Демократия и сериалы: они построены одинаково и для единых целей

Вспомним два предложения, разделенные временем: «Мы живем, под собою не чуя страны» и «Мы не знаем страны, в которой живем». Они разделены во времени. Одно принадлежит Мандельштаму, второе приписывают Андропову. Его написал помощник Суслова в статье для журнала «Коммунист». Потом Суслов умер, а статья еще не вышла, поэтому она стала статьей Андропова. Андропову же приписывают уничтожение ряда персон для облегчения своего движения на вершину власти. Суслов тоже есть в этом списке.

Есть еще одно пересечение с властью. Сталин звонил Пастернаку, чтобы спросить его мнение о Мандельштаме. На что Пастернак ответил, что хотел бы поговорить не об этом, а о жизни и смерти. Сталин бросает трубку, а Мандельштам в результате отправляется на уничтожение.

Перед нами жизнь или сериал? В сериале мы готовы принять белые пятна, но не хотим их видеть в жизни. Но они есть и там, и здесь, что их очень сближает. Разница в правилах и в том, как их задают. Сериал вводит правила по вторичному каналу, поскольку по первичному идет развлекательный материал, порождающий счастье и умиротворенность.

Демократия работает так же. На первом плане красивые слова, которые помогают управлять. Грамши вообще считал, что правящие классы не принуждают подчиненными, а с помощью надстройки создают у них ощущение правильности такого порядка вещей.

СССР считался текстово-ориентированной страной. Но таковым было и его прошлое, чему примером является феномен потемкинских деревень. В настоящем были созданы «колхозы писателей» в виде Союза писателей, которые позволили индивидуальный труд писателя сделать коллективным. Была предложена единая «агротехника» — соцреализм. Все годилось в более широком объединении под единый механизм создания массового сознания советского человека. В результате фильм «Кубанские казаки» стали еще большим отражением жизни, чем сама жизнь. Обратим внимание, что здесь идеология и искусство стали едиными. Более того, их очень сложно даже расчленить.

Именно поэтому для Советского Союза виртуальность была столь важна. Она вдвойне была важна для диссидентов, поскольку это был и их инструментарий. Как отмечает Рой Медведев: «единственным орудием этих людей было слово, музыка, живопись. Они защищали свои убеждения статьями, рассказами, песнями, а не насилием, не тюрьмами, лагерями или психиатрическими больницами” [1].

Мы практически не ощутили замены советской демократии на новую (а сталинская, хоть ее написал Бухарин, конституция была достаточно демократичной, просто она не соответствовала действительности). И в в том, и в другом случае мы шествуем на избирательную участки, и нам именно это называют демократией. Это связано с тем, что в отличие от античной демократии мы имеем демократию представительскую. Демократия в прошлом состояла в принятии решений гражданами, поэтому она и была прямой. Демократия сегодня — это участие в выборах. После этого никакой роли гражданина после выборов не наблюдается. Именно это и позволяет власти ощущать себя всесильной, поскольку выборы бывают раз в пять лет.

Человек живет под мягкими и жесткими моделями управления. Жесткие — вводятся людьми в форме и с оружием , а мягкие — людьми с компьютерами, а раньше — с ручками или печатными машинками. Мягкая форма — это образование, литература, искусство. И сериалы…

Сериал это модель жизни, изложенная в развлекательной форме для массового потребителя. Зритель «переселяется» внутрь сериала, перенимая оттуда некоторые мысли и привычки, как считает современная наука (см., например, анализ влияния Гарри Поттера [2 — 3]).

И сказки тоже если не учат, то пытаются учить детей, когда «Красная шапочка» учит нас не разговаривать с чужаками, а в другой сказке говорят нам, не пить из колодца, что соответствует модели В. Проппа, где первые два правила построения сказки формулируется как Запрет и Нарушение запрета. Кстати, Ю. Лотман интерпретировал Красную шапочку фрейдистски. Есть роль для мамы, есть роль для бабушки, поэтому папе остается только роль Волка.

Идеология и религия также являются мягкими, когда мы им подчиняемся. Но стоит нам попытаться нарушить требуемые правила, на нас обрушивается весь арсенал механизмов жесткого управления. Нас быстро обучат Родину или Бога любить…

При этом А. Фурсов подчеркнул, что в СССР идеология по сути не была идеологией: «Генетически марксизм стано­вится идеологией захвата власти (государства), а функционально (или нега­тивно содержательно) — идеологией обеспечения индустриального развития на антикапиталистической основе в национально ограниченных рамках (от­рыв функции от субстанции в мировом масштабе в условиях промышленного капитализма, — а именно его противоречия и выражает исходно марксизм как идеология, — невозможен). При этом идеология утрачивает свои идео­логические характеристики и превращается в отрицающую идеологию как явление власть-знание, универсалистские претензии которого становятся фактором легитимности существования этой власти в национально-ограни­ченном пространстве. Это и есть марксизм-ленинизм, т.е. идеология марк­сизма, превратившаяся во власть-знание, утратившая черты идеологии и бо­рющаяся с немарксистскими идеологиями уже не только как с немарксист­скими, но и как с идеологиями, точнее, как с Идеологией» [4]

Идеология и сериал могут быть сближены. Идеология объясняет, но и сериал объясняет. Идеология принуждает, но и сериал принуждает, только делает это более тонко. Идеология абстрактна, сериал — конкретен. Но самое важное в другом: идеология действует на разум, сериал — на сердце. Поэтому процесс воздействия идеологии заметен, процесс воздействия сериала — спрятан.

Глеб Павловский очень четко показал отличие советской модели государства от модели Путина, разрешающих и запрещающих разные вещи: «Весь путинизм держится как раз на том, что к тебе не лезут. В этом его отличие от советской власти. Делай, что хочешь, только не занимайся властью и не лезь в политику, а еще лучше, если ты просто уедешь. Советская власть не могла это в такой форме допустить. […] В советской системе выбирать было невозможно, но базовой была невозможность отказаться. Тебе даже не давали отсидеться —не идти на демонстрацию, на собрание. Ты обязан был идти. А в нынешней системе наоборот. Ты хочешь сидеть дома? Сиди! Ты хочешь чего-то клепать в гараже и продавать? Пожалуйста! Ты хочешь уехать? Замечательно! А вот выбирать ты можешь только тех, кого тебе предоставили выбирать» [5].

Все это система, которая в какой-то мере напоминает китайскую. Когда-то китайские лидеры покачали головой, когда Горбачев рассказал им, что они идут его путем. Они сказали, что нет, что они, отпустив экономику, не выпустили из рук политику. И теперь получается, что Путин забрал назад из горбачевской модели управление политикой в руки государства. И получилась та же китайская модель, только на месте руководящей роли партии стоит государство.

Экономист А . Хиршман интересен тем, что он находит такие аспекты экономики и политики, которым не придавалось до него много внимания [6 — 11]. Такой идее является, например, то, что человеческие действия имеют, как правило, не очень ожидаемые последствия. Он поддерживает и положение, что конфликт играет конструктивную роль в социальных отношениях.

Хиршман видит конфликт как часть рыночного общества, являясь другой стороной технического прогресса и создания нового богатства. Он пишет: «Конфликты возникают из-за возникающего нового неравенства и секторального или регионального упадка, точно дополняющего многостороннее динамическое развитие экономики. В обществах со свободой слова и объединений беспокойство по поводу этих проблем мобилизует как тех, кто непосредственно задет этим, так и тех, кто обладает чувствительностью к более или менее широко распространенных ощущениях социальной справедливости» [12], см. также [13]).

Он говорит об особенностях этих конфликтов:

— они повторяются, принимая разные формы,

— они могут разрешаться компромиссами,

— достигнутые компромиссы не представляют окончательных решений.

Кстати, это соответствует современным представлениям, что сеголдняшние проблемы настолько сложные, что они не поддаются разделению на части, а просто после решения переходят в иную проблему.

Сериалы разрешают свои проблемы за редким исключением типа «Твин Пикса» Дэвида Линча, где как раз есть переход в новый тип проблем. Это как раз отражает неясность мира, в котором мы живем. Детективы тоже интересны потому, что там есть белые пятна, как и в жизни. Но они тоже должны быть раскрыты к концу сериала.

Сериалы могут «лечить». Когда Россия порождает сериалы «Фурцева» и «Жуков» или «Стиляги» и «Оттепель», она создает нужную версию истории. История становится ясной и понятной. Оттуда изымаются моменты, которые будут порождать вопросы.

Но сериалы могу и порождать политические проблемы, как было, например, в случае западных сериалов в советское время. Советские люди смотрели «Санта-Барбару», набираясь не только позитива от жизни богатых, но и ответной критики власти по поводу своей жизни. Тем самым виртуальность «давила» на реальность.

В. Мараховский призывает не путать джинсы и идеи [14]. Но ведь именно так все и произошло. Он справедливо критикует фильм «Гараж», даже не фильм, а ту прослойку, которая стала героем фильма: «При просмотре «Гаража» становится глубоко понятно, почему именно советская владетельная буржуазия (функционеры, директора рынков, начальники институтов и руководители отделов идеологического воспитания) стала основным инициатором смены матрицы. И почему она, бывшая главным ретранслятором советских ценностей – спустя каких-то десять лет начала проклинать эти ценности опять-таки громче и истошнее всех. И на двадцать пять лет изгнала их из языка, запретила ими думать. Потому что честный труд, справедливость, обязательное и всеобщее развитие – всё это были заповеди, которые они десятилетиями провозглашали вслух и которые десятилетиями нарушали на деле, и помнили об этом каждый день. […] Демоны перестройки были подобны ранним атеистам, особенно яростно громившим монастыри оттого, что на дне их душ всё ещё жила неубитая, впитанная в детстве религиозность, боявшаяся возмездия. С той же эмоцией демоны перестройки громили красную идеологию».

Эта интерпретация появляется впервые после долгих десятилетий любви к фильму. Но любовь и интерпретация не исключают друг друга. Любовь относится к развлекательному компоненту фильма, а осуждение — к содержательному, к тому типажу людей, которые были избраны героями.

Сериал и демократия как и любая другая придуманная людьми виртуальная конструкция, призвана влиять на разум и сердца аудитории. Виртуальное конструирование является самым главным отличием человека от животных. Виртуальное конструкция всегда уводит людей от реалий жизни. Это может быть погружением в мечту, в сон. Но это временное состояние. После него все равно надо возвращаться в жизнь. У сериала это будет кратковременный эффект, у демократии — долговременный. Но и то, и другое направлены на то, что притупить ощущение неправильности мира.

Общими чертами сериала и демократии является наличие героя во главе сюжета. Герой защищает народ. Правда, в реальности народ может и не хотеть, чтобы его защищали. Но сюжет демократии построен так, что народ нуждается в защите. Хотя на самом деле нуждается как раз, наоборот, государство, олицетворяемое демократией. Очень часто демократия начинает защищать другой народ, поскольку он не понимает счастья демократии.

Моделью советской жизни был подвиг. Фраза «В жизни всегда есть место подвигу» была в голове у каждого советского человека. А подвиг является инструментом по исправлению неадекватности жизни ценою потери биологической жизни отдельного человека. Он отдает свою жизнь, свое прошлое и будущее, чтобы «починить» прорыв социальной ткани, который во многих случаях является результатом неадекватной работы власти.

Советская идеология воспитывало подвиг как норму. Мы всегда должны государству, которое не должно ничего и никому. Демократия по сути создает виртуальную защиту вокруг практически такого же государства, которому мы все время что-то должны.

Дмитрий Быков фиксирует влияние сериала «Твин Пикс» в России: «Главная и самая страшная сюжетная новация в «Твин Пиксе» – нам, конечно, противостоит не какой-нибудь Лиланд Палмер, а то, что вселяется в Лиланда Палмера. Люди сами по себе ни хороши и ни плохи – люди никаковы, но они являются инструментами вот этих потаённых силовых линий. Для России 1994 года, когда мы начали смотреть сериал, это было очень важным открытием. Я был поражен, как вот этот самый «Твин Пикс» колоссально повлиял тогда на умы. Не только потому, что мы впервые обратились к западной культуре, начали осваивать современное актуальное западное искусство, и не потому, что с Линчем познакомился Константин Эрнст и начал его у нас популяризовать, и не потому, что в моду вошёл Анджело Бадаламенти, которого стали ставить в России на рингтоны. По большому счету, нас всех поразило тогда, и об этом снят «Твин Пикс», что наши соседи, вполне приличные люди, могут под действием таинственной политической силы оказаться убийцами. Вот этого мы не ждали. Вот к этому мы не были готовы. И вот мы тогда с ужасом убедились, что этот Боб, вселяясь в нашего человека (или Бог, вселяясь в него), превращает человека в монстра» [15].

И еще: «Чем отличается третий сезон «Твин Пикса» от второго? Во втором сезоне был сюжет. В третьем его нет и быть не может. Как нет его сейчас и в современной жизни».

Сила сериала в его воздействии на наши мозги. Незаметным образом он заменил романы, которые в этой роли действовали девятнадцатом и двадцатом веках. Но романы еще нужно читать, что создает определенные трудности по захвату всех. С сериалами эта проблема решена. Демократии тоже нужно захватить и убедить всех, что лучшей организации человечества не было и нет.

Есть две разные задачи: воздействовать на индивидуальные мозги и повлиять на массовое сознание. Во втором случае задача выглядит даже сложнее, поскольку множество мозгов с разными интересами. Но это только кажется так, поскольку еще больше и более сильных интересов, которые их объединяют.

Когда Путин летал в США на встречу с Бушем, ему подготовили «рассказ для вербовки». Путин рассказал, как у него под Петербургом сгорела дача и остался только только крестик, болтавшийся на гвоздике, и этот крестик ему подарила мать. После чего расчувствовавшийся Буш попросил, а можно я буду звать вас Володей. Было известно, что Буш был религиозно мотивированным человеком, поэтому, вероятно, институты КГБ и создали такой рассказ.

У Быкова есть интересное наблюдение, как создать текст, который мог бы подействовать на Путина. Он пишет: «Я не раз предлагал и русским, и американским студентам стилистическое упражнение — «рассказ для Путина»: попытайтесь, говорил я, предположить, какими инструментами можно на него воздействовать, на какие точки его эмоциональной клавиатуры имеет смысл нажимать. […] Техника, в которой следовало бы написать этот роман, по-моему, очевидна: в таких случаях нужно ориентироваться на отроческие вкусы героя, а они широко известны. Героем романа должен стать либо разведчик, либо спаситель вымирающих животных, но в любом случае человек, действующий во враждебном окружении, среди недалеких и алчных единомышленников, на которых нельзя положиться. Это должен быть психологический экшн, стилистическая доминанта которого — именно чувство одиночества, исторической обреченности, защита вымирающих и, в сущности, деградирующих видов или ценностей. Этот герой значительно умнее всех, кого он защищает, — будь то спивающееся население или отстреливаемые хищники; но у него есть миссия, которую он не может предать» [16].

При этом он приходит и к несколько необычному выводу: «Страна, не желающая меняться, объявившая неэффективную и травматичную матрицу единственным условием своего существования, обречена на самоуничтожение и вполне может прихватить с собой многочисленных соседей, если не все человечество в целом».

Странным образом в одной очень давней статье Д. Быков сбрасывал с пьедестала Д. Лихачева, говоря: «Власти любят Лихачева потому, что интеллигент лихачевского образца очень для них выгоден. Вроде и интеллигентом называется, и опасности от него никакой» [17].

В числе главных, кто воздействует на массовое сознание россиян, называют Константина Эрнста. И он тоже серьезно думает на темы воздействия, поскольку телевидение включено в цепочку воздействующего инструментария, где все от сериала до новости должно иметь четкий конечный результат. Он говорит в своем интервью: «Наивной и убогой является идея, что телевидение должно быть коллективным воспитателем. Во-первых, советский человек ненавидит дидактику, а новые люди ее просто не переваривают. Во-вторых, телевидение воспитывает, но косвенно. Это система пилюль. Говорят: «Телевидение ушло в развлекуху». Да, в определенной степени многие вещи выглядят гораздо более развлекательными, чем на самом деле являются. Люди не любят горькие таблетки. Облатка — веселенькая и сладкая — нужна для того, чтобы ты проглатывал такие вещи. Людям кажется, что они смотрят сериал для того, чтобы развлечься, просто провести время, похохотать или поужасаться. А на самом деле… Почему в первые годы такая популярность была у русских сериалов про реальность? Потому что, когда глобально изменилась ценностная шкала, люди не знали, как себя вести в новой реальности. И они принимали это как модель поведения. Которая проговаривалась под видом развлекухи. В целом общество само выработать модели поведения не может. Основная суть художественной литературы, в первую очередь, и уже дочек или внучек литературы — кино и телевидения — в том, чтобы проговаривать текущую ситуацию и правильные моральные модели поведения» [18].

У Эрнста есть выступление 2011 года в Каннах, где он сказал, среди прочего, и такое: «И где-то в конце 50-х мир стал подавлять стрессы глобальным консюмеризмом. Девушка покупала себе платье, и сегодня вечером ей становилось легче. Мальчик покупал транзисторный приемник и с упоением слушал его до глубокой ночи. Люди увеличили объем предметов и услуг, которые снимали с них стресс. Они не были готовы, как в середине прошлого века, дожидаться определенного возраста, чтобы купить машину или стать владельцем собственного дома. Они хотели все и сейчас. Экономика цивилизованного мира любезно предоставила им эту возможность. Все, что снимало твой стресс, можно было получить в кредит, отдавать который нужно было через 10, 20 и даже 30 лет. «Через 30 лет» в человеческой психологии — это никогда. Это была тактически прекрасная модель, и она сломалась. Люди из центра цивилизации получили товаров, услуг и недвижимости на то количество денег, которые они уже никогда не смогут обменять на результаты собственного труда. И не только собственного, но и труда следующих двух поколений. Эта удобная послевоенная модель нарушила главный принцип: ты можешь обменять свою работу на деньги, а если ты ее уже не можешь обменять, то все кончится» [19].

Или такое разграничение аттракциона и мифа: «Аттракцион и миф — две большие разницы. Аттракцион тебя только развлекает. Миф похож на таблетку в сладкой облатке — ты думаешь, что развлекаешься. На самом деле ты получаешь коллективный жизненный опыт. Культура предусматривает определенную стратегию повествования. Не воспитав культуру этого восприятия у подростков, мы потеряем их, когда они станут взрослыми».

О развлекательности как важнейшей составляющей современной виртуальной продукции говорит и писатель В. Сорокин «От самой литературы уже не ждут экзистенциальных открытий, потрясений. От нее ждут либо комфорта, либо эйфорического забытья. Что, в общем, одно и то же» [20]. Что бы ни говорили высокого, но и литература, и демократия наиболее успешны в том, чтобы убрать человека с улицы в мягкое кресло. У него изъяли энергию радикальности , заменив ее на энергию комфорта.

Д. Быков очень точно и одновременно зло оценил вклад Эрнста в создание этих механизмов: «Эстетика Эрнста в самом деле скоро стала государственной — не то чтобы государство уловило это послание и оценило его, но просто Эрнст со своей феноменальной способностью быстро схватывать уловил носящиеся в воздухе тенденции. Он первым стал обращаться к зрителю (пенсионеру, домохозяйке) с уважением, если не подобострастием: отлично помню его речь к этому гипотетическому таргет-зрителю перед первыми «Песнями», на фоне бархатной портьеры, напоминающей не то о концерте во Дворце съездов, не то о «Синем бархате» Дэвида Линча, не то о вечере в доме культуры совхоза «Красный колос». Здесь еще было некое ироническое подмигивание. Но именно из этого получилась впоследствии вся русская квазиидеология путинской эпохи, когда внимание к вектору сменилось акцентировкой масштаба. Да, мы убивали очень много собственных граждан — и сам масштаб этих мер (быть может, неизбежных?) свидетельствует о нашем величии. Мы вместе разыграли великую историческую мистерию: одни сажали, другие сидели, третьи наблюдали, и все вместе победили фашизм, а потом полетели в космос. Нам есть что вспомнить, и теперь мы будем продолжать в том же духе, потому что именно наше нежелание извлекать уроки из прошлого является залогом национального самосохранения. Весь мир извлекает уроки, и куда он пришел? Он пришел к бездуховности и кризису всех смыслов, а у нас их как не было, так и нет, — а стало быть, нет и кризиса» [21].

Если К. Эрнст выступает как практик, который удерживает миллионы у телевизоров, порождая в них радость и счастье, но одновременно и правила поведения на улице, то Д. Дондурей оценивал эту ситуацию как теоретик, говоря, что «смысловики важнее политиков» [22 — 23]. В одном из интервью он говорит о роли культурных моделей: «Модели эти, как манипуляторы, программируют наши помыслы и поступки, формируют цели и принципы функционирования разных слоев и групп общества. И отдельных людей, конечно, тоже. В ХХ веке в России было несколько моделей: империя, Великая утопия, Большой террор, застой, включивший в себя оттепель, возврат к рынку и частной собственности. И за каждой стоят разные идеологемы и картины мира» [24].

Любое государство должно бояться модели протеста, где революционер может стать героем. Такие сюжеты опасны. Но не для всех. СССР узурпировал роли революционеров для власти, которая сама произошла от революции.

Россия, кстати, предложила более серьезную модель работы со своим населением, удерживая в своем управлении не только про-властные, но и контр-властные медиа. Причем интересно то, что когда такое контр-властное СМИ уходит под опеку власти, оно все равно сохраняет свою аудиторию, если им умело управляют. Так произошло, например, с Лентой.ру. Смена главного редактора в результате привела к уходу всего коллектива, но читатели странным образом остались. Расставляя нужные акценты, можно управлять и либеральным читателям. При этом часть статей остается контр-властными, но добавляя туда про-властные, этот читатель становится получателем информации, которую бы никогда не прочел.

То, что это именно модель управления массовым сознанием, созданная сознательно, говорит и то, что новый главный редактор

А. Гореславский переходит на работу в Кремль [25 — 26]. Ведь и о В. Суркове всегда говорили, что он финансирует и провластные, и протестные движения одновременно.

Существует модель достоверности, в рамках которой в системе недостоверных сообщений нужно размещать несколько достоверных, чтобы потребитель оценивал весь поток в результате как достоверный. Назовем их более точно как про-властные и контр-властные сообщения. Практически по той же модели построен сайт Иносми.ру, где есть множество контр-властных сообщений. Но они стоят того, чтобы читатель, настроенный к власти плохо, читал заодно и тексты про-властного содержания.

Таким образом авторам этой конструкции удается разрушить «информационный пузырь», под которым понимают то, что читатель всегда читает сообщения, соответствующие его модели мира, а противоположные даже не попадаются ему благодаря «информационному пузырю» [27 — 29].

Это соответствует новым целям государственного управления, отмеченным Д. Дондуреем: «Система сложнее устроена. Главное теперь не запретить, а включить в себя — поглотить инакомыслие. Делай что хочешь, но только с благоволения твоего начальника, инвестора, мэра, губернатора. Важно не допустить позитивной селекции, а значит, и неподконтрольного «порядку вещей» механизма отбора: людей, событий, дел, продуктов, помыслов, проектов».

Лиотар определял постмодерн как недоверие к метанарративам, которые могли объяснять крупные события [30]. Он заменял их мининарративами, которые объясняют более приближенные к уровню человека события. Кстати, избрание Трампа можно трактовать как попытку людей отвергнуть метанарратив прошлого в пользу их личного мининарратива, который Трамп оказался готов выполнить.

Демократия своими механизмами обучает людей реакциям на мир, чтобы они не меняли его, а легко соглашались на данный порядок вещей. Ее задачей, отмеченной еще Грамши, становится добровольное согласие масс на управление ними. Среди них на главное место выходит сериал. Если новости делают это напрямую, то сериал — в мягкой форме. Он стоит как бы между полюсами Приказа и Просьбы. Сериал оправдывает мир, объясняя логику даже неправильных поступков. Когда же его герой поступает как радикал, то следствием этого становится как раз обратное психологическое состояние. Проиграв эту ситуацию, как в компьютерной игре, человек удовлетворяет потребность в бунте виртуально, сидя у экрана, поэтому на улицу ему выходить уже не нужно. Он как борец за правду в комментах социальных сетей, скрытый за анонимностью, выливает свое негодование совершенно безопасно в тапочках, чтобы затем выпить свой чай, ощущая себя героем.

Литература

1. Медведев Р. Андропов. — М., 2006

2. Gierzynski A. Harry Potter and the Millennials. Research Methods and the Politics of the Muggle Generation. — Baltimore, 2013

3. Gierzynski A. Did Harry Potter Help Shape the Political Views of Millennials? // www.slate.com/blogs/browbeat/2014/08/19/harry_potter_s_influence_did_the_beloved_j_k_rowling_series_shape_millennials.html

4. Фурсов А. Идео-логия и идеология // izborsk-club.ru/13780

5. Павловский Г. Когда Путин уйдет, система останется. Интервью // detaly.co.il/gleb-pavlovskij-kogda-putin-ujdet-sistema-ostanetsya/

6. Макаренко В.П. Теория неожиданных последствий Альберта Хиршмана // cyberleninka.ru/article/n/teoriya-neozhidannyh-posledstviy-alberta-hirshmana

7. Gladwell M. The gift of doubt. Albert O. Hirschman and the power of failure // www.newyorker.com/magazine/2013/06/24/the-gift-of-doubt

8. Hirschman A.O. Exit, voice and the state // World Politics. — 1978. — Vol. 31. — N 1

9. Hirschman A.O. Exit, Voice and Loyalty: Responses to Decline in Firms, Organizations and States // www.thesocialcontract.com/pdf/four-four/hirschma.pdf

10. Hirschman A.O.The On-and-Off Connection Between Political and Economic Progress // The American Economic Review. — 1994. — Vol. 84. — N 2

11. Albert Hirschman and the social sciences: a memorial roundtable // humanityjournal.org/issue6-2/albert-hirschman-and-the-social-sciences-a-memorial-roundtable/

12. The essential Hirschman. — Princeton — Oxford, 2013

13. Хиршман А. Риторика реакции: извращение, тщетность, опасность. — М., 2010

14. Мараховский В. Ретро-рецензия. Почему «Гараж» — самый страшный фильм СССР // www.nalin.ru/Retro-recenziya-Pochemu-Garazh-samyj-strashnyj-film-SSSR-5003

15. Быков Д. Приключения «Твин Пикс» как приключения жанра // www.pryamaya.ru/articles/bykov_priklyucheniyatvinpiks

16. Быков Д. Роман для власти // www.novayagazeta.ru/articles/2017/07/29/73276-roman-dlya-vlasti

17. Быков Д. Иерарх, или о государственном интеллигенте // old.russ.ru/journal/ist_sovr/97-08-14/bykov.htm

18. Эрнст К. Телевидение и эволюция. Интервью http://ftv.msu.ru/hst-notes/notes_1.php#4

19. Эрнст К. Когда говорят, что Интернет убьет телевидение, это глупость // echo.msk.ru/blog/statya/820296-echo/

20. Сорокин В. Постсоветский человек разочаровал больше, чем советский. Интервью // www.kommersant.ru/doc/2786007

21. Быков Д. Биолог // seance.ru/n/29-30/portret-konstantin-ernst/biolog/

22. Дондурей Д. Российская смысловая матрица // www.vedomosti.ru/opinion/articles/2016/06/01/643174-rossiiskaya-smislovaya-matritsa

23. Дондурей Д. Смысловики могущественнее политиков // www.vedomosti.ru/opinion/articles/2016/06/08/644510-smisloviki-moguschestvennee-politikov

24. Дондурей Д. Главное — не запретить, а поглотить инакомыслие. Интервью // www.novayagazeta.ru/articles/2016/08/26/69674-daniil-dondurey-glavnoe-ne-zapretit-a-poglotit-inakomyslie

25. Гореславский А. В прежней «Ленте» не слишком думали о доходах. Интервью // iz.ru/news/579666

26. Бывший главред «Ленты» Алексей Гореславский переходит на работу в Кремль // newizv.ru/news/society/25-07-2017/byvshiy-glavred-lenty-aleksey-goreslavskiy-perehodit-na-rabotu-v-kreml

27. Паризер Э. За стеной фильтров. Что Интернет скрывает от вас? — М., 2012

28. Почепцов Г. Персонализация поиска в интернете — взгляд Эли Паризера // osvita.mediasapiens.ua/mediaprosvita/research/personalizatsiya_poiska_v_internete_vzglyad_eli_parizera/

29. Hempel J. Eli Pariser predicted the future. How he can’t escape it // www.wired.com/2017/05/eli-pariser-predicted-the-future-now-he-cant-escape-it/

30. Плакроуз Х. Как французские «интеллектуалы» Запад развалили: постмодернизм и его последствия в кратком изложении // dynamic-of-civilizations.ru/obshchestvo/107-kak-frantsuzskie-intellektualy-zapad-razvalili-postmodernizm-i-ego-posledstviya-v-kratkom-izlozhenii.html