Как сказал один мой знакомый троцкист из Квебека: мы попробовали социалистическую революцию в одной стране и потерпели неудачу. Теперь нужно попробовать в мировом масштабе.

Мы с вами пробовали аналитику, исторические экскурсы, сравнительную экономику и шутки. Возможно, пришла пора проповедей. Ведь не родись я в атеистической семье в атеистической стране с атеистической школой, то лучше всего вписался бы в жизнь в качестве священника, или проповедника, или лидера странного культа. Возможно, пришла пора говорить о морали, так как о ней стали всё чаще вспоминать в последнее время, — что хорошо, своевременно и необходимо.

Зачем вообще говорить о морали? Что это такое и зачем она нужна? Определений у неё тьма, рассуждений о ней ещё больше, а на хлеб её не намажешь. К чему волноваться о том, что не имеет никакого практического смысла и применения? Да у нас сейчас целая эпоха пост-морали, когда вместо того, чтобы задаваться вопросами моральности своих слов и действий, руководители крупнейших и значительнейших государств настаивают на практичности государственной политики — всё в дом, который моя крепость, а что там снаружи, то не наше дело. Практичность проста и понятна, она интересуется не метафизикой, а пользой, — прямой, обозримой, вычисляемой.

Какая польза от морали помимо собственного ощущения правоты? И какая польза от морали не только мне, но и всем. Польза может быть даже общей, а как может быть общей мораль, которая заставляет лично тебя думать о том, как твои слова и действия влияют на других, заставляет сомневаться в себе, критиковать себя, ограничивать себя?

Именно в этом и заключается польза. Иначе такие определяющие и определенные вещи, — на которых зиждется человеческое общество, — как религия, идеология и наука теряют смысл, а с ним и пользу. Что такое религия без морали, как ни примитивное суеверие и простая сделка: ты мне — я тебе? Что такое идеология без морали, как ни фанатизм, не считающийся с жертвами и разрушениями, делящий людей на правильных и неправильных? Что такое наука без морали, как не жестокий эксперимент над человечеством? Мы знаем людей, которые бьют поклоны в религиозных зданиях, а потом бьют своих детей. Нам известно, как идеологии 19-20 веков отказались от морали во имя достижения своих единственно верных идеологических целей — и залили кровью континенты. И мы понимаем, что когда наука оказывается заложником такой идеологии, она теряет свою объективность и оборачивается против людей.

Нет обществ моральных самих по себе. Есть моральные люди. Или нет. Это как получится. Поэтому фраза юридического советника армии США Джозефа Ная Вэлча во время слушания Постоянного подкомитета Сената США в отношении коммунистической деятельности вошла в анналы истории. Вэлч прямо спросил печально известного сенатора Маккарти: «В конце концов, у вас что, совсем не осталось чувства порядочности?». Это был поворотный момент в истории маккартизма.

Если для достижения наших целей нам приходится пренебрегать порядочностью и моралью, значит что-то не так либо с нашими целями, либо с нашими методами. И это не всегда так просто, кстати. Отцы-основатели США изнемогали в риторике, пытаясь совместить новые свободы и права человека со старым рабовладением, — и не преуспели. Фарисейство? — Несомненно! За это впоследствии Америка заплатила дорогую цену, которую, кстати, она до сих пор платит. Но, по крайней мере, мораль этим людям была не чужда, и они понимали всю исковерканность своей двойственной позиции.

А вот американский историк Стивен Коткин рассказал, что, когда советские архивы открылись, и появился шанс заглянуть за кулисы сталинского режима, он, к своему ужасу, обнаружил, что, вопреки ожиданиям, советские руководители были точно такими же в быту, как и на публике. Они не притворялись, не лицемерили и совсем не мучились наедине со своей совестью. Неудивительно, что и Гулаг, и Голодомор, и все бесчинства, совершенные режимом, у них не вызывали когнитивного диссонанса. Страх — да, моральное негодование — нет. И так по всей стране, кстати. И это наше наследие того времени.

А преступить эту грань гораздо проще, чем кажется. Уж на что канадские полицейские — не наши менты, но и те во время беспорядков, связанных с собранием G-20 в Торонто в 2010, умудрились снять свои идентификационные бейджики, одеть скрывающие лицо шлемы и значительно превысить свои полномочия в плане применения насилия и задержания без повода. В ситуации, когда у тебя есть возможность освободиться от такой химеры как совесть, только твои внутренние моральные установки способны удержать от такое соблазна. Лучше всего таких возможностей людям не предоставлять. Моральные выборы самые непростые и никем не гарантированы, и если вокруг не наблюдается хотя бы пара лидеров с хоть какими-то моральными установками, то люди легко соглашаются похерить всякую видимость морали. Ибо так легче и проще.

Мораль — постоянный процесс личного выбора и возможна только у индивидуума. Коллективная самоидентификация исключает личную ответственность за свои поступки, — будь это толпа, племя, этнос, идеология, религиозная община. Достаточно взглянуть на современные проблемные точки: от трайбализма стран Африки и религиозных общин Ближнего Востока до трайбализма Соединённых Штатов и этно-национализма в Европе, и убедится, что групповая самоидентификация если не исключает, то невероятно усложняет саму возможность какого-либо понимания проблем, — что может показаться практичным и даже полезным на первый взгляд. Ведь если по определению мы — правильные и хорошие, а они — неправильные и плохие, то чего там разбираться? Чемодан, вокзал, Тегусигальпа!

Даже социальная справедливость не обязательно моральна, а, возможно, и обязательно не моральна, когда дело доходит до сведения счетов по старым накопившимся обидам. Вот приходит Гонта или Пугачёв, и восстаёт крестьянская забитая масса, и начинает резать всех: и пана, и барыню, и барышню с паничем, и крепостную прислугу заодно. И это понятно, и, кто знает, может и оправдано исторически, но не морально ни разу. Хотя, по большому счету, и справедливо.

И это говорит о том, что, если в обществе в отношения не закладываются моральные устои, отношения рано или поздно рухнут без подпорки организованного насилия. Мораль, как уже было сказано, индивидуальна, и если лидеры ею не обладают, и представляют интересы одной группы населения в противовес другой, то тем самым теряют свою легитимность. Поэтому, к слову, пока в Украине не появятся лидеры, имеющие моральный авторитет и способные представлять всех, ни одно правительство не будет иметь полной легитимности. Вы скажете, что в Европах-Америках такого нет, и будете правы. Но для них это сравнительно новый феномен, так как еще в начале 1960-х в США почти 80% избирателей верило в способность своего правительства принимать правильные решения. И то, что у правительства потерян моральный авторитет, серьёзно их там беспокоит.

Ничто не подрывает мораль больше, что релятивизм, относительность применения ценностей к разным категориям людей. Ах, — мне говорят, — так что, к врагам нужно относится как к друзьям? Нет, к врагам нужно относиться как к врагам, пока они враги. Но и как к людям. Поэтому принято врага убивать на поле боя, но, взяв в плен, относится к нему гуманно. Противоречия тут нет. Враг — это выбор, действие. Человек — состояние. И имеется тонкая грань между противодействием и преследованием. Величайшие преступления в истории совершались тогда, когда биологическое и социальное состояние человека приравнивалось к его сознательному действию, когда принадлежность к этнической, религиозной или экономической группе автоматически превращает любого в эквивалент противника на поле боя, даже если он еще лежит в пеленках. Которого нисколечко не жалко.

Популярные статьи сейчас

Зеленский упрекнул депутатов Верховной Рады за "выходной" 22 ноября

Укрэнерго объявило новые графики отключений: что ждет украинцев 23 ноября

Успеть до декабря: ПриватБанк разослал важные уведомления

В Украине ужесточили правила брони от мобилизации: зарплата 20000 гривен и не только

Показать еще

Мораль, она как жизнь — или есть, или нет. Аморальность — не противоположность морали, а её отсутствие, как атеизм — не противоположность вере в бога, а отсутствие веры. Понятно, что отсутствие чего-то доказать невозможно, и вопрос моральности остаётся неразрешённым.

Попробуйте провести эксперимент — готовы? Засеките время и спросите себя вслух: «Моральный ли я человек?» Время пошло.

Сколько времени у вас заняло, чтобы ответить? 2 секунды, 10, 30, час? Вечность?

Правильного ответа на самом деле тут нет. Хотя, возможно, именно неспособность стопроцентно ответить ближе всего к нему и лежит. Морален ли я? — Чёрт его знает. Я пытаюсь быть, но мне ли судить обо себе? И насколько моё мнение обо себе ценно для меня?

Теперь оглянемся вокруг. В Украине идёт горячая дискуссия о лидерах — новых и старых. Их осматривают и оценивают со всех сторон, и правильно делают. Только дарёному коню в зубы не смотрят. Но я бы и ему взглянул. Но никто не задаётся вопросом: есть ли среди лидеров моральные авторитеты? Не те, кому мы просто доверяем технические решение социальных и экономических проблем страны, а те, чьи человеческие качества вызывают в нас восхищение и признание, даже если мы не согласны с их политикой, те, на которых не распространяется укоренившийся цинизм по отношению к стремящимся к власти?

Откуда им взяться? Если принять предположение, что мораль — нечто индивидуальное, личное, то она будет свойственна больше, скорее всего, людям из обществ, где преобладает частная собственность. Чем меньше ты экономически и социально зависишь от группы, тем более независим в своих суждениях. Одно дело — иметь свой хуторок или инженерную фирму, другое — зависеть от начисляемых тебе кем-то трудодней и субсидий. Одно дело — когда ты принимаешь решения и несешь за них последствия, другое — когда их принимают за тебя. Никто не в состоянии сделать за тебя моральный выбор. Но если его свести к тому — будешь ты вообще есть или нет, то это не особо и выбор, не так ли? Если тебя привести к выбору: иметь или не иметь, то это даже и не выбор. Поэтому разговоры о морали там, где нет прав частной собственности и экономика распределительная по сути, это буквально разговоры для бедных. Которым не до морали, честно говоря.

Поэтому, когда я очередной раз слышу, что нам нужна своя украинская держава, я хочу знать, будет ли это держава моральной? «Держава превыше всего»- очень странный лозунг: превыше человека, превыше истины, превыше морали? Держава — это общее понятие. Она может быть авторитарной, демократической, республикой, монархией, феодальной, аграрной, пост-индустриальной и прочая, и прочая. Это всё подпадает под определение державы. Но должна ли быть она моральной, — такой, в которой решения будут приниматься не только из тактических и стратегических соображений, но также из моральных.

На самом деле, нет ничего более стратегического, чем мораль. Если вы не собираетесь через поколение-другое разбирать завалы дерьма, наваленные сегодняшними решениями, принятыми на скорую руку, чтобы заткнуть дырки ветхого корабля государственности или почесать историческую гордость за деяния предков, о которых вы сами толком не знаете, вы подойдёте к стратегии с точки зрения морали. Потому что противоречия, созданные аморальной политикой, имеют свойство длиться до своего полного разрешения. Последствия рабства в США, последствия европейского колониализма, да что там, поведение буквально всех российских режимов в отношении к Украине, — это всё примеры торжества практичности над моралью, пользы над порядочностью, поставленной цели над ценой её достижения; последствия всего того, что держалось на насилии и страхе, потому что без морального авторитета никаких других методов воздействия на человека не остаётся. И принимая те или иные решения, стоит задумываться: а не закладываем ли мы тем самым бомбы замедленного действия, которые непременно рванут через какое-то время? Отвергая те или иные исторические аспекты, не выплёскиваем ли мы с мутной водой прошлого и ребёнка будущего? Это моральные дилеммы, на которые ответить непросто, но необходимо. Потому что от ответа зависит жизнь страны и общества.

К сожалению, нам свойственно путать мораль, как внутреннюю нравственную установку, с морализаторством — проецированием наших личных понятий на других. Вопрос даже не том, какие понятия лучше или хуже. Морализаторство просто перекладывает моральную ответственность на других. Отсюда это вечное брюзжание о неприличном поведении молодёжи, о неправильных гражданах и хреновых властях.

Лучшее, что мне довелось слышать из этого брюзжания, была реакция, лет так 30 тому назад, пожилой женщины на аморальное поведение 18-летней соседки: «Встретила Свету сейчас. Идёт по улице, спину выпрямила, груди торчат — позорище, противно даже смотреть!» И по-своему она была права, ведь открытая молодая сексуальность может возбудить мужчин, которые, — онижедети — за себя никогда не отвечают.

Обвинять других в отсутствии морали — аморально. Вот помочь им обрести моральность — другое дело. А сделать это возможно лишь убрав человека из группы, дав ему возможность осознать себя в первую очередь личностью, а уже потом членом рода, племени, этноса, социального класса или нации.

К счастью, сегодняшняя постмодернистская, постморальная раздробленность — необходимый и неизбежный этап становления морального общества. Подумайте, ведь примерно до 1960-х годов мораль могли себе позволить редкие единицы. Людей стискивали в рамки классов и наций, заставляли мыслить великими переломами и отождествлять себя с эпохами. «Я говорю с эпохою,» — утверждал даже Мандельштам, на редкость индивидуальный поэт. Моя 88-летняя бабка, за которой особого политического багажа не водилось, тем не менее, решив, что умирает, просила передать Чеканскому — старому большевику, который был единственным мужчиной старше семидесяти на целый квартал, — что она “не балласт!”. Я сомневаюсь, что в свой смертный час я, как и вы, озабочусь своим вкладом в общее дело по изменению эпох. Мы мыслим другими категориями, потому что имеем возможность не принадлежать к группам, а если и вступаем в ряды, то от души, за деньги или для прикола.

Потому мне кажется, что современный национализм немного неискренний, — больше косплей, чем идеология, мало отличающийся от фанатов футбольного клуба, где обязательно иметь правильно раскрашенный клубный мерчандайз и помнить пару-другую речёвок, зато в футболе разбираться необязательно. Обязательно болеть за свою команду, независимо от её показателей и уровня игры, что прекрасно и доходно для профессионального спорта и губительно для обществ и стран, где имеется реальная экономика, где голой верой ( в смысле убеждением, а не девушкой) мало что можно изменить и улучшить.

Но у каждого из нас сейчас есть возможность иметь собственное мнение и его публично высказывать, чего еще лет 25 назад просто не было. А значит, что за такое короткое время — одно поколение — ещё не создалась критическая масса понимания ответственности за своё мнение, слова и действия. Люди по привычке прячутся за спинами своих групп и пытаются говорить от имени группы, а не от себя. Им кажется, что повторяя утверждения других, они избегают личной ответственности за последствия. И только когда человек поймёт, что в настоящее время всё, что он говорит и делает, является его личным, индивидуальным действием и он лично отвечает за последствия даже шутки, только тогда он станет человеком ответственным, человеком моральным, homo moralis.

 Сегодня просто нет объективных причин для социальных, политических и экономических кризисов, которые развёртываются перед нашими глазами. Мы живём в самый благополучный период человеческой истории. Всё, что требуется, это новые моральные лидеры, способные подняться над групповым трайбализмом, постоянно ищущим конфронтации, и обратиться ко всем и каждому и создать условия для превращения общества потребления в общество морали. Потому что мы наконец-то можем себе это позволить!

Аминь!

Подписывайтесь на канал «Хвилі» в Telegram, страницу «Хвилі» в Facebook.