Статистика и постмодернизм

Существуют три вида лжи: ложь, наглая ложь и статистика. Это высказывание приписывают Марку Твену и его, высказывание, как, впрочем, и писателя, все любят. Потому что статистика дает нам относительную вероятность, а мы предпочитаем абсолютную уверенность. Что вполне естественно для человека, который сформировался в результате дарвиновского выживания, где требовалось точно знать, что можно есть, что ядовито, а не относительная вероятность возможности умереть от отравления. Статистика не видит меня как личность, со всеми моими выломами и загогулинами, и, в отличие от пронырливых политиков, не дает мне ощущения моей значимости и единственности. За что ее любить?

К сожалению, мы живем не в лесу или саванне, а в дебрях информационной экономики, где без статистки не обойтись. Сегодня все, от квантовой физики до манипуляции выборов, строится на фундаменте статистики. Но насколько мы, как не специалисты, разбираемся в статистических данных?

Недавно моя дочь, учащаяся в Оттавском университете, прислала мне статью о статистике в медицине, точнее о том, насколько доктора не умеют работать со статистическим данными, даже если их специализации требует того. Статья являлась обаятельным чтением, кстати.

Начиналась она с цитирования речи кандидата в американские президенте, бывшего мэра Нью-Йорка Руди Джулиани, который перенес рак простаты. Джулиани говорил о том, что выживаемость заболевших раком простаты в Америке в два раза превышает Великобританию, где-то 87% над 47%, и, следовательно, американская система здравоохранения лучше, предположительно в два раза.

И это прекрасный пример того, почему статистика может быть хуже откровенной лжи. Приведенные цифры были абсолютной правдой. Но за кадром остался контекст, без которого ни о чем серьезно говорить невозможно. Выживаемость определяют по пятилетнему сроку после обнаружения болезни. В штатах мужчин начинают проверять на рак простаты в 60. А в Великобритании — в 65. Рак простаты очень медленная болезнь, а, значит, чем раньше ее обнаружить, тем дольше от момента диагноза больной проживет. Поэтому следовало сравнивать статистку смертей к 70 годам, которая показывает, что на самом деле никакой особой разницы между странами в смертности больных раком простаты нет, примерно одинаковый процент больных к 70 умирает. Но в США это стоит на порядок дороже, вот тут разница есть.

Если вам скажут, что за год смертность от некой болезни увеличилась на 100%, вдвое, вы запаникуете, а ваше правительство уволит министра, создаст комиссию и выделит средства. Но если вам сказать, что смертность от некой болезни вместо 1 на 100000 стала 2 на 100000, вы, скорее всего, просто не обратите внимания. Хотя речь идет об одном и том же.

В упомянутой статье говорилось о необходимость преподавания статистики как отдельной дисциплины, начиная со школы, поскольку принятие практически всех медицинских, а также политических и экономических решений, основывается на статистических данных и их интерпретации.

Ведь что случилось с прививками. Один врач в 1998 опубликовал статью, в которой связывал вакцинацию со всплеском аутизма в конце 1980-х. Одно это должно бы насторожить, так как массово прививки стали делать 50 лет до того. Понятно, что вскоре автора разоблачили как жулика, но начало было положено. Ведь все так просто и научно. Прививки делают? Делают? Случаи аутизма увеличились? Да. И статистика есть. Причина найдена, прививки приводят к аутизму. Правда, всплеск диагнозов аутизма чудесным образом совпал с решением Ассоциации психиатров расширить определение аутизма, причем так, что под него попадал практически любой ребенок с любым нестандартным (читай неудобным для учителей и родителей) поведением. А потребность в таком решении, в свою очередь, возникла из необходимости финансирования школ, которое могут дать только под медицинский диагноз. Проблема была создана на пустом месте, в попытке удовлетворить бюрократию. Но противников вакцинации уже не остановить, это уже своего рода общество, культура и религия.

Подобны образом, когда в Швеции решили расширить определение сексуального преступления и проступка, включив в него практически любой контакт без согласия одной из сторон, пошлость и грубость, и обязав полицию их регистрировать, то их количество, понятно, подскочило до небес, создав впечатления, особенно там, где грубое сексуальное домогательство не считается даже проступком, что страну захлестнула волна насилия. Изменилась только методология, а какой результат!

Так же может читаться и такой показатель, как ВВП. О чем он говорит? Зависит от контекста. В одной стране изобретают и производят все на свете, от цветных карандашей до частных космических кораблей, и там ВВП, в принципе, действительный экономический показатель. В другой стране в основном производят нефть, и ВВП там отражает стоимость нефти и только. И принимать решения, исходя из одной цифры, неверно и опасно, так как в первой стране население принимает активное участие в создании этого самого валового внутреннего продукта, а в другой продукт как бы сам по себе, а население отдельно от него. Со всеми вытекающими социальными последствиями.

Имущественное, а следственно и социальное неравенство является результатов свободного выбора в постиндустриальном обществе, как ни странно. Даже если экономическая игра начинается с нормального статического распределения, примерно вот так

то, по мере того, как люди начинают проигрывать, а подавляющее большинство в жизни проигрывает, а космонавтами и владельцами IKEA становятся единицы, они постепенно выпадают из золотой средины и сдвигаются к нижнему уровню. И график тогда показывает что-то вроде экспоненциального распределения, пример так

где меньшинство имеет большую часть средств.( Я не могу вспомнить название более точного распределения в этом случае, но и такой сойдет).

И это не результат заговора злых сил, капиталистов или масонов, это правила игры. Поэтому не стоит читать биографии успешных людей, вы там ничего полезного не найдете. С таким же успехом можно читать биографии выигравших в лотерею. Вам или везет, или нет. Если игру не подпитывать новыми идеями и играть только с имеющимися составляющими — неизбежно получится именно так.

Если повернуть картинку на 90 градусов против часовой стрелки, то получится классическая пирамида сословного общества, которое существовало еще до Древнего Египта, и продолжает существовать по сей день. Не потому, что победители этой игре гении, а потому, что если условия игры не обновлять, то большинство неизбежно, рано или поздно, проигрывает и сдается. Хорошая аналогия — розыгрыш Кубка страны. В начале все команды имеют примерно равный шанс победить, но в финале побеждает только одна из них. Хорошо, что в спорте постоянно происходит перезагрузка турниров. То, что в Украине сложился олигархат — вполне ожидаемое явление. Без подпитки извне, без новых идей, возвращающих систему в нормальное распределение, как постоянно происходит в развитых странах, она неизбежно выстроится в экспоненциальный график. Везунчики окажутся в пресловутом одном проценте, остальные окажутся чужими на этом празднике жизни.

И тут мы доходим до того, что по моим эмпирическим наблюдениям, статистически больше всего упоминается в украинских сайтах и текстах — постмодернизм. Любят у вас это слово, я еще лет 10 тому заметил. И не случайно. Хотя поминают его часто всуе, не в качестве идеологической концепции, а социально-экономической формации, на манер Остапа Бендера.

— А в этом доме что было до исторического материализма?

Оно нам родненькое. Придумали постмодернизм французике марксисты в 1970-х. Революция 1968 года закончилась для них пшиком, СССР и Китай все больше походили на проклятое общество потребления, в котором так комфортно обличать социальное неравенство, а делить людей на группы по определенным признакам хотелось все так же, как и при Ленине. Подлый пролетариат не оправдал надежд, терять цепей не стал, а стал жирным средним классом. Но всегда можно найти способ упрощать людей до определенной группы, которую затем легко противопоставить другой группе. Как и в марксизме, индивидуальность и индивидуальные различия отрицаются, уж очень отдельные личности разные да еще эмоции у них. Подобно тому, как марксисты говорили от имени пролетариата, постмодернисты говорят от имени тех групп, представителями интересов которых они себя назначают. Это путь к власти, не прямой власти, а контроля над общественным сознанием, социальным нарративом.

Но это для другой статьи. Постмодернизм не ошибается в одном — в обществе действительно существует неравенство, особенно в обществе без инновационных идей. И неравенство плохо, оно создает социальное напряжение. Исследования показывают, что преступность больше всего проявляется там, где больше неравенство. Если все примерно одинаково бедные — нет проблем. Если все примерно одинаково зажиточны — тоже. А вот там, где миллиардеры трясут своей роскошью перед бедными, пусть даже очень относительно бедными, возникает проблема. Мы социальные животные, существующие в иерархии стада или племени. Чем больше разрыв между низом и верхом, тем больше мы будем стремиться вверх, всеми доступными средствами, обычно связанными с насилием.

Решений этой проблемы два. Или мы жестко закрепляем систему, где каждой группе отводится свое место и доля в общаке, как того хотели марксисты и хотят постмодернисты, или создаем возможность для каждого проявлять себя, как умеет. Не гарантируем успех, а даем возможность, что не одно и то же. Иными словами, одни считают, что любая иерархия — зло, а равенство людей, мыслей, действий — благо, в то время, а другие признают, что иерархия неизбежна, хотим мы того или нет. И эти другие правы, так как если все и вся равны, то никаких жизненных ценностей быть не может, поскольку ценности по определению иерархичны, хотя бы потому, что добро ставится выше зла, ум выше глупости, честность выше подлости, и так далее. Поэтому решением проблемы неравенства является возможность доступа к существующей социально-экономической иерархии. Тут, кстати, кроется ответ, почему коммунисты победили в России и Китае. Другое дело, что когда сложившаяся социально-экономическая иерархия фиксируется на долгое время, начинается то самое экспоненциальное расползание в виде пирамиды. Ей необходима встряска, чтобы начать розыгрыш кубка с начала. Что регулярно происходит в рыночных экономиках и действующих демократиях, там даже рецессии с депрессиями служат механизмом встряски и перезагрузку. А в стране бюджетников и государственного контроля и распределения простое стояние на месте может привести к коллапсу.

Что ведет к последнему номеру нашей программы, статистической вероятности того, что директор Украинского института национальной памяти пан Вятрович скажет что-нибудь интересное. Меня часто упрекают, что я против пана Вятровича, ну, еще ко-что добавляют похлеще. Напротив, я за Вятровича! Он постоянно подтверждает мое убеждение, что государство должно как можно меньше влезать в экономику, поддерживать науку исключительно косвенно, а в культуру и постели нации не совать свой нос вообще. Мне совершенно по барабану, что он говорит. А вот то, что будучи официальным лицом, его устами говорит государство, беспокоит. Потому что государство, если оно не тоталитарное, создавать ничего не может, да и не обязано. Его функции, а, следовательно, функции работников его аппарата, — регулировать и ограничивать. Что необходимо в тех местах, где без государства не обойтись, там, где оно имеет право на насилие. А Вятрович предлагает регулировать и ограничивать историю и культуру. Хотя как историк он обязан знать, что у нас уже была страна, где это все проделывали в течении 70 лет. И что с ней произошло. А ведь по статистике там одного чугуна производили больше всего в мире.

Подписывайтесь на канал «Хвилі» в Telegram, страницу «Хвилі» в Facebook