sur42

Информация действует как наркотик, что стало особенно заметным сегодня, когда человек проводит все больше времени в соцсетях. По сути он более не нуждается в мире, то есть в первичных ощущениях, ему более необходимы описания этих ощущений, сделанные другими. Конечно, он не может побывать физически во всех описываемых местах, поэтому он всегда будет опираться на чужие описания.

Элементы подобного преобладания информационного или виртуального знания над знанием физического порядка существуют давно. В девятнадцатом веке, когда Россия находилась под обаянием французской мягкой силы, человек, никогда не бывавший во Франции, мог все равно знать Париже лучше француза. Далекое мы можем любить больше близкого, поскольку видим его в ореоле. По сути мягкая сила, акцентируя позитив, работает точно так же над созданием ореола.

Перестройка легко снесла казалось бы монументальные советские баррикады по причине давно проникшего в советские умы «обаяния» Запада. Перестройка формировалась новыми СМИ, но базировалась на образах, созданных старыми СМИ, когда гневно обличавшие Запад советские телепроповедники одновременно создавали головах иную картину западного мира.

Чем можно объяснить столь сильное действие коммуникативных технологий? Мы в большой степени живем в рамках одних эмоций и одних действий. Почти моментально начинаем покупать одни модели телефонов, читаем одни и те же книги, смотрим те же сериалы. По сути мы больше похожи, чем непохожи друг на друга.

Человек как социальное животное настроен на повторение чужого поведения. Как показывает теория спирали молчания Э. Ноэль-Нойман, мы просто боимся оказаться в меньшинстве [1]. Это укоренившееся наследие прошлого, но по сути и настоящего, поскольку обвинители всегда и везде выступают от имени большинства. Никто не имеет права быть другим, когда мы такие. Д. Быков как-то написал, что все, кто хотел изменить Россию, выталкиваются или в эмиграцию, или в могилу. А завершает он эти рассуждения следующей фразой: «Девиз всякой истинной любви и всякого подлинного русского патриотизма сформулировал еще Чехов: «Лопай, что дают»» [2]. И это характеристика любого государства, поскольку выражение патриотизма в нем всегда захватывает группа профессиональных патриотов, не допускающая в свои ряды любителей.

Подъем всегда выталкивает вперед романтические представления о будущем. Но следующее за ним падение уже не приемлет этих песен, ему требуются другие. И в том, и в другом

случае единицей является толпа, то есть группа одинаково думающих и действующих людей. Человеку всегда комфортнее быть в толпе, чем в одиночестве. Во все времена это является более безопасной стратегией поведения.

Объяснение этому можно найти в функционировании открытых в девяностых так называемых зеркальных нейронов. Итальянский нейропсихолог Дж. Риззолатти обнаружил, что обезьяны в мозгу повторяют те действия, которые видят перед собой. Делая эксперименты, психологи вышли на ланч, а когда вернулись с мороженым в руках, увидели, что от обезьяны, с которой не снимали электроды с головы, идут на экран сигналы как будто она тоже есть мороженое. Любое действие, которое мы видим, мы таким образом повторяем в голове. Сегодня психологи объясняют работой этих нейронов не только эмпатию, но и эволюцию языка [3]. Аутизм теперь связывают с дефектностью этих нейронов [4]. Самое главное в том, что они позволяют нам понимать интенции других людей.

Коммуникативные технологии — это не только носитель информации как, например, книга, но мысленное оформление сообщения в виде текста или изображения. Роман — это коммуникативная технология, отличная от новости в газете. История — это тоже коммуникативная технология рассказывания о прошлом так, чтобы настоящее являлось его единственным правильным порождением.

Раз коммуникативная технология описывает мир под своим углом зрения, то она каждый раз создает на выходе иную модель мира. Эта модель мир, воздействуя на мозги людей, начинает формировать реальный мир под свое описание. Человек в принципе видит то, что внесено в модель мира, и не видит того, чего там нет.

Касториадис говорит, что произведение искусства дает форму хаосу, тем самым совершая переход от хаоса к космосу [5]. СМИ мы также можем трактовать по его модели «окна в хаос». Все время идет перевод многофакторного феномена в реальном мире в однофакторный в мире информационном. Поэтому возникает множественность описания одного и того же события, все из которых являются правдивыми, но они при этом могут противоречить друг другу. Правда 1 может не совпадать с Правдой 2, хотя они и описывают один объект.

СМИ являются наиболее распространенной технологией, формирующей массовое сознание. Для каждого отдельного человека они является максимально объективной технологией. Однако это описание описание делается, исходя из модели мира, принятой в данном сообществе (например, разведчик — шпион или сепаратист — ополченец). Принятая и разделяемая смысловая матрица в принципе не позволяет понимать, как это выглядит в другой матрице.

Популярні новини зараз

Відразу на 25 гривень: в Україні різко змінилися ціни на яйця та олію

Поляки можуть зіткнутися із серйозною проблемою через мобілізацію в Україні: у чому причина

Шольц відмовився розмовляти з Путіним до виведення російських військ з України

Мобілізація транспортних засобів: у кого та які авто почнуть вилучати вже у травні

Показати ще

К тому же, человек видит только мельчайшую долю того, что в этот момент происходит, и уже в самой ситуации отбора лежит существенное искривление объективности, поскольку рассказывается об этом, а не о том. Об этом говорит известная теория привратника/gatekeeper. Из условного миллиарда событий информационное агентство заинтересуется сотней, а из нее только десять событий попадут в новостную тв-программу. Отбирая одно, мы одновременно уничтожаем другое. Однако и то, и другое является правдой. И та, и другая картина мира будет правдивой, но они будут разными, иногда даже принципиально разными.

СМИ оказались в центре построения мира, поскольку они более вездесущи, чем, например, роман, и имеют очень быстрое обновление. Роман может десятилетиями изучаться в школе или университете, не теряя своей ценности. Сегодняшнее газетное сообщение уже не будет иметь такой ценности завтра.

П. Лазарсфельд и Р. Мертон назвали три функции массовой коммуникации [6]: присвоение статуса, укрепление социальных норм и наркотизирующая дисфункция. Они назвали это дисфункцией, поскольку ее результатом является состояние политической апатии и инертности граждан.

Работа этого механизма описывается ими следующим образом: «Доступность информационных потоков для рядового слушателя или читателя в зачастую способствует их усыплению, наркотизации, нежели активности. Все большая часть времени отводится чтению и прослушиванию и, соответственно, меньшая часть может быть уделена организованному социальному действию. Индивид читает сообщения о проблемах и даже может обсуждать альтернативные варианты действий. Однако все это в значительной мере относится к области интеллектуальной. Тем самым не происходит даже отдаленной активизации организованного социального действия. Гражданин может быть доволен своим высоким уровнем интереса и информированности и не замечать свою оторванность от принятия решений и действий. Короче говоря, он рассматривает свои вторичные контакты с миром политической реальности — чтение, прослушивание, размышления — как замещающее действие. Он делает ошибку, отождествляя знания о проблемах дня с действиями в отношении них. Его социальное сознание остается абсолютно чистым. Он находится в курсе дела. Он информирован. Он имеет массу идей о том, что должно быть сделано. Однако, после того как он пообедал, прослушал свою любимую радиопрограмму и прочел вторую за день газету, приходит время отходить ко сну».

Следует отметить, что Интернет многократно усилил описываемую тенденцию порождения пассивности населения, когда человек, «отметившийся» в комментах, чувствует себя политическим деятелем.

Интересно, что цветная революция, будучи также по своему существу информационной, действует в противоположном отношении — поднимает людей на действия, акцентируя, что все уже присоединились к протестам. Перед нами типичная методология подталкивания (nudge), когда инструментарием становится опора социальную норму.

Это удается делать, изменив формы подачи протестности. Как правило, доминирующие телеканалы демонстрируют протестность с негативным оттенком. Там обязательно покажут мусор и пустые бутылки, оставшиеся после протестного митинга. Украинские телеканалы всегда показывали в случае митинга компартии каких-то стариков с портретом Сталина в руках и даже где-то могли найти старуху с козой.

Такой негативный контекст полностью перечеркивает протестность. Изменив форму подачи, демонстрируя на экране известных людей, включенных в систему протестности, человека выталкивают из позиции наблюдателя, сидящего у экрана, на позиции участника события. При негативной подаче информации он не хочет объединиться с протестующими, при позитивной — это желание в нем появляется.

Известный антрополог Г. Бейтсон, который во время войны работал в американской разведке, а после войны был участником дискуссий, приведших к созданию кибернетики, тогда там были не только математики, но и представители социальных наук, подчеркнул в одной из своих статей, что человеку интересен не столько факт-событие, как стоящая над им модель взаимоотношений.

Бейтсон писал: «Млекопитающие в целом (а люди среди них) придают огромное значение не эпизодам, а паттернам своих отношений. Когда вы открываете дверцу холодильника, а кошка подходит и начинает издавать определенные звуки, она говорит не о печенке или молоке, хотя вы можете прекрасно знать, что она этого хочет. Вы можете правильно догадаться и дать ей это (если только это есть в холодильнике). В действительности кошка говорит нечто об отношениях между нею и вами. Если перевести ее сообщение в слова, это было бы нечто вроде: «Зависимость, зависимость, зависимость». Фактически она говорит о весьма абстрактном паттерне в рамках отношений. Ожидается, что из этого высказывания о паттерне вы пойдете от общего к частному, к дедукции «молока» или «печенки»» [7].

От СМИ мы ждем того же. Рассказ о загнивающем американском империализме из уст В. Зорина мог иметь любой набор фактов, интерпретация которых уже была заранее известна. И то его передачу несколько раз закрывали. Об одном таком закрытии рассказал сам В. Зорин: «Существовала пропагандистская установка, что вследствие ядерной войны капитализм погибнет, а социализм останется цел. Мне она с самого начала казалась достаточно сомнительной, и когда у меня в студии были наш знаменитый медик Евгений Иванович Чазов и американский ученый, нобелевский лауреат Бернард Лаун, я спросил их, что они думают о последствиях ядерной войны. Чазов ответил афористично: «Если ядерная война случится, то радиоактивный пепел социализма ничем не будет отличаться от радиоактивного пепла капитализма». На следующий день меня вызвал к себе Михаил Андреевич Суслов, очень возмущался, говорил, что из-за нас он теперь не знает, как поддерживать моральный дух в рядах вооруженных сил — и передачу закрыли. Но Чазов, который был лейб-медиком Леонида Ильича, выбрал подходящий момент, поговорил с Брежневым, и тот распорядился «Девятую студию» в эфир вернуть» [8].

Интересно, что высказывание Д. Киселева о ядерном пепле, когда он сказал, что Россия — это единственная страна, которая «способна превратить США в радиоактивный пепел» является повтором требования Суслова [9]. При этом Киселев однотипно забыл, что в такой войне пепел возникает с двух сторон, а не с одной.

СМИ создают модель мира, облегчающую управление. По этой причине достаточно часто ради картинки на экране происходят события в реальной жизни, хотя мы все считаем, что действует обратная зависимость. Советская модель была еще более сложной. Как считалось, «сегодня в газете, завтра — в куплете», и это говорит о том, что в куплете не могла появиться жизнь, а только та жизнь, которая описана, то есть сконструирован газетой, то есть отражалась не жизнь, а газета.

Жизнь советского человека была сконструирована. Отсюда сильнейшая роль пропаганды всех видов: от школы до газеты. Все это прикрывалось идеологией, но на самом деле все это функционировало скорее как религия, запрещавшая любое чужое/чуждое поведение. Речь могла идти только о жесткости или мягкости наказания за такое отступление от нормы.

Л. Гудков говорит о советском феномене огосударствления всего и вся. Формирование советского человека он видит в таких рамках: «Советский человек возник примерно к концу 1930-х годов. Какая-то часть этого поколения была уничтожена во время войны, во время террора, и по-настоящему он начал выходить на поверхность и становиться таким доминантным массовым типом, конечно, после войны, во время позднего СССР, во время позднего социализма» [10].

Он видит существенные «недостатки» объекта воздействия советского человека в начальный период: «Степень индоктринации населения в тридцатые была существенно ниже, чем в пятидесятые и шестидесятые. Просто представьте себе, что в тридцатые годы средний уровень образования в стране, к концу тридцатых, был три класса. Люди с трудом читали газету. Радио только-только начинало проникать. И понимать все сложности коммунистической идеологии…»

Десятилетия работы — и советский человек был сформирован с помощью школы, вуза, газеты, кино. Это не советский человек времени распада СССР, который уже не был по сути советским. СССР распался как сверху, о чем все говорят, подчеркивая роль А. Яковлева или М. Горбачева, но и снизу, поскольку «советское» уже тогда стало анахронизмом, а идеология — безобидным ритуалом.

Возник канон советского человека, но была возможность разнообразных отклонений от этого канона. С ними могли бороться, как, например, был период борьбы со стилягами, на поиск которых выходили народные дружинники. Но это уже не было смертельно.

В пик репрессий не обращали внимания на абсурдность обвинений, поскольку важен был результат, выполнение плана по аресту врагов народа. Ю.Макаров, например, рассказал о человека, у которого нашли учебник латинского языка и посадили как латинского шпиона [11]. А известный создатель советской радиолокации, а потом и кибернетики А. Берг также попал в эти жернова, но спасся благодаря вмешательству Сталина. С ним на следствии произошел следующий случай: «На допросах Акселя Ивановича сильно били… Берг сломался. Попросил лист бумаги, начал писать чистосердечное признание, в котором признавал себя виновным в том, что в течение ряда лет осуществлял шпионскую деятельность в пользу ВМФ Швейцарской конфедерации. Следователь допрос сразу же закончил, время окончания допроса проставил и побежал по начальству. Не догадался, что Швейцария военно-морского флота не имеет… » [12].

Власть обладает самым разным инструментарием, позволяющим удерживать поведение гражданина в нужных пределах. Власть начинает эту работу с детства, любя и поднимая на пьедестал тех, кто достигает в этой сфере наибольших успехов, например, А. Макаренко, писавшего в своей «Педагогической поэме», что надо бы ввести ОТК как на заводах, когда мы имеем дело с формированием человека.

Это была цель создания нового человека. Но, как показывает история, все страны пытаются унифицировать человека. Советник консервативной партии Великобритании по философии (оказывается, что есть и такие должности) как-то заметил, что и капитализм, и коммунизм атомизировали человека, чтобы облегчить управление им.

Л. Гудков описывает результат создания советского человека в следующем виде: ««Правильный» советский человек не может представить себе ничего, что находилось бы вне государства. Для него негосударственные медицина, образование, наука, литература, экономика,производство и т.п. или просто невозможные вещи, или – как это стало уже в постсоветские времена – нелегитимные, или дефектные институции.Он целиком принадлежит государству, это государственно зависимый человек, привычно ориентированный на те формы вознаграждения и социального контроля, которые исходят только от государства, причем, государства не в европейском смысле (государства как отдельного от общества института), а пытающегося быть «тотальным», т.е. cтремящегося охватывать все стороны существования человека, играть в отношении него патерналистскую, попечительскую и воспитательную роль. Но одновременно он знает, что реальное государство его обязательно обманет, «наколет»,не додаст что-то даже из того, что ему «положено по закону», будет всячески стараться выжать из него все, что можно, оставив ему минимальный объем средств для выживания. Поэтому он считает себя в полном праве уклоняться от того, чего от него требует власть (халтурит, поворовывает, линяет от разного рода повинностей). Он озабочен в действительности только тем, что важно для его благополучия или для благополучия его семьи и т.п.» [13].

В довоенное время сильная пропаганда «натыкалась» на слабого получателя, что полностью изменилось после войны. Кстати, по причине появления нового получателя и новых возможностей телевоздействия сегодня удалось «восстановить», например, Сталина [14 — 16]. Цепочка воздействия на входе и на выходе стала на порядок сложнее. При этом на Западе отмечают «восстановление» Гитлера, возвращение которого идет через массовую культуру [17 — 19]

СССР был обществом, построенном на мужских ценностях. Главными мыслями массового сознания было «если завтра война», отсюда культ армии, мобилизационная экономика и политика. Даже спортивные успехи — это по сути мужские успехи.

Нечто похожее можно увидеть в описании ислама Г. Дерлугьяном, когда он говорит: «В исламе четко проявляется матрица партизанского лагеря. Это религия великого воинского похода. Молитва, причем коллективная, пять раз в день — это способствует поддержанию дисциплины в лагере, от побудки до отбоя. Запрет на употребление вина. Перед молитвой нельзя пить, а поскольку молитва пять раз в день, то получается, что никакого алкоголя. Запрет на насилие и грабеж внутри лагеря. Кстати, отсюда, вероятно, и требование скромности, хиджаб для женщин. Женщины внутри воинского лагеря не должны носить броское, они не должны вызывать ревности и соперничества среди воинов. А за пределами лагеря совсем другая ситуация — есть дар аль-ислам (территория ислама), а есть дар аль-харб (территория войны). Зона войны — там другие законы совершенно, там можно захватывать рабов, захватывать наложниц, грабить три дня, а вот внутри — все, извини, заплати налоги, жертвуй бедным и быстро цивилизуйся, умерь свою воинственность. Это ведь тоже гениальная адаптация. Как направить энергию агрессии воинов-бездомовников, как их называли в XIX веке, вовне и запретить ее внутри?» [20].

Сильные империи в прошлом требовали сильных заборов, как для того, чтобы закрыться от других, так и для того, чтобы закрыть мир своим. Все три пространства — физическое, информационное и виртуальное — строго охранялись. Ведь любое столкновение в них могло вести к конфликту и войне. Постфактум империи могли живописать в виртуальном пространстве любые победы, хотя действительность не была столь красивой ни у одной страны.

Экс-директор Британского музея Н. МакГрегор упрекает британских историков в том, что они заняты только «солнечными» ее страницами [21]: «В Британии мы используем свою историю, чтобы чувствовать себя комфортнее, сильнее, напомнить себе, что мы всегда, всегда до самой глубины, были прекрасными людьми. Возможно, мы можем немного вспомнить о торговле рабами тут и там, о некоторых войнах тут и там, но то, на чем мы останавливаемся, является солнечным вариантом». Он предупреждает, что такое отношение к истории является опасным и прискорбным. Эти слова могут быть применимы к отношению к истории на всем постсоветском пространстве, тем более что здесь история еще слишком «свежа», чтобы иметь возможность отстраненно взглянуть на нее. Можно сказать, что история далекого прошлого имеет больше шансов стать объективной, чем история недавнего настоящего.

МакГрегор ставит в пример отношение и обращение с историей в Германии, при этом он говорит об искусстве забвения [22]: «Я был удивлен увидеть, что взрослые в Германии вообще не говорят о том, что случилось на войне. Только немцы моего поколения делают это. Это началось только после суда над Эйхманом, а потом позже после фильмов о Холокосте, когда начали думать о механике всего этого. Идея открытия того, что точно делали ваши отцы и деды, является очень тревожным опытом. Идея, что вы можете пойти и сделать такое, особенно в мире после Штази, беспрецедентна». Он подчеркивает, что во Франции и Англии формируется избирательная память, когда все является правдой, но в ней нет трудных частей.

На постсоветской территории история каждый раз является фундаментом под новое здание. Каждый раз фундамент оказывается другой формы, поскольку из него изымают все, что не требуется для легитимации нового режима. Потом непредсказуемая история начинает мстить, создавая конфликтные ситуации. А школа как главный инструмент пропаганды современных государств вынуждена все время переписывать свои учебники истории.

Оттепель, от авторства которой всеми силами «отбрыкивался» Н. Хрущев, обвиняя в самом термине Б. Окуджаву как сына троцкиста, хотя и сам Хрущев был, по правде, уцелевшим троцкистом, является временным отступлением от этой модели. Но ей удалось породить определенное число иных людей с другими интересами до того, как этот тип разрешенного поведения был закрыт. Даже В. Зорин, ярый антиамериканист на экране, говорил следующие слова: «Мы – шестидесятники. Хотя молодые люди почему-то считают, что к ним нужно относиться без должного уважения, что они свалились с Марса и начинали с чистого листа. Но ни в политике, ни в истории ничего с чистого листа не начинается. Шестидесятники были в более трудном положении, чем нынешние реформаторы. Они ошибаются, но они свободны. А шестидесятники начинали борьбу с тоталитарной системой в условиях существования самой системы» [23].

С другой стороны, в тот период система могла и не дать сбой, а просто дать возможность проявиться тем, с которыми потом можно и нужно было бороться. Но, возможно, что-то пошло не так.

Снятие Хрущева тоже можно связать с оттепелью, поскольку партноменклатура очень четко ощущает подобные периоды «поднятия головы» у населения. Боясь за себя, она принесла жертву — Хрущева. И все вернулось на круги своя. Строгие лица снова стали доминировать в нашей картине мира.

Л. Гудков вспомнил важную характеристику того периода, которую я также могу подтвердить, поскольку это было мое студенческое и аспирантское время: «Примерно с середины 60-х, с 1963 года, и до середины 70-х. Это был момент, когда вдруг оказался немножко приоткрыт мир, еще нельзя было никуда ездить, но открылась возможность чтения западной литературы. И вот эта приоткрытая дверь создавала пространство интеллектуальной свободы. И пошел процесс ускоренного усвоения западных идей, западного круга тем, западных проблем, которые воспринимались нами не как западные, а как общечеловеческие. Именно тогда, на стыке закрытого общества и открытого общества, возникли очень многие крупные люди – Мамардашвили, Лотман, Пятигорский, Аверинцев. Это был, как Пятигорский в одной из статей написал, метафизический момент. Понятно, что карьеры никто не собирался делать. Все было закрыто в этом смысле. Но возможности читать, не публиковаться, а читать, были совершенно невероятные. И народ кинулся, не подгоняемый ничем. Это была абсолютно свободная жажда знаний, не повторившаяся больше никогда!» [24].

Искусственное «зеркало» СМИ создавало тогда феномен «социализма с человеческим лицом». Примем гипотезу, что это был женский тип социализма, который по сути противоречил его природе.

В подтверждение мужской/женской модели можно привести слова Д. Быкова по поводу одного из текстов: «Это лучший текст Сорокина, хотя есть у него и не менее удачные, скажем так. А есть и менее. «Тридцатая любовь Марины» — это история всё о том же. Это история о том, как женская власть, женская система ценностей, более гибкая, в какой-то момент становится доминирующей в России 70-х годов» [25].

Затем «мужской социализм» избавляется и от Хрущева, и от женской модели «социализма с человеческим лицом», который потом возродится в Чехословакии, но будет раздавлен каноническим социализмом (без человеческого лица).

Все эти «волны» (типа оттепели или перестройки) были чисто информационными, за ними не стояла трансформация физического пространства. При этом информационное и виртуальное пространство трансформировались очень сильно. По сути и в движущие силы перестройки вписывают в первую очередь виртуальное пространство (например, фильм «Покаяние» с его весьма запутанной историей [26 — 31]).

С. Григорьянц, говоря о «Покаянии», ссылается на воспоминания главного редактора Госкино Грузии Сандро Тушмалишвили: «Фильм этот еще никому не известный, не показанный в Советском Союзе, странным образом уже в 1984 году попадает в Англию как подтверждение того, что в СССР назревают серьезные перемены: это все какие-то очень взаимосвязанные, идущие из одного учреждения истории.

– Мы подходим к фильму «Покаяние». Этот фильм имел довольно странную историю. Съемки фильма начинаются с 1982 года. Был такой хороший очень писатель Нодар Цулеискири, у которого был роман, назывался он «Гиена». В один прекрасный момент Шеварднадзе зовет к себе руководство Госкино Грузии, но прихожу я один: все считают, что будет расплата за фильм о чае и под разными предлогами увиливают. А он внезапно говорит о планах – что собираетесь делать. И потом вдруг, вроде бы спонтанно:

– Не считаете ли вы, что настало время снять фильм о трагических событиях 1937 года? И не вокруг да около, как у нас любят, а так – прямо в лоб?» [32].

То есть сам фильм, с точки зрения С. Григорьянца, был отнюдь не случаен, а являлся частью операции Шелепина — Андропова, включавшей в том числе расстановку представителей КГБ, таких, как Шеварнадзе, на разнообразные посты в будущем государстве. Кстати, отсюда и секретная карта, которую Горбачев развернул перед М. Тэтчер.

И вот мнение Н. Леонова, генерал-лейтенанта КГБ в отставке, который и был автором столь много упоминаемой записки КГБ по поводу Яковлева и Шеварнадзе (Леонов являлся на тот момент начальником информационно-аналитическое управление КГБ СССР): «Мне лично, по указанию Крючкова, довелось составлять документ по двум персоналиям: по Яковлеву и по Шеварднадзе. Это были именно записки, подготовленные лично мною и отпечатанные мною же на машинке (тогда ещё компьютеров у нас не было). Отпечатано было в одном экземпляре и для одного адресата – только для Горбачёва. Это был 1991 год, февраль-март. До гибели Советского Союза оставалось каких-то 8-9 месяцев. В этих документах были собраны все данные об их антипартийной, антигосударственной деятельности, и делался вывод, что эти люди – фактически противники нашего государства. Но вместо того, чтобы сделать какие-то выводы, Горбачёв взял и оба документа показал и Яковлеву, и Шеварднадзе. «Гениальный» ход! И те, конечно, взвились от ненависти к КГБ, потому что ясно было, откуда идёт документ. Что касается Шеварднадзе, то у нас были очень серьёзные подозрения, что он работает против государства. Достаточно сказать такие вещи. Он, не консультируясь ни с кем: ни с военными, ни с ВПК, ни с ЦК – на переговорах с американцами давал согласие на явные уступки по вооружениям. Он никогда не записывал свои беседы с иностранными деятелями, прежде всего, с госсекретарём США Бейкером. Шеварднадзе никогда не пользовался услугами советских переводчиков, а работал только с американскими переводчиками. Он никогда не вёл переговоры с американцами в советском посольстве, а всегда уезжал с ними на какое-нибудь ранчо и там уже они заседали…» ([33], о Яковлеве см. также [34]).

Благодаря подобным факторам крах советской системы не был таким неожиданным, как его представляют. Получается, что уже в советское время в СССР обитали постсоветские люди. Перестройка активировала в их число миллионы путем эксплуатации информационного и виртуального пространства (см. также о советском и постсоветском человеке [35 — 36]).

Информационное и виртуальное пространство не отражают действительность, хотя никто не хочет это признавать. Их модели мира существуют параллельно реальности и по этой причине могут конфликтовать с ней. Эти модели могут быть направлены на консервацию статус кво или на нарушение. Их целью может быть как стабилизация, так и дестабилизация.

Настоящее может быть разрушено, не только меняя модель мира настоящего. Настоящее может быть разрушено, меняя как модели прошлого, так и будущего. Во всех этих случаях настоящее перестает «работать», и человек теряет осмысленный взгляд на свой мир. Это точно соответствует модели внесения изменения К. Левина, состоящей из трех этапов («размораживание» старых представлений, внесение новых представлений, «замораживание» новых представлений). Пред-перестройка с перестройкой запомнились дефицитом всего и вся, что и требовалось для разрушения прошлой системы.

Спады и подъемы массового сознания, возможно, сегодня могут изучаться нейропсихологией, что даст возможность более четко видеть те темы, ради которых готовы подняться люди. Кстати, Оруэлл написал когда-то в рецензии на книгу Гитлера, что люди не хотят простого комфортного существования, он готовы жертвовать собой ради великих целей [37]. Именно это открытие Гитлера Оруэлл и акцентировал.

Литература

1. Ноэль-Нойман Э. Общественное мнение. Открытие спирали молчания. — М., 1996

2. Быков Д. Черный и белый // Быков Д. На пустом месте. — М., 2011

3. Wineram L. In mind’s mirror // www.apa.org/monitor/oct05/mirror.aspx

4. Acharya S. a.o. Mirror neurons: enigma of the metaphysical modular brain // www.ncbi.nlm.nih.gov/pmc/articles/PMC3510904/

5. Castoriadis C. Window on the chaos // www.notbored.org/WoC.pdf

6. Лазарсфельд П., Мертон Р. Массовая коммуникация, массовые вкусы и организованное социальное действие // redpsychology.wordpress.com/2013/10/19/%D0%BB%D0%B0%D0%B7%D0%B0%D1%80%D1%81%D1%84%D0%B5%D0%BB%D1%8C%D0%B4-%D0%BF-%D0%BC%D0%B5%D1%80%D1%82%D0%BE%D0%BD-%D1%80-%D0%BC%D0%B0%D1%81%D1%81%D0%BE%D0%B2%D0%B0%D1%8F-%D0%BA%D0%BE%D0%BC%D0%BC%D1%83/

7. Бейтсон Г. От Версаля до кибернетики // redpsychology.wordpress.com/2016/03/06/%D0%BF%D0%BE%D1%82%D0%BE%D0%BC%D0%BA%D0%B8-%D0%B0%D1%82%D1%80%D0%B5%D1%8F-%D0%B3-%D0%B1%D0%B5%D0%B9%D1%82%D1%81%D0%BE%D0%BD/

8. Кашин О. Валентин Зорин, проповедник. В гостях у ветерана холодной войны // rulife.ru/old/mode/article/1044/

9. Сулейманов С. Радиоактивный пепел Киселева // tjournal.ru/p/nuklear-kiselev

10. Лев Гудков: надежды на то, что с молодым поколением все изменится, оказались нашими иллюзиями // bramaby.com/ls/blog/society/4775.html

11. Макаров Ю. Латинський шпигун // tyzhden.ua/Columns/50/175480

12. Ерофееев Ю.Н. Аксель Иванович Берг под следствием // Аксель Иванович Берг. — Редактор-составитель Я.И. Фет. — М., 2007

13. Гудков Л.Д. Перерождения «советского человека» (об одном исследовательском проекте Левада-центра) // root.elima.ru/articles/?id=502

14. Гудков Л. Дереализация прошлого: функции сталинского мифа // carnegieendowment.org/files/ProEtContra_57_108-135.pdf

15. Дондурей Д. Миф о Сталине: технология воспроизводства // kinoart.ru/archive/2010/04/n4-article3

16. Как создавался и создается миф о Сталине // echo.msk.ru/programs/att-history/668261-echo/

17. Rosenfeld G.V. Hitler the unstoppable zombie – why we don’t let the dictator die // theconversation.com/hitler-the-unstoppable-zombie-why-we-dont-let-the-dictator-die-40787#comment_780554

18. O’Connor W. Hi Hitler! The domestication of Nazism // www.thedailybeast.com/articles/2015/03/14/hi-hitler-the-domestication-of-nazism.html

19. Evans R.J. Hi Hitler! by Gavriel D Rosenfeld review – is Nazism being trivialised? // www.theguardian.com/books/2015/apr/30/hi-hitler-by-gavriel-d-rosenfeld-review-trivialised

20. Дерлугьян Г. Исламизм и новый распад империй // www.religion.ranepa.ru/sites/default/files/GRC_2%202016_FINAL%2B%2B.358-373.pdf

21. Connolly K. Britain’s view of its history ‘dangerous’, says former museum director // www.theguardian.com/culture/2016/oct/07/britains-view-of-its-history-dangerous-says-former-museum-director

22. Adams T. Neil MacGregor: ‘Britain forgets its past. Germany confronts it’ // www.theguardian.com/culture/2016/apr/17/neil-macgregor-britain-germany-humboldt-forum-berlin

23. Зорин В. У нашего поколения есть свои идеи и идеалы // www.inter-view.org/inv/1786.htm

24. Гудков Л. Это катастрофа. Но медленная // www.svoboda.org/a/28005133.html

25. Быков Д. Один // echo.msk.ru/programs/odin/1846592-echo/

26. Шеварнадзе Э. Когда рухнул железный занавес. Встречи и воспоминания. — М., 2009

27. Кудинова А. Разрывание могил // gazeta.eot.su/article/razryvanie-mogil

28. Кара-Мурза В. Эдуард Шеварнадзе: конец эпохи // www.svoboda.org/a/25448453.html

29. Тасбулатова Д. Резо Чхеидзе: «Покаяние», первая антисталинская картина, была снята с одобрения Шеварнадзе // lb.ua/culture/2010/02/02/23224_rezo_chheidze_pokayanie_pervaya.html

30. Быков Д. Как Эдуард Шеварднадзе спас родину и предсказал трагедии будущего // sobesednik.ru/dmitriy-bykov/20140714-dmitriy-bykov-kak-eduard-shevardnadze-spas-rodinu-i-predskaz

31. Оболенский И. Эдард Шеварнадзе. Последняя тайна белого лиса // www.sovsekretno.ru/articles/id/4198/

32. Григорьянц С. Эпоха Андропова // grigoryants.ru/sovremennaya-diskussiya/epoxa-andropova/

33. Леонов Н. Надо убедить нацию, что она еще на многое способна. Интервью // www.stoletie.ru/obschestvo/nikolaj_leonov_nado_ubedit_naciju_chto_ona_jeshho_na_mnogoje_sposobna_228.htm

34. Леонов Н.С. Лихолетье. — М., 1995

35. Юрчак А. Это было навсегда, пока не кончилось. Последнее советское поколение. — М., 2014

36. Михайлин В. Ex cinere: проект «советский человек» из перспективы post factum // Неприкосновенный запас. — 2016. — № 4

37. Оруэлл Дж. Рецензия на «Майн Кампф» Адольфа Гитлера // orwell.ru/library/reviews/hitler/russian/r_hit