Советизация сознания как инструмент построения «пещерного» авторитаризма в Украине

Понятно, что для чего-то нынешней власти нужны красные флаги вместо государственных во время празднования Дня Победы, она не препятствует геометрической прогрессии загрязнения городского пространства памятниками Сталину, она стоит у истоков официального возвращения к советской исторической догме о «единой истории» народов СССР, она упорно вынимает из мусорника отбросы советского идеологического и пропагандистского хлама. Эта системность ее действий говорит о некоей планомерной политике, и наша задача состоит в том. чтобы найти те концептуальные координаты, в рамках которых мы можем проинтерпретировать попытки реанимации советских мифов.

Ведь было бы наивным полагать, что «общая история», Сталин, русский язык нужны коммунистам и части властной верхушки для того, чтобы подыграть Путину в реставрации Империи или вхождения в «общерусский мир». Понятно, что господам Симоненко и Царькову в гробу приснился Иосиф Виссарионович, что он им нужен отнюдь не для удовлетворения ностальгических переживаний по утраченному тоталитарному раю. Так же точно и Евразийский Союз им также не нужен, поскольку реальное возвращение в «общак» совместной истории было бы для них кошмаром.

Значит, весь этот пропагандистский антураж прячет что-то иное, такое, что не называется, и что можно обнаружить только путем специального анализа. Очевидно, что перед нами классический фрейдовский «симптом», сущность которого в том и состоит, что он является заместительным образованием, то есть, замещает то, «что не осуществилось» (Фрейд) или то, что «находится на горизонте влечения как его цель» (Лакан). Еще одним характерным признаком симптома является то, что он указывает на психопатологию. В нашем случае симптом «советскости» говорит о некоем коллективном психопатологическом сдвиге, при том, что отдельные его трансляторы являются действительно психически нездоровыми людьми, другие – банальными провокаторами, третьи – аморальными циниками.

Однако во всех случаях они обслуживают некий психопатологический заказ людей, приближенных к власти, они артикулируют их травму, создают в обществе некое «психопатологическое поле», в которое мы все вынуждены погружаться и от которого очень сложно дистанцироваться. Коллективная природа этой патологии и побудила меня привести в качестве эпиграфа фразу российского ученого, потому что мне абсолютно не интересно копаться в личных особенностях людей типа Алексея Бабурина, Александра Зубчевского, уже упомянутого Евгения Царькова и иже с ними, выясняя, кто из них является холодным циником, а по ком действительно плачет психушка. Они для меня – всего лишь «объекты научного исследования», выразители этого коллективного симптома, не более того.   

Постоянно повторяющийся характер мантр советской пропаганды позволяет квалифицировать этот симптом в качестве «невроза навязчивых состояний», который классик психоанализа определил следующим образом: «Невроз навязчивых состояний выражается в том, что больные заняты мыслями, которыми они, собственно, не интересуются, чувствуют в себе импульсы, кажущимися им весьма чуждыми, и побуждения к действиям, выполнение которых хотя и не доставляет им никакого удовольствия, но отказаться от него они никак не могут».

Действительно, уже более двадцати лет украинское общество втянуто в обсуждение вопроса о статусе русского языка, и, тем не менее, эксперты, журналисты, политики постоянно возвращаются к нему, хотя, уверен, испытывают глубочайшее внутреннее отвращение к интеллектуальной жвачке, в которой десятилетия варятся дискуссии на эту тему. Таких тем, прямо или косвенно связанных с утраченной «советскостью» и постоянно воспроизводящимися, можно назвать немало. После прихода к власти команды Януковича к этим навязчивым сюжетам прибавилось обсуждение фигуры Сталина, которая, казалось, навсегда, ушла в область предания, но в дискуссии о которой оказалось втянуто все украинское общество. Причем патологичным в этом всем процессе казалось не то, что нашлись интеллектуальные «отморозки», которые инициировали эту дискуссию, а сам факт ее возникновения в обществе, которое считает себя цивилизованным, заявляло о европейском выборе, и народ которого больше всего пострадал от злодеяний этого человека.

{advert=1}

Патологичным выглядело и то, что в нищей стране, где люди заняты элементарным выживанием, обсуждение роли Сталина действительно выглядит как фрейдовское акцентуация на «мыслях, которые людям глубоко чужды», однако от которых по логике навязчивых состояний они не могут отказаться. Итак, что скрывается за этим неврозом навязчивых состояний? Чье травмированное сознание «заказало» этот парад советских фантомов и какую цель оно преследует, тыча нам в физиономию этот советский хлам? Цель этой статьи и стоит в том, чтобы  попытаться ответить на этот вопрос. И, поскольку тема Сталина у нас, что называется, «на слуху», с ней связаны публичные скандалы, «памятникомахия», триллер с отрезанной головой и леденящие душу суды над подлыми «осквернителями», то я начну с нее.

1. «Сталин» как симптом. При анализе феномена украинской «сталинизации» бросается в глаза, что отечественная сталинофилия переплюнула российскую, где, казалось бы, сам Бог велел упражняться в ностальгической любви к «отцу народов». Я специально посмотрел статистику установления монументов Вождю и обнаружил следующее. Там ряд памятников стоит – что само по себе очень забавно! — в Якутии, в частности, в городе Мирном и селении Амга. Кроме того аналогичный памятник установлен во Владикавказе (Северная Осетия), однако осетинское (по некоторым данным) этническое происхождение Иосифа Виссарионовича вполне оправдывает такой акт народной любви. Предполагается, что памятник будет установлен в Пензе, открытие которого планируется на 15 июля 2012 года. И это все. Известны факты попыток установить памятника в Красноярске и Екатеринбурге. Однако в первом случае памятник простоял всего один час (!) и был демонтирован по распоряжении милиции, а во втором решение так и не было получено.

В этом контексте интересна реакция официального Кремля на проект «легализации» Сталина и исторического оправдания сталинизма. Так, премьер Владимир Путин в телепередаче от 4 декабря 2009 года отметил, что позитив деятельности Сталина (построения мощной индустриальной державы, победа в войне с фашизмом) не может оправдать негатив в виде массовых репрессий, связанный с этой фигурой. Не остался в стороне и Дмитрий Медведев, который в интервью газете «Известия» выразился еще более резко, чем его патрон, заявив, что в России нет и не может быть возвращения к сталинизму, поскольку Иосиф Сталин «совершил преступления против своего народа». Ясно, коротко и недвусмысленно. И дело здесь не в том, что Путин и Медведев такие хорошие, а в том, что в настоящее время восхищаться фигурой Сталина есть признак варварства и политического мракобесия, которое могут себе позволить маргиналы, но никак не первые лица государства.

А теперь посмотрим, что делается у нас. Насколько мне известно, пока памятник Сталину установлен в Запорожье, однако отсутствие какого-либо противодействия такого рода действиям со стороны центральной и местной исполнительной власти, позволяет предположить, что проекты установления таких же монументов в Луцке и в других городах Украины имеют все шансы быть реализованными.  Эти проекты характеризуются типичными проявлениями клинической обсессии, которая выражается, во-первых, в акцентуации первостепенной необходимости установления памятников Сталину (например, о ней говорит Алла Александровская, Харьковский обком Компартии Украины), во-вторых, в навязчивом желании заполнить этими памятниками все пространство Украины. Классическим объектом для изучения такой обсессивной психопатологии может служить Алексей Бабурин, лидер запорожских коммунистов, который высказал идею того, что «памятники Сталину, как и кресты, нужно ставить в каждом селе». Однако на этом клиника не кончается, поскольку автор делает оговорку, что в Западной Украине в каждом селе необходимо установить по два монумента (!), один у входа в начале деревни, другой – в ее конце.

В отличие от России, где власть дистанцировалась от оголтелой сталиномании, украинская власть ей полностью потакает. Ее первые лица по этому поводу просто хранят гробовое молчание, а фигуры уровня Дмитрия Табачника высказываются столь же жестко и однозначно, что и российские лидеры, только с противоположным знаком: «Запрещать Сталина нельзя». Не буду вдаваться в иезуитскую аргументацию, которая свойственно публичному стилю высказываний этого человека. Для нас существенно то, что господин Табачник однозначно утверждает, что «его значение значимо и непоколебимо». В этих оценках интересно другое. Ведь, как известно, украинский суд в январе 2010 года официально признал Сталина преступником, виновном в геноциде в Украине в 1932-1933 годах. И этот приговор никем не отменен не был.

Так что все современные сталиноманы и их покровители из высших и  региональных эшелонов власти, фактически славят преступника. В контексте драматической украинской истории и такой исторической травмы как Голодомор, подобные действия выглядят просто как откровенный глум и надругательство, имеющее все приметы непристойности. Подобное поведение, вписывающееся в более широкий контекст санкционированной властью истерической украинофобией (ведь преступления Сталина против Украины не ограничиваются уничтожением крестьянства, а еще и массированным уничтожением украинской интеллигенции), также должно быть проинтерпретировано в перспективе психоаналитического раскрытия смысла этого симптома.

{advert=2}

2. Для чего нужна власти тема «русского языка»? В данной статье я совершенно не хочу вдаваться в любые аргументы противоборствующих сторон по поводу признания/непризнания статуса русского языка в качестве государственного/регионального. Меня интересует анализ обсессии определенного класса людей на этой теме, для которых паранояльная зацикленность на ней стала знаком их политической идентичности. При этом отмечу сразу, что как образ «Сталина», так и  «русский язык» однозначно является симптомом, и потому любые рациональные «обоснования» в его объяснении не работают. Например, здесь не работают правовые аргументы (в государстве с абсолютно разрушенным правовым полем ссылки на Европейскую Хартию просто смешны), аргументы цивилизационные, аргументы вхождения в «единое культурное пространство под названием «Русский мир». В ситуации резкого ухудшения отношений с Россией и печальной перспективой усиления этой тенденции здесь не работают и аргументы использования фактора русского языка как инструмента их улучшения, потому что все прекрасно понимают, что российскому руководству (как и «партии бабла», которое за ним стоит) по большому счету глубоко наплевать на статус русского языка в Украине.

Очевидно, что и украинской «партии бабла», которая сейчас правит бал в Украине, также глубоко наплевать на правовые, цивилизационные и геополитические аспекты, связанные с функционированием русского языка в нашем публичном пространстве. Она зациклена на этой теме по совершенно другой причине. Для нее русский язык – это не язык русской литературы и современной русской интеллигенции, а всего лишь часть «советской символики». Правильнее сказать, это «советский язык», чисто инструментальный язык «межнационального общения» советской чиновничьей бюрократии, язык советских канцелярий. Язык власти. А украинский язык для этих людей пахнет антисоветским привкусом, «галичанством», проектом бегства из совдепии в какой-то иной мир, в мир европейской перспективы.

Именно потому я бы квалифицировал «русский вопрос» для определенной части украинского чиновничества не как знак ее «пророссийскости», не как причастность к идеологии «Русского Мира», насаждаемый российскими спецслужбами, а всего лишь как инструмент ее антиукраинской (а по большому счету, советской) идентификации. И Юрий Болдырев со своим заявлением о необходимости избавиться от Галиции как от «болезненного нароста» (а за ним стоит целый легион политиков и их интеллектуальной обслуги, которые просто больны антигалицийской психопатией) может быть рассмотрен как показательный клинической случай подобной чиновничьей идентичности

3. Программа «патриотического воспитания» как часть проекта «советизации». При употреблении словосочетания «патриотическое воспитание» возникает вполне резонный вопрос: «Патриотического» по отношению к какой стране»? Ясно, что не к Украине. Но парадокс в том, что и не к нынешней России с любыми ее проектами восстановления квази-империи. Этот патриотизм относится к теперь уже виртуальному образованию под названием «СССР», некоему пародийному воплощению символа «Неизвестной Родины» Марселя Пруста К такой же символике относится идеологема «общей истории», навязываемой в «новой» образовательной парадигме Дмитрия Табачника, в которой огромную роль играет война 1941-1945 гг. как «совместная победа народов СССР над фашизмом». В этом контексте весьма характерным штрихом является восстановление господином Табачником такого чисто советского образования как «военно-патриотическая игра «Зарница», родившаяся, как известно, в период брежневской милитаризации в 1967 году. (Этот демарш министра образования освещен в прекрасной статье Ю. Космины «Зарница» через задницу», помещенная на сайте «Обком» 16 января этого года. Там, кстати говорится о том, что это постановление обслуживает «детские психосексуальные травмы Дмитрия Владимировича Табачника», но истинный его смысл состоит в простой формуле: «Чтобы все было как в СССР»).

{advert=7}

Именно такая «патриотическая привязка к прошлому» активно насаждается в украинских СМИ, и является важной составляющей информационной политики власти. Я обратил внимание на один интересный факт, который касается процентного содержания фильмов о войне (гражданской и Отечественной) на украинских телеканалах. В течение многих месяцев с уже известной нам повторяемостью крутятся, перекочевывая из канала в канал одни и те же ленты – «Рожденная революцией», «Фронт без флангов», «Фронт за линией фронта», «Батальоны просят огня», «Майор Вихрь», «Дума о Ковпаке», «Горячий снег». На рождество демонстрировались «Семнадцать мгновений весны», причем все серии в один присест. На следующий день эти же серии были показаны на другом канале.

В этой ситуации я не занимаюсь вопросом о художественных достоинствах этих фильмов, а я лишь фиксирую то, что они выступают неким пропагандистским инструментом воссоздания из исторического небытия призрака «советского народа», который даже во времена СССР не был механической суммой наций и народностей. Суть этого образования состоит в том, что он является производным от Власти, получает свою идентичность из ее рук. Иными словами, его существование возможно лишь в Поле Абсолютной Власти.

4. Попытка интерпретации. Итак, в распоряжении нашего анализа имеются следующие аспекты политики «советизации», которые мы условно обозначили как «сталинизация», «антиукраинизация», «патриотизация». В каждом из этих аспектов присутствуют приметы симптома, «невроза навязчивых состояний». И теперь в нашем заключении настало время дать интерпретацию всем этим явлениям, инспирированным и патронированным властью, причем сделать это, исходя из единого психопатологического ядра, которое все эти феномены продуцирует. Поверхностное заключение по поводу всех этих примет таково: «Нынешняя власть, основы которой составляют люди с «совковым» менталитетом, хочет построить в Украине некое подобие советского государства и тоталитарной диктатуры. Отсюда попытки вернуть в публичное пространство элементы советской символики и личность Сталина в качестве инструментов легитимизации этого проекта».

И в каком-то смысле они правы. Но подобное толкование есть типичная фрейдовская «рационализация». Она касается того внешнего антуража навязчивых и нередко абсурдных действий, и фиксирует то, как видят их сами власть имущие. (Я уверен, что многие из них мыслят именно так). Однако у такого толкования есть одна существенная слабость, которая бросается в глаза даже невооруженному глазу: советская идеология и советская символика абсолютно инородна нашим украинским реалиям. Она инородна всей экономической инфраструктуре Украине, ее скрытый эгалитаризм и элементы «распределительной справедливости» несовместимы с духом бандитского накопления, усиливающегося социального неравенства и полного разрушения социальной политики. И потому серьезно говорить о «ре-советизации» в данных условиях было бы верхом абсурда.

И эта бросающаяся в глаза несовместимость позволяет признать, что в нынешних условиях советские символы не могут считаться даже «симулякрами» (термин французского философа Ж. Бодрийара), а являются чистыми химерами, призраками, пришедшими из виртуального мира, из сюрреального «Зазеркалья».  Нетрудно увидеть, что такими призраками являются красные флаги, русский языка как языка межнационального общения, портреты/бюсты/памятники, изображающие Ленина-Сталина И теперь мы подходим к самому главному: к психопатологии местных «духовидцев». Для этого еще раз зададимся вопросом: «Что означает для украинских властвующих миллиардеров «советский социализм»? В какой проект может быть включен советский символизм, полностью потусторонний существующим украинским политическим и экономическим практикам»?  Только одним. Принципом абсолютной власти, которая предусматривает однопартийную систему, отсутствие оппозиции, имитационные выборы, контроль поведения населения с помощью спецслужб, идеологическое единомыслие и прочие милые их сердцу приметы.

И, конечно же, непререкаемый авторитет Лидера, Вождя, не плагиатора и проффесора, а «корифея всех наук», «гения из гениев» (как недавно нарекли Ким Чен Ына), любимого и боготворимого собственным народом. Безусловно, образцом такого Вождя, обладающего всей немыслимой полнотой власти, был Сталин. Именно он задал дальнейшую парадигму тоталитарной власти, стал законченным воплощением ее мифологии.

И, разумеется, действующая власть хотела бы построить такую советизированную зону, территорию воплощения этой мифологии. Однако – и здесь мы подходим к самому главному! – навязчивое воспроизведение советских химер в украинском публичном пространстве говорит не о том, что эта власть успешно реализует свой проект, а, напротив, о ее бессилии его реализовать. О ее импотенции, о ее провалах на пути к собственной абсолютизации.

Ведь что бы ни говорили критики режима Януковича, но, несмотря не ряд громких политических процессов, этому режиму очень далеко не только до сталинской тоталитарной системы, но даже до режимов России и Белоруссии. Путин был гораздо успешнее действующей украинской власти в установлении авторитаризма, и потому ему не нужны «символические» подпорки в виде памятников «усатому дяде». Он может себе публично Сталина покритиковать. Даже Лукашенко такие подпорки не особенно нужны.

А вот нашей власти они нужны. И чем сильнее самоощущение ее немоготы, тем сильнее невроз навязчивых состояний у ее носителей, тем настойчивее включаются компенсаторные механизмы вызывания духов прошлого. «У Сталина получилось, он построил великолепную государственную машину, значит, получится и у нас!» — вот ответ на ненависть населения, на освистанные выступления, на испачканные портреты, на пародийный тоталитаризм, который вызывает не только страх, но и смех. И этот ответ запускает по кругу новый виток повторяющихся мантр о русском языке, о «пещерном национализме», об общей истории, о величии советской Родины и «историческом значении дела Ленина и Сталина».   

Но в ситуации взаимодействия с этим потусторонним бредом, необходимо ясно отдавать себе отчет в его глубоко симптоматическом характере, указывающем на глубоко патологическое сознание, воспроизводящее его повторяющиеся конструкции. Необходимо понять, что в рамках этого бреда невозможен какой-либо диалог. Поэтому с ним бесполезно вступать в дискуссии,  представлять в виде рациональной идеологической программы, «опровергать», потому что любые попытки такого рода диалога вовлекают человека в силовое поле его конструкций. И человек невольно становится участником этого психопатологического действия. (Например, «война с памятниками Сталину», не менее патологична и обсессивна, чем его повторяющиеся установления). Химеры нельзя победить оружием рациональной критики, хотя бы потому, что они не существует. Такая критика равнозначна попытке проткнуть голограмму иголкой: и в том и в другом случае вы столкнетесь с пустотой. Поэтому наиболее адекватной позицией по отношению к такого рода химерам может служить дистанцированная позиция аналитика, который рассматривает их трансляторов не в качестве идеологических оппонентов, а лишь в качестве объектов исследования социальной психопатологии. Ее носители активно борясь с «пещерным национализмом», на самом деле строят автаркический, замкнутый, варварский авторитаризм, к которому в наших украинских реалиях полностью подходит определение «пещерного».