называемая «мокрая консервация», в т. ч. и ядерного объекта «Кливаж»(шахта Юнком), ситуация с «землетрясениями» в Макеевке и т. д.).

СИТУАЦИЯ НА ЛИНИИ РАЗГРАНИЧЕНИЯ. ЕЖЕДНЕВНОЕ ИНФОРМИРОВАНИЕ В СВОДКАХ – ОСНОВНЫЕ КОММУНИКАЦИОННЫЕ ОШИБКИ

Не секрет, что именно ежедневные сводки об обстрелах и потерях являются наиболее чувствительной для общества информацией. Поэтому не удивительно, что именно она активно используется как инструмент влияния на общественное мнение. Манипулируя публикуемыми данными, замачивая одни и озвучивая другие, можно, в зависимости от задачи, как повышать, так и понижать градус общественного внимания.

Чтобы понять, как это происходит, следует остановиться на том, как именно выглядит и какие данные содержит суточная сводка, которая ежедневно ложится на стол начальника Генерального штаба, и других военных и политических руководителей.

Справка включает в себя:

— информацию о общих потерях (отдельно: с начала ведения боевых действий, с начала ООС и с начала текущего года). При этом разделяются бесповоротные (убитые) и санитарные (раненные) потери;

— информацию о количестве обстрелов за сутки, общая и отдельно по ОТУ «Север» и ОТУ «Восток».

Относительно каждого обстрела указывается:

1. Время, в течении которого продолжался обстрел, напр. 05:15 – 06:43.
2. Вид оружия, напр. АГС, РПГ. В случае обстрела артиллерией отдельно может указываться кол. выпущенных снарядов, например так – мин. 120 мм. (45). Это значит обстрел миномётом калибра 120 (запрещен Минскими соглашениями), выпущено 45 мин.
3. Объект обстрела. Указывается взводные опорный пункт, бригада, и населенный пункт, напр.: ВОП №33474, 36 омбр, Новотроицкое.
4. Направление обстрела, напр. Докучаевск.
5. Ответ ВСУ, если он был, и вид оружия, напр. СПГ.
6. Тип огня – всегда прицельный.

Далее отдельно указывается количество обстрелов населенных пунктов.

— Информация о потерях. Включает в себя детальное описание всех обстоятельств, которые привели к потере, полную информацию о военнослужащем, медицинский диагноз, текущее состояние.

Отдельно указываются потери, вне пределов ООС: смерти и тяжелые травмы военнослужащих вне службы, в местах постоянной дислокации, на учениях и т.п. Сюда же относятся и случаи смерти в госпитале, даже в том случае, если ранение, приведшее к смерти, было получено в результате выполнения боевой задачи в ООС.

Здесь мы можем сразу увидеть, что смерть, которая, по сути, была связана с выполнением боевого задания, может не попасть в сводку, так как фактически наступила уже вне зоны проведения ООС.

Теперь рассмотрим информацию, которую в своей суточной сводке публикует пресс-центр операции Объединённых сил.

Начинается сводка с общего количества обстрелов за прошедшие сутки. Далее следует длинный перечень подробностей, таких как отельные данные по каждому оперативно-тактическому направлению, населенные пункты, виды вооружения из которых осуществлялся обстрел. Данные о потерях помещаются после перечня населенных пунктов, которые обстреливались, видов вооружения, из которых велся огонь, и упоминания факта применения запрещенных калибров. Так как сводки публикуются дважды в сутки – в 7.00 и 19.00, в утреннюю сводку попадает информация о прошедших сутках и первых данных об обстрелах в текущие сутки. Информация о потерях оказывается размещена между обстрелами, совершенные за прошедшие сутки и новые, т. е. основная для публики информация находится посредине текста.

Таким образом, за обилием деталей, которые, по большей части, непонятны обывателю, скрывается основное. Война становится информационной рутиной, а сводки благополучно пролистываются.

При этом, в отличие от ежедневной сводки в том виде, в котором она проходит через профильные ведомства, в брифингах ООС\публичной сводке ООС не озвучиваются:

• Общие потери с начала боевых действий/операции ООС/года/месяца.
• Количество выпущенных противником снарядов.
• Обстоятельства гибели или ранения наших воинов.
• И самое главное – информация об ответе Объединенных Сил на обстрел.

Напоминание об общих потерях важно для осознания той цены, которую мы уже заплатили за нашу свободу.

Обстоятельства гибели или ранения, количество выпущенных снарядов, гранат, мин дает осознание, что на самом деле кроется за словом «обстрел». По методике подсчета количества обстрелов, применяемой Генштабом, одним обстрелом считается бесперебойная работа того или иного оружия (30 и более обстрелов), если до следующего разрыва было менее часа.

Именно поэтому в сводке, которая попадает в соцсети штаба ООС, и уже оттуда в СМИ,  необходимо подавать данные о (хотя бы приблизительном) количестве выпущенных снарядов. Важно чтобы люди помнили – это реальная война и что обстрел – это действительно страшно, и что те, кто ежедневно через это проходит, — по-настоящему мужественные люди.

А отсутствие информации об ответе и о потерях противника, приучает общество к тому, что наша армия, не способная защитить себя, своего рода «мальчики для битья». К сожалению, часто причиной отсутствия информации об «ответке», является факт отсутствия «ответки».

Таким образом, мы видим, что информацию из ООС пытаются подать так, чтобы как можно меньше будоражить общество. Что войны нет, а то, что происходит на Востоке, это далеко и не так уж важно.

МИРОТВОРЧЕСКИЕ ПЛАНЫ И КОНЦЕПЦИИ

Миф о «безальтернативности» Минских соглашений плотно укоренился в сознании представителей ЕС, и потому возникает множество именных планов, основой для которых служат Минские соглашения (в качестве рамки конфликта) и идея о вводе миротворческого контингента.

Большинство дискуссий о миротворческой миссии ведутся в парадигме, которая задана целиком и полностью РФ – сама идея ввода миротворческого контингента на Восток Украины презентуется как безальтернативная и ведется обсуждение мандата, численности и состава предполагаемой миссии.

Весь этот дискурс последних нескольких лет был запущен высказываниями Путина от сентября 2017 года о том, что миротворческий контингент ООН – хорошая идея, но только на линии разграничения и только для «охраны ОБСЕ» и по согласованию с представителями ОРДЛО, которые по-прежнему представляются РФ стороной конфликта на востоке Украине. В то время как в Госдепартаменте США полагали, что миротворцы должны быть размещены на границе между РФ и Украиной[3].

До этого в 2015 году, когда украинская сторона одобрила обращение к ООН (18.02. 2015), а после, в июне того же года, ВРУ внесла правки в закон «О порядке допуска и условиях пребывания подразделений вооруженных сил других государств на территории Украины», добавив положение, согласно которому целью пребывания иностранных вооруженных сил в Украине может быть «предоставление стране, по ее просьбе, помощи в виде проведения на ее территории международной операции по поддержке мира и безопасности на основании решения ООН или ЕС», никакого огромного количества высказывающихся по вопросам миротворчества и «голубых касок» не наблюдалось. Но после слов Путина ситуация резко изменилась.

На самом деле уже в 2015 году риторика РФ относительно миротворцев претерпевала первые изменения – Лавров заявлял что «Москва готова принимать участие в обсуждении направления миротворцев на Донбасс, если в этом проявят заинтересованность стороны конфликта»[4].

Путин заинтересован в миротворческой миссии, чтобы получить выгодную для себя позицию, позволяющую скрыть истинную роль РФ в конфликте. Россия стремится выставить себя в качестве «миротворца», подчеркивая свой статус «парламентера» и «наблюдателя».

Все время между украинской инициативой и инициативой Путина необходимо было бы использовать на инициирование серьезной общественной дискуссии, чтобы не исходить из условий, продиктованных РФ уже в 2017.

Но повестка была сформирована волнообразно: всплеск интереса к теме миротворцев на фоне попыток обратиться к «хорватскому опыту» как к необходимому Украине в процессе реинтеграции Донбасса в сентябре 2017 года еще оставлял какое-то поле для дискуссий, но уже в начале 2018 одномоментно была осуществлена перемена в дискурсе – миротворческая миссия стала обсуждаться как нечто совершенно необходимое, вызывающее вопросы только в отношении собственного формата (мандат\численность\национальное представительство) и времени потенциального развертывания. Но пути интерпретирующих этот путь как безальтернативный все еще расходятся – по линии переговоров Волкер-Сурков.

Ряд экспертов и политиков начали формировать свою аргументацию в пользу потенциального контингента из высказываний Суркова, подразумевая, что в случае развертывания миротворческого контингента придется говорить о неких «перемещениях голубых касок в обмен на реализацию политической составляющей Минских соглашений». Потому ими предлагается объединить все гипотетические этапы развертывания контингента в одну резолюцию – «чтобы РФ не блокировала перемещение миротворцев к украино-российской границе». То есть фактически, в одну резолюцию предлагается объединить:

• Размещение миротворческих сил на линии столкновения.
• Расположение непосредственно на оккупированной русскими территории.
• Перемещение миротворческого контингента на официально признанную границу Украины и РФ.

По сути, сторонники такой концепции не видят ничего плохого в предложениях Суркова, где речь ведется о все том же путинском варианте (размещение контингента на линии разграничения в качестве «вооруженной охраны ОБСЕ»), только отягощенном привязкой к Минским соглашениям в их политической части.

Сурков напрямую увязал «поэтапное развертывание миротворческой миссии» с «воплощением политической части Минска». Спецпредставитель РФ в переговорах по Украине сделал свое заявление по итогам переговоров с Волкером первым, и потому они прозвучали четче и были растиражированы всеми возможными ресурсами, в том числе и в Украине.

Текст расшифровки телефонного брифинга Курта Волкера по итогам переговоров с Сурковым, опубликованного на сайте Госдепартамента США, демонстрирует, что изначально американской стороной отстаивался другой подход:

«Прошлым летом мы выдвинули предложение о создании миротворческих сил с мандатом ООН, которые были бы в состоянии обеспечивать безопасность в регионе, если россияне выведут свои войска. Это позволит создать безопасную среду, и в этой среде будут созданы условия, при которых Украина сможет реализовать политические шаги, требуемые Минскими соглашениями. А затем, по завершении этого процесса, состоятся выборы, местные выборы, и территория будет затем возвращена Украине.

Таким образом, мы рассматриваем миротворческие силы в основном в качестве механизма реализации или механизма перехода от текущей обстановки к ситуации, при которой территория возвращается под украинский контроль, и Минские соглашения выполняются в полном объеме.

Россияне предложили нечто совсем другое в сентябре. Они предложили силы для защиты наблюдателей, которые действовали бы только вдоль линии конфликта и не обеспечивали бы реальную безопасность, и не контролировали бы украинскую сторону российской границы и так далее. Поэтому мы снова обсудили это на нашей встрече в Дубае, и мы говорили о том, как перейти от одной ситуации к другой. Как перейти от ситуации, в которой мы находимся сегодня, когда Россия оккупирует территорию, и отсутствует мир, до ситуации, в которой действует полный миротворческий контингент по всей территории, обеспечивая мир и безопасность, и при этом Украина также реализует политические шаги, требуемые в соответствии с Минскими соглашениями.

Мы подробно обсудили с российской стороной то, как это может быть достигнуто, как будет конкретно осуществляться процесс реализации этих планов. Я считаю, что на этот раз они проявляли больше открытости, и я думаю, что мы провели хорошую беседу. Теперь мы ожидаем, когда российская сторона сообщит нам свои идеи о более конкретных аспектах, и пока неизвестно, когда это произойдет».

По Волкеру, речь ведется о привычном миру урегулировании: сначала достижение реально работающей договоренности о постоянном прекращении огня, после – миротворческая операция на всей территории зоны конфликта, которая, судя по всему, будет являть собой временную администрацию для оккупированных территорий Донецкой и Луганской области, которая после передаст свои полномочия Украине, очень похожую на UNTAES.

Похожая модель последовательно отстаивается и в докладе Ричарда Гоуэна “Can the UN Unite Ukraine?”, который оценивает UNTAES как в целом успешную миссию, сопровождавшуюся, впрочем, рядом сложностей при собственном развертывании. Однако эксперт ООН также отмечает, что ни в одной из ситуаций в принципе не может быть двух одинаковых миссий, а сравнение Украины с Хорватией, а Сербии с Россией некорректно, и любой миротворческий план рискует разрушиться при столкновении с реалиями конфликта[5].

Тем не менее, доклад Гоуэна в его полной версии содержит множество мыслей, которые позволяют говорить о том, что опыт переходной администрации предпочтителен для урегулирования в его привычной европейской концепции, но будет очень травматичным для Украины в случае своей реализации.

Автор заявляет, что:

• Минские соглашения являются «стратегией для будущей миссии» и основой будущего урегулирования, т. е. тем самым рамочным документом, который необходим для будущего ввода миротворческой миссии, в то же время, отмечая, что «в ООН совершили большую ошибку, бросив миротворцев с размытым гуманитарным мандатом на территорию бывшей Югославии, не дав им никаких инструментов для достижения задач миссии, и аналогичная ошибка была повторена в Дарфуре и Южном Судане». То есть в данном случае наблюдается крайне серьезное противоречие между понимаем Гоуэном того факта, что никакое развертывание миротворческих сил принципиально невозможно без достижения реально работающего договора по прекращению огня, и между реалиями выполнения Минских соглашений, сложности с которым начинаются уже с первого и главного пункта – полного и всеобъемлющего прекращения огня;
• Условный Запад заинтересован в политическом урегулировании и Минские соглашения интерпретируются Гоуэном как «дорожная карта» для развертывания миссии и ее дальнейших действий, потому что в них заложена процедура выборов на временно неподконтрольных Украине территориях Донецкой и Луганской областей с последующей передачей границы под украинский контроль, но в то же время эксперт подчеркивает: никакие выборы не могут проводиться в опасных для избирателей условиях. Реалии конфликта говорят о том, что пока государственная граница Украины не взята под контроль украинскими силами – ни о какой безопасности речь вестись не может в принципе, то есть здесь имеет место очередное противоречие между реальностью конфликта и реальностью документа;
• Экспертом также предполагается вовлечение представителей ОРДЛО в процесс урегулирования на всех уровнях, то есть представителям марионеточных квазигосударственных образований придается чрезмерная субъектность, в то время как никакой субъектностью представители ОРДЛО на деле не обладают;
• Декларируется также отказ от наказания для тех, кто сотрудничал с представителями оккупационных администраций, которые в докладе называются «сепаратистскими правительствами» в качестве админслужащих, что является серьезной подменой понятий: в Украине на сегодняшний день не представлено ни одной концепции, которая бы содержала повальное наказание для всех, кто сотрудничал с оккупационными администрациями (обыкновенных служащих бюджетной сферы, людей, которые по каким-либо причинам не могли выехать с временно неподконтрольных Украине территорий, и т. д.), но вариант с «прощением» по вуковарскому сценарию не является для Украины приемлемым, так как затруднит достижение поствоенной справедливости, которая и так представляется труднодостижимой в любом конфликте, в то время как в украинских реалиях будет предельно усложнена деструктивной позицией представителей ОРДЛО по недопуску представителей международных организаций, которые могли бы оказать содействие в документации военных преступлений;
• Национальный состав потенциальной миротворческой миссии: Гоуэном были предложены «нейтральные страны», не являющиеся членами НАТО, в то время как для Украины категорически неприемлемы две из предложенных 11 стран-контрибуторов списка Гоуэна: Беларусь и Казахстан;
• Мандат будущей миротворческой миссии: эксперт настаивает на том, что это должна быть миссия, способная на применение силы, но здесь возникает сразу несколько сложностей:
• РФ вряд ли согласится на миссию, которая сможет оказать реальное давление на представителей НВФ ОРДЛО;
• Количество и класс вооружения, которым должен располагать потенциальный контингент, потребует крайне серьезных затрат, к которым ООН окажется не готова.

Концепция ввода миротворческих сил как инструмента, который поможет в имплементации Минских соглашений, породила множество именных планов. Одним из наиболее обсуждаемых стал  план свободных демократов (Свободной демократической партии Германии). Им предполагается развертывание миссии ООН на российско-украинской границе, роспуск «парламентов» и других структур самопровозглашенных псевдогосударств, и усилении роли EUAM, а также четко определенные сроки для выполнения каждого из пунктов Минских соглашений, и систему наказаний за несвоевременное выполнение\невыполнение.

В данном случае снова-таки речь идет о подмене понятий и накладке нескольких шагов к урегулированию друг на друга – Минские соглашения априори не могут являться основой для устойчивого прекращения огня, что более чем наглядно показали последние четыре года. Следовательно, наслаивать на них новые условия, некие заранее прописанные сроки – это мера, которая однозначно не приблизит прекращение огня, деоккупацию и реинтеграцию.

Более того – такой подход содержит в себе большой риск повторения ситуации в Станице Луганской: выполнять договоренности придется исключительно украинской стороне, и дополнительным аргументом внешних игроков будут обозначенные в таком плане сроки.

Существует также так называемый «план Сайдика», которым также предполагается наращивание на костяк Минских соглашений дополнительных условий.

Первым из них называется «ратификация Минских соглашений российским и украинским парламентом», чтобы сделать рамку в виде Минска-2 обязывающей для сторон. Но РФ никогда не пойдет на ратификацию Комплекса мер, сославшись на букву этого документа, в котором в качестве стороны противостояния фигурируют «формирования отдельных районов Донецкой и Луганской областей«.

В центр будущего урегулирования ставится вопрос проведения выборов на оккупированных территориях, для которого и необходимо развертывание миссии ООН. По замыслу авторов плана, миссия должна строиться на содействии ООН и ОБСЕ – спецпредставитель или главный координатор будут назначаться совместно. Исходя из документов, оказавшихся впоследствии в распоряжении СМИ, авторами плана также предполагалось, что в идеале «местные выборы должны состояться одновременно с местными выборами 2020 г.«[6], после которых будет дано пять лет переходного периода – на установление мира и восстановление под наблюдением ООН.

Очевидно, именно этот план и ставка действующей украинской власти на встречу глав стран нормандской четверки и повлекли за собой фиксацию в письменном виде так называемой «формулы Штайнмайера», которая описывает алгоритм вступления в силу закона «Об особом порядке местного самоуправления в отдельных районах Донецкой и Луганской областей» на временной основе в день проведения выборов в ОРДЛО и на постоянной – после публикации отчета ОБСЕ о ходе выборов.

Эти концепции повторяют все те ошибки, которые содержатся в любом обсуждении миссии по поддержанию мира для ОРДЛО последнего времени: в качестве рамочного документа определяются Минские соглашения, только на этот раз – с условием их ратификации парламентами РФ и Украины. Но этот документ не смог прекратить огонь на линии разграничения, что делает ввод миротворческой миссии невозможным, как и проведение каких бы то ни было выборов на ныне оккупированных территориях. Прежде чем выборы будут проведены, необходимо:

— Устойчивое прекращение огня;

— Создание условий для демилитаризации оккупированных территорий, а также разоружения незаконных формирований ОРДЛО, с их последующим роспуском;

— Возврат контроля над государственной границей силам, имеющим право осуществлять над ней контроль – Украине и ее силовым структурам (или силам ООН во время предполагаемого переходного периода);

— Восстановление и верификация украинских документов жителей ОРДЛО, необходимых для голосования. Выборы обязаны проходить по украинскому законодательству, соответственно, сценарий с голосованием по «документам», выданным оккупационными администрациями, не должен реализоваться; восстановление баз данных избирателей;

— Восстановление вещания украинских медиа на оккупированных территориях, т. е. создание условий для нормального предвыборного процесса;

— Начало расследований и процессов над военными преступниками. Очевидно, процесс установления истины о преступлениях, совершенных на оккупированных территориях будет крайне длительным (что подсказывает опыт других конфликтов, имевших место в конце прошлого века), но его необходимо начать до проведения выборов, чтобы совершавшие военные преступления получили меньше шансов легализоваться в качестве местных чиновников в процессе реинтеграции.

Таким образом, становится очевидным, что план «А», о котором говорил министр иностранных дел Вадим Пристайко – с проведением саммита нормандской четверки на уровне глав государств, в обмен на который и была принята так называемая «формула Штайнмайера» – является фактически движением в сторону реализации «плана Сайдика». Но выборы на оккупированных территориях не могут быть проведены одновременно с местными выборами 2020 года.

План «Б», о котором говорят представители украинской власти, с развертыванием миротворческих сил в случае, если саммит нормандской четверки не принесет значительного прогресса (и если он будет проведен), так же как и план Сайдика, и план «свободных демократов», игнорирует составляющую безопасности и не отвечает на основной вопрос: как именно будет достигнуто прекращение огня.

Сценарий «блокады», который начал появляться в СМИ в качестве еще одного альтернативного плана – с фактическим «отрезанием» оккупированных территорий, и выстраиванием неких «стен», которые позволят «отгородиться» от ОРДЛО, также полностью игнорирует составляющую безопасности: в случае, если Украина отказывается от оборонительной войны, РФ и подконтрольные ей НВФ не откажутся от идеи дестабилизации Украины – только на этот раз в качестве метода будет избран террор в свободных городах.

МИРОТВОРЧЕСТВО: ОПЫТЫ ПРОШЛЫХ МИССИЙ, СОВМЕСТИМОСТЬ\НЕСОВМЕСТИМОСТЬ С УКРАИНСКИМ КОНТЕКСТОМ

На официальном сайте ООН можно найти следующее определение миротворческих миссий организации по поддержанию мира:

«Деятельность Организации Объединенных Наций по поддержанию мира направлена на создание условий для установления прочного мира в странах, переживающих конфликт.

Деятельность по поддержанию мира является одним из наиболее эффективных инструментов, имеющихся в распоряжении ООН для оказания помощи принимающим странам, переживающим сложный период выхода из конфликтной ситуации (…).

Миротворцы ООН обеспечивают безопасность, политическую поддержку и содействие миростроительству в странах, выходящих из конфликтной ситуации».

Уже на уровне определений возникает коллизия, связанная с лингвистической составляющей: в украинском и русском языках в оборот прочно вошел термин «миротворчество», который употребляется и для обозначения операций по поддержанию мира (peacekeeping), и для операций миростроительства (peacebuilding), и для операций по принуждению к миру (peace enforcement).

Эти три вида миротворческой деятельности кардинально отличаются друг от друга: в случае с миссиями по поддержанию мира (абсолютное большинство миротворческих операций ООН) мира ООН руководствуется тремя основными принципами:

• согласие сторон;
• беспристрастность;
• неприменение силы за исключением случаев самообороны и защиты мандата.

Однако, практика размещения миротворческих контингентов знает нарушения всех трех постулатов, прописанных в качестве основных принципов работы миссий по поддержанию мира. О нарушении обязательного принципа беспристрастности много говорили представители, пожалуй, всех когда-либо участвовавших в миротворческих миссиях контингентов.

О том, что постоянное следование третьему принципу оказывается под вопросом, свидетельствовал эпизод с участием российских военных в составе SFOR в так называемом марш-броске на Приштину, когда россиянами не только был грубо нарушен мандат миссии SFOR (утвержденный на основании резолюции СБ ООН № 1088 с целью выполнения Мирного соглашения в продолжение деятельности сил IFOR), но и применение силы вне самообороны и мандата де-факто состоялось, так как представители миротворческой миссии в БиГ проникли на территорию, куда не распространялся ее мандат[7].

Также важнейшим условием для развертывания миссии по поддержанию мира является предварительно достигнутое мирное соглашение между сторонами конфликта, в то время как миссия по принуждению к миру подобного соглашения не требует, а создает условия для создания перемирия и\или разведения сторон.

Международно-правовым основанием проведения операций по принуждению к миру может быть решение Совета Безопасности ООН, принятое на основании главы VII Устава ООН, предусматривающей принудительные действия (меры) в случае угрозы миру. Однако на практике подобные операции осуществлялись и без санкции Совета Безопасности ООН. Примерами таких операций являются действия НАТО в Боснии в 1995 г. (операция «Обдуманная сила»), бомбардировки Югославии авиацией стран НАТО в 1999 г. в связи с конфликтом в Косове.

Принудительные меры осуществлялись во время войны в Корее, первой операции в Конго, операции по принуждению к миру в Кувейте (коалиция не была создана решением СБ ООН, однако начала свои действия только по истечению срока, установленного СБ ООН для вывода иракских войск из Кувейта).

В настоящее время на четырех континентах развернуто 13 операций ООН по поддержанию мира[8]:

1. Миссия по проведению референдума в Западной Сахаре (МООНРЗС)[9],
2. Многопрофильная комплексная миссия Организации Объединенных Наций по стабилизации в Мали (МИНУСМА)[10],
3. Многопрофильная комплексная миссия ООН по стабилизации в Центральноафриканской Республике (МИНУСКА)[11],
4. Миссия Организации Объединенных Наций по стабилизации в Демократической Республике Конго (МООНСДРК)[12],
5. Смешанная операция Африканского союза — Организации Объединенных Наций в Дарфуре (ЮНАМИД)[13],
6. Временные силы Организации Объединенных Наций по обеспечению безопасности в Абьее (ЮНИСФА)[14],
7. Миссия Организации Объединенных Наций в Республике Южный Судан (МООНЮС)[15],
8. Миссия Организации Объединенных Наций по делам временной администрации в Косово (МООНК)[16],
9. Вооруженные силы Организации Объединенных Наций по поддержанию мира на Кипре (ВСООНК)[17],
10. Временные силы Организации Объединенных Наций в Ливане (ВСООНЛ)[18],
11. Орган Организации Объединенных Наций по наблюдению за выполнением условий перемирия (ОНВУП)[19]
12. Ближний Восток, Силы Организации Объединенных Наций по наблюдению за разъединением (СООННР)[20]
13. Группа военных наблюдателей Организации Объединенных Наций в Индии и Пакистане (ГВНООНИП)[21].

Хронология проведения данных миротворческих операций красноречиво свидетельствует о том, что далеко не всегда миссии ООН носят характер поддержания мира, так как далеко не всегда мир оказывается установлен на территории размещения миротворческих (peacekeeping) сил де-факто.

Самой длительной из продолжающихся на сегодняшний день является миссия ОНВУП, которая началась в июне 1948 года. Миссия ООН по поддержанию мира на Ближнем Востоке – это классический пример бесперспективности развертывания миротворческих сил без достижения реально работающего договора между сторонами конфликта. Название данной миротворческой единицы — Орган Организации Объединенных Наций по наблюдению за выполнением условий перемирия является формальностью: в регионе постоянно вспыхивают новые противостояния между населяющими его этносами.

Силы ООН на Ближнем Востоке призваны формировать новые миротворческие операции в регионе по первому требованию ситуации, но, если обратиться к успешности сил ВСООНЛ и СООННР, дополненных военными наблюдателями от ОНВУП, можно увидеть, что их функции не соответствуют требованиям ситуации: поддержание режима прекращения огня предполагает, что между сторонами конфликта в действительности есть воля к его прекращению.

Следующей по длительности идет миссия организации на границе Индии и Пакистана, функционирующая с 1949 года. Сразу за ними Миссия по поддержанию мира на Кипре – с 1964 года по настоящее время.

Республика Кипр обрела независимость 16 августа 1960 года, а месяц спустя стала членом Организации Объединенных Наций. Конституция Республики, вступившая в силу в день провозглашения независимости, была сформулирована таким образом, чтобы обеспечивать баланс между интересами кипрско-греческой и кипрско-турецкой общин. Греция, Кипр, Соединенное Королевство и Турция подписали договор, гарантирующий основополагающие положения конституции и территориальную целостность и суверенитет Кипра.

Однако осуществление положений Конституции с самого начала столкнулось с трудностями, которые стали причиной серии конституционных кризисов. 21 декабря 1963 года рост напряженности в отношениях между двумя общинами привел к вспышке насилия. 27 декабря Совет Безопасности на своем заседании рассмотрел жалобу Кипра на вмешательство Турции в его внутренние дела и агрессию с ее стороны. Турция утверждала, что кипрско-греческие власти свыше двух лет пытались лишить общину киприотов-турок ее прав, и отвергла все обвинения в агрессии.[22]

Некоторые официальные лица внутри ЕС рассматривали «кипрский вариант» как приемлемый для Украины, но в данном случае сравнение неуместно, исходя из предпосылок конфликтов: в случае Кипра, две различных конфликтогенных ситуации – конфликт с Великобританией как колонизатором (борьба ЭОКА за энозис) и противостояние между греками-киприотами и турками-киприотами, сопровожденное военным вторжением турецких сил – наслаиваются друг на друга, и необходимость присутствия миротворческих сил до 1974 года была продиктована нарастающими противоречиями между местными этносами после предоставлению Кипру независимости.

В случае Украины, бывшая метрополия и выступает в роли единственного агрессора, потому попытка перенести кипрскую ситуацию на украинскую почву некорректна изначально, не говоря уже о том, что конфликт на востоке Украины не является межэтническим.

То есть следует говорить о том, что размещение миротворческих контингентов и их нахождение в местах конфликтов может быть как крайне недолгосрочным, так и наоборот – приобретать характер постоянной контролирующей и наблюдающей институции, которая далеко не всегда органично вписывается в местный политический и военно-политический контекст.

МИССИИ ПО ПОДДЕРЖАНИЮ МИРА НА ТЕРРИТОРИИ БЫВШЕЙ ЮГОСЛАВИИ

Когда украинские эксперты, в попытке ретранслировать навязанные Министерством по вопросам оккупированных территорий идеи о правильности перенесения опыта Хорватии и других балканских стран на украинскую почву, пытаются говорить о неком едином «сценарии урегулировании на Балканах», это выглядит по меньшей мере странно, так как всего на территории бывшей Югославии непосредственно во время боевых действий и по окончанию их активной фазы было развернуто 8 миротворческих миссий ООН:

• Бывшая Югославия: Силы ООН по охране (СООНО – UNPROFOR)

Длительность: март 1992 года — декабрь 1995 года;

Численность: 38 599 военнослужащих, включая 684 военных наблюдателя Организации Объединенных Наций; силы включали также 803 гражданских полицейских, 2017 других международных гражданских служащих и 2615 местных сотрудников[23];

• Хорватия: Операция ООН по восстановлению доверия в Хорватии (ОООНВД — UNCRO)

Длительность: март 1995 года —январь 1996 года;

Численность: 6581 военнослужащий, 194 военных наблюдателя и 296 гражданских полицейских[24];

• Бывшая югославская Республика Македония: Силы превентивного развертывания ООН (СПРООН — UNDREDEP)

Длительность: март 1995 года — февраль 1999 года;

Численность: 1110 военных и полицейских сотрудников, в том числе 1049 военнослужащих, 35 военных наблюдателей и 26 гражданских полицейских. Военный компонент СПРООН состоял из двух механизированных пехотных батальонов: сводного батальона стран Северной Европы и тактической группы армии Соединенных Штатов численностью 650 и 350 военнослужащих, соответственно, которые действовали при поддержке индонезийского взвода тяжелых инженерных машин численностью 50 человек. Кроме того, имелись военные наблюдатели и гражданские полицейские наблюдатели. Военнослужащим и полицейским СПРООН оказывали поддержку 203 международных и местных гражданских сотрудника. В состав гражданского и военного персонала, набираемого на международной основе, входили представители 50 стран[25];

• Босния и Герцеговина: Миссия ООН в Боснии и Герцеговине (МООНБГ — UNMIBH)

Длительность: декабрь 1995 года —2002 года;

Численность: Гражданская полиция — 1441 человек; военнослужащие — 3 человека; международный гражданский персонал — 307 человек; местный гражданский персонал —1 342 человек[26]

• Хорватия: Временная администрация ООН для Восточной Славонии, Бараньи и Западного Срема (ВАООНВС — UNTAES)

Длительность: январь 1996 года —январь 1998 года;

Численность: 4800 солдат, 400 полицейских и более 100 военных наблюдателей;

• Хорватия: Миссия наблюдателей ООН на Превлакском полуострове (МНООНПП — UNMOP)[27]

Длительность: январь 1996 года —декабрь 2002 года;

Численность: 28 военных наблюдателей, 3 представителя  международного гражданского персонала, 6 местных представителей гражданского персонала;

• Хорватия (Придунайский район)  Группа ООН по поддержке гражданской полиции (ГППООН — UNMOP)

Январь — октябрь 1998 года;

Численность: 114 полицейских, поддерживаемых международным и местным гражданским персоналом и возглавляемых представителем Генерального секретаря;

• Косово (Югославия) Миссия ООН по делам временной администрации в Косово (МООНК — UNMIK)

Июнь 1999 года — настоящее время

Численность (первоначальная): полицейский персонал (включая сформированные подразделения и пограничную полицию) — до 4718; офицеры военной связи — 38;

соответствующий гражданский компонент.

Все миссии носили различный характер, были призваны выполнять различные задачи на территории бывшей Югославии, имели разную численность и разную степень успешности реализации поставленных перед ними задач.

Существует внутриукраинский дискурс об успешности «македонского сценария», но проблемы с адаптацией этого дискурса к украинским реалиям начинаются уже с самого названия миссии: данный миротворческий контингент ООН был силами превентивного развертывания, размещенные в Македонии (ранее – БРЮМ, теперь – Северная Македония), в то время как в Украине уже ничего предотвратить не получится.

Принимая во внимание украинский контекст (желание перенимать реинтеграционный опыт хорватского Подунавья), следовало бы подробнее остановиться на миссии, разворачивавшейся в Хорватии в этом регионе – ВАООНВС – UNTAES.

ВАООНВС была создана 15 января 1996 года на начальный 12-месячный период и включала как военный, так и гражданский компоненты.

Военный компонент должен был осуществлять контроль над демилитаризацией этого района и содействовать этому процессу; осуществлять контроль за добровольным и безопасным возвращением беженцев и перемещенных лиц в свои дома; своим присутствием содействовать поддержанию мира и безопасности в этом районе; и оказывать иную помощь в осуществлении Основного соглашения.

Гражданский компонент должен был создать временные полицейские силы, определить их структуру и численный состав, разработать программу профессиональной подготовки и следить за ее осуществлением, а также осуществлять контроль за функционированием пенитенциарной системы, выполнять задачи, связанные с гражданским управлением и функционированием государственных служб; содействовать возвращению беженцев; организовывать выборы, оказывать помощь в их проведении и проверять их результаты. Этому компоненту было также предложено осуществлять другие мероприятия, связанные с Основным соглашением, включая оказание помощи в координации планов развития и экономического восстановления района и осуществление контроля за выполнением сторонами их обязательств, предусматривающих соблюдение самых высоких стандартов прав человека и основополагающих свобод, создание атмосферы доверия среди всех местных жителей, независимо от их происхождения, контроль за разминированием территории в этом районе и содействие этому процессу и проведение активной политики в общественных делах. При осуществлении своего мандата ВАООНВС должна была также поддерживать сотрудничество с Международным уголовным трибуналом по бывшей Югославии.

Была расквартирована на территории бывшей Сербской автономной области Восточная Славония, Баранья и Западный Срем. Споры вокруг размещения штаб-квартиры не утихали до последних моментов перед необходимостью миротворческой миссии находиться где-либо физически. Предлагаемый изначально хорватский Осиек не рассматривался даже как вариант, так как это «могло вызвать недовольство сербской стороны конфликта и обвинения миссии в ангажированности».

Согласно заявлениям заместителя руководителя переходной администрации Дерека Бутби[28], такое решение было принято чтобы «не обострять отношений с сербской стороной». В целом он зафиксировал немало фактов того времени, изучение которых может быть очень полезным для Украины, с целью избежать слепого перенесения  вуковарского сценария реинтеграции на украинскую почву.

Было принято решение разместить миссию в самом Вуковаре, так как, по мнению представителей ООН, это бы способствовало скорейшему уходу сербских военных из города. Несмотря на признание Вуковара неотъемлемой частью Хорватии, сербские войска и просербская самооборона оставались в городе уже после подписания мирных соглашений.

Во времена пика своей активности контингент состоял из 4800 солдат, 400 полицейских и сотни военных наблюдателей. Предпринимались попытки убедить хорватов в том, что UNTAES не будет продолжением UNCRO, которая подвергалась критике за низкую эффективность.

В частности, препятствием для выполнения задач согласно мандату развернутых на территории Хорватии миротворческих миссий были собственные политические симпатии, что подробно описано в мемуарах российских участников миссий[29], где открыто говорится о симпатиях к сербской стороне, которые зачастую становились решающим фактором для принятия тех или иных решений по обеспечению безопасности и решения гуманитарных проблем.

Главы и заместители Временной администрации ООН в Восточной Славонии пытались в привычной им тональности обосновать необходимость применяемых ими мер, что на самом деле только вызывало все нарастающее отторжение с хорватской стороны.

Например, создание полицейских патрулей, в которых один из полицейских должен был быть сербом, второй – хорватом, и все это – под контролем ООН. Такой подход в итоге нивелировал доверие к полиции.

Тема функционирования полиции изначально волновала первых лиц руководства миссии, и отмечалась ими как проблемная в вопросе финансирования: основным был вопрос о том, кто будет выплачивать зарплату полицейским патрулям. В итоге эта часть трат была возложена на Хорватию, что вызывало резко негативную реакцию среди хорватских комбатантов. Причем ситуация с выплатами была дополнительно осложнена тем, что Хорватия отказывалась выплачивать зарплаты в югославских динарах, и до тех пор, пока переходная администрация не настояла на принятии хорватской валюты в регионе, сербская полиция отказывалась получать выплаты в хорватской куне. «Промежуточным решением» на несколько месяцев стала выплата зарплат в дойчмарках.

Отдельного внимания заслуживают и комментарии, якобы полученные от «приближенных к Путину источников» о «боснийской» и «косовской модели урегулирования» как приемлемой для РФ, о чем говорилось в тексте Михаила Зыгаря для The Time[30].

Предложения Путина о «боснийской» и «косовской» модели – это все те же стремления РФ к федерализации Украины и сведению русско-украинской войны к статусу межэтнического гражданского конфликта, о котором так или иначе говорил Путин и уполномоченные им лица, как, например, Сурков во время переговоров с Волкером.

Но, тем не менее, русско-украинская война не является ни межконфессиональным, ни межэтническим, ни гражданским конфликтом, и попытки переносить подходы к урегулированию на Балканах на украинскую почву обречены на крах.

И в случае Боснии и Герцеговины, и в случае Косова имели место серьезнейшие межэтнические противостояния, содержащие, к тому же, религиозный компонент. Введение международных администраций в случае Косова не принесло урегулирования – роль миссии UNMIK, учрежденной резолюцией 1244, задекларированная как введение миротворческой миссии для «содействия установлению, до окончательного урегулирования, существенной автономии и самоуправления в Косово», постепенно трансформировалась во все новые и новые передачи полномочий «косовским властям».

И это при том, что заявленное изначально «разоружение Армии освобождения Косова» произошло достаточно своеобразно: вчерашние лидеры АОК долгое время являлись политическими лидерами частично признанного государства. За поддержание безопасности и реальное недопущение столкновений сторон на межэтнической и религиозной почве отвечает КФОР (миротворческие силы под командованием НАТО в Косове), но, апеллируя к «косовскому сценарию», Путин, очевидно, подразумевает именно роль ООН как стороны, позволяющей легализовать квазигосударственное образование, а вовсе не введение миротворцев под командованием НАТО.

Что до Боснии и Герцеговины – это все та же федерализация. Решение, которое было принято по БиГ по окончанию конфликта и подписанию Дейтонского соглашения, создало крайне громоздкую государственную структуру, плохо поддающуюся управлению, к тому же, ситуация по сей день требует присутствия миссии EUFOR Althea, ставшую миссией-наследницей SFOR .

Оба этих сценария категорически не подходят Украине в том случае, если она хочет сохранить свой суверенитет, а формула «Донбасс под временной администрацией ООН в обмен на Крым», которая озвучена «приближенными источниками» — это формула, при которой Украине не предлагается решительно ничего, что могло бы ее устроить как в долгосрочной, так и в обозримой перспективе.

РИСКИ НОРМАНДИИ

Чем ближе предполагаемая дата нормандской встречи – тем активнее спикеры от действующей власти продвигают мысль о ее безусловной необходимости, и невозможности заморозить конфликт.

Если со второй частью тезиса действительно можно согласиться – для заморозки конфликта требуется готовность противоборствующих сторон к прекращению огня, которой сегодня глупо ожидать от РФ – то переговоры в нормандском формате все еще остаются уравнением с множеством неизвестных.

Несмотря на утверждения представителей президентской партии, что те самые «красные линии» будущих переговоров, постоянно упоминаемые во всех эфирах вот уже который месяц подряд, предельно ясно очерчены и спорить тут, якобы, не о чем.

На самом деле никто из украинцев так и не услышал: с чем именно мы собираемся ехать на нормандскую встречу, которой добивались таким количеством уступок российской стороне?

Напомним: под одно обещание проведения этого саммита Украина благополучно игнорировала все те нарушения, которые имели место в процессе отвода сил и средств на трех ранее обозначенных точках – в Станице Луганской, Золотом и Петровском.

Трудно  сказать, какой из этапов разведения соответствовал Рамочному решению ТКГ от сентября 2016 года: процесс не был ни синхронным, ни зеркальным, обстрелы территорий, прилегающих к зонам отвода, попросту игнорировались, а незаконные сооружения боевиков непосредственно в зонах, которые должны были становиться в ходе разведения сил демилитаризованными, не демонтировались по нескольку месяцев[31].

Недавняя реакция президента на незаконную символику над мостом в Станице Луганской и вовсе заставляет думать, что все эти попытки «закрыть глаза на незначительные нарушения процесса отвода» просто не осмыслялись ОП, а их результат в действительности стал для Зеленского сюрпризом.

К тому же, в обмен на проведение встречи в нормандском формате, Украина уже согласилась на подписание формулы Штайнмайера, о сути которой представители действующей украинской власти решили рассказать только после того, как чиновники РФ публиковали содержание этого документа через свои телеграм-каналы и медиа.

Во многом, телеграм-каналы, и весь спектр инструментов от «источников, приближенных к…» до экспертов и отдельныъ организаций, используется РФ для того, чтобы в очередной раз навязывать украинской стороне свои нарративы, диктовать условия, тем самым акцентируя, что любые переговоры (в том случае, если они не ведутся по российским шаблонам) – на данный момент бессмысленны.

В конце ноября 2019 российский эксперт, которого СМИ называют “голосом Суркова” — Алексей Чеснаков опубликовал текст «Без компромиссов». Основным элементом урегулирования на оккупированных территориях Донецкой и Луганской областей в Кремле по-прежнему видят предоставление постоянного особого статуса ОРДЛО, причем, по версии Москвы, этот статус не может предполагать отказа от действующего Закона «Об особом порядке местного самоуправления в ОРДЛО».

Особый статус должен достигаться через проведение выборов на оккупированных территориях, откуда и появляется фиксация на письменном закреплении формулы Штайнмайера как условии для встречи в нормандском формате.

Таким образом, порядок шагов, зафиксированный в Минске-2 оказывается нарушен (ведь, согласно Комплекса мер, диалог о модальности проведения выборов в ОРДЛО мог быть начат только после прекращения огня, отвода тяжелой артиллерии вдоль линии разграничения и верификации этого процесса со стороны ОБСЕ), что открывает путь для дальнейших манипуляций со стороны РФ. Там, где это будет выгодно России – пункты Минска-2 будут читаться в той последовательности, в которой они перечислены (например, в случае передачи контроля над государственной границей только после выборов), а там, где речь заходит о безопасности – будет только один непрекращающийся шантаж и попытки продать ее подороже[32].

В докладе просматривается попытка самооправдания и выдачи аргументов на опережение – чего стоит только пассаж о том, что, говоря о «красных линиях в переговорах» в виде невозможности проведения выборов до удовлетворения всех требований блока безопасности, «Киев подменяет причину и следствие».

Очевидно, на Старой площади полагают, что, проговорив заранее то, что вполне резонно могла бы заявить украинская сторона, получится сместить главный вопрос: о выводе с временно оккупированных территорий собственно российских силовиков. Ведь этот аспект в принципе остается вне фокуса внимания Чеснакова – в качестве того, что получит Украина, дав добро на проведение выборов в ОРДЛО ближайшее время, называется «восстановление суверенитета и трансформация силовой компоненты», т. е. открыто и прямо проговаривается: в качестве «переформатированной народной милиции из местного населения» будут фигурировать российские майоры и полковники со свежими документами «ЛДНР», обученные быстро реагировать на любые попытки сделать особый статус чем-то несколько более приемлемым для Украины.

Эта мысль активно проводилась Чеснаковым в летних интервью: в АП РФ не намерены спорить с восстановлением украинского суверенитета над ОРДЛО, но только при условии, что он будет исключительно номинальным – приближенный к Суркову политолог говорил дословно о концепции «одна страна, две системы», причем о введении такой концепции бессрочно, с перспективой дальнейшего расхождения ОРДЛО и Украины.

Авторами доклада обозначено и несколько очевидных триггеров для действующей украинской власти, заключающихся в стремительной потере поддержки и невозможности предоставить избирателям быстрый результат. Во многом, этот текст адресован Офису президента: прописываются как сценарии, в которых Зеленский сохраняет свой статус и поддержку, так и варианты развития событий, в которых российская сторона в принципе не видит необходимости договариваться о чем бы то ни было с действующим президентом Украины из-за того, что он теряет мандат на воплощение политической части Минска-2 в ее московском прочтении.

На Старой площади всерьез взялись за создание необходимого эмоционального фона анонсированной встречи в нормандском формате: Кремлю очевидно выгодно, чтобы Зеленский был вынужден снова и снова убеждать аудиторию в том, что он президент, принимающий решения и контролирующий ситуацию. Украинский президент, не имеющий опыта в переговорах подобного рода, к тому же начинающий все свои реплики с оправданий – идеальная ситуация, в которой очень легко навязать свои нарративы.

Выводы Чеснакова о недопущении компромиссов как таковых оставляют не так много пространства для оптимизма: на нас будут давить по букве существующих соглашений и законов с тем, чтобы особый статус стал бомбой замедленного действия, а амнистия, прописанная в Минских соглашениях, превратилась во всепрощение. Именно поэтому критически важно слушать и слышать все уровни производимого россиянами текста, и создавать свои смыслы, дав свои значения основным концептам, связанным с урегулированием – амнистии, особенностей местного самоуправления, формирования его местных органов.

Учитывая контекст, не так важно, будет ли так называемый «закон об особом статусе» новым или сохранится его старая редакция — она предполагает пространство для маневра именно по наполнению основных понятий. У Украины все еще остается поле для определения, кого именно считать «участниками событий на востоке Украины», а кого – преступниками, не подпадающими ни под какие амнистии.

Но для этого необходимо собственное понимание, чего мы хотим от урегулирования глобально: быстрых или рабочих решений. А сегодня речь идет именно о такой оппозиции.

Вместо этого окружение Зеленского демонстрирует прямо противоположное. Если неудобную тему не удается «замять» и замолчать, и мантра о том, что «у нас есть договоренности с российской стороной, для мира необходима тишина» в очередной раз разобьется о действия той самой российской стороны — постфактум будет рассказано о том, как прошла встреча, какие на самом деле были подписаны договоренности и, разумеется, о том, какая это большая дипломатическая победа. Когда и в действительности (которая рискует оказаться не столь оптимистичной, как набор штампов о мире, выдаваемый командой президента в таких случаях), и в восприятии людей будет трудно или почти невозможно изменить что-либо.

Заявляя нечто подобное можно разве что повторить «коммуникационные успехи» Андрея Ермака, утверждавшего что «Зеленский самый выдающийся лидер современности», и именно на этом основании Путин при личной встрече непременно согласится со всеми его доводами. Вряд ли такой стиль донесения своих мыслей — это то, что сегодня нужно команде Зеленского, особенно на фоне всех скандалов последних месяцев.

Единственно правильным выходом из этой ситуации может стать открытый и честный разговор о том, с чем мы на самом деле собираемся на нормандскую встречу.

«План А» и «план Б», о которых говорил министр иностранных дел Украины Вадим Пристайко, выглядят крайне неубедительно на фоне происходящего в зонах отвода: вернуться на прежние позиции так легко, как об этом говорят ответственные за нашу внешнюю политику, определенно не получится: ОБСЕ фиксирует новые позиции боевиков в зонах отвода.

«План Б» с вводом миротворческой миссии тоже давным-давно отработан российской стороной: по версии РФ, миротворческий контингент может размещаться только на линии разграничения, являя собой нечто вроде вооруженной охраны ОБСЕ. Кроме того, на сегодняшний день на востоке Украины не созданы условия для ввода какого бы то ни было контингента по поддержанию мира, так как не был прекращен огонь.

ВЫВОДЫ:

— Развертывание миротворческого контингента является принципиально невозможным до подписания и физической имплементации реально работающего мирного соглашения между сторонами, на роль которого никак не могут претендовать Минские соглашения, не способные даже обеспечить заявленное прекращение огня;

— Украине требуется мирный договор, который позволит говорить о реальном прекращении огня, причем в качестве стороны-противника в нем должны быть не квазигосударственные образования, контролируемые РФ, а сам субъект агрессии – РФ. Достижение такого договора на сегодняшний день представляется невозможным, однако сохранение ситуации в ее нынешнем положении уже приводит к тому, что НВФ ОРДЛО приобретают в глазах международного сообщества избыточную субъектность;

—  Установление переходных администраций под международным контролем всегда сопровождается рядом вызовов, адекватность ответа на которые зависит от того, насколько компетентен будет персонал, что будет очень и очень сложно совместить с принципом равной удаленности от сторон конфликта и беспристрастности;

— Сравнения украинской ситуации с другими конфликтами, где были применены миротворческие контингенты, очень часто являются некорректными из-за различных причин и предпосылок возникновения конфликтов, и из-за особой роли РФ в Совете Безопасности ООН. С вызовом такого уровня международному сообществу не приходилось сталкиваться еще никогда. С этой же точки зрения Украине сложно доказывать роль РФ как агрессора в международных институциях, что, несомненно, должно существенно снизить риски, даже в случае если миротворческий контингент будет введен;

— Минские соглашения могут играть лишь роль переходной рамки конфликта, а никак не тем документом, на базе которого может быть достигнут устойчивый мир. Минск необходим Украине исключительно как площадка для обсуждения самых насущных гуманитарных вопросов, но никак не в качестве платформы для урегулирования в целом. Работа в Минске должна быть продолжена в качестве демонстрация доброй воли со стороны Украины, но эта работа должна носить исключительно характер небольших шагов в гуманитарной сфере (восстановление мобильной связи на оккупированных территориях, ремонт поврежденных сооружений, связанных с водоснабжением), а не платформы для уступок в составляющей безопасности. Для этого однозначно необходимо искать другой формат, в котором появится возможность выхода на договоренности, более адекватные реальной ситуации на линии разграничения;

-Украине критически необходимо готовиться к игре «в долгую» – быстрой деоккупации очевидно не будет, потому необходимо переустройство инфраструктуры, способствующее снижению экономических рисков (например, пересмотр роли порта Мариуполь, чью необходимость доказало блокирование наших кораблей в Черном и Азовском морях 25.11.2018). Необходимо также переустройство информационной составляющей – население должно быть информировано о том, что происходящее – надолго, и что других вариантов на сегодняшний день у Украины нет. Обещание «быстрого мира» приведет к неизбежному разочарованию – от столкновения иллюзий и реальности. Необходимы меры по максимальному выводу интеллектуальных и человеческих ресурсов с оккупированных территорий – создание гуманитарных программ в партнерстве с  государствами ЕС, которые бы демонстрировали студентам и  школьникам с оккупированных территорий наглядные преимущества украинского гражданства и коммуникации с внешним миром, возможность к которой создает жизнь и учеба в свободных городах.

Авторы: Виталий КУЛИК, директор Центра исследований проблем гражданского общества

Мария КУЧЕРЕНКО, руководитель проектов Центра исследований проблем гражданского общества

Юрий КОЧЕВЕНКО, директор Международного центра противодействия российской пропаганде

Если вы хотите поговорить об этом – заходите на мою страницу в ФБ 

Подписывайтесь на канал «Хвилі» в Telegram, на канал «Хвилі» в Youtube, страницу «Хвилі» в Facebook

[1] Комплекс мер по выполнению Минских соглашений // https://www.osce.org/ru/cio/140221?download=true

[2] РАМОЧНОЕ РЕШЕНИЕ Трёхсторонней контактной группы о разведении сил и средств от 20.09.2016 // https://www.osce.org/ru/cio/266271?download=true

[3] http://tass.ru/mezhdunarodnaya-panorama/4560231

[4] https://rian.com.ua/world/20150612/368890365.html

[5] https://s3.amazonaws.com/media.hudson.org/files/publications/UkraineJan29.pdf

[6] https://inforesist.org/plan-sajdika-po-donbassu-kapkan-dlya-ukrainy-opublikovan-tekst-dokumenta/

[7] https://www.youtube.com/watch?v=ukgjmr9Mpa4

[8] https://peacekeeping.un.org/ru/where-we-operate

[9] https://peacekeeping.un.org/ru/mission/minurso

[10] https://peacekeeping.un.org/ru/mission/minusma

[11] https://peacekeeping.un.org/ru/mission/minusca

[12] https://peacekeeping.un.org/ru/mission/monusco

[13] https://peacekeeping.un.org/ru/mission/unamid

[14] https://peacekeeping.un.org/ru/mission/unisfa

[15] https://peacekeeping.un.org/ru/mission/unmiss

[16] https://peacekeeping.un.org/ru/mission/unmik

[17] https://peacekeeping.un.org/ru/mission/unficyp

[18] https://peacekeeping.un.org/ru/mission/unifil

[19] https://peacekeeping.un.org/ru/mission/untso

[20] https://peacekeeping.un.org/ru/mission/undof

[21] https://peacekeeping.un.org/ru/mission/unmogip

[22] http://www.un.org/ru/peacekeeping/missions/unficyp/background.shtml

[23] http://www.un.org/ru/peacekeeping/missions/past/yugoslav.htm

[24] http://www.un.org/ru/peacekeeping/missions/past/croatia.htm

[25] http://www.un.org/ru/peacekeeping/missions/past/maced.htm

[26] http://www.un.org/ru/peacekeeping/missions/past/unmibh/unmibfacts.htm

[27] https://peacekeeping.un.org/mission/past/unmop/facts.html

[28] The Political Challenges of Administering Eastern Slavonia, Derek Boothby, Global Governance

Vol. 10, No. 1, The Politics of International Administration (Jan.–Mar. 2004), pp. 37-51

[29] Наши миротворцы на Балканах / Составитель и отв. редактор Е. Ю. Гуськова. — М.: Индрик, 2007. — 360 с.

[30] http://time.com/5204733/russia-election-2018-putin-fourth-term/

[31] Кулик В. Почему Зеленский скрывает свой «нормандский» план // https://glavred.info/opinions/10124867-pochemu-zelenskiy-skryvaet-svoy-normandskiy-plan.html?fbclid=IwAR0ziB7BLKoa4yPHQ_CWnZN9OBd1csqTsm97S7Cwn-4qsRlWzdGQi_7R62E

[32] Кучеренко М. «Без компромиссов»: русское поле манипуляций // https://lb.ua/news/2019/12/02/443712_bez_kompromissov_russkoe_pole.html?fbclid=IwAR2iABehDv87L0XkNOCvrJ4l4qVFG0wKtpaNuraQsLXxnBLH2FJV8oNYaGc