Больше всего на свете украинцы любят создавать себе «священных коров». Вы не замечали ? Создавать, всячески лелеять их, а затем безжалостно в них же разочаровываться.
Одной из таких «коров», без преувеличения, является Европейский Суд по правам человека. Правда, разочарования в нем украинцы пока не ощутили. Об этом свидетельствует хотя бы такая статистика: по состоянию на февраль 2017 г. Украина занимает первое место по количеству обращений в него – 18850, что составляет примерно 21,5 % от общего количества жалоб в «страсбургском пироге». Заметим попутно, что второе и третье места занимает не Россия, как еще несколько лет назад, а а вполне развитые страны мира – эрдогановская Турция с 17800 (20,3 %) и Венгрия с 9800 жалобами (11,2 %).
Разочарование пока испытали, пожалуй, лишь те граждане, которые уже успели непосредственно столкнуться с Европейским Судом и чьи жалобы в большинстве своем были оставлены без рассмотрения, да еще обслуживающее таких граждан юридическое сообщество, не всегда способное оперативно подстроиться под постоянно меняющиеся требования секретариата Суда.
В этой связи возникает вопрос: достоин ли Европейский Суд подобного доверия ? Всегда ли его решения юридически безукоризненны, а сложившаяся практика – последовательна ?
Возьмем, к примеру, остроактуальную для Украины тему люстрации. Несложно заметить, что в данном вопросе позиция ЕСПЧ характеризуется метаниями от одного полюса к другому. Скажем, в деле Жданок против Латвии, решение по которому было вынесено в 2004 г., Суд констатировал нарушение прав заявительницы, члена КПСС в период распада Советского Союза и по этой причине снятой с парламентских выборов, на том основании, что ее действия после достижения Латвией независимости не представляли угрозу конституционному строю. Но уже двумя годами позднее Большая палата Суда пересмотрела первоначальное решение с противоположным результатом: акцент был сделан на концепции «демократии, способной защитить себя» и на «поле усмотрения» государств при установлении критериев пассивного избирательного права. Голосовавший против этого решения судья из Словении Зупанчич так объяснил отказ власти регистрировать кандидатуру Жданок: «Причина этого отказа в том, что у г-жи Жданок имеется реальный шанс быть избранной. Вот и вся демократия».
Не будем также забывать, что толкование Конвенции о защите прав человека и основных свобод 1950 г., на страже которой стоит ЕСПЧ, даётся не каким-то абстрактным судом, а судом, состоящим из судей, каждый из которых «загружен» собственным правопониманием и представлениями о справедливом. В Европейском Суде, в котором сошлись 47 судей, представляющих 47 государств с их культурными и правовыми традициями, судей, нередко прошедших подготовку или стажировки за пределами своей страны или даже Европы, имеющих различный профессиональный опыт (преподаватель, судья, адвокат, дипломат, депутат), – субъективный фактор в принятии решений как нигде велик.
Так, в деле Даджена (Dudgeon v. UK, 22 October 1981) об уголовном преследовании в Северной Ирландии за акты гомосексуального характера, судья Мехмед Зекия писал в своём особом мнении: «Конечно, с одной стороны, меня могут счесть пристрастным, поскольку я являюсь кипрским судьёй. Однако, с другой стороны, можно предположить, что я нахожусь в лучшем положении и способен предсказать взрыв общественного возмущения, который последует на Кипре или в Северной Ирландии, если эти законы будут отменены или изменены в пользу гомосексуалистов. Население обеих стран весьма религиозно и придерживается традиционных моральных ценностей… В демократическом обществе большинство создаёт закон. Мне представляется странным и огорчительным, когда при уважении личной жизни недооценивают необходимость сохранения в силе закона, который защищает моральные устои, так высоко чтимые большинством».
Но особенно показательным в этом отношении выдался 2015 год. В постановлении по «делу Ламбера» (Lambert et autres c. France, G.C., 5 Juin 2015) Суд, сам того не желая, вернулся к вопросу об эвтаназии, от которого он пытался уйти в деле Претти (Pretty v. UK, 29 April 2002). Постановление по делу Ламбера опиралось на другие прецеденты, в которых Суд однозначно высказался за обоснованность права на усмотрение государств, запрещающих так называемую активную эвтаназию (введение медицинских препаратов либо другие действия, ведущие к быстрой и безболезненной смерти), не находя в них нарушений статей 2 (право на жизнь) и 8 (право на уважение частной и семейной жизни). И тут – зелёный свет действиям по прекращению поддерживающей терапии больного, находящегося несколько лет в бессознательном состоянии после дорожно-транспортного происшествия. При этом Суд оговаривается, что «речь идёт не об эвтаназии, а о прекращении лечения, которое искусственно поддерживает жизнь» (§ 141) – позиция, против которой решительно высказалось меньшинство, заявив, что «речь идёт именно об эвтаназии, которая не хочет назвать своего имени».
Заключительную часть совместного особого мнения судей из Азербайджана, Словакии, Грузии, Мальты и Молдовы приведём без какого-либо комментария: «В 2010 году, отмечая своё пятидесятилетие, Европейский Суд принял титул «Совесть Европы», опубликовав книгу именно под таким названием. Если предположить, в порядке дискуссии, что какое-то учреждение, в отличие от составляющих его людей, способно обладать совестью, то такая совесть должна не только сочетаться с хорошей информированностью, но и основываться на высоких моральных и этических принципах. Эти принципы всегда должны служить ориентиром, какие бы «правовые плевелы» ни прорастали в ходе рассмотрения дел. Недостаточно признать, как это сделано в § 181 настоящего постановления, что дело «касается сложных медицинских, правовых и этических вопросов»; сама суть совести, основывающейся на recta ratio (правильном разуме – авт.), заключается в том, чтобы этические вопросы могли формировать ход правовой мысли и подводить её к надлежащему выводу. Именно это и значит иметь совесть. Мы сожалеем, что Европейский Суд настоящим постановлением лишил себя этого титула».
Короче говоря, Европейский Суд является одной из многочисленных европейских институций, не свободной от внутренних противоречий и конфликтов. Как и любая другая европейская институция, он не нуждается ни в обожествлении, ни в развенчании со стороны украинцев. Единственное, что необходимо – глубокое изучение его деятельности с тем, чтобы не впадая ни в одну из указанных крайностей, со временем преодолеть тот чудовищный разрыв, который все еще существует между Европой и нашей страной в правовом развитии.