Твиттер на граните

Миф о непреодолимой силе социальных ресурсов Сети обрел второе дыхание после известных революционных событий в Египте и Тунисе. Часть украинцев, изнемогающих от социальной и прочей невостребованности, тот час же припала к компьютерам с вожделением пулеметчиков-любителей. Но противник так и не появился.

{advert=1}

А то, что появилось в «прицелах» их блогов, было сродни старым уловкам контрснайперской борьбы: виртуальные чучела, смастеренные из чего ни попадя, на длинных цифровых «палках». Выдвигаемые из уютного окопа со страшным гугуканьем и криками: «Ура!». И вот добровольцы, ринувшиеся по зову сердца на священную информационную войну, в очередной раз обнаружили себя лишь в статусе начинающих геймеров. А то и просто чучел на палках.

В лучшем случае наиболее рьяному энтузиасту нарисовывался утешительный приз в виде рекрутирования в отряд профессиональных интернет-троллей на сдельной зарплате. Остальные же довольствовались взаимным восхвалением и улюлюканьем вслед якобы отступающим теням. А те реальные фигуры, которые отбрасывали тени, при этом снисходительно посмеивались и даже демократически поощряли подобную активность, при первой же возможности демонстрируя это западному сообществу. Вся ругань, обрушивавшаяся на Кабинет министров и лично на Януковича, на три четверти, собс­твенно, и состояла из эмоций, и поэтому обрушивалась исключительно на клавиатуры компьютеров. Квалифи­цированные упреки специалистов в своих отраслях (а такие действительно звучали) интернет-сообщество должно было бы превратить в «мемы» и «демотиваторы», а потом уже усиливать их собственными эмоциями. Но это означало бы, что Интернет признает подобных людей компетентными лидерами и делегирует им право быть таковыми. А-а, не тут-то было. В Интернете нашем лидер тот, кто круглосуточно пишет банальности заглавными буквами и со множеством восклицательных знаков, умеет перепостить дерзкие картинки и прячется за зловещим «никнеймом» с еще более зловещей «аватаркой».

Постепенно, вследствие сочетания старых и новых заблуждений, исконная украинская вера в магические способы решения социальных проблем (небескорыстно подпитываемая политтехнологами) превратилась в современный культ, вроде «Нью Эйдж». Такой же масштабный и такой же по факту миролюбивый. Со своими жрецами и жрицами, адептами и неофитами, жаждущими приобщения к тайнам Web 2.0. Со своей мифологией, фольклором. И даже этнографией, в которой локус Майдана замещает «садок вишневий коло хати». А футболка и то, что на ней написано прямым текстом, вытесняет вышиванку и то, что в ней зашифровано.

Эта вера имела в основе старое диссидентское убеждение, что рукописные или ротапринтные листовки с призывными текстами непременно передаются из рук в руки, заучиваются наизусть и становятся предметом тайных обсуждений в стихийно создаваемых подпольных революционных кружках. Некогда это действительно работало. Но либо в условиях отчетливого распозиционирования «мы—они» (интервенция, военная оккупация), либо настолько дремучего застоя, при котором естественным образом появилось минимум два поколения инакомыслящих (не путем агитации, а просто выросших в новых условиях). При этом все усилия некоторых оппозиционеров обозвать новую украинскую власть «оккупационной» с тем, чтобы активизировать повстанческие архетипы, выглядят как минимум забавно, поскольку обзывающие сами в массе своей точно такие же, из «понаехавших».

Проблема в том, что любое сообщение, каким бы способом оно ни передавалось, может найти своего адресата лишь в том случае, когда адресат изначально посылает вовне (прямым текстом или невербальным поведением) сигналы о том, что он нуждается в такой информации.

Но природа человеческого поведения, в частности, состоит в том, что человек добровольно совершает лишь те действия, которые повышают его самооценку. И здесь конкурентное преимущество не у диалога, а у монолога.

«Граждане, послушайте меня» — этот рефрен из старого стихотворения Евтушенко, посвященного мятежному писателю Джону Апдайку, не устаревает уже без малого полвека. Природа любого протеста — в выражении запрещаемого. Но природа украинского протеста — прежде всего в самовыражении. Остальные граждане хотят «выпить и откушать», и клеймить их за это желание — лицемерно. Сначала ощущение сытости, затем уже разговоры о демократии, а не наоборот. В обратном порядке бывает лишь раздражение призывами одних сытых против других сытых, что и наблюдаем повсеместно. Есть большой соблазн перевести это раздражение в бунт.

Впрочем, о протесте и бунте можно писать достаточно много и, главное, совершенно бесстрашно и бесперспективно, с точки зрения реального изменения общественного строя. Поэтому точно так же бесстрашно поговорим о перспективах социальных изменений в нашей стране с помощью Интернета.

{advert=2}

Лет пятнадцать назад только нарождающиеся веб-страницы с различным дерзким компроматом были весьма популярны среди технически подкованных граждан, готовых жертвовать недешевым временем dial-up. Интернет предоставлял более или менее убедительные свидетельства того, что мораль и политика — малосовместимы. И что политики воруют друг у друга и из бюджета. Люди читали, и убеждались …в очевидном для них. Возникавшее настроение отражал психологический термин «хиндсайт», который можно перевести с помощью словосочетания «я и так давно это знал!».

То есть на убеждения информация не влияла, и круг единомышленников не расширяла. Хотя по количествам «хитов» и «хостов» веб-мастера отчитывались перед своими заказчиками именно как за динамику роста виртуальных рядов. Ибо нет ничего проще, чем выдать желаемое за действительное.

Рост мобильной связи и ее доступность, простота обмена смс-сообщениями сделали, казалось бы, внутригрупповую коммуникацию сверхактивной. И в мобильную связь ринулась политическая реклама. Но это оказалось вторжением в личное пространство и, за редкими случаями рассылок удачных анекдотов, в итоге вызвало лишь раздражение, а не вожделенное формирование новых социальных групп.

И вот появился Твиттер, Фейсбук и иже с ними. Самым гениальным изобретением этих и подобных им утолителей одиночества явилась опция «Друзья» и кнопка «Добавить друга». Нам трудно полностью оценить, как такая возможность вдохновляет людей, воспитанных в традициях евроатлантической культуры, где чувство одиночества уже давно превратилось в феномен отчуждения и даже легло в основу философии экзистенциализма. Но и нам не чужд прогресс со всеми прелестями раннего капитализма — сменой технологических укладов и разрушением моральных устоев, заменяемых эрзацем «мультикультурализма». Мы хотим дружить и «быть дружимы» многократно, а с помощью волшебной кнопки Enter это детское тщеславие становится интернет-былью.

Какая осязаемая мечта для политиков — нужно найти правильную программу, соорудить подходящий интерфейс и накупить побольше серверов, можно даже транзитных! И все друзья дружно объединятся и перестроятся из кругов в колонны, двинутся на штурм, и можно будет только по-отечески или по-матерински покрикивать: ­«…кто там шагает правой? Левой! Левой!»

Ой, ну что, совсем не похоже на правду? Украинскую?

С одной стороны, бывший футболист «Манчестер Юнайтед», а ныне антиглобалист Эрик Кантона призвал европейцев положить конец ростовщической и криминальной банковской системе, призвав пользователей Фейсбука в один день закрыть свои банковские счета. Одобрили в Сети и виртуально согласились поучаствовать в акции 7 декабря 2010 года десятки тысяч человек. Но сдержали слово лишь несколько десятков физических лиц.

На этом идею социальной революции через Интернет можно было бы и похоронить. Чем квалифицированнее ведется дискуссия по какой-либо социально важной теме, тем больше у ее участников шансов компетентно выговориться и повысить самооценку, даже не вставая из-за стола.

С другой стороны, Фейсбук закрыл страничку, на которой содержались призывы к началу третьей палестинской интифады против Израиля, двое британцев получили по четыре года тюрьмы за призывы к погромам в соцсети, русские и белорусы и вовсе занялись изгнанием бесов вольнодумства из Интернета с помощью старого проверенного КГБ-экзорцизма. Ну и куча подобных примеров.

Обратите внимание на причинно-следственную связь. Если в Сети что-тосоциальное или политическое сообща выдумывается, то шансы воплотить эту выдумку в жизнь минимальны. Если что-то в жизни уже создалось и функционирует, то Сеть может оказать ему небольшую, но своевременную поддержку. В этом смысле никто не отменял подобных социальных функций у известных газет или журналов, постоянные читатели которых по факту являются единомышленниками, а подписчики — и вовсе организацией. Ни даже у украинских телевизионных прог­рамм. Но предполагать, что рупор в состоянии заменить саму глотку — как минимум наивно.

Социальные сети в состоянии создать дополнительные мотиваторы или демотиваторы уже существующих общественных стремлений, но они не могут создавать из людей социальные группы, как бы их ни называли. Потому что нет «людей» Интернета — есть «пользователи» Интернета и его разных сервисов, юзеры.

В этом смысле Интернет и социальные сети в частности порождают старый-новый тип безлидерских организаций, которые в старину назывались просто «хорошей компанией» и в которых инициатива возникала на основе компетентности того, кто первым ее предлагал.

{advert=3}

Это уже есть у нас. Но это никакие не зародыши гражданского общества, а лишь стиль общения, который в гражданском обществе преобладает. Развитие этих «хороших компаний» в реале, тем более использование их в качестве инструмента политического влияния невозможны.

Только живые люди, со всеми своими достоинствами и недостатками, видя друг друга в лицо, вдоволь выкричавшись и выматерившись, могут перейти к диалогу о совместном будущем. Если у них к тому времени окажется что сказать. А всякие «твиттеры» разве что помогут собрать их в одном месте в одно время. Если, конечно, пользователи будут помнить, что они — люди.

Источник: Зеркало недели.Украина