Волки и овцы: что стоит за опасениями о расколе Украины?

О социальных практиках, а также о потестарной и феодальной моделях в современной Украине.

Что такое социальные практики?

Это вид практики, в ходе которой конкретно-исторический субъект, используя общественные институты, организации и учреждения, воздействуя на систему общественных отношений, изменяет общество и развивается сам.

Они определяют место больших групп людей в обществе, их интересы, характер взаимодействия с другими социальными группами. Поэтому развитие общества — это всегда изменение той системы отношений, в которую включены люди, и которая, будучи создана их собственной деятельностью, выступает вместе с тем регулятором этой деятельности.

Это справочная информация. Так сказать, понятийный аппарат.

Еще раз хотел бы вернуться к теме о которой уже писал несколько раз в последнее время, да и ранее доводилось.

О разнице общественных моделей в разных регионах Украины, а так же об общих местах, схожих практиках.

Почему я столь настойчиво пишу об этом?

Я вовсе не горю желанием подлить топливо в костер противоречий. Напротив, стремлюсь сделать разные регионы страны более понятными друг другу.

Вся логика происходящего говорит в пользу того, что развода Украины не позволят ни элиты, ни внешние игроки, а значит, нам придется искать пути и форматы взаимодействия. И сделать это будет куда сложнее, чем приобрести на good-adena.com игровую валюту.

Есть одно базовое заблуждение, которое является ключевым в индуцировании культурного-политического конфликта в стране.

Это заблуждение о том, что западноукраинский культуртрегерский проект может быть успешным, и вопрос лишь во времени которое потребуется на его реализацию.

Проблема описанного выше допущения заключается в том, что базовым критерием в оценке успешности признан критерий отождествления индивидуумом себя с украинским государством, и вовлечением его в круг украинизированной масс культуры посредством образовательной системы.

Это все так, эти цели могут, и, скорее всего будут достигнуты проектом Украина, раньше или позже.

Однако, носителями украинского культуртрегерского проекта упускается из вида тот факт, что совсем не эти маркеры лежат в основе культурно-политического конфликта в стране.

Суть в том, что они артикулируются, они «на знаменах», они удобны, и способны быстро мобилизовать массы.

Но, они лишь «обертка», куда более глубоких противоречий, которые и являются настоящими движителями украинской культурно-политической тектоники.

Так что же это за глубинные противоречия?

А вот тут, как раз речь о социальных практиках.

Я много писал о различиях урбанизированного Юго-востока и аграрного Запада.

Это, безусловно так. Это, безусловно, одна из сторон большой украинской культурной тектоники.

Важно другое, эта принадлежность к разным социокультурным таксонам определяет разницу в социальных практиках, а как следствие фундаментальные различия в ценностных предпочтениях, общественных приоритетах, публичных формах социальной активности.

Безусловно и то, что, в целом, современная глобальная культура больше урбанистическая. Больше того, глобальная экономика ориентированна на город. Но это не означает, что городская культура повсеместно унифицирована, напротив, она в разных регионах сохраняет основные черты культурно социальной среды к которой принадлежит.

И вот тут мы подходим к главному.

К социальным практикам, и к вынесенному в заглавие тезису о наличии потестарных и феодальных моделей в современных социальных практиках в Украине.

Заранее прошу извинения у методологов, историков и полит-антропологов.

Конечно же речь не о формационном подходе, а лишь о наличии элементов данных систем, вплетенных в ткань современных имущественных и социокультурных практик.

Важно и то, что в современном мире именно городская культура региона определяет его социокультурное лицо, и политическую институционализацию.

В случае с Украиной мы можем говорить о том, что в стране наличествует два, а то и три типа городской культуры.

Именно здесь расположен «гордиев узел» культурно политических противоречий определяющих перманентно кризисное состояние «высокой» украинской политики.

Именно внимательно изучая характер городской культуры разных регионов мы находим первопричины тех или иных социальных процессов, которые будучи выражены через политическую практику индуцируют системный конфликт.

Как не парадоксально, но городская культура является зеркалом городской округи, то есть, вбирает, искажает и катализирует, все черты не урбанизированного пространства региона.

При этом в любой городской среде есть некое ядро, которое определяет сердцевину «городского» мифа региона, а значит и политического мифа региона.

Это ядро является хранилищем культурной преемственности, транслятором набора практик которые, будучи адаптированными к социокультурной среде региона, формируют культурный ландшафт как таковой.

В чем же ключевые различия этих матриц на Юго-востоке и на Западе?

В том, как и когда они формировались. И в тех процессах в городской округе, зеркалом которых является городская культура как таковая.

Матрица городской культуры Юго-востока формировалась как городская культура Новороссии, юга России, в рамках общего развития городской культуры в Российской империи.

Это ядро, крепко пострадавшее в ходе революционных событий начала века, во многом дезинтегрированное в ходе первых десятилетий советской власти, тем не менее сохранило себя, за счет того городского населения которое во многом сохранилось с начала века. Впитав в себя советских выдвиженцев, партноменклатуру, и трудовую интеллигенцию, сформированную первыми пятилетками индустриализации, эта матрица стала основой уже советской городской культуры Юго-востока.

Теперь о городской культуре Западной Украины.

Здесь я должен сделать небольшое отступление, и уточнить, что в данном случае я пишу все же о городской культуре Галичины, потому, что именно галицкий политический миф определяет политическое лицо Западной Украины как таковой. Городская культуры закарпатского и буковинского анклавов очень специфические и не имею определяющего влияния на украинскую культурно-политическую тектонику, а городская культура Волыни, можно сказать, идентична городской культуре правобережной Украины, и не несет в себе оригинальных черт которые могли бы столь же серьезно, как и черты галицкой городской культуры влиять на украинский политический ландшафт.

Так вот, можно утверждать, что городская культура Галичины, во многом это новодел. Трагические события 1939-45 годов разорвали цепь преемственности современной галицкой городской культуры, и той, что существовала в Галичине до 1939 года.

Нельзя отрицать, что города Галичины сохранили заметную часть населения со времени «до», но определяющим является факт социального расслоения в галицкой городской культуре до 1939 года носившего все черты этнического. То есть, по большому счету, социальные группы были сформированы разными этническими группами, и в силу этого факта, очевидным представляется тезис о том, что сохранившееся в галицких городах население не составляло определяющего городского ядра до 1939года, а являлось элементом вовлеченной в городскую среду аграрной по своей сути округи.

Именно поэтому, как не парадоксально это звучит, современная галицкая городская культура формировалась уже в советское время, за счет все тех же, что и на Юго-востоке элементов: советских выдвиженцев во всех сферах, а так же, за счет управленцев и отставников приехавших из других регионов СССР.

Кроме того, если говорить о городской культуре советской Украины в целом, стоит отметить активные процессы урбанизации, а следовательно, вовлечения городской округи, происходившие в 60-80 годы. Эти процессы были общими для всех регионов нынешней Украины. Представители вовлеченной округи попав в город, оказывались приобщенными к транслируемым городским ядром социальным практикам и городским культурным мифам, но сама логика процессов ассимиляции говорит в пользу того, что мигранты в город советского периода, и по сей день не стали безусловной часть украинской городской культуры, а являются инородным по социальным практикам и бытовой культуре где субстратом, а где и суперстратом городского населения.

Этот фактор необходимо учитывать оценивая нынешнее состояние городской культуры в разных регионах страны.

Подходя к черте 1991 года, черте обретения государством суверенитета, катализировавшей всю современную культурно политическую тектонику, сделаем последнее отступление.

В уже написанном мы несколько раз упоминали об участии городской округи в сложении городской культуры.

Городская культура имеет сложносоставной характер, имеет ядро, «плавильный слой», имеет периферию состоящую. Этот периферийный слой, в том числе, представляет из себя диффузную область где, скажем так, флуктуации городского ядра взаимодействуют с вовлеченными инокультурными элементами. Ощутимой частью этих вовлеченных элементов является культура и социальные практики городской округи.

Именно поэтому характеристики городской округи имеют практически столь же важное значение как и характеристики городского ядра, особенно сейчас, когда скорость распространения культурных практик очень высока за счет радикально возросших возможностей социальных коммуникаций.

Что же представляют из себя городская округа галицких городов, и городская округа городов Юго-востока.

Стоит признать, что если говорить о Галичине, то, мы можем констатировать факт аграрного единообразия городской округи.

Касаемо Юго-востока, мы такого единообразия не наблюдаем. Но, можем утверждать, что, все же, большая часть городской округи в регионе представляет из себя урбанизированный ландшафт, городов спутников, поселков городского типа, рабочих поселков.

Степень урбанизации Юго-востока, при, в общем то, одинаковой плотности населения, значительно превышает степень урбанизации Галичины.

И если городская культура Западной Украины, это зеркало отражающее патриархальную аграрную округу, то городская культура Юго-востока, отражает саму себя, только в более маргинализированных, креолизированых формах, сочетающих как городские так и сельские социальные практики.

Это базис различий городской культуры Западной и Юго-восточной Украины, который мы имели к 1991 году. Это базис культурно-политической тектоники в современной Украине.

Что мы видим на 1991 год?

Мы видим западноукраинскую городскую культуру состоящую из новообразованного после 1945 года ядра (с включением карго практики и практик репликантов из времени до 39го) с включением аграрного субстрата и суперстрата архаичной патриархальной городской округи.

В то же время, городская культура Юго-востока состояла к 91 году из городского ядра, являвшегося эволюционировавшим под условия среды дореволюционным ядром, и вовлеченным субстратом урбанизированной и креолизированной городской округи.

Это исходные позиции.

После 1991 года, после обретения суверенитета, все эти фундаментальные отличия попав в активную политическую среду молодого государства индуцировали процессы приведшие к нынешнему катастрофическому положению безконсенсусного общества, общества, практически неспособного на хоть сколько нибудь заметные формы социального сотрудничества.

Какие же процессы происходили в городской среде, и городской округе Запада и Юго-востока, в годы независимости? Точнее, сказать, какие из этих процессов оказали наибольшее влияние на городскую культуру, и повлекли наибольшие изменения.

Вот тут, я вернусь в самое начало и поясню в какой связи упомянул о потестарной и феодальной моделях.

Немножко о терминологии.

Потестарность — форма организации общественной власти в доклассовых и раннеклассовых обществах

Наиболее адекватным выражением потестарности является обычное право. Социальная опасность потестарности заключается в отрицании и пренебрежении общечеловеческими ценностями, правами и свободами, а также в дихотомичном делении общества на «своих» и «чужих», в перерождении демократически избранной власти в деспотические и тоталитарные режимы.

Феодализм (от лат. feudum — лен, феодальное землевладение) — тип общества, характеризующийся наличием двух социальных классов — феодалов и простолюдинов, занимающих по отношению к феодалам подчиненное положение; феодалы при этом связаны друг с другом специфическим типом правовых обязательств, известных как феодальная иерархия.

Для начал, нужно отметить, что любой социум в любой из точек своего существований может продуцировать самые разные формы социальной организации и социальных практик, в том числе и архаичные по отношению к остальной среде.

Поэтому, полагаю уместным предполагать возникновение потестарных и феодальных социальных практик, в нашем среднем по палате недопостмодерне

Причины их возникновения заключается прежде всего в универсальности данных практик в условиях социокультурного надлома, происходящего на фоне коренной смены формы имущественных отношений.

Наша социальная среда не придумала ничего нового, а лишь продуцировала извечные формы наиболее адаптируемые к происходящему.

Мы знаем, что к 1991 году городская культура, являющаяся модератором и провайдером политического ландшафта, в Западной и Юго-восточной Украине уже имела фундаментальные различия. И это не считая различий в бытовой культуре как таковой.

Именно эти коренные отличия привели к тому, что в Западной Украине за прошедшие два десятилетия возникли и утвердились потестарные социальные практики, а на Юго-востоке, соответственно, элементы феодальной иерархии.

Причины возникновения данных форм заключаются в аграрной архаичности и слабой исторической укорененности городской культуры на Западной Украине, и глубокой урбанизированности и иерархизированности городской культуры Юго-востока.

Упрощая…

В Западной Украине, политический ландшафт сейчас определяют слабо иерархизированные, плохо взаимодействующие «большие люди» потестарных практик, выдвиженцы первого, второго поколения. Основой их политического функционирования является опора на разного рода «дихотомии» (противопоставления в логике свой/чужой), культурные, этнические, социальные.

В тоже время на Юго-востоке, политический ландшафт определяют не индивидуумы, а иерархические системы, во многом сохраненные их дореволюционного и советского модерна, опирающиеся на, во многом феодальную по своему характеру, систему взаимоотношений, с ее дарением в кормление, наследование и «правом первой ночи».

Впрочем, можно с уверенностью констатировать взаимопроникновение данных практик, но это взаимопроникновение не носит системный характер, и не модерирует политический ландшафт регионов.

В силу этого мы имеем парадоксальную на первый взгляд суперпозицию — на Западе куда больше коллективизма, а на Юго-востоке индивидуализма, и в то же время на Западе много больше собственников, а на Юго-востоке наемных работников.

Весь этот набор практик определяет культурно-политические различия регионов страны, определяет антагонизм этих социальных систем и практик, сдерживаемый лишь буфером рыхлого центра.

Мы имеем:

а) неиерархизированый (эту черту часто, по ошибке, принимают за большую демократичность западноукраинского социума), коллективистский Запад, в политических практиках опирающийся на «дихотомные» модели, готовый к экспансии и социокультурному поглощению Юго-востока.

б) строго иерархизированный, глубоко индивидуалистичный, трудно вовлекаемый в коллективные социальные практики Юго-восток, стремящийся к встраиванию Запада в свои иерархические системы и к получению с Запада своей «феодальной» ренты.

Именно в этих столь разных востребованностях проявляются стратегии политических институций олицетворяющих регионы.

С одной стороны борьба с «закрепощением».

С другой стороны оборона от «дихотомных» практик.

Вот так, это сложное уравнение мы свели к простому итогу.

Что с этим антагонизмом делать, как преодолевать отчужденность социальных практик и неготовность к общенациональному взаимодействию?

Как сделать так, что бы волки и овцы, а точнее западные и юго-восточные волкоовцы были сыты и целы?

Это вопрос предстоящих обсуждений, по крайней мере, смею утверждать, что дело это не безнадежное.

Шануймося.