Собственность государства

Когда я пишу статью для украинской аудитории, я не ставлю себе задачей сказать, что ей следует делать. Я пытаюсь привлечь внимание к вопросам, на которые каждый может искать свой ответ. Приятнее всего, когда вместо прямой позитивной или негативной реакции статья вызывает у внимательного читателя новые вопросы по теме. Это заставляет и автора, и читателя взглянуть на вопрос с другого ракурса и, — кто знает, — сформулировать его по-новому.

Моя предыдущая статья «Ингредиенты для «украинского чуда»», несмотря на всю ее шероховатость, дала такой желаемый результат. Мне задали отличный вопрос. Я предлагал внести в Конституцию положение «о том, что государство не владеет собственностью (заповедники и тому подобное есть собственность общественная, под администрацией правительства) и не субсидирует собственность других его субъектов». Вопрос был: «В чем практическая разница между государственной собственностью и общественной собственностью в управлении государством?» И он попал в точку!

Помимо того, что такое сопоставление само по себе заслуживает осмысления, имеется также и серьезное несоответствие в значениях терминов и их восприятии в различных языках и культурах. А понятия «государство», «собственность» и «общество» — одни из самых важных в международном социально-политическом дискурсе.

Мы уже обращались к теме значения слов, менталитета и происхождения таких явлений, как государство в статьях «Семантические войны», «Что и кто мешает проведению реформ в Украине» и «Почему цивилизационный выбор Украины предопределен», поэтому не станем задерживаться на деталях. Скажем просто: государственной собственности в ее современном украинском понимании не существует, и никогда не существовало.

А как же история государства, защита государства, восстановление державности, и прочие актуальные вещи? У государства ведь имеется территория, а значит земля. А еще есть здания, заборы и даже предприятия. Это что, не собственность?

Это распространенная оплошность, произошедшая оттого, что на рубеже где-то 19 и 20 веков идею государства, как феодальной монархии, механически перенесли на индустриальное, а сегодня уже и постиндустриальное общество. То есть личные владения монарха, не мудрствуя лукаво, определили государственной собственностью. И действительно, получился такой из себя феодальный атавизм, временами представляющий серьезную проблему для стран, пытающихся совершить качественный, цивилизационный скачок в 21 век.

Ни группе собирателей-охотников, ни автономному поселению на 5-10 семей государство ни к чему. Несколько десятков человек как-нибудь между собой разберутся на месте без посредников. Лишь когда население превышает определенное количество, а ареал его распространения становиться достаточно протяженным, тогда возникают предпосылки для экономической специализации. Без специализации государство тоже не особо требуется. Поэтому у американских ацтеков, к примеру, было разделение труда и, как следствие, государство, а у каких-нибудь Гуронов на севере не было, они все занимались всем понемногу.

Иначе возникает потребность в появлении некой организационной структуры, способной связать отдаленные группы в некое экономическое и культурное целое. В украинской и русской терминологии это, к моему сожалению и всеобщему конфузу, получило средневековые названия «державы» и «государства», несущие в себе оригинальное значение личного владения. Возможно, это и мешает восприятию видения современного государства, которое гораздо лучше отражено в греческом слове «полис», французиком «этат», или римском «рес публика».

Для организации и поддержания такой структуры единства общества, достаточно и одного героя на белом коне, слоне или даже пешком. Главное, объективно, чтобы он (иногда и она) работал в качестве общего знаменателя, связующего всех и вся в обстановке неэффективного производства и разрозненного, преимущественно сельского населения.

Как это практически обеспечить? Правильно — сделать как можно больше людей и земель своей личной собственностью. Монарх, чаще всего, был одним из крупнейших землевладельцев, и, особенно, когда не везло на войне, полагался на доходы со своей личной собственности больше, чем на налоги. Для него «государство – это я» имело буквальное значение, он не хвастался. Почти до самого конца 19 века государственные нужды многих стран в основном оплачивались из личной казны государя, наполняемой за счет его личных людей и собственности. Отсюда же и понятия государственная казна и государственная собственность. Или государственные крестьяне, тоже собственность государя.

Большевики, в принципе, продолжили эту чудную феодальную традицию с привкусом государственного капитализма. Поэтому нет ничего удивительного, что, несмотря на все сознательные усилия вырваться из порочного круга централизованного, самодержавного государства, Советский Союз, а за ним и Россия, постоянно утыкался в монархию, как ее не называй.

Собственность не может быть вообще, она всегда конкретно чья-то. И он, этот владелец, всегда находится, что интересно. Поэтому сторонники сильного, авторитарного государства любого разлива почти неизбежно выделяют из себя определенную личность, которая в случае успеха и вступает во владение так называемой «государственной» собственностью.

Портят картину налоги, всегда и везде. Люди буду мириться с чем угодно — коррупцией, угнетением, даже геноцидом, — до тех пор, пока государство, то есть государь, не начинает давить их непосильными налогами. Пока какой-нибудь Ашшурбанапал безбожно чморит финикийцев на предмет серебра, ассирийцы радостно аплодируют. Но если прожженные финикийцы умудрятся найти в Испании залежи ценного метали и завалить им фондовые биржи Ниневии, эффективно обрушив и без того вялую экономику, то любовь граждан к очередному -Напалу тухнет, а вынужденные дополнительные поборы вызывают в стране революционную ситуацию — верхам нужны средства, а низам очень не хочется с упомянутыми средствами расставаться.

Как только государь начинает просить людей скинуться в общак, как только вместо разового откупа от населения требует постоянной и гарантированной уплаты налогов, у народа возникает вопрос — на что ты нам такой нужен? В ответ на такой вопрос начинают выскакивать греческие демократии, римские республики, английские хартии, американские революции. Потому что никакой государственной собственности нет. Она тех, кто за нее платит — либо твоя, либо общая. Не государственная, а именно общая.

Ко времени эпохи индустриализации, находиться в личной собственности даже самого выдающегося человека стало неприлично. И невыгодно. Людей, тем не менее, по-прежнему требовалось как-то связывать между собой. Государство из персональной вотчины стало превращаться в инструмент общественной организации, которому требуется не владелец, а организатор-администратор.

Поскольку финансово все зависит от налогов с граждан, а граждане имеют привычку иметь несовместимые взгляды на все на свете, демократический выбор администрации дает возможность найти временный компромисс. То есть стало «государство – это граждане». Как таковое, ручек-ножек у него нет, следовательно, нет и собственности.

Есть только частная собственность. Любая нечастная собственность – по определению общественная. Не зря, по крайней мере, в англоязычных странах, государственные служащие именуются public servants, то есть общественные служащие.

Понятие государственное и общественное стали взаимозаменяемыми, так как государство в лице правительства всего лишь администрирует общественные земли или предприятия, как бы по доверенности народа. Обычно только там, где по каким-то причинам частники не могут участвовать. Например, почтовый сервис, или заповедники, или армия.

Это не пустая формальность, она действительно подразумевает некоторую отстраненность государства даже от фактически государственных корпораций, которые нередки во многих, относительно небольших странах. Чаще всего они работают в автономном режиме, в очень четко и жестко обусловленных рамках, так как, скорее всего, являются по необходимости монополиями. Но при этом остаются всегда и везде общественной собственностью. Это может показаться пустой семантической игрой, особенно там, где строгость законов смягчается их необязательностью их исполнения, но на самом деле это определяющая разница.

Государство в общем, а правительство в данный момент, представляет народ, так как отдельный человек не может находиться везде и делать все одновременно. Я однажды упоминал судебную формулировку нашумевшего дела, ставшей названием известного американского фильма «Народ против Ларри Флинта». Не прокурор, не государство — народ.

Я не знаю деталей украинского законодательства, но, похоже, де факто украинское государство совсем не посредник, а отдельное самодостаточное юридическое лицо. И как таковое, оно находится в странном положении полуфеодальной монархии, владеющей людьми, землями и мануфактурами. Государственные служащие, служащие то ли государству, то ли государю. С другой стороны, и ожидания от такого государства сродни ожиданиям от всесильного монарха — покарай, батюшка, внемли, помилуй, пособи, дай приказ служилым своим, чтоб мели всех поганых метлой поганой, аки псы государевы! Опричину зовут, одним словом.

И так будет, пока государственная собственность останется закрепленной в устоях общества, а общество отделяет себя от государства. От собственной собственности, кстати. Не удивительно, что заинтересованные группы будут пытаться до нее добраться, потому что, на самом деле, нет никакой государственной собственности, потому что государство всего лишь инструмент связи всех сегментов общества. А собственность всегда будет конкретно чья-то. Или общая — твоя и моя, или частная — твоя или моя. Если мы этого не поймем, она станет чей-то, и у него или нее будет имя и фамилия, но нам скажут, что собственность государственная, значит не наша.

Дело даже не в коррупции. Рассчитывать, что кто-то в состоянии принять государство и превратить его в успешный бизнес, наивно. Государство убыточно по определению, так как его задача перераспределять от тех, у кого есть или много, тем, у кого нет или мало. Государство не работает как бизнес, его функция — представлять интересы всех и всех же организовывать, без любимчиков, в отличие от свободного рынка. Оно контролирует доступ к ресурсам, но исключительно для того, чтобы соблюдались интересы общества. Оно создает сервисы и производство только там, где частный предприниматель не в состоянии удовлетворить общественный запрос.

Государство — инструмент гражданского общества. Как молоток или роутер. Ему ни к чему собственность. Ему требуются квалифицированные пользователи. Такие, как вы.