Пропагандистские гибриды, возникшие в контексте гибридной войны России с Украиной

Что такое гибрид в данном случае войны? Это неадекватное сочетание физического, информационного и виртуального пространств. Наиболее часто с ним имеют дело пропаганда и военные, у последних есть, к примеру, понятие маскировки, работающее в физическом пространстве. Гибридная война переносит этот же метод также и в информационное, и в виртуальное пространства.

Управление поведением противника создает возможность толкать его к действиям, которые выгодны атакующей стороне. Можно отметить применение именно этого правила в крымской ситуации.

«Зеленые человечки» обладали физическими параметрами военного, включая автомат, но не имели знаков отличия. Причем в добавление к этому на уровне виртуального пространства их подавали как самых миролюбивых в мире, отсюда еще одно обозначение — «вежливые люди».

При захвате зданий российский спецназ еще одевался крымским «беркутом». Это снова один реальный физический объект подменяется другим, что называется действовать под чужим флагом.

Выведение военнослужащими при наступлению на украинскую воинскую часть перед собой женщин и детей, принадлежащих семьям тех, кто служит там, направлено на блокировку стрельбы со стороны атакуемой стороны. Это снова как бы одевание на себя мирной маски, поскольку них никто стрелять не будет.

Казаки и другие добровольцы также хотя бы наполовину воспринимаются как мирное население, в которое будут стрелять, только если они первыми откроют огонь.

Во всех этих случаях право первого удара все время остается за атакующей стороной. Она все время закрывалась, создавая свое непрямое присутствие.

Со времен первой мировой войны известно, что самым большим преступлением являются военные действия против гражданского населения: стариков, женщин и детей. Такие же действия против военных другой стороны не является стрессовым для общественного мнения.

Если своя миссия подавалась как миролюбивая, как ответ на «просьбу трудящихся», то для мотивации такой просьбы следовало выстроить образ «врага», который представлял такую опасность как для населения атакуемой стороны, так и для населения атакующей стороны.

ХХ столетие имело множество примеров, когда целые страны внезапно становились врагами по политическим или национальным характеристкам. Удачная пропаганда в этом случае несла в результате единение страны-агрессора перед декларируемой опасностью.

Достаточно активно употребляемые на первом этапе крымской кампании такие обозначения, как «фашисты», «неонацисты», «бандеровцы», «хунта», «каратели» свою гибридность проявляют в том, что понятия из другой конкретной исторической эпохи применялись по отношению к объектам сегодняшнего дня. Кстати, в интернете даже сегодня можно встретить «нацисты» по отношению к Украине.

На уровне виртуальном их статус можно обозначить современным понятием «монстры», что вызывает естестественную реакцию населения по поддержке той борьбы, которую ведет против них атакующая сторона. Кстати, «фашисты» и «неонацисты» как пропагандистский тип были хорошо апробированы до этого в моменты пропагандистских операций России против стран Балтии. Об этом рассказывали десятки телесюжетов чуть ли не ежегодно. Можно вспомнить фразу Ю. Лужкова в рамках одной из таких кампаний: «Купи латвийские шпроты, поддержи ветерана СС». Так что все это было использованием апробированной реакции, которая не знает исключений.

При этом более постоянным фоном для подобных действий был анти-американизм и анти-западная линия во внутренней политике, которая только усилилась при появлении санкций Запада.

Как происходит становление подобной пропагандистской системы? Можно обнаружить несколько закономерностей. Мы видим, что в систематике пропаганды восприятие некоторых характеристик описываемого ею объектов усиливается, а некоторых, наоборот, замедляется. Это связано с тем, что пропаганда направлена на изменение реальности в угоду политическим задачам. Например, “мирный” характер “зеленых человечков” максимально поддерживается, “злодеяния” украинских вооруженных сил транслируются. Даже когда их нет, в действия вступают новости-фейки, например, фотографии последствий бомардировки, взятые из другой точки мира, но иллюстрирующие якобы события на Донбассе. Цели пропаганды побеждают цели объективного информирования, свойственного в норме журналистике.

В пропагандистской системе, которая накладывается на реальность, трансформируя ее в нужном для пропагандиста направлении, выделяется “ядро”, от которого задаются как внутренние (центрированные вокруг данного “ядра”) и внешние (по отношению к другому “ядру”) связи.

Центральным ядром выстроенной пропагандистской коммуникации было понятие “фашистов” по отношению к властям и действиям в Украине. Во-первых, оно легко трансформировалось в типы действий, например, “каратели” как обозначение вооруженных сил Украины, тем самым дискредитировавшим любую их деятельность. Во-вторых, оно легко противопоставлялось другому ядру, опиравшемуся на историю. Это ядро ”победители” (от “мы победили фашизм). В результате образовывалась схема “победители” против “фашистов”. При предъявлении такой схемы массовому сознанию, оно автоматически выбирает для себя роль “победителей”.

Соответственно выстраивается работ СМИ. Они тиражируют информацию о событиях, которые подтверждают “ядерную” информацию, откидывая любые другие факты, поскольку они не соответствуют пропагандистской схеме. Например, получит распространение информация о взрывах Одессе и Харькове или на складах оружия, но не возникнет информация о том, что украинский школьник назван гением из-за его изобретения или о победе на олимпиаде по математике команды украинских школьников. Назовем этот процесс параллельным информированием, когда на пропагандистские цели работает все описание трансформированной реальности, а не только ее ключевые точки.

Пропагандистская сетка, наложенная на мир, имеет как свои ядерные понятия, так и свои способы информирования. Порождение нужного типа информации вызывает к жизни иных специалистов. С одной стороны, это журналисты и журналистика фейков, с другой, возникает потребность в удержании внимания за пределами “рабочего” времени, за пределами узкой прослойки новостей. Речь идет о вечерних ток-шоу на центральных российских каналах, которые вели Д. Киселев, В. Соловьев и другие.

Закрепление новостной информации потребовало ее тщательного “пережевывания”. Ток-шоу запускает ту же пропагандистскую информацию, но уже устами экспертов, которые не просто ее повторяют, они находят новые доказательства “ядерной” информации. Они являются своеобразными ее верификаторами и толкователями.

Эксперты совмещают к себе две важные характеристики. С одной стороны, они должны быть либо узнаваемыми личностями, отсюда целая череда актеров, писателей, эстрадных певцов, которые “клеймили” Украину, легко став специалитами. С другой, они являются либо реальными специалистами по данной проблеме, что подкрепляется опытом предыдущей работы, либо специалистами сразу во всем, в такой роли выступают современные политологи.

Особое внимание уделялось при этом появлявшимся на экранах представителям Украины. Интересно, что большая их часть вообще не была известна Украине, хотя их представляли как известных украинских политологов. Именно они доказывали неправильность действий украинской стороны. Те же, кто высказывал “не ту” точку зрения, попадали под жесткий прессинг ведущих, не позволявших им нарушать нужную “мелодию” передачи. Как правило, в данном случае это были те, чьи имена были известны в Украине.

Одновременно можно увидеть еще одну функцию ток-шоу — это управляемое обсуждение акцентируемой проблемы, которое заменяет возможный вариант такого обсуждения вне контроля в кругу семьи. Ток-шоу забирали время и внимание, создавая суррогат домашнего обсуждения, которое лежит вне контроля государства. А так всегда был закономерный вариант обсуждения в виде осуждения. А обсуждение-осуждение совсем другой жанр, чем обсуждение-информирование. И вообще на разговоры между собой у людей просто не было времени, ведь в этот период шел бесконечный политический телесериал о неправильной Украине.

При этом ежедневный объем информации об Украине перекрывал объем информации, который россияне получали о своей стране. И это вновь говорит о сложной пропагандистской системе, которая была задействована в эти дни, поскольку Украина выступила в роли темы, которая увела от обсуждения внутренних российских проблем. Подобная задача часто присутствует во внутренней политике.

Просто так выйти из пропагандистского “капкана” нельзя. Поэтому очень кстати подвернулась ситуация военной операции в Сирии, где даже залпы Калибрами были проведены в день рождения В. Путина, что вновь почеркивает то, насколько все в этом мире подчинено политике, а не реальности. Важно то, что удерживает в нужных рамках политико-пропагандистскую систему. Мы воспользовались этим термином, поскольку пропаганда не возникает сама по себе, являясь реализацией политики, ответом на послатвенные политикой задачи.

Описанная система позволяет контролировать общественное мнение, дискурсы и поведение по отношению к достаточно узкому фрагменту реальности. Однако внимание к нему определялось тем, что он позволяет одновременно доказать населению правильность проводимой политики первых лиц России не только за ее пределами, но и внутри страны. Доказательство неправильности “там” одновременно говорит о правильности “здесь”.

Все это во многом напоминает подход советской пропаганды, громившей в свое время американский империализм. Он тоже имел этот аспект поддержки внутреннего состояния своей собственной страны, хотя она при этом и не упоминалась. Возникает нечто вроде следующего правила: ругая чужое, мы поднимаем тем самым свое. Это предполагает то, что если мы ругаем за что-то других, то тем самым у нас подобного нет.

Телевизионные технологии превзошли все, что имелось до сих пор в распоряжении властей. Именно они позволяют выстраивать новые иерархии друзей и врагов по аналогии с телесериалами. Они могут удерживать внимание телезрителей достаточно долго.

Все вышесказанное демонстрирует, что пропаганда остается жить в этом мире, она никуда не ушла. Ее вызывают к жизни как необходимость экстренных внешних кампаний, так и потребность в постоянном освещении внутренней жизни страны, учитывая ее коррекцию.