Технологии и патронаж: откуда берутся «мэрские рейтинги»

Если верить недавним рейтингам, то среди всех областных центров Украины именно в Харькове работают лучший мэр и губернатор. По крайней мере, с разницей в две недели на украинских информационных сайтах появились соответствующие новости со ссылками на исследования социологической группы «Рейтинг» и общественной организации «Комитет избирателей Украины».

В КИУ использовали методику экспертного опроса (а также анализировали динамику некоторых социально-экономических показателей), а вот «Рейтинг» опрашивал непосредственно жителей областных центров. Их количественное исследование характеризуется большой как для межвыборного периода выборкой – 19 200 респондентов (хотя в разрезе каждого отдельного города подвыборка в 800 анкет – это не так уж и много). Итоговый отчет на 232 страницах-слайдах, вероятно, заслуживает большего, чем тиражирование заголовков по типу «Кернес – лучший!».

Исследование «Рейтинга» представляется удачной эмпирической базой для анализа того, как воспроизводятся и легитимизируются региональные политические режимы на примере Харькова. Что делает Кернеса – Кернесом, готовы ли харьковчане помыслить другой тип власти, будет ли следующий мэр «Кернесом 2.0.», и что с этим всем делать?

Цифры не врут?

Но вначале следует сделать несколько предварительных замечаний в отношении самого исследования. Электоральная социология в современной Украине столкнулась с серьезными трудностями. «Рейтинг» утверждает, что достижимость респондентов составила 67,2%: с одной стороны, по американскому стандарту минимально допустимым считается значение 75%, но с другой – в нынешних реалиях, и 67% для поквартирного опроса кажется завышенным показателем. Особенно в больших городах, где респонденты традиционно хуже идут на контакт – многие боятся открывать дверь посторонним, не желают говорить с ними о политике, опасаясь последствий, не верят в анонимность «поквартирного опроса», не хотят тратить время на громоздкие анкеты. Так что если достижимость респондентов действительно составила 67%, то надо отдать должное «полевикам» «Рейтинга».

Еще один тонкий момент, который часто ставит в тупик социологов – прогнозирование явки. Согласно отчету «Рейтинга», о своем нежелании голосовать на выборах заявили только 22% опрошенных харьковчан (а еще 28% не смогли определиться, исходя из предложенного списка партий). При этом в действительности Харьковская область – один из «лидеров» по абсентеизму (особенно после событий 2013 года), а явка на выборах разного уровня составляет не более 48% (например, на выборах в Нововодолажской ОТГ 30 апреля 2017 года проголосовало только 26,6% избирателей).

Но главное – сама специфика «открытой социологии» как жанра. В отличие от «закрытой социологии», нацеленной на эксклюзивное обладание объективной информацией, «открытая социология» всегда выполняет программирующую функцию. Расходящиеся по СМИ цифры не просто информируют, но предопределяют необходимое поведение как у электората, так и (важнее) селектората. Отсюда и громкие заголовки по типу «Только 5 партий преодолевают проходной барьер», «В первом туре президентских выборов победит Иванов», «Петров – лучший мэр», в которых часто используются манипуляции.

Например, можно забыть «перевзвесить» результаты перед делением на «проходных» и «непроходных», или, несмотря на заявленную статистическую погрешность в ±3,5%, начать делать выводы о победе кого-то над кем-то при минимальной разнице. Всю «грязную работу» за социологов делают медиа, которые готовы из вводной «A=20%, B=19,9%, C=19,8%» сделать заголовок: «А и В выйдут во второй тур, А — победит». Журналистам нужны рейтинги/просмотры, и даже осознавая заложенные манипуляции, они «упрощают» результаты для своей аудитории. Понимая всё это, партии и отдельные политики часто становятся «дополнительными заказчиками» подобного PR-продукта в рамках масштабных исследовательских проектов, финансируемых западными донорами.

Несмотря на всё вышесказанное (разумеется, безотносительно к «Рейтингу»), полученные результаты иллюстрируют определенные тенденции и общественные настроения. И действительно, 22% опрошенных харьковчан «очень довольны» работой мэра, 51% — «скорее довольны», 10% — «скорее недовольны», 5% «совсем недовольны», 2% — не знают кто это, и еще 10% затруднились с ответом.

Манипулировать цифрами не сложнее, чем словами: и если сторонники городского головы заполняли информационное пространство месседжем «Кернес – лучший мэр», то оппоненты вполне могли бы рассчитать средний индекс (3,75) среди ответивших (такие шкалы часто интерпретируются как порядковые пятибалльные, где «3» — нейтральная категория или «затруднившиеся») и низводить пафос тезисом «Харьковчане оценили Кернеса на тройку». И это тоже была бы манипуляция, потому как корректнее оценивать медиану (в данном случае = 4), да и банальное округление того же индекса не позволяет говорить ни о какой «тройке», но взгляд читателя уже зацепился за первую цифру… Цифры не врут, но их интерпретаторы – постоянно.

«Крепкий хозяйственник»

Несколько показательных моментов из блока «Оценка местной власти»:

1. Отношение харьковчан к горсовету (6% «пятерок» и 42% «четверок») существенно хуже, чем к мэру. Воспроизводится ментальная установка «хороший царь – плохие бояре», когда весь негатив соотносится с безликими «сучьими псами» (депутатами, чиновниками). В действительности, ситуация аналогична той, что сложилась в современной России или Беларуси на общегосударственном уровне, а некоторые обозреватели в «собачьей будке» Порошенко уже усмотрели дрейф и украинского режима к аналогичной модели.

2. Обоснование своих высоких оценок мэру харьковчане не связывают с такими характеристиками его работы, как «прозрачность» (12 место из 24-х), «допуск общественности к принятию решений» (20 место), «открытость тендеров» (23 место), «доступ к информации о бюджете» (17 место), «доступ к проектам решений, планам развития города» (23 место). 70% опрошенных харьковчан считают «существенной» или «скорее, существенной» проблему коррупции на уровне местной власти.

3. В отсутствии всех вышеперечисленных характеристик (видимо, еще не актуальных для харьковчан), положительной оценке мэра способствует образ «крепкого хозяйственника». По сводному индексу качества предоставления услуг (вывоз мусора, транспортная инфраструктура, работа коммунальщиков, места отдыха и т.п.) Харьков уступил только Виннице. Харьковчане – «люди прагматичные»: например, в вопросе «Что для Вас важнее – демократия или успешная экономика?» наш город занял 3-е место по близости к «экономическому полюсу» (соотношение 15% на 70%), равно как и в выборе между ценностями «порядка» и «свободы» Харьков оказался далек от либеральных идей (67% на 13% за «порядок, даже при ограничении демократических прав и свобод»).

Для неопатримониальных режимов, где элементы традиционного патримониального господства сочетаются с современными практиками и формальными институтами, это вполне ожидаемые ценностные установки. Таким образом, вопрос заключается не в том, почему мэры в Украине воспринимают свои города как частные владения и выступают одновременно: (а) «патронами» не только для местных бизнесменов, но и директоров школ или главврачей; (б) «клиентами» для, иногда, губернаторов, «олигархов», ближайшего окружения президента или него самого. Интереснее, за счет чего некоторым мэрам удается не просто успешно переизбираться, но и действительно пользоваться популярностью среди избирателей, используя этот электоральный ресурс (на четко ограниченной периферийной территории) при переговорах с «центром».

Мэрские технологии

Во-первых, мэры объективно по-разному справляются с управлением в своих городах. «Оказание услуг» горожанам является, по сути, побочным продуктом их деятельности, но мотивация делать это если не эффективно, то хотя бы интенсивно, у мэров есть: (а) извлечение ренты; (б) увеличение электорального ресурса. Первый мотив сильнее: именно поэтому в N-й раз на одной улице может перекладываться асфальт, и поэтому мэры заинтересованы в «глобальных инфраструктурных проектах» в своих городах. В условиях финансовой децентрализации бюджеты городов (и ОТГ) растут, что позволяет извлекать еще больше ренты. Вся эта бурная деятельность по освоению бюджетных средств находит отклик у избирателей в таких типичных установках: «этот хоть что-то делает, а оппоненты только говорят». В неопатримониальных режимах граждане не воспринимают бюджетные средства как свои – распоряжение ими со стороны местной власти воспринимается как «добрая воля господина». Любые атаки по линии антикоррупции (а по негативному отношению к НАБУ Харьков – один из «лидеров») сталкиваются с устойчивым блоком большинства избирателей: «пусть ворует – все воруют – но этот хоть что-то делает».

Во-вторых, команды мэров по-разному работают в информационном пространстве. В теории, эффективной деятельностью городской власти можно считать ту, которой не видно. Если обыватель не замечает, что снег плохо расчищен или мусор не вывезен – значит, работа налажена. Но в электоральном плане это проигрышная стратегия для мэров, поэтому крайне важно научиться показывать то, чего нет. То есть, монотонно доносить до избирателей, что то, чего нет – это как раз и есть результат кропотливой работы власти. Харьков является примером того, как при неразвитом (по сравнению с другими областными центрами) региональном телевидении, мэрия воспроизвела для избирателей привычный советский формат массового информирования. Превращенные в видео-дневник дворников и дорожных рабочих вечерние новости играют крайне важную роль в поддержании имиджа «крепкого хозяйственника», ведь мэр присутствует в них повсеместно.

Из-за проблем со здоровьем Геннадий Кернес не может поддерживать прежний уровень активности, но количество его упоминаний в новостях осталось неизменным – он присутствует в интервью его «клиентов», в журналистских подводках, в синхронах простых прохожих (кстати «прохожий» для харьковских избирателей является гораздо более серьезным авторитетом, чем «эксперт», к которому у большинства возникает стартовая статусная антипатия). И пусть сами харьковчане заявляют о тотальном недоверии к общенациональным (антипатия к проукраинской пропаганде) и региональным СМИ – 23-е и 24-е места соответственно среди 24-х городов по отношению к медиа при совокупном негативном балансе – тут, скорее, имеет место «парадокс Лапьера» (т.е. несоответствие установок/заявлений и реального поведения).

Третьей (по счету, но не по значимости) переменной, от которой зависит жизнеспособность установившегося локального режима, является умение мэров выстраивать патронажные сети внутри города и параллельно находить собственных патронов. К внутренней сети, безусловно, относится структура исполнительных органов горсовета, все коммунальные предприятия, учреждения и организации (включая не только сектор ЖКХ и городской транспорт, но и школы, больницы, рынки, парки итп). Бизнесу также приходится вступать в отношения клиентелы с мэрами по мере столкновения с вопросами, регулирующимися горсоветом. На эффективное выстраивание таких сетей нужно время, поэтому мэром тяжело стать (показательны харьковские выборы 2010 года), но достаточно легко переизбраться.

Что касается внешней клиентелы, то президент Украины, его партия и ближайшее окружение, безусловно, заинтересованы в патронаже над электорально-ресурсными мэрами, которые с помощью мобилизации своих внутренних сетей и/или «эффекта отождествления» обеспечат результат в своих вотчинах на ближайших общенациональных выборах. Для большинства самих мэров партийно-идеологическая оболочка – вторична. Показательны стратегии 4-х самых популярных, согласно исследованию «Рейтинга», городских глав: они могут присоединяться к рейтинговым на территории города партпроектам («свободовцы» Сергей Надал в Тернополе и Руслан Марцинкив в Ивано-Франковске), создавать собственные локальные проекты («Доверяй делам» мэра Одессы Геннадия Труханова) или забирать франшизу практически «нулевых партий» (без рейтинга и антирейтинга) как это и произошло в Харькове с «Відродженням». Впрочем, сравнительный анализ региональных политических режимов и стратегий мэров областных центров заслуживает отдельного рассмотрения.

Рекомендации

В политической теории есть два удачных греческих термина – «изотимия» и «мегалотимия» – описывающих разные формы жажды признания себя как «равного» или «высшего» соответственно. Харьков – это, безусловно, «мегалотимополис»: амбиции «первой столицы» и преобладание региональной идентичности над национальной не позволяют довольствоваться «изотимической» установкой. И вполне возможно, подобные триумфальные результаты социологических исследований попадают в Харькове на очень благодатную почву,  что, однако, не снимает необходимости в их критическом анализе.

С одной стороны, можно было бы остановиться на констатации: есть законно избранный популярный мэр, есть относительно (других городов) эффективная хозяйственная деятельность как побочный продукт рентоизвлечения, есть низкая восприимчивость общества к ценностям демократии, свободы, совместного управления. Однако постоянное воспроизводство однотипного режима (и условный «Кернес 2.0.» в качестве следующего мэра) не позволит Харькову и Украине вырваться из нищеты. Улавливая запросы демоса (на риторику, стиль, формат единоначалия) и повсеместно воспроизводя их, политики только усиливают патернализм и безответственность общества. Как сделать иначе и возможно ли это – вопрос, разумеется, ни одного дня (а, может быть, и поколения), но, среди прочего, можно взять на вооружение следующие меры.

Во-первых, разгосударствление СМИ (и не только печатных, по которым с 1.01.2016 уже вступил в силу закон), де-факто выполняющих агитационные функции в интересах местной власти за деньги самих украинцев.

Во-вторых, борьба с монополиями в сфере ЖКХ и создание конкурентного рынка предоставления коммунальных услуг.

В-третьих, в рамках реформ образования и медицины необходимо вывести школы и больницы из статуса зависимых от департаментов горсовета. Например, в школах кадровые решения должны приниматься родителями, а не министерскими или городскими чиновникам. Сами учреждения образования должны стать «территорией без политики» – то есть без агитационных «перерезаний ленточек» и публичного «вручения подарков». Учителя и врачи не должны допускать к работе в избирательных комиссиях.

В-четвертых, следует внедрять альтернативные решениям горсовета методы совместного управления делами города. Например, в нынешнем виде электронные петиции, подписанные 5 тысячами харьковчан (а это больше, чем набрал любой из депутатов горсовета на выборах в 2015 году) носят формально-консультативный, а не императивный характер – их роль следует усилить. И петиции являются далеко не единственным инструментом e-демократии – «общественные online-слушания», «бюджеты участия», «альтернативные online-горсоветы» и другие механизмы должны активнее внедряться в городах Украины.

Рискнем предположить, что именно «интернетизация» общества, снижающая роль манипуляций в традиционных медиа, в долгосрочной перспективе вовлечет больше граждан к совместному управлению и поможет украинцам переосмыслить свою роль в отношениях «государство» — «гражданин».

Материал подготовлен в рамках проекта, реализуемого при финансовой поддержке Европейского фонда демократии (EED) и Правительства Канады